V. Демократия
Драма на море
Матросы одного океанского судна поймали акулу…
Вытащили ее крюком на палубу и распластали.
- А интересно, братцы, что у нее в желудке, - сказал судовой врач.
Бравый матрос одним ударом ножа вспорол акулий желудок, бесстрашно сунул туда руку и вытащил… человеческий череп и записную книжку в прочном коленкоровом переплете, только чуть-чуть разъеденную едким желудочным соком.
- Глянь, ребята, - сказал юнга. - Обезьяничий череп.
- Ничего подобного, - возразил доктор. - Судя по форме - это череп первобытного дикаря. Первая ступень развития.
- Не думаю, чтоб "первая ступень", - засмеялся младший офицер. - Не думаю, чтобы первобытный дикарь, ибо при черепе есть записная книжка. Несомненно - обладатель черепа и книжки - одно и то же лицо. А ну, поглядим… Ба! Написано по-русски. Значит, компатриот! Угораздило беднягу. Послушайте-ка!
* * *
"Сыя записная книжка принадлежит члену "Профсогреба" Веденею Дрыкину.
Воскресение. Ужас, ужас и еще раз ужас. Наша старая рыбачья шхуна "Амфитрита" пошла ко дну ко всем чертям. Спасся только начальник и мы, шестеро… Плывем в лодке - куда неведомо! Хорошо еще, что начальник захватил компас и карту… Говорит, что берег в 80 милях и если хорошо грести, то в шесть дней догребем до берега. Навались, ребята!
Понедельник. Гребем. Подсчитывали рационы. Если по два сухаря и куску солонины в день, то на 5–6 дней хватит. Гребем день и ночь.
Вторник. Гребли, гребли, вдруг встает товарищ Алеша Гайкин и говорит этот Алеша Гайкин:
- А что, говорит, товарищи, - ведь тяжелая штука эта гребля.
- Очень, говорим, тяжелая.
- Это, говорит, труд, а всякий труд должен быть организован! Поэтому, говорит, предлагаю немедленно основать профессиональный союз гребцов для защиты наших пролетарских гребцовских интересов!
Начальнику это не особо чтобы понравилось:
- Что вы, говорит, ребята! Какие там союзы? Гребите себе, и конец! Доберемся до берега - тогда что хотите делайте.
- Нет, - говорит Алеша, - это ты врешь! Тогда уже поздно будет, на берегу-то. Мы должны организоваться сейчас. Выбирай, товарищи, председателя!
Вот оно, что значит: сознательный! Сразу сказал - что к чему! Мозговитая башка.
Побросали мы весла - стали выбирать. Ну, понятное дело - Алешу и выбрали.
- В таком разе, - кричит Алеша (радостный такой), - раз вы меня выбрали, то требую восьмичасового рабочего дня, и никаких гвоздей!
А начальник - смех на него смотреть - прямо что только не плачет:
- Да с ума вы, говорит, посходили! Где же это, кричит, видано, чтобы публика чуть ко дну не идет, а сама восьмичасового дня требует?! Да я сам, своими руками, буду хоть 15 часов грести… Одумайтесь, ребята.
- Думали, - говорит Алеша, - достаточно… И раз у нас проснулось классовое самосознание, то никаких ваших разговоров не должно быть. Правильно, товарищи? Голосуйте вставанием…
Проголосовали вставанием - чуть лодку не опрокинули.
А меня секретарем выбрали. Вот-то здорово! И сам не ожидал.
Среда. Решили грести так: четыре часа до обеда, четыре - после обеда. А так как обед был не особо чтобы какой, то Алеша потребовал увеличения пайка под угрозою забастовки.
Прямо плакал наш буржуй-начальник:
- Для вас же, чертей, берегу рационы… Ведь с голоду подохнете.
- Это, - говорит Алеша, - все трефовый разговор… А раз, что пролетариат работает - он должен и сносно питаться. Иначе минимум производительности!
Четверг. Вынул нынче Алеша из кармана книжечку-календарчик, глянул в него да как крикнет - таково радостно:
- Братцы-товарищи! А ведь нынче престольный праздник! Никто не имеет такого права, чтобы заставить нас у праздник работать. Бросай весла!
Ай и голова же! Прямо сил нет.
Пятница. Нынче у нас первый день забастовки. Вся штука вышла из-за того, что Алеша предъявил начальнику от имени профсоюза требование о больничной кассе и обеспечении на случай потери трудоспособности.
Получили отказ - забастовали.
Алеша называет это: "конфликт с предпринимателем".
Вот мозух! Где-нибудь в Англии или еще где - министром был бы, а у нас так, зря околачивается.
Суббота. Забастовка протекает - нормально.
До берега 68 миль.
Рационы - только на завтра. Если потом начальник перестанет кормить - поломаем весла.
Алеша так это и называет: "Порча орудий производства".
Появились акулы.
Этой сволочи еще чего надо?
Воскресенье. Рационы прикончили. Надо же питаться трудящему человеку.
Акулы прямо с ума спятили. Шныряют около лодки день и ночь - никакого им 8-часового рабочего дня нет!
Алеша чивой-то притих, а море, наоборот, разыгрывается. С запада желтая туча ползет, стерва, прямо как живая…
Акулы прямо чуть не через борт прыгают… Алеша даже одну кулаком по морде хватил.
Воскресенье (вечер). Буря. Алеша чего-то плачет.
- Простите, говорит, братцы, меня окаянного… Через меня все подох…
До чего сволочевый вал - чуть лодку не перевернул!
Акулы…
Братцы, что ж это так…
* * *
От последней буквы записи тянулся длинный нервный карандашный хвост - будто кто-то помешал секретарю профсоюза дописать слово.
Дальше шли чистые листки.
* * *
- Какая странная история, - прошептал доктор, швыряя череп через борт. - И ужаснее всего, что никто от этого не выиграл!..
Офицер возразил:
- Как никто? А акулы?"
Дневник одного портного
Мне нужно было заказать себе костюм. Я пришел к портному и спросил:
- Вы портной?
- Видите ли, - отвечал он. - Короче говоря, я действительный член профессионального союза "Игла".
- Костюм мне сшить можете?
- М-м-м… Пожалуй. Только ведь это очень трудная штука - сшить костюм. Вы не думайте, что это так себе, пустяк.
- Я знаю. Если бы это было "так себе", я сшил бы сам. Сколько возьмете с моим матерьялом?
- Триста тысяч.
- Виноват, я даю и подкладку.
- А то как же. И пуговицы за ваш счет, и нитки. А иначе, согласитесь сами… Давайте задаток. Сто.
Я дал задаток и выжидательно остановился перед ним.
- Чего ж вы стоите? Ступайте домой. Как-нибудь на днях заверните.
- Виноват… А мерку?
- Можно и мерку. Впрочем, это не важно - рост у нас один. На какой-нибудь вершок вы выше и худее.
Вернувшись домой, я спросил у соседа:
- Сколько зарабатывает теперь ремесленник или рабочий?
- А черт его знает. Тысяч триста, я думаю.
- Не может быть! С меня сейчас за шитье одного костюма взяли триста тысяч!!
- А может быть, он будет шить ваш костюм целый месяц.
- Как месяц?! Раньше в два дня шили!
- Кто?!
- Портные.
- А теперь кто шьет?
- Действительный член профессионального союза "Игла".
- Ну, вот видите.
- А может, и этот, тово… В два дня… А?
- Тогда нужно предположить, что за 24 рабочих дня; в месяц он зарабатывает три миллиона шестьсот тысяч.
Это неслыханно!! Вот видите.
Через неделю я пошел к портному на примерку. Он сказал:
- Не готово к примерке.
Я беспомощно обвел глазами комнату, и вдруг мой взгляд упал на тоненькую тетрадку, валявшуюся на краю огромного стола. На обложке было написано:
"Дневник действ, члена проф. союза "Игла" Еремея Обкарналова"…
- Хоть стакан воды дайте, - кротко попросил я.
Он пошел за водой, а я украл тетрадку, сунул ее в карман и тихо вышел.
Дома прочитал. Записываю без сокращений и изменений.
2-го числа. Принимал сегодня заказ. Пока снимал мерку, торговался с заказчиком, глядишь - и день прошел.
3-го числа. Рассматривал материю. Какой хороший материал носят проклятые капиталисты, а? Пока пил чай, обедал, то, се - ан уж и вечер. Прямо ничего не поспеваешь делать. Засяду с завтрашнего дня!..
4-го числа. Праздник. Не работал. Отдыхал.
5-го числа. Ходил за нитками и пуговицами. Прихожу к магазину, а он закрыт. Вот черти - все бы им обедать. Вернулся домой, пил чай, пошел опять, - а магазин совсем и закрылся. До чего народ дармоед пошел. Когда они и торгуют - не понимаю.
6-го числа. Воскресенье. Отдыхал.
7-го числа. Хоть голова и трещит, но работа - первое дело.
Кроил штаны. Выкроил одну штанину - так разломило спину, что разогнуться не могу. Когда же, наконец, эта наглая эксплуатация нашего каторжного труда прекратится?
8-го числа. Престольный праздник. Слава Богу, хоть денечек отдохнем.
9-го числа. Опять ходил за пуговицами. Три магазина обошел, пока нашел, что нужно. Так и проваландался.
А здорово, черти, делают шашлык в погребе "Майская роза"! Только куда я задевал пуговицы? Неужто в "Майской розе" оставил? Пойтить, узнать.
10-го числа. Ну, да - там. Как это я ей-Богу…
11-го числа. Штаны почти совсем выкроил. Разломило спину. Пьют, пьют нашу кровь, и когда это кончится неизвестно.
12-го числа. Скроить жилетку, что ли?
13-го числа. Воскресенье. Разгибал спину.
14-го числа. Кроил жилетку. Ножницы совсем тупые Снести поточить, что ли ча?
15-го числа. И где это я мог забыть? Неужто опять в "Майской розе"?
16-го числа. Так и есть.
17-го числа. Табельный день.
18-го числа. Собрание профессионального союза "Игла". Когда же это я за пиджак примусь?
19-го числа. Очень большой праздник.
20-го числа. Воскресенье.
21-го числа. Заказчик ругался, как какая-то собака. Побыл бы в моей шкуре! В биоскопе - картина "Зачем ты, безумная, губишь того, кто увлекся тобой". Пойтить после работы, что ли…
22-го числа. Принимал заказ от какого-то Аверченки. Очень подозрительная личность. Чуть ли не собирался торговаться. Наглеет публика, сил нет. "Мерку, говорит, сними". Смех один. Будто с покойника.
23-го, 24-го, 25-го, 26-го Кройка брюк, полпиджака, "Майская роза", пуговицы в лавке, в биоскопе "И сердцем, как куклой, играя, вы сердце, как куклу, разбили". Прямо чуть не плакал.
На этом дневник обрывался.
* * *
Было время, когда рабочие и ремесленники с оружием боролись за введение 8-часового рабочего дня.
Я думаю, если бы мы, буржуи, ввели теперь для рабочих и ремесленников восьмичасовой рабочий день они оказали бы нам вооруженное сопротивление.
Аристократ Сысой Закорюкин
Так как не сегодня - завтра это придет, то не будем, подобно страусу, зарывать голову в песок…
Давайте взглянем этому страшному "ЗАВТРА" прямо в его смеющуюся, строющую гримасы - харю.
У сапожника Сысоя Закорюкина ("Мужская и дамская обувь, заказы я починка") сегодня бал…
Особняк его залит огнями, из окон на улицу доносятся звуки струнного оркестра, а мордастый швейцар вальяжно прохаживается у подъезда, щеголяя красной с желтым ливреей (родовые цвета Сысоя Закорюкина) и помахивая на потеху собравшимся мальчишкам увесистой булавой.
Наверху же, у входа в зал, как это и полагается, - хозяин и хозяйка дома, Сысой и Анисья, - встречают именитых гостей.
Увидев приближающегося гостя, Сысой привычным элегантным жестом вытирает руку о шевиотовые штаны и подает ребром, лихо рубанув ею воздух.
- Проходите, проходите, - приветливо говорит он. - Нечего тут топтаться.
Анисья стирает концом шейного платка пот с пылающего лба и сияюще подмигивает гостям:
- Мой-то, а? Каки кренделя выкомаривает! А?
Гости все прибывают и прибывают - один гость именитее другого: портной Птахин, слесарь Огуречный, владелец лимонадной будки Гундосов, яичная торговка Голендуха Паскудина - не та, что умерла Макридой - миллионершей, а ее сестра, Голендуха, еще один портной - Обкарналов - все самая изысканная финансовая аристократия.
Среди гостей носятся даже слухи, что обещал прибыть портовый грузчик Вавило Рыклов - аристократ из аристократов, денди из дендев.
Его историографы и мемуаристы утверждали даже, что он в "двадцать одно" не моргнув глазом ставит на карту по полтораста, двести тысяч и выпивает в день по 3 бутылки мартелевского коньяку.
Наконец, все гости съехались.
Оркестр грянул "Алеша, ша", и пары закружились.
Хозяйка дома сидела у стены с солидным владельцем лимонадной будки и вела солидный, но увлекательный разговор.
- Набавил я на стакан воды двести - и что же вы думаете? - пьют, черти. Никто даже слово не скажет. Сосет, анафема, по два, по три стакана. Прямо ты его хоть с кашей ешь!
В голосе Гундосова слышалось почтительное удивление.
- Народ, диствительно, - покачала солидно головой хозяйка. - Прямо будем говорить - озверел! Приходит заказчик: "Сколько за сапоги?" - "Четыреста тысяч!" - "За пару?" Мой-то прищурился да как ляпнет: "Где там за пару! За штуку. Пара - восемьсот". И ведь заказывают!
- Дела! Музыку откуда достали?
- Один тут профессор консерватории обтяпал! Головастый, а иногда по роялю жахнет так, что чертям тошно.
- Известно, с голоду чего не сделаешь. У меня вот тоже бывший атташе посольства заказы принимает - прямо на улице подобрал я его - так ведь до чего лих с заказчиком говорить - прямо уму непостижимо! Такого ему Оскара Уайльда вотрет…
- Стаканчик мороженого!
- И очень даже. Здорово закручено. Сами крутили?
- Зачем сами. У нас тут бывший профессор химии принанят для энтого дела. Рикиминдовали, что будто по какому-то анабиозу собаку съел. Вот мы его для мороженого и приспособили. Нехай себе крутит. Вообще, знаете, теперь вся энтилигенция на службе у капитала. Хотели мы даже концертик нынче соорудить, Собинова с Аверченкой договаривали, да ломучие они какие-то, Бог с ними. Пойдите вы, говорят, к этому самому… и слово то забыла, нехорошее слово. Одначе танцами дирижирует у нас балетмейстер киевского Оперного театра, а стол украшал художничек тут один - он еще в 16 году от Академии поездку в Италию получил. Известно, жрать всякому хотца…
Под утро бал у Сысоя Закорюкина ("Мужская и дамская обувь, заказы и починка") - кончился.
Усталая, но довольная разъезжалась по домам новая аристократия.
И у подъезда долго еще можно было слышать зычные выкрики швейцара - бывшего оперного баса, творца партии Мефистофеля в "Фаусте":
- Кучер, барон Ментден! Давай карету Гундосина.
- Шофер Голендухи Паскудиной, князь Белопольский! Заводи мотор!
- Куда запропастился, черт его дери, граф Гронский?! И из предутренней мглы слышался сонный голос:
- Граф Гронский поехал в чайную, а потом лошадей
Раньше на старом добром стяге было написано:
"Сим победиши!"
Теперь, вместо Сима, пришла пора другого Ноева сына…
На русском стяге красуется по новому правописанию: "Хам победиши!"
VI. Бесквартирье
Ищут комнату
По всему угрюмому зимнему побережью звенит один и тот же надрывный крик:
- Дайте комнату!
Но нет комнаты…
"И висела ночь без исхода"…
На последней странице газеты в правой ее стороне толпой собираются бледные призраки безысходно ищущих, и еле-еле слышишь в сутолоке жизни их бескрасочный шелест:
- Дайте же комнату…
Впрочем, не все публикации вялы и бескрасочны… В последнее время жизнь научила ищущих придавать своим стонам яркую, пышную, красочную оболочку:
"3000 руб. тому, кто укажет комнату, безразлично где".
"Дайте комнату! Буду отапливать своими дровами всю квартиру".
"За комнату буду готовить и себе и хозяевам обед из своего провианта, а также научу любой музыке".
Есть и сложные объявления:
"Ищу комнату. Если с отдельным ходом - отдам хозяйке свои новые лаковые открытые туфли и японские ширмы. Если же отдельный ход и центр города - прибавлю еще перламутровый бинокль и право брать продукты в кооперативе "Одно удовольствие". Тут же продается беличья шубка, крытая рипсом".
А вот расчет на психологию:
"Указавшему комнату уплачу 1000 руб. франками".
Человек, так сказать:
"Берет на валюту".
А вот публикация, прямо умилительная своей наивностью, беспочвенностью и полной бесцельностью:
"Ищу комнату для одинокой. С предложениями (?!) обращаться на имя М. С.".
Разве во время воя тропической бури можно услышать жужжание комара?
Таких же результатов достиг бы лондонский Дрюри-Ленский театр, если бы анонс о своем спектакле вывесил на верхушке пальмы в центре африканской пустыни Калахари.
Бедная наивная "одинокая".
Тогда уж понятнее эти две строки:
"Если вы порядочные люди, дайте комнату одинокому!"
Тут хоть вопль слышится, какой-то шум производит человек: авось, кто-нибудь и преклонит свое ухо.