"Гвоздарь говорил, артефакты поверх кручи возят. Железо было, и доспех, и оружие, и кости. Подчас гнусь какую. Истекшей ночью у целительницы кровь свернулась, и настои в плесень ушли, солонина пожухла, как и грязь на дороге. Нехорошая была ночь, деревья шагнули вперед, у мальцов когти повыскакивали, балакают, видели в округе блаженного, но кто, когда и где - неявственно. Решил уразуметь".
И строчкой ниже:
"Не уразумел. Бабские байки. Воротился на тропу Висельника. Подъем к востоку. Хладный ветер, утешился овечьей верюгой".
Сразу видно, как весело проводили время на заре тихой эпохи, особенно порадовало "утешение от овечьей верюги".
- Не понимаю, - я покачала головой, ничего крамольного при всем желании из текста не выжмешь.
- И не поймешь, - ответил мальчик.
- Хватит строить умника, - рявкнула Пашка. - Станешь книгочеем - тогда и нос задирай, а сейчас как бы ни укоротили.
- Он не книгочей, - сказал Мартын. - Он визирг.
Вот что казалось мне таким неправильным в этом ребенке - он не вел себя, как ребенок, не сидел, как ребенок, не говорил, как ребенок. Душа человека, получившая шанс прожить еще одну жизнь в маленьком беззащитном теле. И не просто человека, а очень и очень умного человека.
- Расскажите нам, - попросил молодой целитель, сразу переходя на "вы".
Атмосфера в комнате изменилась. Пришедшие приструнить хулигана взрослые превратились в просителей.
- Расскажу, - черные глаза мигнули. - В обмен на услугу.
- Какую? - змея, как и любая другая нечисть, не любила быть обязанной.
- Смертельную, - парень сжал кулаки, - Вы должны убить меня.
- Ищи дураков, - разозлилась Пашка, хвост в очередной раз поднялся и, подрагивая, замер, прерывая монотонный перестук по доскам пола. - Схватиться с хранительницей и уйти следом? Я пас. Вон, иди башку о стену разбей или с крыши спрыгни.
- Охраняющая не придет, - холод собственных слов царапал горло. - Filii de terra не видит своих подопечных, магия острова читает вот здесь, - я дотронулась пальцем до виска. - Здесь, в голове, он более чем взрослый.
- Верно. Я прошел сюда с группой. Земля детей не открылась бы перед визиргом, - мальчишка вздохнул. - Я прожил хорошую жизнь, похоронил жену, а потом мои дети похоронили меня. Этого, - он указал на свою грудь, - не просил, не искал правды о мире, о пределах и стежках. Мне не нужна вечность в теле ребенка, который никогда не вырастет. Мне не нужен второй шанс, у меня все получилось с первого, - мальчик встал и посмотрел снизу вверх на змею, - Неважно как это будет: яд нелюдя или магия целителя. Хранительница не придет на зов, даже если вы размотаете мои кишки по комнате. Сделка. Смерть за информацию, - он протянул руку Мартыну.
Я знала, что мы должны отказаться. Знала, но промолчала. Я могла понять желание уйти из нашей тили-мили-тряндии, уйти дальше вслед за теми, кого уже не вернуть, а не остаться навсегда ребенком.
Тело, в которое вселяют чужую душу, теряет способность к развитию и не подвержено изменениями. Этот мальчик никогда не вырастет, никогда не постареет и никогда не умрет. Его убьют. Может, через день, а может, через века. Визирг просто предлагает сократить этот срок.
Но понимать это одно, а принять - совсем другое, особенно если речь шла о смерти. Человек внутри меня это знал. Но молчал.
- Информацию за смерть, - молодой целитель пожал детскую ладошку. - Сделка.
Мальчишка облегченно выдохнул. Впервые с того момента, как мы вошли, на бесстрастном детском лице появились эмоции и губы чуть раздвинулись в улыбке.
- Информация, - сразу стал выполнять свою часть обязательств визирг. - Тур Бегущий исходил Бурый или, как говорят люди, Уральский хребет вдоль и поперек, иногда спускался на равнины. Здесь описан один случай из многих, - тонкая рука указала на дневник. - Две стёжки у подножия Сосновой. Вепрева пустошь - глухой угол на двадцать дворов, где "никоих следов ушедших тута сродясь не видавши". И перевалочный пункт восточников, через который везут товары - "вломную клажу". Большая и маленькая стежки. Так почему, Тур, спустившись с гор, прошел мимо широкого Подгорного к махонькой Пустоши?
- Восточная стёжка чуть в стороне, - пожал плечами Мартын.
- Ответ неверен, - строго сказал визирг. - Тур спустился, заночевал в Пустоши и вернулся по своим следам: "Подумавши, решил вертаться на тропу Висельника тем же ладом". А там, здравствуй, низшие, еще одна стежка, которую он умудрился не заметить, когда шел в первый раз. Подвий, что шел с закрытыми глазами?
- Он не знал, что там стежка. Может, не видел, не чувствовал или не обратил внимания, - предположила я. - Тысячи шагов, легко пройти мимо.
- Ответ неверен, - повторил мальчик.
- Человек мог, но не нечистый, - фыркнула явидь. - Мы никогда не проходим мимо. Он нашел пустошь, но не смог унюхать более шумный и пахучий Нагонный? Бред.
- Следы, - дошло до меня. - Когда он шел в Пустошь, следов груза - "вломной клажи" - не было.
- А когда возвращался, были, оставленные "третьего дня". Но он провел на северной стёжке меньше двух суток. Как такое может быть? - удивилась змея.
- Очень просто, - ответил визирг. - Когда он шел туда, ни следов, ни стёжки в нашем мире не было.
- "Нехорошая была ночь", - пробормотал молодой целитель, забирая у меня книжку. - Свернувшаяся кровь, плесень в зельях, шагнувшие вперед деревья… Это не лес сдвинулся, это безвременье.
- Когти не выскакивают сами по себе, - добавила явидь. - Детей что-то напугало, что-то заставило их защищаться, пусть это было во сне.
- Еще они могли вырасти, - сказал мальчик. - Сколько времени отсутствовала стежка в нашем времени? А сколько прошло там, где они оказались? Кто знает.
- Нехорошая ночь, - повторил целитель. - Но не было ни слухов, ни разговоров?
- Точно. И не будет, - мальчик по-взрослому расправил плечи. - Мой хозяин велел уничтожить даже, - он указал на журнал, - упоминания.
- Хозяин? - переспросила Пашка.
- Не сам же я здесь появился, - визирг поджал губы.
А я подумала: раз исчезла стежка восточников, значит, Простой играл с одним из артефактов ушедших.
- Не думаю, что вам надо знать подробности, - добавил взрослый, запертый в тело мальчика.
- Согласна, - кивнула явидь.
- Информация за смерть, моя часть сделки выполнена!
Я вздрогнула, ощутив на плечах тяжесть решения, с которым молчаливо согласилась.
- Ольга, выйди, - скомандовала змея.
Я знала: мне не остановить то, что должно произойти. И это знание требовало присутствия в этой комнате здесь и сейчас. Надо перестать прятать голову в песок. Остаться и посмотреть, как убьют ребенка, кого-то, кто выглядел, как ребенок. Но необходимость и желание редко идут рука об руку. Перспектива увидеть эту смерть привела меня в ужас. Явидь поняла это раньше всех. Поняла и отдала приказ, позволяя человеку еще раз отвернуться.
Я вышла, давая себе слово, что этот раз будет последним, что в следующий раз буду смотреть в лицо смерти наравне со всеми. Но в этот момент гордиться тем, что моя кровь чиста, не получалось.
Дети стояли там же, что и несколько минут назад, у корявого ствола березы. Алиса вытянулась в струнку, тело чуть подрагивало, ноздри трепетали, втягивая прохладный ночной воздух. Легенда Зимы чувствовала прошедшую в двух шагах смерть.
- Это был визирг, - не удержалась от упрека я.
Кровь демона не могла не опознать чужую душу в детском теле хотя бы потому, что всегда видела суть вещей, а не их обертку.
- Вы сами велели нам не лезть, - прозрачные глаза дочери сверкнули.
Справедливо, но я неуверена, что мне нравится такая справедливость.
- И еще не раз велим, - из распахнутых дверей корпуса выскользнула Пашка.
- Где книга? - спросил Марк.
- Визиргу велели ее уничтожить, - ушел от ответа вышедший следом целитель. Не вранье, но и неправда. Нечисть в совершенстве владеет мастерством недосказанности. Алиса сморщила носик, Мартын вроде и не лгал, но слишком уж выразительно оттопыривался задний карман его брюк, слишком яркой была желтая обложка.
Убийство много времени не заняло, и за это я была благодарна. Кто бы мог подумать, что наступит день, когда я скажу спасибо за смерть ребенка.
- Значит, вы ничего не узнали? - сына падальщика волновал результат, та ниточка, которая могла вернуть отца.
- Нет, - на этот раз молодой целитель ответил честно, - но мы идем туда, где можем узнать, - видя, как сверкнули безумной надеждой карие глаза, добавил. - Мы идем, а вы остаетесь.
- Но… - мальчишка дернулся.
- Предлагаю сделку, - Мартын с серьезным видом склонился к Марку, - я постараюсь вернуть наших отцов, а ты сохранишь то, что мы здесь оставим.
Парень захлопал глазами.
- Я оставляю здесь брата. Очень маленького беззащитного брата. Она, - кивок на змею, - сына. Ольга - дочь.
- Ага, - подтвердила Легенда Зимы, - очень маленькую и беззащитную дочь, - она выставила палец и полюбовалась на коготок. - Кстати, мама, носки у меня есть, а вот пилочка не помешает.
Я даже не стала укорять ее за подслушивание, бесполезно и как-то глупо. Чувство неловкости серой мышью заскреблось внутри. Моя дочь слышала, что Пашка говорила о Венике. И обо мне. Я не знала, как относиться к тем словам, и не могла представить, как отнеслась она. Но судя по улыбке, шокировать Легенду Зимы не удалось. Она не я. И слава Святым.
- Присмотри за ними, - словно не слыша Алису, продолжал Мартын и протянул Марку ладонь. - Сделка?
Мальчишка подумал и пожал руку целителя.
- Сделка.
Больше всего это походило на договор о намерениях, которые так любят заключать политики. Вроде все правильно, и в душе отклик находит, но исполнять никто не собирается. Одно слово "постараюсь" сводило на нет любые обязательства. Но сын Веника был еще слишком мал, чтобы понимать, насколько сильными могут быть неданные обещания.
- Я сейчас расплачусь, - нарушила торжественность момента Пашка. - Тебе не целителем, а вожатым в лагере для умственно отсталых детей работать.
2
Братья по артефакту
Я мало где бывала, мало путешествовала. Ездила в детские лагеря, но не дальше границы области, маме так и не удалось выбить нам путевку в легендарный Артек. Куда еще? Дом отдыха, пара экскурсий в Москву, к бабушке на Климовские карьеры, к брату в Переславль, тогда он еще работал, не пил и был жив. К сестре на другой континент не выбралась ни разу, не успела, ушла на стежку. То время вроде бы обычное, человеческое сейчас вспоминалось с теплом. Тогда я знала, кто я.
До Вепревой пустоши добирались верхом, по нашей тили-мили-тряндии не проложены железные дороги, да и никакие другие тоже. Вагон покачивался, колеса стучали, рельсы убегали вперед, иногда встречаясь с другими, иногда расходясь в разные стороны. Транссибирская магистраль, как свидетельствовал буклет, выданный в окошке кассы вместе с билетами, и который так и не поднялась выбросить рука, уходила на восток. Северный путь, как его еще назвали (поживешь на стежке, поневоле начнешь обращать внимания на такие обозначения), проходил через Москву, Ярославль, Данилов…
Я и забыла, каким успокаивающим может быть стук колес, и каким настойчивым многоголосый гомон продавцов беляшей, шариковых ручек и кроссвордов, которые вытеснили газеты. Мне вспоминались Северный край, Советский спорт, что всегда покупали серьезные дядьки в кепках, и разворачивали сидя на жестких сиденьях электричек.
Галич, Нея, Шарья…
Почти сутки до Екатеринбурга, города в голове той, что перепрыгнула несколько десятилетий, оставшийся по-прежнему Свердловском. Я так и сказала кассирше, покупая билеты, вызвав пару смешков за спиной, и надзирательную, но, к счастью, краткую тираду женщины. В сущности, она права. Слова человека не причинили боли, за ними не последовал рык и удар, приятное разнообразие.
Мы выкупили купе, и явидь проспала всю дорогу на верхней полке, открыв глаза дважды. Первый, когда к нам заглянула проводница с парой дежурных вопросов про белье и чай. Второй, когда я, обеспокоенная ее неподвижностью, встала и подняла руку, но коснуться матраса не успела.
- Оставь, - Сказал Мартын, - Она в спячке.
- Вижу, что спит, - распахнувшиеся медные глаза, в которых не было ни грана осмысленности, закрылись.
- Я сказал в спячке, - парень поднял голову от ноутбука. - Восстанавливает силы, неизвестно с чем придется столкнуться.
Глазов, Балезино, Первоуральск…
Города сменяли друг друга за окном, как хорошо сохранившиеся фотокарточки. Чем-то неуловимо похожие друг на друга здания вокзалов. Светлые стены, часто колонны и обязательно часы, большие и круглые, которые наверняка оглушительно тикали, если бы висели в помещении.
Я пялилась на серую хмарь за окном, считая верстовые столбы, и думала. Никогда раньше никогда так далеко от дома не забиралась. Ни в прошлой жизни, не в нынешней.
- Ольга, - потряс меня за плечо молодой целитель. - Слушайте…
Я захлопала глазами, понимая, что умудрилась заснуть сидя за столом, положив голову на руки. Небо за окном уже успело расцвести блеклыми красками зари, темные верхушки елей смотрелись упирающимися в небо пиками.
- Слушайте, - у парня в руках был так и "ненайденный" желтый дневник Тура Бегущего. Библиотека земли детей закрылась на неопределенное время. Я почему-то думала, что стяжатель последует за нами, вернее, за книгой, но Пашка и Мартын только пожимали плечами, как бы говоря, вот когда последует, тогда и будем думать.
- Почему ты обращаешься ко мне на "вы"? - я потерла глаза. - Собственно, ты один так делаешь.
- Вы же мать легенды Зимы, - он говорил это, как само собой разумеющееся, - Человеческая игрушка хозяина.
- Впервые слышу, чтобы слово "игрушка" произносили без пренебрежения. Давай на "ты", вроде вырос уже.
- Мне все равно, - отмахнулся парень, - лучше слушай, - и раскрыл дневник и нараспев прочитал, - Аже роздать душу демосу и заяти в долонь налокотыню павшего, ведати алафу велицею, али Навь кликнуть.
- "Роздать душу деймосу"? - я зевнула, - Тур был заложником?
- Не уверен, прямо он об этом не говорит, только рассуждает, пока ищет свой налокотник - "налокотыню павшего" чтобы получить великую "алафу".
- Или сдохнуть, - вспомнила я слова о Нави, - И как это нам поможет?
- Пока не знаю.
- Тогда я еще посплю?
- Не стоит, через полчаса прибываем.
За его спиной с верхней полки бесшумно спрыгнула Пашка.
Сутки в поезде и два с половиной часа в нашей тили-мили-тряндии. Время штука странная. Люди - разгоняющие нашего мира, у них оно несется так, что иногда становится страшно, зато в глубине время концентрируется, сгущается как сироп, и способно вместить в один день с десяток человеческих. Так мы и отстаем, так и теряемся, когда за три года проходит три десятка и эра черно-белого телевидения сменяется цифровым, а люди начинают говорить так, словно выучили другой язык.
Екатеринбурга я толком не увидела. Это беда всех путешественников, которые чаще запоминают залы ожидания и электронные табло, чем парки и храмы.
Мудрить не стали, взяли на вокзале частника согласившегося отвезти нас в Пустошь. Вернее, в точку на карте, что Март указал высокому мужчине, водившему совсем невысокую ладу.
Города бывают разными ажурными и тяжелыми, открытыми, и похожими на лабиринт. Первый эпитет, который пришел на ум, пока я разглядывала широкие улицы и светлые здания сквозь автомобильное стекло, это - основательный. Не знаю уж почему.
- Уверен, что переход там? - спросила в пол голоса Явидь, - Откуда ты вообще знаешь?
- Прогуглил - усмехнулся Март, указывая на ноутбук, змея фыркнула, - Почти правда, - парень повернулся с переднего сиденья, - Восточное Подгорное внесено в реестр стежек, и все что рядом тоже. Парни стараются, скоро все оцифруют.
Я позволила себе легкую улыбку, безуспешно пытаясь скрыть недоверие. Да, я научилась пользоваться техникой, компьютерами и интернетом, но не научилась доверять им. Каждый раз, заглядывая в экран планшета, я ожидала, что информация исчезнет, тот очередной кусок знаний, который смогло отгрызть новое поколение нечисти.
Водитель запросил за вояж хорошую, как минимум завышенную вдвое, цену. Я на его месте, собираясь отвезти трех чудиков неизвестно куда, точно бы завысила, но потом, подумав, еще и умножила на три. А когда привезла на место и получила отрицательный ответ на вопрос об ожидании, как и он, быстренько бы уехала, оставив ненормальных мерзнуть на ветру.
Вепрева пустошь встретила нас промозглым дождем, и бурными, разжиревшими от талой воды ручьями, сходившими со склонов. Если на равнине весна уже согрела землю теплом, пробуждая деревья и мелкое зверье, то здесь в предгорьях Урала еще только сошел снег.
Вокруг, насколько хватало глаз, простирались холмы, пологие склоны, поросшие лесом, начинались сразу за нашими спинами и шли до самого горизонта. И ни одного поселения. В обычном мире Вепревой пустоши не существовало.
Хотя чуть более трехсот лет назад по внешнему кругу Пустошь была вписана в церковные ведомости людей, но до строительства прихода дело не дошло. Просуществовав менее сезона по внутреннему кругу, поселение исчезло, будто бы выкошенное чумой. Так ли это на самом деле проверять не стали.
Но Пустошь все еще была там внизу, в глубине мира.
Тропа, уходившая в неглубокий заполненный туманом овраг начиналась метрах в пятидесяти от того места, где нас высадил водила. На вид обычная тропа, спускающаяся в обычный овраг и почти сразу поднимающаяся, сколько таких на просторах страны, и не сосчитать. Только есть тропы, на которые лучше не вставать, лучше повернуть назад. Вспомнив, что не выключил дома утюг, не запер дверь, не налил коту молока, что угодно лучше, чем пройти по стежке до конца.
По ногам пополз холод, в животе привычно натянулась тревожная струна ожидания. В голове поселился шепот чужих мыслей, которые так легко принять за собственные, и побежать куда глаза глядят, или еще дальше.
Я шла сразу за молодым целителем, замыкала цепочку из трех человек бесшумная явидь. На спине парня подпрыгивал черный рюкзак. На нем я и сосредоточилась. На рельефных швах, на грубой плотной ткани, на чуть поблескивающих молниях. Смотрела и не позволяла голосам приблизиться. А они говорили, уговаривали, угрожали. Но идти, видя перед собой спину Мартына, и знать, что позади неслышно скользит Пашка гораздо проще, чем в одиночку. Мои спутники крепче людей, они не дадут мне сойти со стежки и броситься в безвременье. Это знание, эта уверенность вела за собой не хуже поводка. Я знала, что пройду.
Переход остался за спиной в считаные минуты, пугающие голоса в голове затихли, дурацкие мысли развеялись, как исчезает по утру кошмар, и, оглядываясь назад, ты не понимаешь, почему хотел убежать, закричать и проснуться.