На его похоронах пятеро друзей-офицеров поклялись, что будут отдавать вдове по десять процентов от всех своих доходов. Клятве они следовали всю жизнь. Это дало возможность Эдуарду окончить школу, поступить в военное летное училище и стать пилотом. Он воевал в Алжире и в Корее. А когда вышел в отставку, пошел учиться на юридический факультет.
Потом в его жизни случился неожиданный поворот. Дело в том, что Лазурный Берег Франции всегда был прибежищем для русских людей.
Еще в конце девятнадцатого века в городе Ментоне было основано Русское благотворительное общество. Был куплен большой участок земли, и в саду, среди пальм и лимонных, апельсиновых, оливковых деревьев, возведен Русский странноприимный дом (дом для странников). Согласно его уставу, русский человек, оказавшийся в беде на Лазурном Берегу, мог обрести там стол и кров.
А надо сказать, что офицеры, всю жизнь поддерживавшие Ставского, состарились и оказались в этом самом ментонском приюте. Настала очередь Эдуарда о них заботиться. Для этого они назначили его на должность управляющего. Больше десяти лет Ставский возглавлял этот дом, пекся о своих благодетелях и других проживавших там соотечественниках.
Однажды к нему обратился крупный чин Русской православной зарубежной церкви с просьбой провести лето на одной из вилл. Из уважения к сану Ставский принял его. Но попу там так понравилось, что он решил не съезжать. Больше того, пользуясь тем, что друзья отца Эдуарда уже ушли из жизни, он совершил тихий переворот - сместил Ставского, поставил своего человека и принялся распоряжаться, кого там поселить. Эдуард плюнул на эту богадельню, решил заняться нотариатом. И очень в этом преуспел.
"Капитан Немо"
Как-то раз я сговорился со Ставским вместе пообедать. Он взял надо мной шефство и показывал рестораны, где готовят настоящие яства, а не разогревают в микроволновке полуфабрикаты для туристов. В тот день он назначил встречу в маленькой марокканской таверне на набережной городка Кань-сюр-Мер. Это между Антибом и Ниццей.
Я приехал, когда было сказано, но оказался за столиком один. Минут через десять раздался звонок Эдуарда. Он извинялся, что опаздывает, и сообщил, что обедать мы будем втроем, в компании еще одного банкира из Тбилиси.
- Только ты не обращай внимания, - сказал Эдуард, понизив голос, - он немного странный.
- В каком смысле? - спросил я.
- Сам увидишь. - С этими словами мой приятель повесил трубку.
Банкир оказался крепким, загорелым красавцем в светлом костюме. И все в нем было нормально, если бы не глаза. Больше доли секунды они не задерживались ни на одном предмете. Его взгляд постоянно шарил вокруг. В нем ощущались постоянная напряженность и тревога. А в остальном он вел себя как светский человек. Он весело шутил и внимательно слушал пояснения Эдуарда, чем кускус в этом ресторане лучше того кускуса, который подают в порту Ниццы.
В ожидании шедевра марокканской кухни мы полакомились дарами моря, выпили по бокалу вина и совершенно расслабились.
В этот момент раздался взрыв. Сперва я не понял, что произошло. Хлопок был не очень сильный. Все повернули головы к пирсу, где стояли яхты. Над одной из больших лодок поднимался дым. Я перевел взгляд на своих собеседников и с изумлением увидел только одного из них - моего приятеля Ставского. Банкир, который секунду назад сидел за столом прямо напротив меня, исчез. Я с недоумением посмотрел на Эдуарда, а он перевел взгляд куда-то вниз. Тут из-под стола появилась голова банкира. Его зрачки расширились, он был бледен, как полотно на его костюме. Оглядевшись еще раз, он вернулся в свое кресло и попытался улыбнуться.
Но улыбка не получилась.
Между тем Ставский достал из своего кейса фотоаппарат и с восклицаниями:
- Какая удача, какая удача! - побежал к пирсу фотографировать горящую яхту.
Его поведение нисколько меня не удивило. Я уже немного пообтерся на Лазурном Берегу и понял, на чем здесь люди делают деньги. Загоревшаяся яхта была роскошной, и Эдуарду требовались фотографии пожара для какой-то комбинации со страховкой.
- Лимонов на пять потянет, - предположил я.
- Семь миллионов восемьсот пятьдесят тысяч по каталогу, - сказал банкир. - Извините, но в яхтах я кое-что понимаю.
- А какая у вас? - спросил я.
- Уникальная, - ответил он с гордостью. - Построена по специальному проекту.
- И в чем ее уникальность?
- Другой такой яхты нет в мире, - продолжил банкир и тут же на бумажной салфетке нарисовал нечто напоминающее акулу с плоской спиной и парусом.
- Больше похожа на подводную лодку, чем на яхту, - сказал я.
- Точно подмечено, - согласился банкир.
- А где же прогулочные палубы, бассейны, солярий?
- Здесь задача другая. Эта яхта выдерживает любой шторм. Волны просто перекатывают через верхнюю палубу. Пройдет сквозь любую бурю. Она непотопляема. И никогда не перевернется. Мачта и парус автоматически складываются. Она может идти на дизеле хоть до Австралии…
- Прямо чистый "Наутилус" Жюля Верна, - сказал я. - А где она стоит, можно ей полюбоваться?
Но банкир проигнорировал мой вопрос, будто его не слышал.
"Не очень-то и хотелось", - подумал я.
В это время вернулся Ставский, очень довольный собой. Он рассказал, что на загоревшейся яхте взорвался небольшой баллон с газом. Огонь удалось потушить, но ущерб оказался приличный. Адвокат успел позвонить к себе в офис, и его помощники уже ищут владельца яхты.
- Главное в жизни, оказаться в нужном месте в нужное время, - философски заметил Эдуард и заказал еще одну бутылку.
- Приношу извинения, но я вынужден вас покинуть, - неожиданно произнес банкир.
- А как же кускус? - спросил я.
- Нам больше останется, - пошутил Ставский.
Судя по всему, он не удивлялся таким внезапным переменам в его поведении.
- Мы обо всем договорились, - сказал банкир, пожимая ему руку, кивнул мне и скрылся в направлении автомобильной стоянки.
- Странный тип, - сказал я Ставскому. - Кто он такой?
- Мой клиент, - ответил Эдуард.
- А что у него за яхта?
Ставский посмотрел на меня удивленно:
- Откуда ты знаешь про яхту?
- Он рассказал, даже нарисовал ее, вот где-то здесь на салфетке.
Я начал искать бумажку со схемой, но ее нигде не было.
- А что он еще тебе рассказал? - спросил Эдуард.
Я решил сблефовать:
- Кое-что.
- И про банк?
- И про банк. Только я не все понял? Кто же он такой?
- Очень занятный парень. Организовал у себя в республике первый частный банк. Провел потрясающую рекламную компанию и, когда все: и госструктуры, и бандиты, и частные вкладчики, и даже семья президента - доверили ему свои деньги, исчез вместе со всей наличностью. Тогда ему объявили войну - и блатные, и местные спецслужбы, и обманутые частники. Они наняли киллеров, чтобы если не вернуть деньги, то хотя бы отомстить. А он построил себе яхту по спецзаказу и носится на ней по всему миру. Больше двух ночей в одном порту не проводит. То, что его рано или поздно "замочат", знает и он сам, и бывшие вкладчики его банка. Весь вопрос в том, когда это случится. Счетчик, как ты понимаешь, включен.
Ставский замолчал. Я тоже не задавал вопросов. Нужно было переварить информацию.
- Но сегодня он был не прав. Ушел, не дождавшись кускуса. А ведь еще неизвестно, когда ему придется отведать этого супчика. И придется ли отведать вообще.
Официант поставил на стол супницу с бульоном, блюдо с жареной верблюжатиной, тарелку с изюмом и моченым горохом.
- Точно, - сказал Эдуард, вдыхая густой аромат вареных овощей. - Лучше этого кускуса нет нигде, ну, разве что в самом Марракеше.
– У меня тоже есть личные воспоминания про Лазурный Берег, - вдруг оживился Пьер. - Был там у меня один забавный приятель в Ницце…
Кристиан и киллер
Много я видел ловеласов, но Кристиан был чемпионом. Юные красавицы ходили за ним табунами.
И это было загадкой. Потому что внешне Кристиан не представлял собой ничего особенного. Лысоватый, толстый полуараб, помешанный на сексе. Все его разговоры, шутки, анекдоты были только о женщинах, о постельных приключениях и обо всем, что с постелью связано. Поскольку я тоже считаю это лучшим из занятий, наши дорожки быстро сошлись. Нас связала дружба по интересам.
Кристиан держал сэндвич-бар в самом центре Ниццы. Он располагался в узкой щели между домами. На улицу выходил прилавок, за которым стоял продавец, а в глубине помещения, между столом и холодильником, обычно восседал Кристиан в окружении красавиц - студенток местного университета. Непонятно было, когда эти красотки вообще учились. Целыми днями они торчали в сэндвич-баре и смотрели в рот моему приятелю. Эта сцена так и просилась на холст. Картина могла называться "Султан в гареме".
Иногда мы виделись с Кристианом каждый день, а иногда не поддерживали контакта по неделям. Вернувшись однажды в Ниццу после непродолжительного отсутствия, я заглянул к Кристиану и увидел там душераздирающую сцену. Весь сэндвич-бар был заполнен толпой рыдающих красавиц. У меня екнуло сердце. Я подошел спросить, что случилось. Опознав во мне приятеля Кристиана, они наперебой начали что-то верещать и при этом зарыдали с еще большей силой. Поднялся невообразимый гвалт. Половина девушек были арабками. Эти причитали с особенной страстностью. Понять что-либо было невозможно.
- Стоп, стоп! - прикрикнул я на них. - Пусть говорит одна, и медленно!
Но никто не хотел уступать своего права первой рассказать ужасную историю. Из их сбивчивой тарабарщины я понял, что Кристиан в больнице, он ранен, и достаточно тяжело. Виновницей была одна из девушек, которая, приревновав Кристиана к остальным, воткнула прямо в живот моему приятелю длинный нож, которым резали колбасу для сэндвичей.
Девушки живо разыграли сцену покушения и указали на очень похожий нож. Настоящее орудие преступления забрала полиция.
Я выразил через них соболезнования бедному другу, пожелал ему скорейшего выздоровления и оставил девчонкам свой телефон с просьбой сообщать о его самочувствии.
- Но если произойдет что-либо трагическое, тоже сообщите, чтобы я знал, когда похороны, - наказал им я.
До похорон дело не дошло. Через несколько дней мне позвонил сам Кристиан и сообщил, что вышел из больницы и сидит у себя в баре. Я сел в машину и помчался, чтобы увидеть вернувшегося с того света приятеля. По дороге я живо представлял себе сцену возвращения хозяина гарема - все эти танцы живота, визги и слезы счастья многочисленных наложниц.
Однако толпы в баре я не обнаружил. В глубине, на фоне белых холодильников, сидел бледный Кристиан. Он меня приветствовал, но подняться из кресла не смог. Я обнял приятеля. Он поднял майку на животе и показал приличных размеров ватную подушку, прилепленную к телу липкими лентами.
Кристиан рассказал, какой глубины у него ранение, сколько кишок и внутренних органов задето. Я ему посочувствовал. Он угостил меня кофе, который приготовила единственная девушка, находившаяся рядом с ним.
- Знакомься, - сказал Кристиан, - моя новая подруга, Набила, она из Туниса.
Девушка была очень красивая, со сверкающими глазами и точеной фигурой. Она нежно ворковала вокруг Кристиана, гладила его по голове, ласкала и всячески возрождала к жизни.
Я представился ей и из вежливости спросил, чем она занимается.
- Известно чем, - усмехнулся Кристиан. - Это мой киллер.
- Кто? - не понял я.
- Мой киллер, - повторил он. - Ведь это она разогнала весь мой гарем и засадила в меня этот нож по самую рукоятку.
– Хорошие у тебя дружки, Пьер. Но давай вернемся к кинофестивалю. В том году Россию представлял фильм режиссера Вити Невского, моего знакомого, персонажа не менее колоритного, чем твой Кристиан.
Наши в городе
Витя прославился еще во время учебы на режиссерском факультете ВГИКа. Он был заметной личностью - обаятельный, с простецким круглым лицом и вечно озорными глазами. Василий Шукшин первым увидел в нем актера. Витя снимался во всех студенческих работах Шукшина, а потом и в больших его фильмах, что говорит о его обаянии и темпераменте. К тому же в Невском бурлила молодая кровь. Он был просто помешан на сексе и пользовался успехом у девушек.
Студенты, будущие режиссеры, значительное время обучения проводили в кинозалах. Каждый день они смотрели фильмы из истории отечественного и зарубежного кино. Но если просмотры выпадали на утренние часы, то частенько во время первой пары, с девяти до двенадцати, в темном зале все спали. Потому что, во-первых, сказывалась ночная жизнь, а во-вторых, обязательные к просмотру фильмы далеко не всегда были интересными. Виктор Невский, как человек живой и верткий, однажды, собираясь поспать, повернул голову круче других и увидел в окне кинобудки, рядом с лучом кинопроектора, очень симпатичное женское личико. А поскольку вход в кинобудку был прямо из зала, он поднялся по лесенке в проекционную, открыл дверцу и обнаружил там смазливую девушку с огромным бюстом. Она работала киномехаником. Обаяв ее с присущей ему легкостью, он тут же вступил с ней в преступную связь. После этого случая занятия по истории кино стали его самыми любимыми. Потому что, когда остальные студенты засыпали, он удалялся в кинобудку и занимался там любовью с девушкой-киномехаником. Одно было плохо - каждые десять минут им приходилось прерываться для смены бобин в кинопроекторе. Но это даже придавало пикантность их романтическим свиданиям.
Короче, возник у них необычный роман. Потому что, кроме как в кинобудке, они нигде не встречались. Не назначали свиданий, не гуляли по осенним аллеям и, как ты понимаешь, не ходили в кино. Они встречались только в этой кинобудке. Поэтому, когда подруга предложила Вите встретить с ней Новый год, он удивился, но согласился: "Почему нет? Конечно!" И пришел к ней по указанному адресу с бутылкой "Столичной". А придя, обнаружил, что девушка не одна, а с симпатичной подругой. Выпили, закусили, потанцевали, снова выпили. В результате - Витя оказался в койке. Сначала - с грудастой, потом - с ее подругой, потом - с двумя. Так они провели первый день нового года, а утром 2 января Витя, счастливый и хмельной от вина и усталости, вернулся к себе в общежитие.
Когда подружки остались наедине, то принялись выяснять отношения. Девушка-киномеханик сказала подруге:
- Какая же ты сволочь! У меня с человеком любовь, и я приглашаю тебя, как порядочную, на Новый год - на наш, можно сказать, семейный праздник, а ты, дрянь, соблазняешь и трахаешь моего, можно сказать, жениха! У нас с ним ведь были серьезные планы.
Подруга в недоумении отвечала:
- Извини, какого жениха? Ты что, сдурела? Вы сначала целовались, потом стали трахаться прямо при мне и сами меня подключили к этому делу, и когда он только на меня переключился, это было с твоего согласия! Ты же тут рядом лежала!
- А ты не понимала, что это я его проверяла? Ведь мы должны были пожениться!
Если бы Витек услышал этот разговор, то от изумления стал бы заикой! О какой женитьбе шла речь? Как только он выходил из кинобудки, сразу забывал о существовании своей грудастой партнерши!
Но у девушек свой кураж, тем более после пьянки. У них настоящая дружба из чего состоит? Из ссор и примирений, примирений и ссор. Они продолжали свою возвышенную беседу.
- Негодяйка ты, такая-сякая! - говорила одна.
Другая отвечала:
- Извини, подруга, я никогда тебе ничего плохого не делала. А если так получилось, то это потому что все мужики - гады и сволочи. Нам надо отомстить!
- А как мы ему отомстим? Может, снова позовем и яйца ему отрежем?
- Нет, за это в тюрьму сядем. Надо не самим сесть, а его посадить!
- Правильно! Давай скажем, что он тебя изнасиловал. А я подтвержу!
- Точно, давай его действительно посадим! Чтоб знал!
- Тогда пошли в ментовку!
И они пошли в милицию, написали заявление, обвиняя Невского в изнасиловании. Милиция отвезла подругу грудастой на экспертизу. Между тем Невский, придя 2 января в общежитие, попал - куда? Ясное дело - на сабантуй, пьянку. Потому что вгиковская общага после Нового года еще несколько дней гудит, из каждого окна музыка гремит и пробки летят!
В райотделе милиции заявлению об изнасиловании дали ход. Прикатили в общежитие, нашли пьяного Невского и забрали его прямо на глазах изумленной хмельной общественности. В отделении на вопрос, знает ли он гражданку Петрову, Невский вылупил глаза:
- Какую еще Петрову? Не знаю такой…
Витя не врал. Он и у своей грудастой никогда фамилии не спрашивал, а у ее подруги - тем более!
- Ничего! - говорят в милиции. - Вот мы возьмем у тебя сперму на анализ, сразу вспомнишь!
- Да я и сам ее сдам! - заявил Невский.
Витя тут же достает свой корень жизни и начинает им манипулировать на глазах у изумленных милиционеров.
Они в ужасе:
- Не здесь, не здесь, мы тебя отведем!
С шутками, с прибаутками отправились в поликлинику. Там он распугал посетителей, пытаясь все время расстегнуть ширинку:
- Товарищи, где тут сперму сдают?
Когда вернулись в милицию, Витю стали прессовать:
- Лучше по-хорошему признавайся, как ты изнасиловал гражданку Петрову!
Мол, за признание - полнаказания, ну и прочие сказки.
Но Витя:
- Ребята, какая Петрова? Вы чего?
Тогда с него взяли подписку о невыезде из Москвы и отпустили до получения результатов анализа. Витя приходит в общежитие, ложится спать, а утром идет во ВГИК на занятия. А там первая пара - история кино, как обычно. И с похмелья все студенты на третьей минуте уже храпят, а Витя идет в кинобудку к своей зазнобе. Она ему отдается и по ходу дела говорит со страстью:
- Зачем ты изнасиловал мою подружку? Она тебя засадит!
Он с изумлением спрашивает:
- Какую подружку?
- Ну как же! Помнишь Новый год?
Витя напрягается, и в его памяти возникают фрагменты новогодней ночи, мелькает какая-то подружка. Но шутник и ерник, он спрашивает, будто с трудом вспоминая:
- Так это я с тобой был на Новый год?
Девушка возмущается:
- Ты даже не помнишь, с кем в Новый год был? Ну, смотри, я тебе устрою!
Но поскольку весь этот разговор происходит во время определенного лирического процесса, то и ее угрозы звучат как бы в шутку.
А тем временем в милиции процесс уже пошел, там заводится уголовное дело, которое попадает к следователю - правильной и несчастной советской женщине, члену КПСС. И когда к ней приходит наш герой со своими шуточками под Швейка и говорит: "Здрасьте, это вы меня вызывали?", она ему сухо и протокольно отвечает:
- Да. Сейчас я допрошу вас по делу об изнасиловании…
Но Витя в своем амплуа, он продолжает ваньку валять:
- О! Я по этому делу большой специалист. Если вам лично надо помочь, то я к вашим услугам…
Она возмущается:
- Вы отдаете себе отчет, с кем вы разговариваете? Я следователь.
Но Витя продолжает куражиться:
- А что, следователи - не женщины? У вас дырочка, а у меня пипирочка.
Дама вызывает караул и говорит: