- Этого типа, чтобы охолонился, посадите в КПЗ. А через три дня я продолжу допрос.
Невского уводят в камеру предварительного заключения. Кроме него, там никого нет. Витя стал маяться. При его общительном характере и темпераменте и поговорить не с кем! Походил он минут десять туда-сюда по камере - делать нечего. Постучал в дверь, ему снаружи рявкнули: "Заткнись!" А вокруг - тоска. Но Витя так не может, он должен выкинуть какой-нибудь фортель.
Тогда он снова барабанит в дверь:
- Сержант, важное дело! Государственное! Я располагаю секретной информацией, но боюсь, что не смогу донести ее до высокого начальства, потому что сюда в любой момент могут привести каких-нибудь убийц или бандитов. Дай мне бумагу и карандаш, я должен все записать.
Сержант посмотрел на него с подозрением, но потом достал откуда-то школьную тетрадку и химический карандаш и бросил их Вите через "намордник" камеры. Невский открыл первую страницу и подумал, что бы ему такого бессмертного написать. Он еще сам не знал в тот момент, зачем попросил ту тетрадку. И он пошел по пути воспоминаний. Он решил вспомнить самое дорогое, что было у него в жизни. А чем были заняты все его мысли? Любовными похождениями. И он вывел на первой странице этой тетради: "КАК Я ВСТАЛ НА ПУТЬ РАЗВРАТА. История моей жизни". Он начал издалека. О том, как в возрасте трех лет он, сидя на горшке в детском садике, смотрел, как какает его соседка. И это его страшно возбудило. Потом, как в возрасте семи лет он схватил за косу какую-то девочку. А когда она его ударила, то он ударил ее по попе, и это его страшно возбудило. И пошло-поехало. Покончив с детством, Витя перешел к учебе в ремесленном училище и поступлению в киноинститут - как лишился девственности на горе стружек за токарным станком и как, сдавая творческие экзамены, перетрахал всех абитуриенток. А поступив во ВГИК - всех актрис, институтских секретарш и преподавательниц. Описанию этих приключений способствовали отменные условия для творческой работы - полная тишина и уединение, трехразовое, но не утомительное питание и никаких отвлекающих соблазнов в виде бутылки кагора или киномеханика с бюстом пятого размера.
Через три дня тетрадочка была исписана до последней страницы талантливыми и юмористическими фантазиями, и если бы отыскать ее в архивах прокуратуры, то по этим сюжетам можно было бы снять захватывающий фильм. На фестивале эротических фильмов ему был бы гарантирован Гран-при.
На четвертый день Витю выводят из КПЗ и ведут на допрос к той же следовательнице. По результатам анализов она предъявляет Невскому обвинение. Но Невский не врубается, насколько это серьезно. Он еще находится под впечатлением своей Болдинской осени. Поэтому доверительно ей шепчет:
- Я тут все написал. Почитайте.
И подает ей тетрадку со своим юмористическим сочинением, которое в другой ситуации могло бы сойти за такой предмет литературы, как, скажем, "Лука Мудищев" или другие фривольные сочинения на ту же тему. Но баба-следователь не оценила литературных фантазий нашего Вити. И эта тетрадка ложится в уголовное дело об изнасиловании как улика, как вещественное доказательство того, что гражданин Невский - извращенец, педофил, эксгибиционист и так далее. Она составляет на Витю обвинительное заключение с цитатами из его сочинения и комментариями из учебников по криминалистике и судебной психиатрии. И это дело идет в суд. Несмотря на то что за него вступается множество знаменитых и уважаемых людей, которые пишут, что он талантливый режиссер, замечательный актер и надежда советского кинематографа, Витя Невский получает восемь лет тюрьмы, из которых он сидит семь. Он выходит на свободу уже совершенно седой, без зубов и с какими-то запавшими и трагически-горестными глазами.
Конечно, во ВГИКе его не восстанавливают, диплом он не защищает, а начинает работать на "Ленфильме" каким-то пятым помощником шестого ассистента с совершенно ничтожной зарплатой. Пьет и живет где придется. При этом все киношники относятся к нему с сочувствием: жалко парня, эта тварь сисястая изломала человеку жизнь ни за что.
И так бы оно, конечно, докатилось до трагического конца, до еще одной загубленной жизни и пропитого таланта, как это бывает у нас сплошь да рядом, но в этот момент грянула перестройка. В кино началась какая-то странная и дикая лихорадка, когда любой человек с улицы, без образования, мог получить постановку даже на "Мосфильме"! Это был бум плебейства и дилетантства в кино, результаты которого мы расхлебываем до сих пор. Ловкие люди брали деньги на постановку фильма у каких-то банков, спекулянтов нефтью, аферистов, обналичивали средства, возвращали "откаты", а на остаток средств что-то снимали. Про этот бум я уже упоминал. За год было снято почти триста фильмов!
Но среди этого мутного вала киномакулатуры могли всплыть и какие-то неожиданные вещи. На "Ленфильме" вдруг вспомнили, что есть Невский - хороший парень, которому надо помочь. Ему сказали: пиши сценарий. Он написал и снял свой первый фильм. Это была картина о несчастной любви, построенная на его детских воспоминаниях, - чернуха и достоевщина в стиле гиперреализма. Трогательная история любви мальчика и девочки на фоне страшной нищеты послевоенного Ленинграда. Убийства, грязь, черная эротика, кошмары. Но снято это завораживающее своей жутью кино было с потрясающей достоверностью.
Тут в Москву прилетает директор Каннского кинофестиваля, чтобы отобрать что-нибудь интересное для своей конкурсной программы. Ему показывают с десяток фильмов, но ему ничего не нравится. Потом он совершенно случайно видит фильм Невского и кричит: "Это Гран-при! Гарантирую! Я приглашаю режиссера на фестиваль!"
И Витя едет на Каннский кинофестиваль за своим Гран-при. А нужно сказать, что, даже став режиссером-постановщиком "Ленфильма", он не изменил ни стиля жизни, ни формы одежды и даже не вставил себе зубы, потерянные в тюрьме. Как выглядел бомжом, так им и остался. И в таком виде он прилетает в Париж. Там его встречает атташе по культуре нашего посольства, везет на вокзал, сажает в скоростной поезд и напутствует Витю, не знающего ни одного иностранного языка:
- Запомни заветные слова. Когда выйдешь из поезда в Ницце, найди такси и скажи: "Канн. "Карлтон-отель"". Там тебя ждут. Понятно?
Витя отвечает "понятно" и уезжает. Но выйдя из поезда в Ницце, Витя решил пройтись по этому славному городу. Тем более что Канны от него все равно никуда не денутся, главный приз фестиваля ему гарантирован. И по ходу своей ознакомительной прогулки Витю заносит в морской порт. Но не в парадную его часть, где стоят яхты миллионеров, а на задворки, где трудятся французские рыбаки, которые, на его взгляд, выглядят в доску своими парнями. Поэтому он залез на какую-то лодку и стал им объяснять на чистом русском языке, что он тоже портовый парень из Питера, а сейчас приехал по случаю на Каннский кинофестиваль. А они ему в ответ булькают что-то по-французски.
Потом он увидел у них бутылку, взял, налил себе стакан. Они посмотрели на него с некоторым отчуждением и спросили: "Рюс?" То есть поняли наконец, что он из России. И под каким-то предлогом выставили его с этой шхуны. Но - вежливо, по-французски, так, что Витя даже не понял степени их негостеприимства, а, наоборот, счел это за приглашение к продолжению знакомства и дружбы.
Поэтому он, ничтоже, как принято говорить, сумняшеся, тут же отправился в магазин. Тем более что у него были небольшие суточные, триста франков, которые ему выдали в Париже. В магазине Витя обнаружил, что во Франции бутылка дешевого вина стоит всего десять - пятнадцать франков, то есть два-три доллара. И Витя, прихватив десять бутылок, притащил их на шхуну, где недавно угостился стаканом. Рыбаки посмотрели на незваного гостя с недоумением, но их капитан, услышав позвякивание бутылок в пакетах, которые Невский прижимал к груди, поманил его пальцем на палубу. Без обид будет сказано, что французы - народ прижимистый. И тут они были просто потрясены, что в ответ на стакан, который, нужно отметить, Витя сам себе налил, он с чисто русской широтой притащил аж десять бутылок! Они закричали: "О! Рюс! Бон! Силь ву пле!" Выпили, побратались и уплыли ловить рыбу в Средиземном море. И занимались этим делом ни много ни мало, а пять дней. И все эти пять дней весь оргкомитет Каннского кинофестиваля искал русского режиссера Невского, который из Парижа выехал, а на фестиваль почему-то не приехал, хотя здесь его все ждали - и устроители фестиваля, и пресса. Ведь уже прошел слух, что он лидер программы и претендент на "Золотую пальмовую ветвь". Журналисты атакуют дирекцию фестиваля, кричат: "Где мсье Невски? Где этот новый Годар?!" Кинодивы трясут бюстами, желают с ним познакомиться и у него сняться. Продюсеры и сценаристы хотят предложить ему свои синопсисы. Но мсье Невски пропал. И все в смятении.
А Витя в этот момент гуляет с французскими рыбаками. Наконец, они возвращаются в Ниццу. К этому моменту все десять бутылок были выпиты за русско-французскую дружбу. Тогда Витя на чистом русском языке сказал своим новым дружкам:
- Старички, теперь я пустой, так что давайте вы дуйте в магазин и тащите вашу бормотуху, надо продолжить!
Как до французов дошел смысл Витиной речи - загадка. Но они все отлично поняли и ответили так:
- Ну-ка вали с нашей лодки, шваль русская, алкаш несчастный! - И хотели выкинуть его на пирс.
Но Витя сказал: "Ах вы суки!" - и бросился с кулаками на своих новых друзей. Но их было больше, и Невский получил сполна. Потом приехала полиция, и, как положено, под вой сирен пьяного Витю скрутили и потащили в кутузку. На первых допросах полицейские вообще не могли понять, что это за человек. С помощью русско-французского словаря Невский объяснял, что он - русский кинорежиссер и будущий лауреат Каннского кинофестиваля, но кто мог поверить в это, глядя на небритого, немытого и пьяного бомжа с выбитыми зубами?
В конце концов полицейские позвонили в русское консульство в Марселе. А там ответили:
- Извините, если какой-то беглый русский матрос и алкаш плохо себя ведет, так и вы с ним поступайте соответственно. А кстати, как его фамилия? Как вы сказали? Невский? Виктор Невский?! Держите его! Не выпускайте! Мы сейчас!
Консул сел в машину, двести километров от Марселя до Ниццы он пролетел за полтора часа. Примчался в этот полицейский участок, освободил оттуда Невского под свое поручительство, а когда они оказались на улице, схватил Витю за грудки:
- Мудак! Сволочь! Тебя по всей Франции ищут! Все на рогах стоим! Из Москвы, из Минкульта, даже из КГБ, нам из-за тебя уже все мозги проели! Где ты был? Быстро садись в машину, едем в Канны!
На что Витя твердо отвечает:
- Нет. Сначала нужно в порт заехать, этих французских пидоров отметелить, потому что они мои десять бутылок выпили, а в ответ не выставились. Ты мне поможешь?
Консул только плюнул в сердцах и повез свою, пахнущую помойкой, находку прямо в отель "Карлтон", где Невского уже пять суток ждал номер люкс. Между прочим, с бесплатным коньяком и другими напитками в мини-баре от дирекции фестиваля. Входят они в отель, а там по вестибюлю разгуливают голливудские звезды и другие знаменитости. И в это общество консул притаскивает какого-то бомжа! Портье, естественно, не хочет его селить:
- Пардон, но у нас тут международный фестиваль, а не сходка клошаров…
Консул, доведенный до белого каления, все-таки заселяет Невского, приставляет к нему переводчиц и дает указания:
- Срочно приведите его в порядок! Помойте, побрейте, отдайте в чистку все его тряпки и не спускайте с него глаз!
С этими словами консул поехал докладывать в Москву о своем личном вкладе в поиск будущего лауреата.
На закрытии Каннского кинофестиваля Вите вручают приз за лучший сценарий и объясняют, что, если бы он не был таким мудаком и не провел неделю в кутузках, он бы получил "Золотую пальмовую ветвь". А так - "Пардон, мсье Невски, был бы скандал давать главный приз человеку, который так грубо манкировал весь наш фестиваль".
Но Витя на них не обиделся. Он получил не только приз за лучший сценарий, но и грант на постановку следующего фильма.
– Вот какие страсти бурлят за кулисами этого великого кинопраздника. Но самое трогательное, что параллельно с большим Каннским фестивалем проводится фестиваль порнофильмов, который является точной его копией. На него съезжаются все хозяева мировой порноиндустрии. Ослепительные порнозвезды прогуливаются по набережной Круазетт вместе с голливудскими и европейскими кинознаменитостями, позируют ню на пляжах и получают призы своего жюри в категориях "Глубокая глотка" или "Двойное проникновение".
Сухой закон
Порнофестиваль для фотографов, приехавших на основной Каннский кинофестиваль, является не менее важным и интересным событием. На этом порнопразднике жизни я встретил одного своего парижского знакомого.
Вместе с другими репортерами я снимал на местном пляже трех полностью обнаженных красавиц, позировавших нам на фоне Дворца фестивалей. Они получили премии за лучшее исполнение роли трех сестер в фильме "Инцест". Самым трогательным было то, что картина рекламировалась как экранизация пьесы Чехова. Порнозвезды вовсю кокетничали и принимали позы - одну призывнее другой. Папарацци заигрывали с девушками и отпускали по их поводу иронические шуточки. Но ирония только подчеркивала, что каждый из них был бы не прочь поговорить с этими актрисами о системе Станиславского где-нибудь в уютном уголке. Я бы тоже не отказался.
И вдруг замечаю, к этой голой компании приближается красавец в синем костюме и красной шелковой рубашке. Он покровительственно шлепает красоток по задницам, обнимает за покорные плечи, прижимает к себе. Я узнаю в нем Люсьена, парижского продюсера, предлагавшего мне в свое время поработать у него оператором на фильмах "для взрослых". Дело было еще до моего контракта с таблоидом. Тогда я очень нуждался, но что-то меня удержало от связи с этой сомнительной индустрией.
Люсьен тоже меня приметил и после завершения фото-сессии окликнул. Под завистливые взгляды других фотографов мы обнялись, как старые друзья, и пошли обедать с этими тремя актрисульками. За столом я уплетал устриц, но глазами пожирал красоток, прикидывая, с какой бы начать. Когда же после трапезы Люсьен предложил подняться к нему в номер, то я с трудом сдержался, чтобы не броситься туда бегом.
В шикарном трехкомнатном люксе отеля "Карлтон" все располагало к любви, но, увы… Оказалось, что я попал на производственное совещание. Красотки устроили долгую и нудную разборку с Люсьеном по поводу невыплаченного им гонорара. Они пафосно утверждали, что это благодаря их несравненному таланту фильм получил приз на одном из лучших фестивалей мира. То есть они считали демонстрацию порнухи событием никак не меньшим, чем большой Каннский кинофестиваль.
Прижимистый Люсьен крутился, как уж на сковородке, и придумывал всяческие аргументы, чтобы не давать им денег. А про полученный приз вообще заявил, что он им "проплачен". Что именно туда и ушли их гонорары. После этого возмущенные актрисы покинули номер. Они были убеждены в своей гениальности.
Люсьен облегченно вздохнул и предложил прогуляться и снять уличных проституток, чтобы вечер не пропал зря.
- О каких проститутках ты говоришь, когда живешь в таком цветнике? - удивился я.
- Да, я часто путан снимаю, - доверительно ответил Люсьен. - Знаешь, после тяжелого трудового дня хочется расслабиться. А от одной мысли про секс с собственными "артистками" меня просто рвет. Я думаю, их тоже. Нет, после работы у нас "сухой закон".
– Вот какие издержки бывают в этом бизнесе. Как говорится в русской басне: "Видит око, да зуб неймёт…"
– Это французская басня Лафонтена про лисицу и виноград… - уточнил Пьер.
– Ты, как всегда, прав. А что касается главного Каннского кинофестиваля, дорогой Пьер, у меня впечатление, что это просто большая пьянка. В сквере между пляжем и набережной Круазетт стоят белые шатры. Каждый из них занимает какая-то компания. Гости фестиваля здесь вперемежку - французы, китайцы, американцы, индусы, африканцы, русские. И каждый час в каждом шатре проходит какой-нибудь фуршет. Поэтому киношники с наполненными бокалами шляются из конца в конец этой деревни. Такое впечатление, что пьянка идет круглосуточно.
А по другую сторону дороги, отделенная от этой тусовки металлическим барьером, беснуется толпа:
– Ах, Тарантино! Ах, Ларе фон Триер!! Ах, де Ниро!!!
Суперстар
Высматривая добычу, я тоже прогуливался от шатра к шатру в сквере у фестивального дворца. Если замечал что-то интересное, вскидывал камеру - и щелк-щелк-щелк.
Вдруг слышу сзади на чистом русском:
- Алекс, едрена Матрена, а ты что тут делаешь?
Поворачиваюсь - и вижу, как из американского шатра вываливается мой старый приятель еще по "Мосфильму", Мишка Гладис. Когда-то он работал мальчиком на побегушках в группе, где я когда-то снимался, а потом эмигрировал и пристроился в Голливуде. В одной руке у Мишки стакан с выпивкой, а другой он обнимает за талию голливудскую суперзвезду, которую знает каждая собака на этом свете. Не буду раскрывать сейчас это звездное имя. Назову ее скромно Джули. Кстати, именно так она назвала себя, когда Мишка представил меня ей как знаменитого русского актера. В его представлении я так актером и оставался, ведь не общались мы с ним лет двадцать.
За свою жизнь мне доводилось видеть всяких звезд, но здесь я затрепетал. Джули была моим кумиром. Я с замиранием сердца смотрел все ее фильмы. Да и репортаж о ней с руками отхватили бы в моем таблоиде.
- Как интересно, никогда не видела русских актеров, - проворковала она.
Как хорошо, что беджик с аккредитацией в качестве фоторепортера не болтался на моей шее, а лежал в кармане. "Когда страна быть прикажет актером, у нас актером становится любой", - запела душа.
Девушка была слегка навеселе.
"А чем черт не шутит", - мелькнула у меня в голове озорная мысль. И я предложил:
- Хотите съездить в Монако?
С чего я это ляпнул? Наверное, такая фраза застряла у меня в голове еще с тех пор, когда я кадрил девушек в Москве. Там любая на этот вопрос ответила бы: "Да". Но в данном случае такой прием мог не пройти. Это от Москвы до волшебного и несбыточного Монако было четыре тысячи километров, а от Канн до него всего полчаса езды.
И вдруг я услышал то, во что мои уши просто отказывались верить. Она улыбнулась и произнесла:
- Почему бы и нет…
- Так вперед, - воодушевился я.
- Мне нужно сходить за сумкой, - улыбнулась красавица.
- Буду ждать вас здесь, - заверил я.
- Только не обижай девушку, - напутственно произнес Мишка и подмигнул.
Через десять минут она появилась, озаряя все вокруг неземной улыбкой.
Потом мы мчались в Монако по нижней дороге над морем. Над нашими головами переливалось лазурное небо и высились скалы. Мы пролетали сквозь тоннели. Джули жаловалась на скуку в отеле "Эден рок", где селились звезды самой высшей пробы. Остальные актеры, рангом пониже, располагались в гостиницах прямо на Круазетт. Там и бурлила вся фестивальная жизнь, но поселиться на набережной означало для Джулии понизить свой статус. Вот бедняжка и страдала.
Я старался развлечь ее, как мог. Сначала мы пошли в "Казино де Пари", потом пообедали в ресторане "Людовик XV", потом порезвились в дискотеке "Джиммис", потом я отвел ее в свой любимый бар "Ливинг рум". Все это время я делал ее фотографии, даже сам сфоткался с ней в обнимку.