- Нет, не у Руфинуса. Я их забрала у него час назад и сунула тебе в куртку - боялась, что этот недотепа их потеряет.
- А я и не заметил.
- Тебе можно весь парламент в карман засунуть, и ты не заметишь, - фыркнула она. - Больше на девок глазей. Теперь повернись и заходи.
В вагоне третьего класса ему открылся настоящий зоопарк. Существа всех форм и размеров сражались за места. По совету Кочерыжки они не стали лезть в давку, прошли в самый конец и стали у двери, среди других пассажиров человеческого роста, но явно более низкого социального положения. Они смерили взглядом наряд Тео и тут же отвернулись. Что бы это значило?
- Почему этот чертов поезд не отправляется? - шепотом спросил он у Кочерыжки. Он чувствовал, что щельники кружат где-то снаружи, как плавники вокруг тонущей лодки. Добежать бы до локомотива, схватить машиниста за шиворот и стучать его башкой о пульт, пока не тронется с места.
Машинист, видно, почуял потенциальную угрозу на расстоянии, и свисток издал долгий вопль.
- Ну, слава Богу, - выдохнул Тео. Миг спустя мимо окон их вагона промелькнули две темные фигуры с мертвенно-бледными лицами. "Сейчас они войдут сюда, - подумал он, - и сердце у меня остановится окончательно", - но они пробежали дальше, к первому классу, расталкивая толпу на платформе. Еще несколько секунд, и поезд отошел от станции. - Они сели все-таки? - спросил Тео. - Или остались?
Кочерыжка пожала плечами, не выражая ни особого счастья, ни уверенности.
Планарные ветры несли его, как невидимый воздушный змей. Бесплотный, он растягивался дальше некуда, до последней частицы живой и нацеленный на свою добычу. Она теперь была близко - иррха чуял ее среди прочих подобных ей существ с легкостью совы, находящей единственное пятнышко теплой жизни в густом подлеске.
Преследование цели на этот раз далось ему непросто: путешествие между двумя планами оказалось труднее, чем ожидал иррха, если понятие "ожидать" применимо к нему, и потребовало напряжения всех его сил. Многое изменилось за те медленные века, что он провел в темных промежуточных пространствах. Иррха устал, насколько это было доступно не знающему устали существу, и досадовал, насколько доступно это существу, лишенному эмоций. Он был так близко к своей добыче, что почти касался ее, но не сумел ее схватить и завершить тем свое жгучее назначение, - это наполняло иррху ощущением, которое он не испытывал так долго, что забыл его и помнил лишь, что оно крайне неприятно.
Ближе, еще ближе... здесь. Он обнаружил точное местонахождение своей цели. Осталось только преодолеть последнюю хрупкую перегородку и воплотиться во что-нибудь, способное передвигаться в этой плоскости, пока добыча не ускользнула опять. В последний раз он сделал неверный выбор - сначала понапрасну израсходовал силы, прогоняя из оболочки ее живого обитателя, а затем обнаружил, что тело сильно повреждено; пришлось потратить ценное время на восполнение недостающих частей кусками других пищащих, теплых мясных созданий. Сейчас добыча совсем близко, и он не вправе позволить себе новых промахов, которые могут повлечь за собой новый провал.
Он сжался, скрутил себя в жгут, пал ниже. Сколько здесь жизни, туманящей ощущения, развившиеся за время пребывания в наиболее холодных и безжизненных измерениях. Но теперь его больше ничто не собьет с курса. Иррха нашел то, что искал, и устремился туда, навстречу взрывной сфере света, красок и звуков.
Корнелия Тысячелистник перебирала свои покупки: летающую игрушку, движимую простыми, но долговечными чарами, куклу-гоблина в традиционном костюме из перьев, бус и стрекозиного крылышка, а также коллекцию спортивных вымпелов с эмблемами ведущих домов и шарфы с узором из бабочек - друзья заверили ее, что все знатные городские господа носят такие - и великое множество других свертков. Она, кажется, потратилась больше, чем рассчитывала, но ничего: до поезда в Ивы еще полчаса, а она уже закупила подарки для всех, кто был в ее списке, для племянницы и ее многочисленных деток. Дома, в их маленькой лесной деревушке, Тенистый считается чуть ли не таким же большим, как сам Город, и там очень расстроились бы, не получив подарка от тети Корнелии, которая ездила на трехсотую встречу выпускниц девичьей академии "Жимолость".
Думая о своих внучатых племянницах, одна из которых собиралась в "Жимолость" на будущий год, Корнелия испытала странное чувство. Неужели уже триста лет прошло с тех пор, как она сама вошла ученицей под эти гулкие своды? Кажется, что все это было совсем недавно.
Укладывая свертки обратно в сумку, она невольно заметила, что неприятный запах около скамьи усилился, и взглянула на эльфа, спавшего на другом конце. Одет хорошо, но никогда не известно, на что эти аристократы способны, особенно молодые. Пьян в стельку скорее всего. Однако спиртным от него не пахло, а пахло чем-то... очень скверным.
Незнакомец повернул к ней голову, открыл глаза, и Корнелия ахнула. С глазами у молодого Цветка было что-то не так - они казались пустыми и тусклыми, почти незрячими.
Цветок шевельнул губами и заговорил так, будто никогда прежде не пользовался речью, а уж куда подевалось произношение, приличествующее его социальному статусу!
- Где-е...
- Простите?
- Где... он? - Пустоглазый потряс головой, словно попытка заговорить совсем его обессилила, и встал. При этом с его колен на плиты перрона шлепнулась какая-то липкая масса.
Какая гадость, подумала Корнелия. Его стошнило - современная молодежь утратила всякое понятие о приличиях. Но при повторном взгляде на это красное месиво и на то, что свисало из-под разорванной рубашки молодого лорда, она подавилась криком и упала в обмороке на скамью.
Иррха, удовлетворившись, видимо, телом Руфинуса нюх-Маргаритки, которое, будучи бесспорно мертвым, сохранило еще некоторую гибкость и не получило серьезных повреждений, медленно двинулся через вокзал станции Тенистой, заталкивая внутренности обратно под одежду.
15
ВЕЛИКАЯ РЯБИНОВАЯ РАВНИНА
Сама Эльфландия устроена еще более странно, чем расположенный витками город, который я назвал Новым Эревоном: она не имеет вообще никакой четкой формы. Когда по ней путешествуешь, ее карта, говоря приблизительно, крутится, как волчок, или претерпевает еще какие-то, непонятные мне, метаморфозы. Эта земля просто отказывается лежать тихо и вести себя как подобает.
- Читаешь?
За струящимися окнами тянулся довольно унылый для Эльфландии пейзаж - холмистые, безлесные луга. Тео, удрученный этим зрелищем, зажатый между странно пахнущими пассажирами третьего класса, пытался сосредоточиться на книге Эйемона. Тот, кто задал ему вопрос, его сосед справа, смахивал на барана - красные глазки воинственно смотрели сквозь спутанную овчину.
- Д-да... читаю.
- А я вот не умею. Так и не выучился. - Баран оскалил длинные желтые зубы - то ли в улыбке, то ли с угрозой.
- Очень жаль.
- Дивлюсь я вам, грамотеям, какие вы умные. - Особого восхищения в его тоне не замечалось. Баран придвинулся еще ближе, дохнув на Тео кислым молоком. - А мы, по-твоему, дураки, да?
- Да нет же...
- Ты думаешь, вот сидит глупый мохнач, да? Оно и неудивительно, с твоим-то воспитанием и всем прочим.
Тео отчаянно хотелось, чтобы Кочерыжка поскорее вернулась из своей разведывательной экспедиции - она отправилась проверять другие вагоны. До этого момента он надеялся избежать неприятностей, если будет помалкивать и сидеть, не поднимая глаз.
- Эй ты, кучерявый, - вмешался эльф более человеческого вида, один из тех немногих, кого Тео определил как пожилых. Одежда на нем была чистая, хотя и поношенная, на лице в глубоких складках лежало нечто, напоминающее загар. Жилистый и сильный, он смотрел на мохнача недобрым взглядом.
- Чего тебе, старикан? - отозвался тот. - Думаешь, если ты на человека похож, то и прав у тебя больше?
- Сходство с человеком тут ни при чем, - сказал другой, напрочь этого сходства лишенный, со шкурой, как у броненосца, и выглядывающей из-под панциря крошечной головкой, - а вот ты нарываешься. Мы еще до Тенистой не успели доехать, а ты уже привязался к какому-то бедняге боггарту - он, мол, твой завтрак опрокинул.
- И опрокинул! Носатый поганец вывернул полную коробку шинкованного сенца!
Тео под этот спор забился в свой угол и поднял повыше тетрадь, чтобы отгородиться от попутчиков.
Эльфландия делится на районы, именуемые полями, и они не всегда остаются одинаковыми. Вернее, сами по себе они одни и те же, но не всегда одинаковы по отношению один к другому - это самое лучшее объяснение, которое я способен дать как читателю, так и себе самому. Иногда кажется, будто области Эльфландии расположены движущимися кольцами - на одной неделе две области граничат друг с другом, а на следующей уже нет. В действительности все обстоит еще сложнее, поскольку четких правил относительно количества и регулярности этого движения не существует. Сегодня попасть в Дубраву из Ивняка или в Рябины из Боярышника нельзя, а завтра Дубрава уже открыта для Ив, в то время как Рябины и Боярышник остаются разобщенными.
Я мало бывал за пределами Города и поэтому нечасто наблюдал подобные явления лично, хотя однажды это случилось и со мной, о чем я расскажу в свое время. Однако я часто слышал разговоры на эту тему - так люди в моем родном мире говорят о погоде, не уточняя, зачем нужно брать с собой зонтик, когда идет дождь; подразумевается, что каждый взрослый, если он не умственно отсталый, и так это знает. "Ольшаник в этом году далеко, - говорят в мире эльфов, - но сейчас там очень красиво. Надо бы собраться и съездить - через несколько дней будем там". А в другое время из тех же самых уст можно услышать: "Вчера вечером я был в Ольшанике".
Тео что-то пощекотало шею, и он замер, думая, что это мохнатая морда человека-барана.
- Щельника нигде не видать, - сообщила ему на ухо Кочерыжка.
- Значит, в поезде его нет? - Тео старался говорить как можно тише. Двое подземных троллей, к его великому облегчению, стояли на платформе, когда поезд отходил от станции. Кочерыжка осматривала вагоны в поисках недостающего.
- Я сказала, что его не видать, а это не совсем одно и то же. Народу в поезде битком - может, он в сортире или еще где. Уж не хочешь ли ты, чтоб я в каждый вонючий сортир тут заглядывала?
- Нет, не хочу. Что дальше делать будем?
- Для начала говори потише, Я стою у самой твоей челюсти и услышу, даже если ты будешь шептать, зато другие ничего не услышат. Что будем делать? В Город поедем, что же еще. Провожу тебя к тем, кто хочет с тобой встретиться, и вернусь к моим старикам.
- Разве тебе не надо им позвонить? Сказать, где ты?
- Не-а. Я большая девочка. Но ты мне напомнил кое о чем. Надо позвонить Пижме и все ему рассказать.
- А как?
- Ведь он же дал тебе говорящую ракушку.
- А, да. У нас это называется "телефон".
- В общем, надо его известить. Должен же клан Маргаритки узнать, что одного из них убили.
- Мы что, отсюда звонить будем? - Тео посмотрел по сторонам. Мохнач молчал, крутя клок своей овчины грязно-серой рукой-копытом и сердито глядя на прервавшего его эльфа. В вагоне сидело около двухсот пассажиров, и очень немногие из них хотя бы отдаленно напоминали людей. У некоторых уши были, как у летучих мышей, и Тео подозревал, что они слышат каждое слово, произносимое им и Кочерыжкой.
- Раз в жизни ты высказал здравую мысль. Когда у нас следующая остановка? - Кочерыжка призадумалась. - До Звездной еще далеко, так что твое место, пожалуй, не пропадет, если ты кой-куда сходишь.
- В туалет, да? Пошли.
Вагон покачивало, и Тео пришлось по пути ухватиться за спинку сиденья - так он полагал, пока не услышал недовольного ворчания: спинка на поверку оказалась шейным щитком чего-то ящерообразного.
- Надо было нам, наверное, сесть во второй класс вместо третьего, - тихо посетовала Кочерыжка, пока Тео пятился, бормоча извинения. - Кого только нынче в поезда не пускают.
Туалет оказался как туалет, если не считать сиденья, очень низкого и широкого, и лесенки, приделанной к стене рядом с раковиной.
- А ты не хочешь зайти? - спросил Тео.
- Я лучше снаружи покараулю.
- Тут задвижка есть. Зайдем вместе. Вдруг Пижма спросит что-то, а я не смогу ответить?
- Я в общественные туалеты с парнями не хожу, - нахмурилась Кочерыжка. - Ходила только с папой, пока маленькая была.
- Эта неделя у нас проходит под девизом "все когда-нибудь делается впервые". Залетай.
Если бы он закрылся здесь с кем-то другим, кроме Кочерыжки, они поместились бы с трудом. Она оторвала кусок полотенца от бумажного рулона, расстелила его на краю раковины, как одеяло для пикника, и уселась.
- Хорошо еще, тут не очень грязно. Некоторые такое за собой оставляют...
- Я знаю, что ты имеешь в виду.
- Не можешь ты этого знать. Ты большой, а я маленькая, и оставленное бывает раз в двадцать больше меня.
- Твоя взяла. - Тео посмотрелся в зеркало. - Хочу смыть эту дрянь, которой Долли меня намазала. С меня уже штукатурка сыплется, а в поезде есть такие же смуглые, как и я.
- Так ведь они-то рабочие.
- Ну и пусть. Здесь каких только нет, никто меня не заметит. Умоюсь, и все тут. - Он исполнил свое намерение, пустив теплую воду, вытерся полотенцем - на ощупь скорее шелковым, чем бумажным - и отскреб остатки белил за ушами и ниже подбородка. Почувствовав себя немного удобнее, он достал из кармана футляр. - Приступим. Достать ее или как? - спросил он, глядя на утопленную в бархате филигранную птичку.
- Просто говори. Вызови Пижму.
- Как вызвать?
- Назови его по имени - Квиллиус.
Тео, поднеся футляр так близко, что золото затуманилось от его дыхания, назвал имя, но ничего не произошло. Он попробовал еще раз. Немного погодя птичка осветилась, как будто ее вынесли на солнце.
- В чем дело? - Фигурка оставалась в футляре, но голос, принадлежавший, бесспорно, Пижме, звучал прямо в ухе у Тео. - Я только что сел за стол.
- У нас возникли трудности, - сказал Тео.
- Кто это?
- Господи Иисусе! - Кочерыжка сверкнула на него глазами и Тео попытался успокоиться. - А вы не догадываетесь? Сколько народу вы отправили на съедение за последние сутки?
- Вильмос? - Резкость в голосе эльфа приобрела совсем иной смысл. - Что вы имеете в виду?
- Ваш кузен или племянник, кем он вам там приходится - Тео запнулся. При всей его нелюбви к Пижме сообщать дурную весть вот так, с бухты-барахты... - Боюсь, что случилось несчастье. Руфинус подвергся нападению и убит.
- Что-что? Где вы? Что у вас там происходит?
Тео постарался объяснить ситуацию как можно короче. Пижма, видимо, очень удивился, но постигшее его горе скрывал хорошо - можно было подумать, что он только что узнал от садовника о болезни, поразившей его газон.
"Это не совсем честно с моей стороны, - подумал Тео. - Они ведь не такие, как мы".
- Летуница с вами?
- Да.
- Минуту, я поговорю с ней. Кочерыжка? - В голове у Тео что-то щелкнуло - теперь он и фею слышал у себя в ухе, как будто она сидела у него на плече, а не на краю раковины.
- Я слушаю, граф.
- Спасибо, что не оставила нашего гостя в беде. То, что рассказал мастер Вильмос... - Пижма явно хотел узнать, правда ли это, но чувствовал, что Тео будет оскорблен, и потому спросил: - Ты ничего не хочешь добавить?
"А он, кажется, человечнее, чем я думал", - решил Тео.
- В общем, нет, сэр. Мы по уши в дерьме, что верно, то верно.
- Когда приедете в Город, идите прямо в дом Штокрозы. Хотя нет, погоди. Молодой Штокроза, посланный сюда, тоже убит. Это может означать многое, в том числе и то, что у них в доме есть шпионы - или у меня. Последнее даже вероятнее, поскольку вас и беднягу Руфинуса поджидали на станции. - Пижма надолго замолчал и наконец с ощутимой неуверенностью сказал следующее: - Самый надежный и здравомыслящий представитель Эластичных вне клана Маргаритки - это лорд Наперстянка. Он умен, и подводные течения Города знакомы ему, как русалке собственная река.
Тео взглянул на водоросли вокруг своего запястья. Что, в сущности, такое эта русалочья метка? Надо будет попросить Кочерыжку объяснить толком.
- Лорд Наперстянка умен, бесспорно, сэр - даже чересчур, как думают некоторые, - ответила между тем она.
- О чем это ты?
- Да просто кое-кто говорит, будто он в дружбе с лордом Дурманом.
- У Дурмана много друзей - что здесь такого?
- Вам, конечно, лучше знать, сэр, только он...
- Что он? Глушитель - Сорняк, как ты выражаешься? Дурман действительно принадлежит к этой партии, при этом он наиболее терпимый и гибкий из них. Его убеждения во многом совпадают со взглядами нашего клана - за исключением его чрезмерной неприязни к смертным, разумеется. Но кем бы ни был Дурман, лорд Виорель Наперстянка - отнюдь не Сорняк, а вполне разумный центрист, член нашей парламентской фракции. Нет ничего плохого в том, чтобы дружить со своим политическим оппонентом - у нас, в конце концов, не война.
- Прошу прощения, - нахмурилась Кочерыжка, - но ваш кузен погиб, несмотря на мирное время. И насчет засушенного сердца в коробочке Штокрозы тоже, думаю, с вами не согласятся.
Тео прямо-таки видел неодобрительно поджатые губы Пижмы.
- Знатные дома и в особенности их хозяева связаны глубокими и старинными узами, которые не обрываются из-за простых политических расхождений. Дурман и Наперстянка дружат еще с тех пор, как вместе учились в Лозоходной.
Кочерыжка с досадой поерзала на своем насесте, но промолчала.
- Итак, - продолжал Пижма, - в Городе сразу же отправляйтесь в дом Наперстянки. Кочерыжка знает, где это, но если... - Неуверенность на этот раз приобрела мрачный оттенок, который даже Пижма не мог скрыть. - Если вы вдруг расстанетесь, мастер Вильмос, ступайте на Родниковую площадь. Дом Наперстянки вы узнаете сразу - это самая высокая башня на площади. Просто скажите страже, что у вас послание от меня, и покажите им раковину, по которой мы говорим сейчас с вами. Этого, думаю, будет достаточно, чтобы к вам отнеслись серьезно. В противном случае передайте лорду Наперстянке следующие слова: "Пижма напоминает о речной струе".
- Речная струя? - повторила Кочерыжка. - Вы спасли его, когда он тонул?
- Нет. Это название таверны. Весьма низкого пошиба, признаю это со стыдом, но когда мы оба учились в Лозоходной академии, я помог Виви, как звали его тогда, выбраться там из одной переделки. Он помнит.
У Тео это никак в голове не укладывалось. Они тайно говорят по телефону из вагонного туалета, их спутника недавно зарезали, а Пижма ведет себя так, будто это рассказ о похождениях дворецкого Дживса*.
- Вы стойко переносите безвременную кончину вашего кузена.
- Иначе говоря, вы находите мою скорбь недостаточной? - Голос Пижмы налился холодом. - Не стану разубеждать вас. Я не намерен опускаться до вашего плохо ориентированного восприятия.