В наши дни, когда только мечтатели да дети верят в существование магии, кто сразится со Злом, вырвавшимся на волю из черной бездны? Кто найдет в себе силы противостоять могущественному адепту Тьмы, бродящему по улицам современного Торонто? Кто поможет адепту Света, кто выйдет вместе с ним на последнюю битву, дабы не оказался наш мир добычей Тьмы? Немногие - девушка, которую все считают слабоумной, уличный музыкант да еще жалкая горстка храбрецов, которым попросту нечего терять…
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
ГЛАВА ВТОРАЯ 3
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 6
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 9
ГЛАВА ПЯТАЯ 12
ГЛАВА ШЕСТАЯ 16
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 20
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 24
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 27
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 31
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 36
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 39
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 42
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 46
Примечания 50
Таня Хафф
Врата Тьмы
ГЛАВА ПЕРВАЯ
- Ребекка!
Уже взявшись за ручку кухонной двери, Ребекка остановилась.
- Посуду убрала на место?
- Да, Лена.
- Форму постирать захватила?
Ребекка улыбнулась. Форма уже аккуратно сложена и покоится на дне красной хозяйственной сумки.
- Да, Лена.
- Плюшки себе взяла на выходные?
- Да, Лена.
Плюшки тщательно завернуты и уложены поверх запачканной формы. Далее должна была последовать очередная строка литании.
- Не забудь съесть их дома.
Ребекка так энергично кивнула, что кудряшки пустились в пляс.
- Не забуду, Лена.
Следующая:
- До понедельника, киска.
- До понедельника, Лена.
Наконец Ребекка толкнула дверь и вышла на лестницу.
Лена проводила ее взглядом и вернулась в кабинет.
- И так каждую пятницу, миссис Пементел?
- Каждую пятницу, - подтвердила Лена, со вздохом усаживаясь в кресло. - Уже почти год.
Инспектор покачал головой.
- Странно, что ей разрешается ходить по улицам без сопровождения.
Лена хмыкнула и полезла в стол за сигаретами.
- Да нет, это не опасно. Господь таких хранит. Чертова машина! - Она встряхнула зажигалку, стукнула ею по столу и была вознаграждена слабым язычком пламени. - Я знаю, о чем вы думаете. - Хозяйка кафетерия сделала затяжку. - Но с работой она справляется получше многих, у кого, шарики на месте. И прогнав ее, вы деньги налогоплательщиков не сэкономите.
Инспектор поморщился.
- На самом деле я думал о том, как люди могут курить, закрывая глаза на очевидное. Сигареты вас убьют, и вы это знаете.
- Так это ведь мое дело, верно? - Она облокотилась на стол, медленно выпустила дым через нос и ткнула тлеющим концом сигареты в сторону его закрытого портфеля. - Давайте продолжим…
- Изумруды вырезают из сердца лета.
Чумазый молодой человек подошел к ней, надеясь выпросить пару баксов.
- А сапфиры падают с неба перед самой темнотой. - Ребекка отняла лоб от витрины ссудной кассы и повернулась к нему с улыбкой. - Я знаю все названия драгоценностей, - сообщила она с гордостью. - А дома я сама делаю алмазы - в холодильнике.
Увидев ее улыбку, молодой человек втянул голову в плечи. На сегодня с него хватит. Только сумасшедших ему не доставало!
И пошел дальше, засунув руки в карманы рваной джинсовой куртки.
Ребекка пожала плечами и снова стала рассматривать кольца на подносах. Красивые штучки она любила и каждый вечер по дороге домой из кафетерия рассматривала все витрины.
У нее за спиной начали вызванивать время колокола Сент-Джеймского собора.
- Пора идти, - сказала она своему отражению в стекле и улыбнулась, когда оно кивнуло в знак согласия.
Она пошла на север, и Сент-Джеймс передал ее Сен-Мишелю. Колокола - как и соборы - в первый раз ее напугали, но теперь они друзья. То есть колокола, а не соборы. Такие большие, солидные, угрюмые здания, конечно, ни с кем дружить не будут - это она понимала. Обычно они наводили на нее грусть.
Ребекка быстро шла по восточной стороне Черч-стрит, стараясь не видеть и не слышать ни толпы, ни уличного движения. Этому ее научила миссис Рут - уходить в себя, в тишину, чтобы кипящий вокруг беспорядок не вызывал беспорядка в ней самой. А жаль, что ничего нельзя ощутить, кроме тротуара под резиновыми подошвами сандалий.
На Дандес-стрит она остановилась у светофора, и глаз ее выхватил из окружающего что-то черненькое, бегущее по подоконнику третьего этажа здания "Зирс".
- Нельзя-подожди-осторожно! - завопила она, возбужденно выстреливая отдельные слова.
Люди на перекрестке не обращали на нее внимания. Лишь кое-кто посмотрел вверх, следя за ее взглядом, но нечто схожее с трепещущим на ветру куском копирки не вызвало у них интереса. А какой-то пешеход понимающе покрутил пальцем у виска.
Когда светофор мигнул, Ребекка бросилась вперед, не обращая внимания на сигнал низкого красного автомобиля, норовившего проскочить на желтый свет.
- Не надо!
Поздно. Черный кусочек, слетевший с края подоконника, оказался маленьким бельчонком. Он перевернулся в воздухе и успел лишь подобрать лапки перед ударом о землю. Секунду он был неподвижен, он вскочил и бросился к мостовой. С ревом пролетел грузовик. Бельчонок подпрыгнул и помчался кратно к зданию, чуть не попав кому-то под ноги, снова повернулся к мостовой - во всех его движениях сквозил слепой ужас. Он попытался вскарабкаться по водосточной трубе, но коготки заскользили по гладкой поверхности.
- Эй! - Ребекка встала на колени и протянула руку.
Укрывшись под трубой, бельчонок обнюхал пальцы.
- Все хорошо.
Она вздрогнула, когда зверушка взобралась по обнаженной руке на голову и застыла там в испуге. Ребекка осторожно сняла его.
- Глупая деточка, - сказала она, проводя пальцем по пушистой спинке. Бельчонок перестал дрожать, но сердечко его все еще колотилось о ладонь. Продолжая успокаивать зверька, Ребекка встала и медленно пошла к перекрестку. Бельчонок слишком мал, чтобы найти дорогу домой, значит, надо найти ему дом. А ближайшее убежище - Райерсон Квад.
Квад был одним из ее любимых мест. Со всех сторон окруженный Керр-холлом, он был тихим и зеленым, этот маленький уютный парк в самой шумной части города. О нем почти никто не знал, кроме студентов Райерсона, и это, как подсказывало ей чутье, было к лучшему. Ей были известны все потаенные зеленые островки. У студентов как раз начались летние каникулы, и Квад был пуст.
Она протянула руку и посадила бельчонка на самую нижнюю ветку клена. Тот застыл, приподняв переднюю лапку, и вдруг скрылся из виду.
- С новосельем, - сказала ему вслед Ребекка, дружески потрепала клен по коре и пошла домой.
На пятачке между тротуаром и домом Ребекки, нависая над тремя этажами красного кирпича, рос большой каштан. Ребекка часто задумывалась, попадает ли в квартиры на фасаде хоть немного света, и неизменно приходила к выводу, что иллюзия жизни на дереве искупает постоянную темноту. Ступив на тропинку, она подняла голову и стала вглядываться в нижние ветви: где он, их постоянный обитатель?
Наконец она его обнаружила. Он сидел на толстом суку и болтал ногами, склонившись над какой-то работой. Какой - она, как обычно, не могла разглядеть. Лица не было видно - только пушистая рыжая полоса бровей на дюйм выступала из-под козырька шапки.
- Добрый вечер, Ортен.
- Еще не вечер, день пока. И я не Ортен.
Ребекка вздохнула и вычеркнула еще одно имя из мысленного списка. Румпельштицхена она опробовала с самого начала, но человечек так заливисто расхохотался, что ему пришлось схватиться за ветку.
- А, Бекка, привет.
Из подъезда вышла, распирая бедрами лавсановые штаны, Крупная-блондинка-дальше-по-коридору.
Ребекка вздохнула Никто ее Беккой не называл, но доказать это Крупной-блондинке-дальше-по-коридору не было никакой возможности.
- Меня зовут Ребекка.
- Правильно, дорогая, и ты живешь на Карлтон-стрит в доме номер пятьдесят пять. - Она говорила нарочито громко. - С кем ты разговаривала?
- С Норманом, - ответила Ребекка, показывая на дерево.
- Вот и неправда, - фыркнул человечек.
Крупная-блондинка-дальше-по-коридору сложила алые губы бантиком.
- Как это мило - давать имена птичкам. Не понимаю, как ты их различаешь.
- Я не разговариваю с птицами, - запротестовала Ребекка. - Птицы никогда не слушают.
Как и Крупная-блондинка-дальше-по-коридору.
- Бекка, я сейчас ухожу, но если тебе что-нибудь понадобится, всегда можешь зайти и попросить.
И она прошествовала мимо с таким видом, будто хотела сказать "Смотрите, какая я прекрасная соседка".
"Пусть у этой Бекки не все дома, - не раз повторяла она, обращаясь к своей сестре, - но манеры у нее куда лучше, чем у теперешней молодежи. Она никогда не отворачивается, когда я с ней говорю".
Уже почти год Ребекка размышляла, настоящие ли эти белые полоски зубов за густо накрашенными губами. Но всякий раз от решения этой проблемы ее отвлекали потоки слов.
- Может быть, она думает, что я плохо слышу? - спросила она однажды у человечка.
Тот ответил в обычной своей манере:
- Может быть, она не думает.
Вытащив из кармана ключи - а они всегда были в правом переднем кармане джинсов, - Ребекка вставила их в замок. Тут она придумала новое имя и, оставив ключи в замочной скважине, вернулась к дереву.
- Перси? - спросила она.
- Еще чего! - услышала она в ответ.
Ребекка философски пожала плечами и вошла в дом.
В пятницу вечером она занималась-стиркой и ела-на-ужин-овощной-суп-с-говядиной, как указывал список, составленный для нее Дару - сотрудницей отдела социального обеспечения, которая ее курировала. Субботу она провела в саду Аллен Гарденс, помогая своему другу Джорджу пересаживать папоротники. На это ушел целый день, потому что папоротники не хотели, чтобы их пересаживали. В субботу вечером Ребекка стала готовить чай и обнаружила, что кончилось молоко. Молоко относилось к числу тех вещей, которые Дару называла "бакалейная мелочь", и ей разрешалось покупать его самой. Взяв из кувшина в виде космического шаттла доллар с четвертью, Ребекка вышла из квартиры и направилась по Мючуал-стрит к лавочке на углу. Она не остановилась поговорить с человечком и даже не посмотрела на дерево. Дару не уставала повторять, что с деньгами нужна осторожность, и Ребекка не собиралась таскаться с ними дольше, чем это будет необходимо.
Когда она возвращалась домой, ей вдруг показалось, что вокруг стоит необычная тишина и плохо освещенная улица заполнена незнакомыми тенями.
- Мортимер? - позвала она, приблизившись к дереву. Он должен был ответить, угадала она его имя или нет.
На лицо упала капля дождя.
Теплого.
Она тронула щеку рукой, и рука стала красной.
Кровь.
Кровь Ребекка знала. У нее самой текла кровь каждый месяц. А Дару говорила, что в любое другое время кровь - это ненормально, и если такое случится, Ребекка должна позвонить Дару - даже ночью, но ведь Дару не видала человечка, а кровь текла у него, это Ребекка знала, но не знала, что делать. Дару говорила, что в городе по деревьям лазить нельзя.
Но у ее друга текла кровь, а это ненормально.
Правила, часто говаривала миссис Рут, на то и существуют, чтобы их нарушать.
Ребекка поставила молоко на землю, подпрыгнула и ухватилась за нижнюю ветку каштана. Из-под пальцев посыпалась кора, но Ребекка цеплялась сильнее - люди часто удивлялись, насколько она сильна, - и наконец взвилась на ветку, сбросив сандалии. В начале весны люди в оранжевых куртках хотели эту ветку срезать, но она с ними говорила до тех пор, пока они не забыли, зачем пришли, и с тех пор они больше не приходили. Ребекка не одобряла, когда режут деревья шумными машинами.
Она полезла выше, к любимому насесту человечка. Было плохо видно из-за сумерек и шевелящейся листвы, которая покрывала ее путь неожиданными теневыми узорами. Схватившись за мокрую и липкую ветку, Ребекка поняла, что уже близко. Тут она увидела пару свисающих ботинок, носы у них уже не задирались так заносчиво, и кровь капала на верхний, а с него - на нижний.
Человечек был зажат между двумя ветвями и стволом. Глаза закрыты, шляпа съехала набок, а из груди торчал черный нож.
Ребекка осторожно взяла его на руки. Он что-то пробормотал на непонятном языке, но не шевельнулся. Он почти ничего не весил, и ей легко удалось спуститься, держа его на одной руке. Ноги человечка постукивали ее по бедрам, а голова безвольно моталась около шеи.
Достигнув нижней ветви, Ребекка села, обхватила раненого друга второй рукой и оттолкнулась. Ударилась о землю и упала на колени. Захныкала, потом поднялась и поспешила в безопасность своей квартиры.
Там она сразу же положила человечка на двуспальную кровать. Грудка вокруг ножа все еще поднималась и опускалась, а это означало, что он жив, но она не знала, что теперь надо делать. Позвонить Дару? Нет. Дару не умеет ВИДЕТЬ, и потому не сможет помочь.
- Она подумает, что у меня опять провалы, - поделилась она с лежащим без сознания человечком. - Как в тот раз, когда я впервые про тебя рассказала.
Ребекка ходила по комнате, грызя ногти на левой руке. Нужен кто-то умный, но такой, чтобы умел ВИДЕТЬ. Кто-то, кто знает-что-делать.
Роланд.
На самом деле он даже не говорил, что умеет ВИДЕТЬ. Он едва ли вообще ей что-нибудь говорил, но он разговаривал музыкой. И музыка сказала, что он помог бы. И он умный. Роланд - он знает-что-делать.
Она села на край кровати и натянула кроссовки, потом обернулась и похлопала человечка по колену.
- Не бойся, - сказала она. - Я иду за помощью.
Схватив по дороге свитер, Ребекка вышла в холл и остановилась. А как он здесь будет один?
- Том?
Большой дымчато-полосатый кот, с величавым достоинством шествующий по холлу, остановился и повернулся к ней.
- Человечек с дерева ранен.
Том вылизывал белоснежный пушистый воротник, ожидая, когда ему скажут что-нибудь, чего он еще не знает.
- Ты не мог бы с ним побыть? Я иду за помощью.
Том глубоко задумался, рассматривая переднюю лапу. Ребекка подпрыгивала от нетерпения, но хорошо знала, что торопить кота бессмысленно. Наконец кот встал, подошел, потерся о ее ноги и ткнулся головой в колени.
- Спасибо, Том! - Она протянула руку и толкнула дверь. Том вошел и успел убрать хвост, когда Ребекка закрывала дверь.
К лестнице она уже бежала.
Роланд скривился, глядя на рассыпанную мелочь в гитарном футляре. Не очень хороший вечер. Честно говоря, для субботы на углу Йонг и Квин-стрит - просто плохой. Одну из немногих бумажек подхватил ветер, и Роланд прихлопнул ее рукой. По поводу арендной платы за комнату в подвале дядя проявлял душевное понимание, но кормить его отказывался безоговорочно. "У здорового мужика двадцати восьми лет от роду, - не уставал повторять дядя, - должна быть настоящая работа".
Из метро вышла молодая девчонка, почти одетая - в бледно-голубых шортах - и Роланд проводил ее взглядом, когда она прошла мимо него и остановилась у светофора.
Бывала у него время от времени настоящая работа, но он всегда возвращался к музыке, а музыка возвращала его на улицу, где можно играть что хочешь и когда хочешь. Иногда он играл с местными группами, если надо было срочно заменить гитариста. Сегодня вечером он должен был выйти на замену, но днем ему позвонили и сказали, что ударник и клавишник тоже заболели, и концерт отменяется.
Роланд посмотрел на часы. Восемь сорок пять. Через пятнадцать минут закроются "Симпсон" и "Итон-центр" и на улице может найтись работа.
Из перехода под Квин-стрит, соединяющего "Симпсон" с "Итон-центром" и подземкой, послышались звуки, в которых Роланд распознал песню "Битлз". Сами "битлы" ее вряд ли узнали бы, но этот парень торчал тут уже шесть дней, и Роланд привык к его странной интерпретации. Поющие в поездах зарабатывали больше, но им приходилось сотню баксов в год отслюнивать Транспортной Комиссии города Торонто за лицензию и со станции на станцию перемещаться по расписанию, согласованному с главной конторой. Роланд таких вариантов даже не рассматривал: лицензирование искусства он воспринимал как оскорбление - по крайней мере для себя.
Он снова глянул на часы. Восемь сорок семь. Как летит время! Без конца мельтешили прохожие, и Роланд по лозунгам на их футболках - "Право медведей вооружаться?" - предположил, что это американские туристы. Иногда казалось, что в Торонто на выходные съезжается половина северного штата Нью-Йорк. Он вздохнул и мысленно подбросил монету. Выпал Джон Денвер, и Роланд заиграл "Высоко в Скалистых горах". Для художественной целостности.
На втором куплете приятный стук новых долларовых монет о гитарный футляр несколько улучшил его душевное расположение, и Роланд, заметив Ребекку, смог улыбнуться ей. Часть его существа, не занятая возвращением в те места, где он никогда не бывал, заинтересовалась, что вынудило Ребекку так поздно выйти на улицу. Обычно она встречалась ему где-нибудь после полудня, когда во время перерыва на ленч выходила послушать, как он играет, а в выходные он ее никогда не видел. Роланд подозревал, что ей не разрешается покидать дом в такой час, но не считал это само собой разумеющимся. Опыт показывал, что в отношении Ребекки возможно непредсказуемое.
- Я не дефективная, - сказала она ему в первый день как бы в ответ на его снисходительный голос и поведение. - У меня умственная ограниченность. - Длинные слова она произносила медленно, но очень правильно.
- Вот как? - удивился он. - А кто тебе это сказал?
- Дару, моя ведущая из отдела социального обеспечения. Но мне больше нравится, как называет меня миссис Рут.
- И как же?
- Простая.
- Хм. А тебе известно, что это значит?
- Да. Это значит, что у меня меньше частей, чем у других.
- Ах так!
Ничего другого он в ответ не придумал. Она улыбнулась.
- А это значит, что я целостнее других.
И что забавно, вспоминал Роланд, будучи неопровержимо дефективной, Ребекка действительно была целостнее многих. Она знала, кто она и что она. "Что ставит ее на две ступени выше меня", - хмыкнул он про себя. А иногда Ребекка несла дичайшую дичь, и в ней вдруг открывался смысл. С некоторым удивлением Роланд обнаружил, что в обеденный час высматривает ее улыбку посреди нахмуренных рыл.