Когда жизнь течёт обыденно и скучно, когда кажется, что в ней мало чего стоящего, человек призывает на помощь воображение. И воображение, фантазия, может радикально изменить всё вокруг - весь мир, всё то, что было привычным - и всегда происходит что-то такое, о чём даже не задумывался. Мечты воплощаются, и выдуманные люди становятся подлинными, и уже нельзя просто забыть их, сделать вид, что их нет и не было, вернуть в небытие. Иначе небытие может забрать и того, кто призвал его на помощь.
Константин Бояндин
Пламя заката
(Nous 0)
1
Павел всегда просыпался ровно за пять минут до будильника. Самым неприятным было заставить себя вылезти из-под одеяла и выключить мерзкое устройство, прежде чем оно заверещит. Прежде, чем Маша потребует из соседней комнаты "выключить эту гадость".
На этот раз удалось заставить себя вылезти из-под одеяла за минуту до срока. Павел неловко нажал на кнопку и будильник - старинная, советских ещё времён прямоугольная электронная игрушка, упал. Удар был негромким, но будильник выключился.
И уже не включался. Павел беззвучно выругался - ставить будильник было единственным способом проснуться в нужное время. Рефлекс? И вот теперь…
Он посмотрел на наручные часы. Мама дорогая! Мусорная машина будет через три минуты. Вчера проспал её - если и сегодня не успеть, Маша будет ворчать до вечера. Павел торопливо оделся, прислушиваясь к звукам за окном. Успел. Бесшумно, как привидение, скользнул на кухню, подхватил приготовленный пакет, и уже через минуту спускался по лестнице. Будильник тоже покоился в пакете. Мастер сказал: уроните ещё раз - всё, можете дальше помойки не нести. Уже не починить. Прощай, друг, подумал Павел невесело, буду учиться просыпаться сам.
Странно, но во дворе никого не было. И машина приезжать не торопилась. Ну денёк начинается, одно слово - пятница! В пятницу всегда всё и везде наперекосяк. Вот, началось уже.
- Не будет её, - сообщила, грузно проковыляв мимо, соседка из дальнего подъезда. - К шестому дому несите.
К шестому дому. Павел вновь выругался. Уже не беззвучно. Старушкам, живущим на первых этажах соседнего, шестого, дома не лень караулить свою драгоценную помойку и устраивать жуткий скандал, когда кто-то "чужой" оставляет там мусор. Скандалят долго и громко, а замеченный пакет могут вполне принести обратно и вытряхнуть под дверью. Такое бывало.
Если выкинет эта бабушка-колобок - ей сойдёт с рук. А вот Павлу…
Дожили, подумал Павел в который раз. Люди готовы удавить за то, что кто-то чужой оставляет мусор в их мусорном баке.
В этот раз повезло: обе старушки, обыкновенно стоявшие "на часах", были увлечены разговором. Павел осторожно и бесшумно избавился от поклажи и подумал, уже повернувшись лицом к своему дому, так ли хочется сразу назад? Зайти в магазин, что ли, купить там кефира… Виктория в последнее время обожает кефир. И любит поддразнивать маму, когда та ворчит, что кефир по утрам пьют только алкоголики. "Вот мы с папой после вчерашнего и пьём…"
Утро уже, а темно как! Тучи ползут над головой, цепляясь косматым брюхом за вышки и деревья, а из прорех падает неприятная, мелкая водяная крупа. Днём это выглядело бы великолепно и даже величественно: огонь под ногами, оранжевая чешуя огромного дракона, золотые скорлупки, горящий ковёр… Как только ни называют листву.
Ветер выскочил из-за поворота и швырнул Павлу в лицо пригоршню водяных капель, присыпал волосы сухими листьями. Павел не сразу прочихался, столько воды попало в горло. И - на какой-то миг подумал, что заблудился. Кругом темень, он на тропинке, кусты со всех сторон. Конечно, тут всё понятно, вон там - его дом. Нет, не пойду сейчас в магазин, подумал Павел. Вика попросит - пойду. Она попросит, конечно. А сейчас просто постою.
Очень не хотелось возвращаться домой. Вскоре начнётся день, а в пятницу самые неприятные, самые тупые заказы. Тупые своей обыденностью.
Павел - столяр от бога. Так сказал когда-то учитель "по труду". Но вот не удалось пока заниматься тем, чем хочется. А приходится ставить двери, да делать столы с табуретками, по пятницам, во всяком случае.
На короткое, неприятное мгновение Павлу захотелось, чтобы всё вокруг исчезло, всё, раз и навсегда. И снова помутилось перед глазами. Домой. Прийти домой, включить лампу, сесть и сделать вид, что работает. Рисовать то, что так и останется только мечтой на бумаге. Вроде бы и лет человеку всего тридцать два, а уже кажется, что вся жизнь прошла.
…Павел шёл, погружённый в мысли, и не сразу обратил внимание на старуху у подъезда. Что она делает в такую рань? Уже сидит на лавочке, а до рассвета ещё ой как далеко. Дремлет? Сидит, согнувшись, опираясь о палочку.
- Здравствуй, здравствуй, - неожиданно пробасила она, подняв голову. - В магазине твоя, в магазине. Пять минут как убежала. Скоро вернётся, хлеба у неё дома нет…
- "Моя"? - Павел повторил ошарашенно. Старуха говорила так, словно давно и хорошо его знает. Но откуда?! И лицо её знакомо - смутно, но знакомо. Что за чушь! Не живёт такая в этом доме, уж за пять лет со всеми повидался-познакомился!
- Твоя, твоя, - старуха погрозила пальцем. - Афанасьевна всё видит! А колечко, - она перешла на заговорщический шёпот, - мог бы и снять, снять.
Павел машинально перевёл взгляд на правую руку - на обручальное кольцо. И злость накатила… о чём болтает старуха?!
- Спасибо за совет, - саркастически отозвался он, поправил капюшон - зябко. Подошёл к двери. Что за новость? Куда делся домофон, кнопки, почему подъезд открыт всем подряд?!
- Из дома, что ли, выгнали? - осведомилась Афанасьевна вслед. - Заходи, заходи, чего мёрзнуть на улице. В подъезде-то теплее.
В подъезде оказалось и впрямь тепло и - чисто, как ни странно. Запахи, куда без них - застоялый табачный дым, кошки и собаки - пахнет, убирай не убирай. Но чисто! И без домофона!
- Я сплю? - поинтересовался Павел, ещё раз осмотрев своё облачение. Домашние брюки и домашняя же майка, лёгкая осенняя "огородная" куртка - в ней обычно выезжает к тёще в огород, когда никак не отвертеться. Кроссовки - единственная не поношенная, не затрапезная деталь одежды.
М-да, сходил выкинуть мусор.
Павел обнаружил, что стоит у двери - своей двери. Своей, да не своей. Номер тот же, и подъезд тот же, и соседская дверь, ближайшая, та же. А вот сама дверь другая. И замок другой.
Можно и не пробовать вставлять ключ. Не подойдёт. И мобильника не взял, умник. Думал, что выйдет минуты на три. Павел осторожно толкнул дверь, физически ощущая, как соседка напротив буравит ему спину взглядом через глазок. Да и пёс с ней, пусть смотрит.
Шаги внизу. Дверь впустила обрывок реплики громогласной Афанасьевны. Интересно, кому она успеет доложить о его, Павла, визите к "своей"?
Павел принялся спускаться по лестнице, сам не очень понимая, куда сейчас пойдёт и зачем. Но…
- Паша?! - радость, нет - восторг в её голосе. У Павла перехватило дыхание. Не может быть… этого не может быть, потому что не может быть никогда!
"Тебя не существует", чуть не сказал он. Но это длилось недолго - и Павел, который минут двадцать назад вышел, чтобы вынести мусор, тут же сдался и исчез. А другой Павел, едва не спятивший когда-то от грёз, принял командование.
Павел ощутил восторг. Она здесь… значит, всё это не видения, не бред и не выдумки! Она здесь!
- Лена?! - имя пришло не сразу. Низенькая, худенькая, черноволосая… стоп, почему черноволосая?
Она бросилась к нему на грудь.
- Пришёл, - прошептала она. - Я знала, знала, что ты придёшь! С утра знала! Подумала, что дома ничего нет…
- Я пришёл, - он прижал её к себе, а мысли текли в голове и путались, путались. Главная - где его квартира, где Мария и Виктория - угасла, перестала беспокоить, утратила смысл.
- Идём! - она схватила его за рукав. - Афанасьевна мне уже доложила, - рассмеялась она тихонько. - Ты на неё не ворчи, а то она всем-всем рассказывает потом, когда ты был да почему… Не сердишься?
- На кого? - опешил Павел. Елена стояла, уже погрузив ключ в замочную скважину.
- На Афанасьевну. Если сердишься, не пущу!
- Да не сержусь я, - если Павел и покривил душой, то совсем немножко.
Елена приподнялась на цыпочки и поцеловала его. В губы. И прежний Павел, который был в здравом уме и твёрдой памяти минут двадцать назад, окончательно был повержен.
Павел прижал её к себе… осознавая, что на них сейчас смотрят. Плевать! Это она, она… запах её волос, её голос, вкус губ… Пусть смотрят кто хочет, и пошли все к чёрту!
Она долго не отпускала его. Но всё же отпустила.
- Заходи, - она открыла дверь и с силой потянула Павла внутрь. - Закрой на щеколду!
Дверь закрылась. И Павел окончательно осознал, что мир изменился, и если это сон, то сейчас, прямо сейчас, нет смысла просыпаться.
- Неси, - Елена вручила ему пакет. Хлеб, мясо, печенье - это он успел заметить. - Давай-давай, неси на кухню!
* * *
Удивительно, но он всё правильно разложил. Всё по местам, руки сами открывали нужные дверцы и крышки. Хлеб, приправы, мясо, картошка… Да тут весь пуд будет, как она всё это дотащила?!
- Ты неисправим! - она открыла холодильник. - Зачем мясо-то в морозилку? Я его сейчас готовить собралась! - достала пакет с мясом, положила на стол. Взяла Павла за руки, улыбаясь, посмотрела в глаза. Мягкие, тёплые руки… всё, как он помнил. Господи, что происходит?!
- Ты мой? - поинтересовалась она тихонько. - Ты ко мне приехал, да? У меня три дня выходных! Ты останешься?
- Останусь, - говорить было трудно. Хотелось прижать её к себе… и стоять вот так, стоять и стоять, упиваясь запахом её волос…
Она кивнула, отпустила его - иди за мной, говорила её походка, кивок, улыбка. И он пошёл. Вопросы возвращались в голову, но уже не вводили в панику. Надо подумать. Спокойно всё обдумать.
- Стой, - она остановила его на пороге спальни, ладошкой в грудь. - В мою комнату ты с этим не войдёшь, - и указала на обручальное кольцо. - Это у тебя что, маскировка, да? Вот глупый! Здесь же и так все знают!
Павел послушно снял кольцо, спрятал в карман. Только бы не потерять, подумал он невпопад.
- Вот так, умница! Хочешь ей позвонить, да? Или не нужно?
- К-кому позвонить?
- Машеньке, - Елена улыбнулась, без ехидства или ревности… весело улыбнулась. - Или тебя отпустили? Или неважно?
- Неважно, - ответил Павел немедленно. Его снова обхватили и поцеловали… снова в губы.
- Я знала, - она отпустила его. - Знала, что ты когда-нибудь решишься. Ты у меня умница! Ну, заходи!
- Куда?
Она рассмеялась.
- Ко мне, ко мне! Переодеваться будем! У тебя вид, будто с огорода приехал. В следующий раз захвати с собой грабли, вот тогда будет маскировка!
Павел никак не мог переступить порог.
- Ты же хотел видеть, как я переодеваюсь… - она понизила голос. - Да?
- Да, - ответил он мгновенно пересохшими губами и вошёл.
* * *
Он облизнул губы и потёр лоб, несколько раз. Та самая комната. Он видел её много раз. Где? В воображении. Видел каждую деталь её, каждую мелочь. Вот диван, он же кровать - старый, скрипучий, видавший виды, достался от прежних хозяев квартиры. Правая ножка подломлена, у дальнего левого угла матрас промят так, словно там слон топтался. Шкаф за диваном, платяной шкаф, на дверце его старинное, но целое и не слишком помутневшее зеркало. Но Павел не видел, ни разу не видел, как она раздевается. Видел её обнажённую - о да, видел, конечно, не раз. Но она всегда гасила свет и, торопливо сбросив халат или во что была одета, в углу, быстро пряталась под одеялом. А утром, если замечала, что Павел уже проснулся, просила отвернуться и не смотреть.
А сейчас…
Сейчас она подошла к зеркалу и посмотрела в глаза отражению Павла. Улыбнулась. Медленно расстегнула рубашку - никогда не видел её в майках, всегда рубашка, всегда старенькая, хотя и не ветхая, не дырявая - дыры в одежде в этом доме долго не живут. Их или штопают, или выбрасывают вместе с одеждой. Павел помотал головой, вот ведь лезет что в голову! Она расстегнула рубашку, верхнюю пуговицу, ещё одну, обнажая плечо, потом грудь… голова Павла начала кружиться. Настоящая! Она настоящая, это всё на самом деле! Елена расстегнула все пуговицы на рубашке и рукавах, медленно подняла руки над головой, завела за спину… рубашка упала к её ногам. Невообразимо, нестерпимо красива… Елена повернула голову, посмотрела Павлу в глаза, не переставая улыбаться. Что ты делаешь со мной… Лена, милая, невероятная и невозможная, что ты делаешь?
Джинсы. Дома она носит только штаны, а на улицу одевает их только, если идёт в гости. А так - юбки, платья. Поди найди сейчас девушку, которая любит носить платье! Лена расстегнула пуговку, чуть повернулась - худая, ещё немного, и можно звать тощей - и джинсы падают к ногам. Шаг, другой… в сторону Павла. Она резко присела, и встала уже совсем нагая. Павел и хотел закрыть глаза, и не мог. Елена подобрала с дивана халат, шагнула к Павлу.
Остановилась в шаге от него. Запах её волос, кожи… Немыслимо, немыслимо…
- Хочешь? - спросила она одними губами. И улыбнулась, рассмеялась, падая ему в объятия, и халат упал, свернулся обиженной кошкой у ног, и никому не было до него дела…
* * *
…Он помнил только, что долго не мог отпустить её, боялся, что отнимет руку - и растает Елена, пропадёт, сгинет навсегда, а сам Павел окажется дома, и Мария будет ворчать, и не замечать его присутствия, и…
- Паша, - оказалось, они оба уже одеты. У Елены нашлась и его одежда. Потрёпанные, но вполне приличные джинсы. И рубашка, тоже вполне приличная. И даже всё остальное нашлось, включая тапочки.
- Паша, - шепнула она на ухо. - Я не убегу! Правда-правда! Пусти, мне уже почти больно! - и поцеловала его в шею.
И снова вскипела кровь.
- Нет, - смеясь, она оттолкнула его. - Нет, не сейчас! Ты же есть захочешь? Пить захочешь? А кормить тебя нечем! Вставай, поможешь мне.
- С удовольствием! - он поднял её на руках. Елена снова рассмеялась. Невозможно… То же лицо, треугольное, те же короткие волосы, их запах… одуряющий запах осени. Кожа, и шрамы - на левом бедре и спине, выросла в деревне, а там топоры да вилы ошибок не прощают. Каждая родинка, каждая линия на коже - всё помнит, всё-всё, и найдёт с закрытыми глазами.
- Ты сильный, - шепнула она, обнимая его за шею. - Пусти, обед приготовлю! Я у тебя много сил отниму, так и знай!
Он хотел, чтобы она его поцеловала. И она поцеловала. И сразу же отстранилась.
- Сходишь в магазин, - велела она. - В доме нет масла, яиц… - она перечисляла. Память у Павла хорошая. Всё помнит. - Деньги есть?
Павел чуть не покраснел.
- Ничего страшного, - она снова поцеловала. - Вон там, в вазочке возьми. И не ругайся с бабушкой Лизой!
- Кто такая бабушка Лиза? - поинтересовался Павел уже в прихожей.
- Шварцберг Елизавета Афанасьевна, - пояснила Елена, остановившись в дверном проёме. - Она добрая! И вовсе не сплетница! Не обижай её, соседка всё-таки!
- Шварцберг! - поразился Павел. Вот не знал. - Ты мне весь список назвала?
- Минералку! - крикнула Елена уже из кухни. - С лебедями! Возьми две бутылки!
* * *
- В магазин? - задала ненужный вопрос бабушка Шварцберг. Так её звал теперь про себя Павел. Но походила она вовсе не на арийку, а на Бабу-Ягу на пенсии - неведомо зачем обменявшую избушку на курьих ножках на однокомнатную квартиру на окраине города.
- В магазин, бабушка Лиза, - отозвался Павел уже почти весело. Афанасьевна подняла голову. Точно, Баба-Яга! Один нос крючком чего стоит!
- Бабушка! - проворчала она, взяла тросточку в руку. - Это я Леночке бабушка Лиза, а тебе гражданка Шварцберг!
- Да, бабушка Лиза!
- Вот я тебя! - пригрозила Афанасьевна палкой, но угрозы не выполнила. - Ты вот что, друг любезный Паша, ты мне там молока купи. Такого, что в прямоугольных пакетах, с синей коровой, нежирное. Запомнил?
- Запомнил! - настроение стало совсем хорошее. - Что-нибудь ещё?
- Водички мне, просто водички, - подумав, пожелала Афанасьевна. - Ну всё, беги давай, ждут ведь тебя!