Возможно, Вероника права, и кто-то на самом деле стоит у плотника за спиной. Ну что ж, это не так сложно будет выяснить. Залесский не любил использовать силовые методы в борьбе с конкурентами, но если речь пойдет о безопасности его семьи, то он не станет выбирать средства для защиты. И тем более считаться с какой-то мелкой сошкой, путающейся под ногами. Зачем проводить дорогостоящее расследование, когда хватит пары часов и двух профессионалов, чтобы выяснить, причастен плотник к неудачам его проекта или нет? Даже если он и не имеет к этому отношения, этих двух часов будет вполне достаточно для того, чтобы он навсегда запомнил, что нельзя подходить к покупателям, и с радостью согласился продать свой домик "Сфинксу".
Густые сумерки окутали долину, над теплой землей стелился туман – майские ночи оставались прохладными. Залесскому показалось, что в этом тумане, поднимающемся ему до колен, может прятаться неведомая опасность, настолько он был густым, Алексей не видел даже собственных щиколоток. Во влажном воздухе звуки разносятся далеко, и на полпути к дому он внезапно услышал отчетливый всхлипывающий звук. Залесский остановился и прислушался – шагах в пятидесяти от него тихо плакал ребенок. Долина – пустынное место, единственный ребенок, который тут находился – сын плотника. Но, судя по голосу, это дитя было слегка помладше, лет четырех-пяти.
Конечно, ребенок мог заблудиться, наверняка в поселок к концу мая понаехало немало дачников, в том числе с детьми. Залесский свернул с асфальтовой дорожки и направился в сторону плачущего чада.
– Эй, малыш! – позвал он. Плач смолк, но ответа он не услышал.
Он прошел еще немного, и услышал детский голос чуть дальше и в стороне от того места, к которому двигался. Это из-за тумана – в тумане трудно определить направление, откуда идет звук. Да и расстояние оценить можно неправильно.
– Малыш! – снова крикнул он, но только тихий плач был ему ответом.
Возможно, ребенок боится, и не верит, что к нему идет его спаситель. Хочет спрятаться, но перестать плакать не может. Наверное, не стоит кричать, можно напугать его еще сильней.
Залесский перешел через мост и шагнул на соседний с его домом участок. Туман здесь поднимался выше, чем над асфальтом, и он опасался, что пройдет мимо ребенка и не заметит его. Плач раздавался на другой стороне будущего двора, у самого леса. Но едва он приблизился к этому месту, так сразу понял, что снова ошибся с направлением – проклятый туман – идти надо дальше и левей. А может, ребенок испугался и пытается убежать? Может быть, надо успокоить его?
– Эй, малыш! Не бойся! Я тебя не обижу! – крикнул Залесский, ускоряя шаг, – я отведу тебя домой!
Прозвучало это несколько фальшиво, ему хотелось вложить в свои слова искреннее участие, и он немного переиграл. Не удивительно, что плач отдалился от него снова.
Залесский обогнул свой забор и оказался на опушке леса. Детский голосок слышался в глубине густого ельника. Ну что ж, по крайней мере, в лесу нет тумана. Он пересек мшистую опушку, глубоко погружаясь спортивными тапками в мягкие кочки, и слегка промочил ноги. Зато под елями было сухо – землю устилал сплошной ковер высохших игл, такой густой, что сквозь него не пробивалось ни одной травинки. Колючие лапы опускались к самой земле, приходилось не только раздвигать их руками, но и перешагивать через особенно толстые нижние сучья.
– Послушай, малыш! Не бойся меня! Не убегай! Ты можешь заблудиться.
Залесский отлично знал, что лес этот тянется вперед на много километров, и, попав в него, ребенок может заблудиться и погибнуть. И ему совсем не хотелось своей неосторожностью послужить причиной трагедии. Он пошел быстрей, продираясь сквозь ельник боком и спотыкаясь о низкие ветви и выпуклые, изогнутые корни. Если в долине стояли густые сумерки, то в лесу уже стемнело. Если ребенок замолчит, то у него не останется ни единого шанса найти его в этих колючих зарослях.
И тут плач и впрямь смолк. Залесский остановился, прислушиваясь.
– Малыш! – позвал он как только мог ласково, – малыш, где ты? Не бойся!
Вокруг было тихо. Совершенно тихо, неестественно тихо.
– Малыш! Отзовись, я потерял тебя!
Неожиданно в темноте, внизу, между еловых веток мелькнула тень, и Залесский обрадовался было, но тень повернула голову в его сторону, и взгляд его уперся в две светящиеся зеленые точки. Его окатила волна ни с чем не сравнимого страха – липкого и тошнотворного. Ноги приросли к земле, и дыхание оборвалось. Между тем нечто с горящими глазами, стоящее перед ним на четвереньках, медленно выпрямилось и поднялось в полный рост. Огромный рост.
– Это хорошо, что ты любишь детей, – прорычала вытянутая клыкастая пасть прямо ему в лицо. Длинные руки раскинулись в стороны, опираясь на два ствола, как будто перегораживая дорогу. Человеческие руки. Залесский открыл рот и не смог выдавить из себя ни звука. Чудовище походило на медведя, поднявшегося на задние лапы, только морда больше напоминала волчью. И на ногах у него были надеты самые настоящие лапти. Только в ту минуту забавным это Залесскому вовсе не показалось.
Чудовище выбросило руку вперед и цепко ухватило его за кадык. Залесский попытался крикнуть, но из горла вырвался только сдавленный хрип.
– Никто не услышит твоих криков, – медленно проговорило чудовище, – и никто не придет тебе на помощь.
Залесский, задыхаясь, вцепился в его руку, пытаясь освободиться, но силища в ней была нечеловеческая. Рука была холодной и гладкой как корень дерева. И такой же твердой. Залесский почувствовал, что задыхается, страх смерти заставил его забиться изо всех сил, но рука приподняла его над землей как игрушку, обхватив горло под подбородком. Он успел вдохнуть, но понял, что еще немного, и шейные позвонки не выдержат веса его грузного тела и переломятся, как прут. От боли и ужаса из глаз побежали слезы, он захрипел, пытаясь попросить о пощаде, но не смог издать ни одного членораздельного звука.
– Ну что? – чудовище притянуло его лицо к своей морде, – по-моему, разговор у нас получается.
Залесский снова захрипел, болтаясь на могучей руке как тряпичная кукла.
– Вот и отлично. Повторяй за мной и запоминай хорошенько. Я никогда…
Залесский попытался выжать из себя эти два слова, изо всех сил ворочая языком, но услышал только жалкий сип.
– Хорошо. …не причиню зла…
Залесский попробовал повторить и это, задыхаясь.
– Молодец. …хозяину избушки.
– Хозяину избушки… – прошамкал Залесский, потому что чудовище ослабило хватку и опустило его на землю. Если бы оно не сделало этого, он бы задохнулся.
– Я доволен.
Рука разжалась, и Залесский мешком повалился к его ногам, хрипя, кашляя и размазывая слезы по лицу.
– Ты понял, что ты сейчас сказал? – чудовище опустилось на четвереньки, пригнуло голову и пристально посмотрело ему в глаза, – ну-ка повтори на всякий случай.
– Я никогда… – глотая слюну, хрипло и торопливо начал Залесский, – не причиню зла хозяину избушки.
Он всхлипнул и прижался к земле как можно теснее.
– Заметь, я не требую от тебя ничего невозможного. Свои участки ты все равно не продашь. А теперь – прочь отсюда! Ну?
– Да, – Залесский боялся поверить, что его прогоняют, и не собираются убивать, – я сейчас… Я сейчас…
Он неловко поднялся на четвереньки – конечности плохо слушались. От страха, что чудовище может передумать и остановить его, из глаз с новой силой побежали слезы. Он отполз на пару шагов назад, выпрямился, цепляясь за еловые сучья, и побежал к долине, не разбирая дороги. Дважды споткнулся и упал, рывком поднялся, и побежал снова, боясь оглянуться. Ему все время казалось, что чудовище гонится за ним на четвереньках, загребая землю человеческими руками, и от этого видения волосы шевелились у него на голове.
Он остановился только когда уперся в собственный высокий забор, тяжело дыша, всхлипывая и дрожа всем телом. Что это было? Как такое могло с ним произойти? То, что набросилось на него в лесу, не могло быть человеком. Не бывает людей ни такого роста, ни такой силы. Может быть, он сходит с ума?
Надо сесть, успокоиться и подумать. Только не здесь. Здесь – слишком опасно. Но не возвращаться же домой в таком состоянии и в таком виде? Что он скажет Веронике? Что в лесу на него напало чудовище и чуть не задушило?
Залесский медленно побрел на трясущихся ногах вдоль забора, опираясь на него рукой, чтобы не упасть. Что это было? Как он мог настолько потерять самообладание? Но кто бы не потерял его в такой ситуации? Нет, он никому не расскажет о происшедшем, иначе его примут за ненормального. Но то, что прячется в лесу – опасно, очень опасно. Он не станет пренебрегать опасностью. Это чудище хочет, чтобы он не трогал плотника? Только и всего? Пусть плотник живет, не так уж сильно он и мешает. В конце концов, пусть ремонтирует избушку, может быть, она перестанет быть такой уродливой. Пусть рубит свои замечательные дома спокойно, на нем можно заработать еще немало денег. Зачем создавать проблемы там, где их можно избежать?
Он сел на землю у калитки и как следует вытер лицо носовым платком. Если Веронике не нравится плотник, это еще не повод расправляться с ним столь грубо и жестоко. Может быть, все еще утрясется само собой. Может быть, он сам согласится продать избушку, когда хорошенько подумает. А если не согласится – то Залесский сэкономит на этом немалую сумму, что тоже не может не радовать. Нет, снос избушки – блажь, которую его жена вбила себе в голову, без этого вполне можно обойтись.
Залесский долго ждал, пока уймется дрожь. Но едва вспоминал горящие в темноте глаза и оскаленную звериную пасть, говорящую человеческим голосом, его снова охватывала паника, и в животе скручивался тугой комок, заставляя его сгибаться и прижимать колени к подбородку. Не думать, об этом просто не стоит задумываться, чтобы не сойти с ума. Принять все как есть и больше никогда об этом не вспоминать.
Он вернулся в дом, когда Вероника уже спала, поэтому ему не пришлось объяснять, почему он так жалко выглядит. А на следующее утро проснулся в твердой уверенности, что ему приснился нехороший сон, не более чем. Ведь не может человек в здравом уме верить в лесных чудовищ, нападающих на людей.
Залесский недолго размышлял о своем отношении к плотнику – утром, как это обычно и бывает, все его беспочвенные подозрения рассеялись. Зато появилась очень важная и продуктивная мысль: если с плотником поссориться, кто будет рубить дома, которые являются главным козырем при продаже участков?
Стоило посмотреть правде в глаза – никакой плотник, будь он семи пядей во лбу, не может повлиять на продажу участков. Здесь произошла какая-то странная ошибка, и произошла, скорей всего, еще на стадии проектирования и привлечения инвестиций. Что он мог сделать не так? Чего не предусмотрел? Никто из клиентов не назвал по-настоящему веской причины отказа от покупки, но эта причина была, наверняка была. Ее не могло не быть. Может, он просчитался, и элитная застройка в такой близости от дачного поселка не вызывает у состоятельных людей интереса? Или их волнует удаленность от города?
Ведь все остальное сделано безупречно. Чудесное место, с первого взгляда вызывающее восхищение, густой лес, широкая глубокая река – гораздо лучше, чем мелкий и грязный залив и ничуть не хуже озер на севере области. И всего в двух шагах от участков.
Залесскому казалось, что лучшего проекта он еще ни разу не создавал, он возился с ним, как с любимым детищем, два года остальные дела спихивал на подчиненных, самостоятельно контролируя проблемы долины. Он был уверен в успехе, он ни секунды не сомневался в том, что продаст все участки за месяц, максимум – за полтора. Но прошло уже два месяца с начала первых просмотров, а ни одной сделки еще не состоялось. В начале апреля, когда вокруг лежал снег, это можно было объяснить, но в мае, когда долина имеет наиболее "товарный" вид?
Детская обида мучила Залесского, он пока не размышлял всерьез о том, как будет объясняться с инвесторами (хотя подумать об этом стоило, и немедленно), ему было жаль, что его великолепно осуществленный замысел никто не оценил по достоинству. Никто не хочет жить здесь, в то время как ни в один проект он не вкладывал столько фантазии, труда и любви. И денег.
Алексей два дня был мрачнее тучи, и Ника, как бы спокойно рядом с ним себя не чувствовала, еле дождалась вечера вторника, когда он, наконец, уехал.
На ее подозрения в адрес плотника он только посмеялся, чем задел ее глубоко и больно. Он сказал, что плотник просто слегка не в себе, он проверил его прошлое и не обнаружил там никаких темных пятен. Обычный неудачник, которого уволили с завода турбинных лопаток по сокращению штатов, после чего он и начал шабашить. Квартиру при разводе оставил жене, поэтому угла своего не имеет, прописан у родителей в Лодейном поле. Зарабатывает хорошо, но кормит бывшую жену с ребенком и родителей-пенсионеров. Никаких крупных трат, кроме покупки избушки, за последние пару лет он не совершал. И вообще, не похоже, что он тратит больше, чем зарабатывает. Так что подозрения в его адрес – это несерьезно. Чудак, неудачник, упрямец, но никак не преступник. Конечно, надо будет проверить все самым тщательным образом, но, по всей видимости, он действительно не имеет отношения к несчастным случаям, избушку не хочет продавать из упрямства, а советы покупателям дает, потому что на полном серьезе верит в то, что здесь нельзя жить.
– Но он ведет себя по-хамски, – возразила Ника, – неужели я должна терпеть его отвратительные выходки, и ты ничего не можешь с этим сделать?
– Милая моя, у него есть одно достоинство, с которым я вынужден считаться. У него золотые руки, и к этим рукам приставлена золотая голова. Ты видела, как покупатели реагируют на наш дом? Да каждый второй тут же начинает мечтать о таком же! И если я выгоню его, никто мне таких домов рубить не будет, уверяю тебя. Он может себе позволить некоторую… фамильярность, потому что знает себе цену, только и всего.
– Но он не хочет продавать свою отвратительную избушку, которая торчит тут, как бельмо на глазу! – поморщилась Ника.
– Я думаю, он, в конце концов, согласится. Поломается, и согласится. В случае чего, можно его слегка пугнуть. Но, надеюсь, до этого не дойдет. Он-то работу себе найдет, а вот где я найду такого плотника?
– Можно подумать, он один такой, – фыркнула Ника.
– Наверное, не один, но ты попробуй, поищи такого же. Так что обострять с ним отношения без нужды нам не стоит, поверь мне.
– Да? Если он и дальше будет соваться к нашим покупателям со своими советами, тебе плотники просто не понадобятся! Неужели тебе не очевидно, он же срывает нам сделки!
– Ну, не надо утрировать. Я, если честно, не понимаю, почему никто не покупает участков, и меня это сильно беспокоит, но не думаешь же ты, что слова какого-то плотника наши клиенты могут принимать всерьез?
– А почему нет?
– Потому что это в большинстве своем неглупые люди, которые не верят в ту чушь, которую он городит. И оставь эту тему, я не хочу это обсуждать. То, что ты говоришь – несерьезно.
Ника была просто в бешенстве. Ну почему Алексей не замечает очевидных вещей? Ведь все же один к одному указывает на то, что именно плотник – причина их несчастий. Конечно, она не стала рассказывать мужу о своих ночных видениях, чего доброго, он примет ее за сумасшедшую и отправит лечиться. И доказать ему, что кто-то нарочно разыгрывает ее, устраивая инсценировки, ей не удастся. Тем более сам он спит совершенно спокойно, и призраки с зелеными фонариками его не посещают. Ну еще бы! Если бы призраки были настоящими, они бы не выбирали, к кому являться по ночам. А вот если это задумал человек, то он никогда не придет к сильному уравновешенному мужчине, он будет пугать ее, слабую женщину!
Мрачное же настроение мужа объяснялось тем, что он никак не мог понять причин, по которым ни одного участка до сих пор не было продано. И почему-то советы плотника он в качестве объяснения принимать отказывался!
Не успел Алексей избавить Нику от своего присутствия, как на нее свалилось новое несчастье – вечером в воскресенье Надежда Васильевна решила излить ей соображения по поводу жизни в долине. И это накануне приезда детей!
Ника, не ожидая ничего плохого, села пить кофе в кухне, не дождавшись, пока домработница закончит прибираться и мыть посуду.
– Верочка, ты не подумай ничего про меня, но я должна тебе рассказать. Не спится мне здесь, ни одной ночи еще спокойно не спала. Сначала Коля мой, покойник, приходил. Сядет в ногах, сидит и смотрит. Жалостно так смотрит, и молчит. Я уж думала – за мной пришел, да рано вроде. Не болею, своими ногами хожу, с чего это мне помирать-то? А он три ночи молчал, а на четвертую и говорит, тихо так: уезжай, говорит, отсюда, Надюша, не место здесь для нормальных людей.
Ника скривилась еще в начале ее тирады, под конец же еле сдержалась, чтобы не оборвать домработницу. Она совершенно не собиралась выслушивать эту чушь, тем более давно дала понять Надежде Васильевне, что ей не нравятся разговоры об этом. Видите ли, убитый на пороге кот – очень нехорошая примета, и жизни теперь в доме не будет.
– Но это еще полбеды, – продолжала та, воодушевленная тем, что ее не перебивают, – сны мне снятся – просто жуть, но и это я бы пережила. А тут, только я в постель укладываюсь и свет гашу, приходит ко мне девка, синяя, худущая, как скелет, в саван одетая, и шипит: убирайся отсюда, убирайся, а то задушу. Три раза приходила. Я как вижу ее – у меня душа в пятки. Руки трясутся, перекреститься сил не хватает. Я уж и "отче наш" на ночь читала, и в церковь сходила, Коле свечку заупокойную поставила, а она все равно приходит. Руки тянет длиннющие, и зубом клацает. Надо бы лампадку к моей иконочке купить, может, ее лампадка испугает?
Ника, с каждым словом, мрачнела все сильней, но Надежда Васильевна как будто и не замечала ее реакции, слово за слово продолжая свое повествование. И Ника, в итоге, не выдержала:
– Надежда Васильевна! Что вы такое несете? Вы в своем уме? Какая лампадка, какая девка? Если у вас видения – вам не в церковь надо ходить, а лечиться у психиатра. А если вам плохие сны сняться – пейте снотворное.
Но домработница не растерялась:
– Ты не думай, что я с ума сошла, я пока в своем уме. Я бы тебе никогда этого рассказывать не стала, если бы девочки завтра не должны были приехать. Не нужно деток сюда привозить, не место им здесь. Я старая, мне-то хуже не будет. А детишкам такое явится? На всю жизнь заиками останутся.
Ника вскочила, нечаянно толкнув стол и расплескав кофе:
– Что вы чушь городите? Еще не хватало, чтобы я слушала бред выжившей из ума старухи! Кто мне говорил, что детям надо жить на воздухе? Что вы такое придумали? Мало мне слухов, которые в городе об участках ходят, мало этого ненормального, который клиентам лапшу на уши вешает, так и вы туда же? Может и вы этого сумасшедшего плотника наслушались, а?
– Какого плотника? Илюшу? Так вовсе он не сумасшедший, а очень порядочный молодой человек. И мальчик у него такой хороший, вежливый и умненький. И он все правильно говорит, разве нет?
Этого Ника вытерпеть не могла, срываясь на отвратительный крик и топая ногами: