А может, ее и вправду кто-то пугает? Все равно, это не повод для истерик. Да даже если все черти ада соберутся у нее в доме, они не заставят Нику бросить все и уехать в город. Потому что это ее дом, ее собственный дом! И никто не посмеет ее отсюда выжить!
Ника поднялась в кабинет и посидела за компьютером еще часа три, но нормально работать не смогла, напечатав за это время жалкие полстраницы. За окном начинало темнеть, и к ее раздражению примешалось непонятное беспокойство. Неужели она стала бояться темноты? Ну нет, она не Надежда Васильевна! И снотворное ей не требуется, чтобы трезво смотреть на жизнь и не поддаваться панике.
Ника спустилась во двор, тщательно заперла калитку, выпустила собак и вернулась в дом, проверив, хорошо ли закрыта дверь в кухне. Никто не может пролезть в дом бесшумно, окна закрыты, двери заперты. И темнеет-то совсем ненадолго, через четыре часа взойдет солнце, нет никакого повода для беспокойства.
Она заглянула к девочкам – они уже спали, оставив включенной настольную лампу. Ника расстроилась, что не зашла к ним пораньше, пожелать спокойной ночи, настолько ее вывела из себя домработница. А сегодня это стоило сделать обязательно. Что бы там ни было, а дети не настолько и виноваты в происшедшем, и если им страшно ночью, то можно было посидеть с ними перед сном, мирно поговорить и успокоить.
Она погасила лампу и на цыпочках вышла за дверь. Теперь поздно раскаиваться в своей невнимательности.
Ей показалось, что из темноты гостиной на нее кто-то пристально смотрит. Ника дернула плечом, прогоняя наваждение, выключила свет в коридоре и медленно направилась в спальню, еле сдерживаясь, чтобы не кинуться туда бегом и не запереть за собой дверь. Нет, в ее доме ничто не может ей угрожать!
Она спокойно уселась перед зеркалом, чтобы снять макияж, и только дотронулась ватным шариком до лица, как вдруг внезапно погас свет. Он погас сам по себе, ни щелчка выключателя, ни звука лопнувшей спирали в лампе над зеркалом Ника не услышала. Просто стало темно, очень темно. А со стороны балконной двери потянуло сквозняком. Она не растерялась и поднялась, чтобы зажечь верхний свет. Но выключатель щелкнул, а люстра не загорелась. Конечно, в поселке часто случались перебои с электричеством, только их дома это не касалось – в случае аварии немедленно включался автономный генератор.
Сквозняк усилился, и Ника услышала тихий посвист ветра за окном. Она отступила на шаг, на всякий случай запирая дверь на задвижку. Ветер шумел все сильней, и ей показалось, что она различает сквозь него далекий и зловещий хохот.
Удушливый страх подобрался к горлу тошнотой, Ника, медленно пятясь, отошла к постели. Что это? Да что с ними со всеми здесь происходит? Может быть, она была не права, набросившись на Надежду Васильевну? Ведь это действительно страшно, будь то глупый розыгрыш, или тщательно спланированный спектакль, или… что это еще может быть?
Она села на кровать, инстинктивно подтягивая на себя плед, лежащий поверх покрывала. Глаза привыкли к темноте, тем более что не такой уж густой она была – за окном стояли затянувшиеся летние сумерки. Если это чей-то спектакль, то настало время вывести артиста на чистую воду!
Ника стиснула кулаки, прислушиваясь, как вдруг ей в голову пришла простая и страшная мысль: если ее кто-то разыгрывает, то это наверняка здоровый сильный мужчина, и если она поймает его за руку, он и не подумает сдаваться без боя. Кроме того, он может быть вооружен… Какая же она дура! Ей надо было все рассказать Алексею, устроить в доме засаду, а не пытаться ловить преступника самой.
В ответ на ее раздумья в коридоре послышались тяжелые шаги. Баллончик! В тумбочке спрятан газовый баллончик! Алексей, конечно, предупреждал ее, что в комнате им пользоваться нельзя, но что ей остается? Дождаться, пока ей проломят голову?
Ника рывком выдвинула ящик и вывалила его содержимое на пол. Где же он? Сколько всякой ерунды она хранит в прикроватной тумбочке!
Шаги приближались – нападающего не смутил шум, который она произвела своими действиями, он ничего не боялся. Ну что ж, его ждет разочарование – Ника без боя сдаваться не собиралась.
Она выхватила из рассыпавшегося хлама черный цилиндрик с красной шапочкой и попробовала, как он лежит в руке. Пользоваться им надо, наверняка, как обычным аэрозолем. Она сжала баллончик покрепче. Если держать руку вытянутой и целиться струей от себя, то ничего страшного с ней произойти не должно. В крайнем случае, она потом откроет балкон и хорошенько проветрит.
Шаги подступили к самой двери и смолкли. Ника выставила вперед руку и приготовилась. Рука слегка дрожала, но уже не от страха, а от волнения. Сейчас она выяснит, кто и зачем приходит к ней по ночам! Нервы натянулись до предела: она не испугается, что бы ни ожидало ее за дверью, она не испугается! Чудовище с кабаньей головой, или привидение с зеленым фонариком, или бледный призрак в саване – пусть, она ко всему готова. Довольно ее изводили ночные кошмары, сейчас она положит этому конец!
Дверь скрипнула и чуть приоткрылась. Ника смотрела прямо перед собой и не заметила движения под ногами. Ну же! Заходи! Дверь снова скрипнула, захлопнулась, и она отчетливо разглядела задвинутую в паз задвижку. Как такое может быть?
– Мяу, – отчетливо прозвучало с пола.
Ника в испуге дернулась и увидела пушистого полосатого кота, сверкающего в темноте кровожадными глазами. Напряжение ее достигло предела, она вскрикнула, отпрыгнула в сторону и со всей силы надавила на кнопку баллончика, заливая кота легким ядовитым паром. Кот поднялся на задние лапы и прижал передние к животу, а потом навзничь рухнул на ковер, катаясь по нему в отвратительных конвульсиях. Последнее, что она услышала, перед тем как без сознания грохнуться на пол, был кошачий хохот. Он так походил на человеческий, что его одного было бы достаточно, чтобы упасть в обморок.
Ника очнулась, когда только-только взошло солнце, и розовые лучи упали на белый подоконник у балконной двери. Во рту было противно, ее сильно тошнило, и раскалывалась голова. Отвратительный запах еще висел в воздухе, и она попробовала подняться, чтобы открыть балкон. Надо немедленно проветрить, иначе ее вырвет прямо на пол!
Встать она не смогла – голова закружилась сильней, и тошнота подступила к горлу, но до ручки дотянулась и дернула ее на себя. Утренняя свежая прохлада впорхнула в спальню, и Ника долго и глубоко вдыхала ее, лежа на полу и слушая далекие утренние трели лесных птиц.
Ну как она могла! Какая невообразимая глупость! Отравить саму себя, хорошо хоть не до смерти! Кот пробрался к ней в спальню? Какой ужас! Расстрелять его из пулемета! Ника готова была и смеяться над собой, и злиться на происходящее. Надо же довести себя до такого состояния, чтобы шарахаться от домашних кошек и бороться с ними при помощи нервно-паралитического газа! А всё эти дурацкие разговоры про привидений, про нечистую силу и прочие глупости. Если ей однажды что-то привиделось, то это не повод сходить с ума!
Минут через десять озноб заставил ее подняться, но до кровати она не добралась, кинувшись в ванную. Правильно, если она отравилась, это должно помочь. Ника пила воду из под крана, ее рвало, она снова пила воду, но легче ей не становилось.
Совершенно обессиленная, с больной головой, она оставила это бесполезное занятие, забралась под одеяло, не найдя в себе сил даже снять спортивный костюм. Прохлада и свежий воздух сделали свое дело – несмотря на головную боль и дурноту, Ника уснула, как будто снова провалилась в ядовитое забытье.
Ее разбудила Надежда Васильевна, чего Ника никак не ожидала, поэтому испугалась, увидев склоненное к ней лицо домработницы с опухшими красными глазами.
– Верочка, проснись, проснись, пожалуйста, – ласково сказала старушка.
– В чем дело? – недовольно вскинулась Ника. Голова еще болела, а главное, невыносимо хотелось спать.
– Девочки пропали.
Ника рывком поднялась, но ей тут же пришлось обхватить виски пальцами, так сильно заломило голову.
– Как пропали? – еле-еле выдавила она.
– Их нет в спальне, и окошко открыто…
– Почему вы сразу решили, что они пропали? Они наверняка проснулись пораньше, и теперь где-нибудь бегают!
– Я боюсь, не утащил ли их кто-нибудь, – лицо домработницы скривилось, и на глазах снова показались слезы.
– Кто утащил? Вы в своем уме? – прошипела Ника, потому что не могла кричать.
– Нечистая сила ночью утащила, – разрыдалась Надежда Васильевна.
– Не говорите глупостей! И прекратите истерику! – Ника встала и подошла к зеркалу. Да, прошедшая ночь явно не пошла ей на пользу, – сейчас я сама спущусь и поищу их, если вы не можете справиться с такой ерундой!
Она слегка припудрила лицо и подвела глаза, чтобы не казаться самой себе ходячим покойником, расчесала волосы и собрала их на затылке перламутровым "крабом".
– Перестаньте рыдать, – бросила она домработнице, выходя их комнаты, – сколько можно изводить и себя и меня?
В ту минуту, когда она начала спускаться вниз, раздался оглушительный звонок – кто-то просил пустить его во двор.
Среди ночи Илья проснулся от бешенного стука в дверь, ему даже послышались крики за окном. Он вскочил и босиком выбежал в столовую.
– Что там? – сонно спросил Мишка, но, похоже, тут же заснул обратно.
В дверь стучали непрерывно и отчаянно, и пока отодвигал засов, Илья успел услышать тонкий писк за дверью:
– Откройте, это мы, откройте!
Он распахнул дверь и в избушку ввалились близняшки – в тапочках и одинаковых пижамках.
– Ничего себе! – Илья обхватил обоих, потому что они кинулись к нему и прижались к его бокам, дрожа от страха. Он пнул дверь ногой, чтобы она закрылась.
– Папа, кто там? – спросил с кровати Сережка.
– Поднимайся, к тебе гости пришли, – ответил Илья, – ну что, девчонки, садитесь, чай пить будем. И не дрожите, с нами не страшно.
Однако, пришлось приложить немало усилий, чтобы они, наконец, заговорили. Илья закутал их обеих в одеяла – летняя ночь была довольно свежей – налил чаю, достал конфет и печенья, и только тогда Сережка выполз из спальни, зевая и ежась. Зато он полностью оделся, в отличие от Ильи, который так и оставался в трусах и в майке.
– Чего пришли? – спросил он у девчонок не очень-то ласково.
Илья решил не вмешиваться в их разговор и ушел в спальню, одевать штаны. Как ни странно, вопрос Сережки близняшек вовсе не обидел, а наоборот, раскрепостил.
– Сережка, это был ужас! Мы убежали через окно!
– Мы спустились по трубе, представляешь?
– А ужас-то в чем? – невозмутимо спросил парень.
– Эта синяя тетка хватала нас за ноги и пыталась вытащить из-под одеял.
– Она хотела нас укусить. У нее такие холодные руки!
– Да вы все это придумали! – подначил Сережка.
– Ничего мы не придумали, – ответили девчонки хором.
Илья решил не выходить в столовую, а послушать их рассказ из спальни – пусть говорят спокойно.
– Ну, подумаешь – укусит! Велика беда, – хмыкнул Сережка.
– Ага! У нее ядовитый зуб! Она сама нам сказала. Если им укусить в шею – человек умрет! Марта кинула на нее одеяло, и пока она выпутывалась, мы вылезли на балкон и закрыли дверь. А потом спустились вниз по трубе!
– Знаешь, как нам было страшно!
– Мы даже кричать не могли, потому что мама бы проснулась и отправила нас обратно в спальню!
– И она за нами гналась, когда мы сюда бежали!
Их рассказ прервался истошным визгом. Илья выскочил в столовую и первая, кого он увидел, была Мара. Девчонки вместе с одеялами взлетели на лавку, а перед столом, широко раскинув руки, стоял совершенно белый Сережка, закрывая собой подружек.
Мара хохотала и делала вид, что тянет к нему руки.
Илья прикрыл Сережку собой и сжал губы:
– Ну? Ты и моего ребенка хочешь отсюда выжить?
– Да нет, – Мара продолжала смеяться, – просто так забавно, как он их защищает!
– Слушай, красотка! – Илья наклонил голову, – что ты до детей докопалась? Ты мамашу их пугай, больше проку будет.
– А то что? Что ты мне сделаешь?
– Поленом по голове получишь, – серьезно ответил Илья.
Мара перестала смеяться:
– А я тебя укушу, – она показала зуб.
– Кусай, – Илья протянул ей кулак.
– Что, понравилось? – снова рассмеялась Мара, – сколько ночей ты меня вожделел?
Илья смешался.
– Ну, не при детях же… – почти шепнул он.
– Ой, мамочки, какие мы скромные! Девчонок я все равно достану, а то их мамаша никогда не поверит, что ей надо отсюда убираться. Слышали, котятки? – Мара поднялась на цыпочки и заглянула Илье через плечо.
– Не надо их трогать, – мирно и серьезно попросил Илья.
– Почему это?
– Они маленькие.
– Да не меньше меня! – хмыкнула Мара. И точно – роста в ней было не намного больше, чем в близняшках.
– Я тебя очень прошу…
– Да? И что мне за это будет?
– А чего ты хочешь?
– Чего я хочу, ты мне не дашь. Не настолько мне это нужно, чтобы тебя убивать…
У Ильи екнуло сердце – он понял, на что она намекает. И подумал, что рано или поздно она этого добьется. Чем дольше он с ней общается, тем сильнее хочет умереть в ее объятьях. Может быть, ее яд все же оставил в нем свой след, а может, это свойство всякого суккуба?
– Испугался? – ехидно спросила Мара.
Илья покачал головой и усмехнулся:
– Нет, я подумаю над твоим предложением. Но сегодня я к этому не готов.
– Я буду ждать, – она довольно улыбнулась.
– Детей не трогай. Пожалуйста.
– Пусть их мамаша уезжает отсюда, тогда никто их не будет трогать.
– Я поговорю с ней.
– Ты с ней уже говорил, и куда она тебя послала? Но можешь ей передать, что до купальской ночи они должны уйти. На Купалу их тут быть не должно, это последний срок.
– Но осталось всего три недели… Она не успеет так быстро… так быстро… – Илья не смог подобрать слова, объясняющее поведение Вероники.
– Так быстро сообразить, что ей угрожают? Ну что ж, пусть попробует соображать быстрей, больше я ничего не могу посоветовать. Да, и соседа своего утром разбудить не забудь – на нем сонные чары, нечего ему на меня смотреть. Пожалуй, я сказала все, что хотела. Котятки? – она снова привстала на цыпочки, – котятки, я завтра приду опять!
Мара помахала им длинными синими пальцами и, не успел Илья опомниться, приоткрыла печную дверцу и нырнула в темноту. Как ей это удалось, он так и не сообразил.
На несколько секунд повисло молчание, а потом одна из близняшек спросила:
– Она ушла?
– Ушла, – Илья повернулся к детям, – спускайтесь и ничего не бойтесь.
– Она точно ушла? – переспросила вторая.
– Точно, – кивнул Илья и похлопал Сережку по плечу, – ты молодец. Это было круто.
– Да ладно, – пожал плечами Сережка.
Девчонок пришлось снимать с лавки – они и рады были слезть, но мешали одеяла, в которых у них запутались ноги. Илья усадил их за стол и подвинул обеим кружки с чаем.
– Не надо ее так бояться, ее нужно просто опасаться. Если она к вам снова придет – зовите маму. Если она испугается и уйдет, то, считайте, вы добились цели. А если нет – пусть с ней ваша мама разбирается. Так что вы в любом случае ничего не теряете.
– Ага, если она спрячется, мама будет ругаться.
– А вы с ней вечером поговорили?
– Да, – хором ответили они.
– Ну и как?
– Мама сказала, что все это глупости и чтобы мы перестали выдумывать.
Илья недовольно покачал головой. Ну, а чего он ждал от Вероники?
– Завтра утром мы с ней поговорим, – кивнул он девочкам, – я же обещал.
– А сегодня? Можно мы посидим здесь до утра? – спросили они хором.
– Конечно, можно, – улыбнулся Илья, – ну не гнать же вас на улицу.
Он представил, в каком ужасе они спускались со второго этажа, как бежали через Долину к избушке, в темноте, в тапочках… Нет, Веронике надо обязательно объяснить, что так вести себя нельзя. Даже если это детские фантазии, разве они менее реальны для ребенка, чем то, что можно пощупать руками?
Через десять минут дети, нахватавшись печенья и конфет, начали клевать носами. Ну не вести же девчонок домой среди ночи? Тем более дома они вряд ли уснут.
– Ну что, Серый, ложись со мной. Девчонок на твою кровать уложим, не возражаешь?
Сережка помотал опущенной сонной головой.
Илья перенес девочек в спальню, чтобы не вытаскивать их из одеял, в которых они пригрелись, и устроил на Сережкиной кровати. Похоже, заснули они мгновенно. Если считать, что несколько ночей подряд их мучили "привидения", это было неудивительно. Сережка к тому времени занял место у стенки.
– Пап, а это была Мара, про которую ты рассказывал?
– Да.
– Я ее не так представлял.
– А как?
– Я думал, она страшная. А она… – Сережка мечтательно вздохнул, – она красивая.
Илья сжал губы и покачал головой. Этого только не хватало, Сережка же еще ребенок!
– Пап, а она опасная?
– Для тебя – нет. Но все равно будь с ней осторожен. Понимаешь, никто из них не хочет нам зла, даже наоборот. Но они так устроены.
– Они не любят людей?
– Нет, и так я бы не сказал. Просто они другие. Когда-то люди умели жить с ними в мире и согласии, а потом разучились.
– А можно этому научиться?
– Не знаю, наверное. Мне кажется, что их надо принимать такими, какие они есть, и не забывать свое место. Надо быть частью мира, а не пытаться над ним подняться.
– Но человек же царь природы?
– Нет, не царь… – Илья вздохнул, – он – ее венец. Чувствуешь разницу?
– Наверно, – неуверенно ответил Сережка, – а почему здесь нельзя жить?
– Потому что это место поклонения Каменному лику. Это место общее для всех, а люди хотят оставить его только для себя. Это как жить… на кладбище, например. Нехорошо ведь, правда?
– Страшно.
– Поэтому и страшно, что нехорошо. Спи, поздно же.
– А ты?
– И я.
Илье не спалось. Он дождался, пока уснет Сережка, и встал. Встреча с Марой взбудоражила его. Он не мог не думать о завтрашнем разговоре с Вероникой, и отлично понимал, что ему опять придется унижаться, чтобы только попробовать что-то ей объяснить. А с другой стороны, он должен передать Веронике слова Мары. Просто потому, что его попросили это передать.
Но каким бы тяжелым не представлялся ему завтрашний день, мысли его так или иначе возвращались к Маре. Ну чем же она так желанна? Смотреть же не на что! Маленькая, хлипкая, нескладная. Но внутренний голос подсказал: тонкая, гибкая и воздушная.
Илья сел в столовой у окна и налил в кружку чая, достал с полки свою синюю тетрадку с пожелтевшими от времени листками в клеточку, и открыл ее на чистой странице.
Эту тетрадку лет двадцать назад подарили ему на день рождения. Он сразу оценил ее преимущества – в ней было страниц четыреста, не меньше, она задумывалась как ежедневник. Вечная штука – прошитая и переплетенная в твердую обложку, как книга. При его привычке терять вещи могло показаться удивительным, почему эта тетрадка до сих пор с ним, тем более, бросал он ее где попало, как верно подметил кот. Вообще-то он никому не говорил о том, что пишет в синей тетрадке, но почему-то все его друзья и близкие об этом знали, хотя он и мысли не допускал, что кто-то без его ведома может в нее заглянуть.