Содержание:
Глава первая - Желтые руки 1
Глава вторая - Внутри 3
Глава третья - Хозяин 3
Глава четвертая - Лицом к лицу 5
Глава пятая - Гипноз 6
Глава шестая - Без языка 6
Глава седьмая - Вся полнота сведений 8
Глава восьмая - Заговорщики 9
Глава девятая - Доктор 10
Глава десятая - Джуди думает 12
Глава одиннадцатая - Конец Трясуна 13
Глава двенадцатая - Полоний 13
Глава тринадцатая - Подарок из Китая 15
Глава четырнадцатая - Дневники 16
Глава пятнадцатая - Проблеск Эвереста 17
Глава шестнадцатая - Майор авиации 18
Глава семнадцатая - Свобода выбора 19
Глава восемнадцатая - Локаторы наоборот 20
Глава девятнадцатая - Китаец 21
Глава двадцатая - Среда, восход солнца 22
Глава двадцать первая - Золотой тигр 24
Глава двадцать вторая - Началось 25
Глава двадцать третья - Выбор оружия 26
Глава двадцать четвертая - Пинки 27
Глава двадцать пятая - Глаз Балора 28
Глава двадцать шестая - Вечерние досуги 29
Глава двадцать седьмая - Обзор новостей 30
Глава двадцать восьмая - Яд 31
Глава двадцать девятая - Пустой халат 32
Глава тридцатая - Операция "Новый Хозяин" 32
Глава тридцать первая - Одурманенные 33
Глава тридцать вторая - Статистические выкладки 33
Глава тридцать третья - Буря 34
Глава тридцать четвертая - На дне морском 35
Глава тридцать пятая - Дом, милый дом 35
КОММЕНТАРИИ к роману Т.Х.Уайта "Хозяин" 36
Теренс Хэнбери Уайт
Хозяин
ГОНЗАЛО: Устроил бы я в этом государстве
Иначе все, чем принято у нас…
…………………………………………….
Никто над ним
Не властвовал бы…
СЕБАСТЬЯН: Вот тебе и раз,
Ведь начал он с того, что он -
властитель!
АНТОНИО: В конце он позабыл уже начало.
"Буря"
Счастливой памяти Т.
Глава первая
Желтые руки
Стоял обжигающий июльский день, и казалось, будто море вскипает, как лимонад в нагретых бутылках.
Близнецы в одних брюках с лямками ничком лежали на горячем камне. Никки, жмурясь, разглядывал звездочки или сверкающие булавочные острия, рассыпанные солнцем по камню в трех дюймах от его носа. Если он не напрягал глаз и не старался держать пятнышки света в фокусе, они начинали медленно сплывать влево. Джуди играла обломком яичной скорлупки, наслаждаясь его тонкой, округлой и хрупкой гладкостью.
Небо, не мигая, смотрело на них, - оно-то не мигало, а вот смотреть на него, не мигая, было невозможно, - и в его синеве дюжинами кружились морские птицы, словно взметенные вихрем снежные хлопья. Пролетая между человеком и солнцем, птицы коричневели, потом чернели, и крылья их приобретали прозрачность.
Примерно в двадцати футах от близнецов сидел на скошенном выступе их отец с мистером Пьерпойнтом.
Они сидели, повернувшись к детям спиной и уплетая бутерброды.
На мистере Пьерпойнте была цветастая рубашка с танцующими лиловыми и зелеными индонезийками. Герцога же облекал цельнокроеный комбинезон, вроде того, что нашивал сэр Уинстон Черчилль, только этот был изготовлен из очень тонкой непромокаемой хлопковой ткани. У Герцога имелась теория насчет пористых материалов. Голову его покрывала клеенчатая шляпа, совсем как у мужчины в рекламе "Шотландской Эмульсии". Настроение у обоих было приподнятое.
- Дорогой сэр, - говорил Герцог, - сознаете ли вы, что до сего дня ни единая нога человеческая не ступала на этот утес посреди винноцветного моря?
- Как-как?
- Мы первые люди, высадившиеся на этом острове.
- Право же, Герцог, - отвечал мистер Пьерпойнт, - я сам читал в одной книжке, что Святой Брендан, прежде чем поплыл открывать Соединенные Штаты, как раз здесь и высаживался. Он тогда плавал на мельничном жернове и назвал эту скалу Брандионом.
- Да знаю, голубчик, знаю. Однако…
- И еще там говорилось…
Близнецы перестали прислушиваться.
Джуди отложила скорлупку и сказала:
- А все-таки, Никки, мне как-то не по себе.
- Отчего?
- Оттого, что мы Первые Люди На Этом Острове.
- Готов поспорить, что ничего мы не первые. Ты хоть последнюю войну возьми. Тут столько самолетов пролетало, - уж в этом-то я, во всяком случае, уверен. Папина осведомленность, как обычно, заканчивается тысяча восемьсот девяносто шестым годом.
- Никки!
- Ну, а что я могу поделать? И как это, интересно, Святой Брендан плавал на мельничном жернове?
- Это такой поэтический образ. Или религиозный.
Никки издал один из звуков, перенятых им у матросов.
Остров, на котором они загорали, носил название "скала Роколл", - его иногда поминают в прогнозах погоды. Это такой гранитный утес размером с большой дом - футов семьдесят в высоту - выступающий из огромной, укачливой, пустынной Атлантики примерно в двухстах птидести милях к северо-западу от ближайшего из мысов Ирландии.
Когда-то он составлял, - вполне вероятно, - часть Атлантиды, пока весь этот материк не ушел под воду.
Остров окружает пучина, уходящая вниз на тысячу с лишком отметок лота. Этот каменный клык, атакуемый бурунами, - единственная крупица тверди, встающая из воды между Британией и Америкой. Здесь истинная обитель солнца, водной пыли и одиночества.
Высаживались на остров немногие, это верно. Прежде всего, уединенность делает его труднодостижимым для мореплавателей. Ну и затем, высадиться на него - дело нелегкое по причине отвесности его стен, о которые нередко хлещет волна.
Если не считать легендарного Святого Брендана, остров Роколл упоминается в истории всего несколько раз. Однажды ясным днем его заметил Фробишер. В то время утес покрывали деревья, так что он, надо думать, был повыше и покрупнее. В 1810 году капитан Холл, командовавший фрегатом его величества "Эндимион" увидел на верхушке скалы белые пятна птичьего помета и, по ошибке приняв ее за белоснежный топсель, пустился в погоню. Посланный им в исследовательских целях десант был отрезан внезапно павшим туманом. (Туманы - вот еще одна причина, затруднявшая отыскание Роколла. В те дни проплыть 250 миль и, пользуясь только показаниями компаса, попасть в пятнышко суши высотою всего в семьдесят футов было непросто.)
Затем была еще бригантина "Елена", в 1824 году разбившаяся о далеко выдающийся риф. Его еще и поныне называют "рифом Елены". Странно, однако, что корабль угораздило столкнуться посреди пустынной Атлантики с камнем, не превосходящим размерами самого корабля. Это все равно, что двум мухам, ползущим с разных концов бального зала, стукнуться лбами.
В 1862 году сюда был послан на шлюпке боцман с корабля "Дикобраз", также принадлежащего флоту ее величества; команда шлюпки имела задание произвести обмеры острова. Море, когда они приблизились к острову, было неспокойным, так что высадка оказалась невозможной. Впрочем, пока шлюпку мотало вверх и вниз, боцман изловчился отколоть кусок скалы. Отбил его ручным лотом. Этот кусок привезли в Англию. Сейчас он хранится в Британском Музее.
В 1896-м, - именно эту дату и упомянул Никки, - Ирландская королевская академия организовала экспедицию, имевшую целью высадиться на острове. Экспедиция предприняла две попытки с двухнедельным интервалом, но обе оказались отбиты морским прибоем, высоким, как Гималаи.
С той поры островок навестило (в 1921 - м) французское исследовательское судно, и французы тоже, не сумев произвести высадку, отломали кусочек, а в 1948 - м вокруг утеса проплыл на шлюпке мистер М.Т. Бизони с приписанного к Флитвуду траулера "Балби". И этот ухитрился отщипнуть от острова какую-то малость.
Как известно, Великобритания аннексировала Роколл 18 сентября 1955 года, сопроводив это деяние салютом из двадцати одного орудия. Аннексия вполне могла явиться результатом событий, о которых я собираюсь вам рассказать.
Причина, по которой сюда приплыли мистер Пьерпойнт с Герцогом, сводилась к тому, что это давало им возможность рассказывать впоследствии, как они побывали в столь редко посещаемом и труднодоступном месте.
Одного человека спросили как-то, почему он пытался взобраться на Эверест, и человек этот ответил: "Потому что он там стоит".
Шкипер мистера Пьерпойнта точно проложил курс на скалу, а высадились они на нее по чистому везению, воспользовавшись гарпунной пушкой, чтобы забросить на остров веревку.
Ну, и с погодой им повезло.
Невдалеке от берега медленно кружила под солнцем большая желтотрубая яхта, очертаниями напоминавшая клипер (у нее имелось подобие бушприта), - шкипер опасался рифов. Можно было разглядеть Герцогиню, сидевшую на открытой палубе под красной парасолем и читавшую книгу о хиромантии, и ее свернувшегося рядышком крошечного отсюда ирландского сеттера Шерри, островами не интересовавшегося. У подножия утеса, с западной его стороны, на тяжко дышащей груди океана, словно лифт, поднималась и опускалась шлюпка. Потревоженные птицы кружили над островом в слепящем эфире. Кое-кто уверяет, что видел на Роколле или вблизи от него гагарок, тупиков, олуш, моевок, чистиков, глупышей, поморников двух разновидностей, малых буревестников и даже буревестников больших, тех что гнездятся в Южной Атлантике на острове Неприступном. Сказать по правде, одно время верили, что большой буревестник гнездится и на Роколле, но это, конечно, глупости. Никакие птицы на нем не гнездятся.
При том, что ветер "проходит" сюда по океану - от самой Америки - тысячи миль, волны в этих местах во время больших штормов достигают высоты шестидесяти футов, от гребня до котловины. Прибой же, - когда волна встречает препятствие, - достает и на сотню футов. (Маяк на мысе Даннет, указывающий пролив Пентленд-Ферт, - это примерно в тех же краях, - стоит на обрыве высотой в триста футов, и тем не менее волны нередко бьют ему стекла, швыряясь камнями.) Такие большие шторма случаются здесь четыре-пять раз в году. Какая же здравомыслящая птица станет гнездиться на утесе, который торчит над поверхностью океана всего-то на семьдесят футов?
Впрочем, птицы навещают этот остров и отдыхают на нем.
Герцог, намереваясь переплюнуть боцмана с "Дикобраза", прихватил с собой геологический молоток и теперь принялся за работу.
Стук молотка мешался с чуждыми уху криками чаек.
Еще одно живое существо присутствовало на Роколле, - принадлежавшая Джуди беспородная собачонка по имени Шутька. Шутькой ее назвали еще в щенячьем возрасте, потому что она и впрямь походила на шутку, да к тому же дурную. Она была столь неуклюжа, что казалось, будто все лапы у нее разной длины. У Шутьки имелся длинный хвост и космы, свисающие на глаза, - вообще же шерсть у нее росла куда-то не в ту сторону, как у гиены. Она смахивала на маленькую, неопрятную, деятельную подметальщицу, родившуюся в мусорном ящике. Размером она не превосходила скайтерьера. Джуди любила ее больше всего на свете. В эту минуту Шутька где-то тявкала.
- А куда подевалась Шутька?
Из-за чаек им приходилось кричать.
- Вниз пошла, вон туда.
- Шутька!
Дети посвистели, покричали, но все впустую, получив в ответ лишь тявканье и молчанье, - Шутька молчала, исследуя какую-то находку, и тявкала, призывая на помощь.
- Наверное, нашла что-нибудь.
- Скорее всего, дохлую птицу.
- Шутька!
- Вот же зануда, - сказала Джуди. - Небось забралась на какойнибудь обрыв и спрыгнуть не может.
Действительно, с юго-западной стороны Роколл был почти отвесным, дети как раз на краю обрыва и лежали. Вернее сказать, обрывов там было два, и шли они уступом, - верхний поднимался над нижним примерно на двадцать футов, а нижний торчал из воды на пятьдесят. На круче хватало и зацепок, и подпорок для ног, - во всяком случае, для детей, в которых весу меньше, чем во взрослых, а энергии больше.
- Шутька!
- Придется пойти посмотреть.
- Да все с ней в порядке.
- Но она же может свалиться.
- Ой, ты только паники не поднимай.
Близнецы по-прежнему лежали ничком, но взглянув на них, пожалуй, можно было понять, о чем они думают. Джуди думала: "Никки мужчина, он и должен идти, потому что это мужская обязанность - все делать для женщин, кроме стряпни". А Никки думал: "Как бы там ни было, а это ее собака".
- Вот сам пожалеешь, если она убьется.
- Как же, жди.
- Никки!
- Да и с чего это она убьется-то.
- С того, что там опасное место.
- Ну так пойди сама и найди ее.
- Это ты должен пойти.
- Почему это я должен?
- Потому.
Вообще говоря, ответить на этот вопрос было нечего, ибо всем было известно, что Шутька - собака Джуди.
На некоторое время наступило обиженное молчание, нарушаемое лишь визгливыми, как у механической пилы, криками олушей да стуком молотка. В отдалении одна из олуш, патрулировавших прибрежные воды, засекла подводную рыбу, на миг повисла, застопорив крылья, и пала вниз, словно лот, словно молния, словно глубоководная бомба. Она вошла в море отвесно, и вода чмокнула, почти неохотно выбросив в искрящийся воздух белый фонтанчик. Можно было медленно сосчитать до четырех, пока над поверхностью не показалась темная голова и не встряхнулась, сглатывая рыбу. Вся остальная эскадрилья, получив сигнал, - ибо явно пришел косяк, - уже слетелась туда же и принялась пикировать, чмок, чмок, чмок. Замечательные ныряльщики!
Джуди с жалобным видом встала ("женских дел не переделаешь") и принялась нащупывать путь среди острых выступов обрыва. Вскоре она обогнула его изгиб и скрылась из глаз.
- Никки!
Тонкий голос еле слышался за птичьими криками.
- Что?
- Иди сюда.
- Зачем?
- Да иди же, пожалуйста.
- Ну ладно, ладно.
Он машинально прибегнул к ворчливому тону, но вскочил с охотой, потому что, сказать по правде, ему с самого начала хотелось пойти посмотреть, в чем там дело. Только он об этом не знал.
- Что такое?
- Иди, взгляни.
Прямо под выступом или полкой на отвесной круче, Джуди с Шутькой, не очень надежно утвердившись на другой естественной полке, а то и тропе, разглядывали нечто, помещавшееся прямо под их носами. Носы почти соединялись, словно у пары сеттеров, причем Шутька, державшая голову несколько набок, задрала одно ухо.
Никки подобрался к ним по гранитной круче, выпуклостью скалы отделив себя от отца. Стук молотка замер. Даже птичьи крики, казалось, затихли. Теперь детей и с яхты не было ни видно, ни слышно.
- Ну, что тут у вас такое?
- Да замолчи же ты, Шутька. Не тявкай.
Выступ был достаточно широк, чтобы на нем стоять, поэтому Джуди взяла вырывающуюся собаку на руки и пальцами сжала ей челюсти. Шутька была вне себя.
- Тут что-то странное.
- Где?
- Шутька!
Никки, профессионально опустившись на колени - как обычно поступают мужчины, когда их зовут прочистить слив или разобраться, что такое случилось с кухонной плитой, - осмотрел поверхность скалы в том месте, где ее обнюхивала Шутька. Со стороны казалось, что все трое стоят на клавиатуре каменного пианино. Перед ними, там, куда ставятся ноты, поднимался обрыв, а за их спиной другой спадал к лежащим в море педалям.
Правильнее сказать, что все это больше походило на огромную пианолу. У пианолы за подставкой для нот имеется такая панелька, которую можно открыть и посмотреть, как, воспроизводя музыку, кружатся на барабанах инструмента дырчатые ленты. Вот прямо перед Никки и шли не то ровные прорези, не то трещины, проделанные в скальной породе с точностью, которая сделала бы честь и столяру-краснодеревщику, - результат походил на пару гаражных дверей.
Двери или не двери, однако снаружи никто их не выравнивал и не скоблил. Они были такими же грубыми и бугристыми, как вся остальная поверхность утеса. Ни ручек, ни запоров, ни каких-либо приспособлений, чтобы их открывать. Даже с расстояния в несколько шагов заметить трещины в скале было невозможно. Словно великан острым ножом прорезал в поверхности скалы, как в пироге, математически правильный квадрат, но вырезанного куска не вынул.
- Ничего себе!
- Шутька уверяет, что внутри кто-то есть.
- Трещиной это быть не может, Джуди. Смотри, она ровно идет вверх, потом горизонтально, потом вниз. И видишь, этот разрез в середине? Это наверняка что-то вроде дверей.
- Но для чего?
- Это людских рук дело. У природы таких прямых линий не получилось бы.
Зачарованный сделанным открытием, он провел пальцем вдоль трещины. Джуди, соображавшую вдвое быстрее, чем Никки, понемногу охватывал страх.
- Пойдем, папе расскажем.
- Нет, погоди минутку. Я хочу посмотреть. Слушай, если бы они открывались наружу, на выступе были бы канавки, чтобы им легче распахиваться. Они должны открываться внутрь. Подожди, я попробую нажать.
Джуди стояла, боязливо прижав к груди извивавшуюся всем телом дворняжку; ей все это очень не нравилось.
- Давай сначала за папой сходим.
Но Никки старательно толкал утес.
- Должно быть, заперты.
- Может, они все же естественные, - с надеждой сказала Джуди, - результат землетрясения или еще чего? Ну, там, вулкана.
- Дурында.
- Но Никки…
В этот миг одна из дверей сама собой растворилась, величаво и плавно, словно дверца тяжелого сейфа.
Две желтых руки с длинными, как у китайского мандарина, ногтями высунулись из темного каменного нутра, - и ласково столкнули детей с обрыва.