Оглушенный ударом, Горазд все-таки успел подняться на ноги. По всему двору рубились его хазары, хотя и изрядно поредевшие числом, но не потерявшие присутствия духа. Откуда в Листянином городце взялись бояре, Горазду выяснять было недосуг, но числом тех бояр было около двадцати. Если бы не стрелы, разившие хазар со всех сторон, то неизвестно, чей бы в результате был верх. Горазд попробовал пробиться к Торусе, который выделялся среди бояр своим рогатым шеломом, но сумел лишь опрокинуть вставшего на пути мечника. Под напором защитников городца нападающим пришлось отступить к конюшне и прижаться к толстым бревнам спинами. Рядом с Гораздом один за другим падали его хазары, но сам он пока что был невредим, хотя успел уже потерять шелом и наручье. Огромный боярин с секирой в руках развернулся в сторону гана, и тот уже готовился с честью принять смерть, но в это мгновение раздался голос Торусы:
– На тын!
Своим спасением Горазд был обязан Жучину, который бросил хазар в отчаянный напуск на стены городца. С помощью подвернувшихся под руку стволов и веревок хазары густо полезли наверх, где их, впрочем, успели перехватить защитники городца. Воспользовавшись тем, что двор почти обезлюдел, Горазд рванулся к привратной веже. С помощью уцелевших хазар ему удалось оседлать ворота, оттеснив в сторону Торусовых мечников.
– Опускайте мост! – крикнул Горазд Гудяю, который и без того уже сообразил, что надо делать.
На стенах ожесточенно дрались, но, судя по всему, защитникам удалось остановить хазар, а за пределами открывающего зев городца послышались крики, весьма удивившие Горазда. Там, похоже, завязалась нешуточная сеча, правда, пока непонятно с кем.
– "Белые волки"! – крикнул Гудяй и кубарем скатился с вежи.
– Много? – остановил его внизу Горазд.
– Две ладьи причалили к берегу! – крикнул измазанный своей и чужой кровью Гудяй. – Уходим, ган.
Горазд бросился по опущенному мосту вслед за Гудяем, за ними гурьбой повалили уцелевшие хазары. Жучин, собрав вокруг себя сотню конных, отчаянно отбивался от наседавших с берега мечников. Нападающих было числом поменее, чем хазар, и у Ицхака появилась возможность сбросить их в воду при поддержке гана Горазда, но тут из зарослей густо посыпались стрелы, смешав хазарские ряды.
Ицхак сам подвел в поводу гану его коня и крикнул, перекрывая шум сечи:
– Уходим, Горазд.
Из городца выбегали на подмогу "белым волкам" бояре и мечники, стрелы летели не только из зарослей, но и со стен.
Положение становилось безвыходным, и Горазд повернул своего гнедого коня вслед за белым Ицхаковым жеребцом.
После страшного разгрома уцелело чуть больше сотни хазар, но и среди уцелевших было немало помеченных клинками и стрелами. Прорывались прямо сквозь заросли, ломая копытами коней выросший чуть ли не в человеческий рост подлесок. Гану рассекло веткой щеку и едва не выбило глаз, но из ловушки они выскочили более-менее удачно.
Погони не было, а потому ган Горазд придержал хрипящего коня. Возбуждение проходило, а на смену ему накатывала горечь пополам с яростью. Ведь говорил же Горазд Ицхаку, что нельзя доверять вилявой женке! Но упрямый Жучин только усмехался да пожимал плечами. Горазд, быть может, обругал бы Ицхака последними словами, но вовремя вспомнил, что в беде тот его не бросил и если бы не купец, то гнить бы сейчас гану в овраге близ Листянина городца.
– Моя вина, – хрипло сказал Ицхак, не дожидаясь упреков. – Обвел нас с Митусом вокруг пальца боярин Драгутин.
– А где Рада? – повел глазами по сторонам Горазд.
– Ищи теперь ветра в поле, – присвистнул уцелевший Гудяй.
– Шатуненок тоже пропал. Может, стрелой сбило, а может, сбежал.
Горазд все-таки не удержался и грязно выругался в пространство. Виноватых отыскать, конечно, легко, но ведь у гана Горазда на плечах имеется своя голова. Допустим, не мог отказать гану Митусу в напуске на Торусов городец, но зачем, спрашивается, полез в расставленные опытным птицеловом силки? Ведь чувствовал же, что боготур неспроста открыл ворота. А тут еще невесть откуда взявшиеся бояре и "белые волки", ударившие с реки…
– Наших много разбежалось по лесу, – сказал Гудяй, оглядываясь по сторонам. – Надо бы их подождать.
– Дождемся беды на свою голову, – возразил ему Хвет. – Кто знает, сколько лучников тут прячется по кустам.
Замечание было здравым, и ган Горазд первым тронул с места уставшего коня.
Глава 19
Горечь поражения
Гудяй оказался прав: пока пробивались к реке, Горазда догнали еще до полусотни хазар и Будимировых мечников. У гана даже слегка отлегло от сердца. Потери оказались значительно меньше, чем он полагал поначалу. Встала, правда, новая проблема – никто не знал обратной дороги. С потерей Рады и шатуненка Гораздова рать лишилась проводников.
– Будем продвигаться вдоль реки, – утешил Ицхак. – Она нас выведет к Берестеню.
Однако это оказалось легче сказать, чем сделать. Берег в некоторых местах столь густо зарос лесом, что волей-неволей приходилось отворачивать от воды, дабы найти более удобную тропу. А между тем уже начинало темнеть. Как ни долог летний день, а и ему рано или поздно приходит конец. Плутать же по ночному лесу было делом совершенно бессмысленным, а потому Горазд приказал устроить привал. Место для отдыха выбрали у реки и разложили костры прямо на прибрежном песке.
– Не побьют ли нас здесь стрелами? – усомнился осторожный Гудяй, косясь в сторону зарослей. – Огонь по реке далеко виден.
– Дозоры выставим выше по реке, в зарослях, – отмахнулся Горазд. – Пусть смотрят в оба.
– Свищ говорит, что пока спасался от Торусовых мечников, едва в лапы каких-то всадников не угодил.
– Каких еще всадников? – насторожился Жучин.
– Не знаю, – пожал плечами подошедший Свищ, – но числом их не менее сотни. Рада пристала к ним. А после они отошли от городца и переправились через реку.
Ицхак с Гораздом переглянулись. Конечно, можно было предположить, что эта сотня всадников прислана либо Драгутином, либо Всеволодом на помощь Торусе. Но тогда почему они не вмешались в сечу? Ударь они на Горазда – из дружины никого бы в живых не осталось. А эти, похоже, выжидали…
– Легко мы отделались, – выразил общее мнение Гудяй. Знай Горазд заранее, что под рукой Торусы не полтора десятка мечников, как его уверяли, а добрых две сотни, то действовал бы он по-другому и, быть может, городец взял. Но, как теперь выясняется, даже взятие городца не обеспечивало ему окончательной победы. В пяти верстах от места события прятались люди, готовые украсть у гана одержанную победу.
Видимо, Ицхака мучили те же мысли, поскольку сидел он у костра насупившись, словно сыч. Придется удачливому купцу держать ответ перед каганом Битюсом за невыполненное обещание взять под свою руку Листянин городец. Каган хвастунов не любит, и единожды оступившийся навсегда теряет его доверие.
– Не могла Рада быть лазутчицей Драгутина, – покачал головой Ицхак.
– Очень может быть, – вздохнул Горазд. – Но все равно, вы с ганом Митусом крупно промахнулись на ее счет. А кому она, по-твоему, служит?
– Помнишь, я завел речь о колдунах и она сразу откликнулась?
– Ты думаешь, что этот колдун ее истинный хозяин?
– Слышал я о некоем Хабале, – продолжал Ицхак, – который собирает вокруг себя бродяг и изгоев.
– Мы-то зачем им понадобились?
– Колдуну нужны схроны Листяны и городец.
– Уж больно хитро задумано, – засомневался Горазд. – Почему Хабал сам не напал на городец? Вполне мог захватить Торусу врасплох.
– Захватить городец он, конечно, мог, но вряд ли удержал бы. За смерть боготура божьи ближники сняли бы с него шкуру. Иное дело, если бы городец был отбит у гана Горазда и Ицхака Жучина.
– Князь Всеволод и волхвы не стали бы долго терпеть здесь колдуна, – возразил ган.
– Значит, за колдуном стоит человек, который рассчитывал договориться если не с волхвами, то с Великим князем.
– И что это за человек?
– Борислав Сухорукий, – мрачно усмехнулся Жучин, – родной брат князя Всеволода и большой друг гана Митуса. Борислав вполне мог удержать за собой Листянин городец, опираясь на поддержку Всеволода и Битюса, даже если бы Велесовы волхвы и князь Гостомысл Новгородский были против
– Стоят ли того Листянины схроны, чтобы из-за них столько людей погибло ни за куну? – вздохнул сидевший неподалеку Гудяй.
– Не в схронах дело, – махнул рукой в его сторону Ицхак. Горазд ждал продолжения, но Жучин неожиданно умолк и привстал на ноги. Ган последовал его примеру, хотя и не понимал, что встревожило купца.
– Вряд ли ведуны рискнут преследовать нас ночью, здесь на десятки верст нет ни единой души.
– Не уверен, – возразил Жучин и указал пальцем в сторону противоположного берега.
Тот берег был обрывист и крут. Именно таким его запомнил Горазд при свете дня, а в наступившей темноте он был неразличим, во всяком случае до той поры, пока ночную мглу не прорезали огненные стрелы. Зрелище было странное и никогда прежде Гораздом не виданное. За спиной гана послышались испуганные выкрики, дико заржали кони, а сам он стоял словно завороженный. Огромный огненный столб поднимался над обрывистым берегом, и отблески огня багровыми языками стелились по воде, отчего река казалась кровавым потоком, медленно струящимся мимо хазарского стана.
– Коней держите! – крикнул Ицхак и тем привел в чувство оцепеневших от ужаса людей.
На глазах у изумленных зрителей огненный столб принимал очертания человеческого тела, которое венчала рогатая голова. Горазд почувствовал холодок под сердцем, когда огненное чудовище подняло вдруг вверх руку и погрозило ею неведомо кому. Очень может быть – гану Горазду, у которого в этот момент волосы зашевелились на голове.
– Это Велес! – выкрикнул Гудяй. – Рогатый бог грозит нам своими карами.
О гневе богов Горазду не раз приходилось слышать, но ему и в голову не приходило, что этот гнев может выражаться с столь страшном и недоступном человеческому пониманию виде. Сердце бешено колотилось в груди гана, готовое вот-вот лопнуть. Никогда в жизни он не переживал такого дикого страха. Кони бесновались на песчаной косе, люди метались между ними с воплями ужаса, а огненные стрелы, пронзая черноту ночи, с шипением падали в воду. Огненный столб вспыхнул в последний раз, словно рассерженный бог рванулся к небу, и все угасло, наступила страшная, леденящая душу тишина. Тишина длилась недолго, но Горазду показалось, что закончилась не только его жизнь, но и бытие всего сущего на земле. Потом вновь захрапели кони и закричали люди, и этот шум заставил очнуться впавшего в оцепенение гана.
– Что это было? – спросил он, поворачиваясь к Жучину.
– Я сам хотел бы это знать, – недовольно буркнул тот. Судя по всему, Ицхак испытал страх не меньший, чем ган Горазд. Одно дело смеяться над славянскими богами, хоронясь за спиной своего Ягу, и совсем иное – столкнуться с ними лицом к лицу.
– В той стороне находится Велесов холм, – сказал хриплым голосом Гудяй. – Я однажды слышал рассказ приказного, служившего при богатом госте, о том, как сгинул его хозяин у божьего холма вот в таком же огненном столбе. И все, кто пошел на холм вместе с купцом, тоже сгорели. Уцелел только этот приказный, поскольку испугался божьего гнева и спрятался в ладье.
– Может, Велес грозил не нам? – испуганно предположил кто-то.
– Может, и не нам, – согласился Гудяй, – но я больше к Листянину городцу не пойду и другим не советую.
Горазду следовало одернуть хазара, но он не нашел в себе для этого сил. Да и не тот сейчас случай, когда окриком можно пресечь заползающий в сердца людей страх.
– Быка надо пожертвовать Велесу, – сказал Свищ. – Ссориться со Скотьим богом накладно.
И вновь ган промолчал. А ведь давно уже Горазд не жертвовал славянским богам, и волхвов их он не привечал, не желая ссориться с каганом. Может быть, поэтому и отвернулась от Горазда удача? Раз ган не ищет у богов защиты, то и защитить его от расшалившейся нечистой силы некому. А если вдруг начнет падать в станицах скот, то и вовсе отшатнутся хазары от прогневившего богов Горазда. И без того станичные старшины могут с него спрос учинить за потерянных под Листяниным городцом людей. Правда, шел туда ган не по своей воле, а по Битюсову указу, но с кагана ведь не спросишь, а с Горазда очень даже можно. Скажут старшины свое слово, отвернется от гана его род и вервь,как от вождя неудачливого, богами забытого. В хазарских станицах не любят слабых ганов. Придется, видимо, Горазду задаривать Велеса через его волхвов, а на бога Ягу в славянских землях плохая надежда.
– Коли сам плох, то не поможет и бог, – усмехнулся Жучин, но Горазд на его слова только рукой махнул.
Это верно, что славянские боги не станут помогать ленивым и слабым, но и ссориться с ними Горазду сейчас не с руки.
Не его это дело бороться с богами и их ближниками. Если у кагана Битюса и гана Митуса есть для этого силы, то пусть они и пробуют.
Хазары понемногу успокоились и утихомирили коней. Остаток ночи прошел без происшествий, хотя вряд ли кто сомкнул глаза в хазарском стане до самого рассвета. Ган Горазд тоже не спал, а просто лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в звездное небо. Небо было точно таким же, как и над родной Горазду степью, да и земли вокруг тоже были нечужими. Во всяком случае, здесь жили люди одного с ним славянского корня. Тем не менее чувствовал себя здесь ган гостем. А ведь именно эти земли прикрывали его предки на протяжении многих лет, не жалея своих голов. Правда, плату им за это положили немалую. Но ведь утерянную в бою жизнь за золото не выкупишь. Род гана Горазда никогда не сидел на земле, хотя среди хазар тоже имеются землепашцы, – скот был главным достоянием его рода и верви. Но скоту нужны пастбища, до которых есть много охотников и в скифских родах, и в печенежских, и в иных прочих. Широка степь, но далеко не всем здесь хватает места. Печенежские и славянские ганы много крови пролили в межплеменных распрях. Может, потому и возвысили они над собой кагана, чтобы его властью разрешать возникающие споры? Божьи ближники и городские князья не мешали кагану крепить власть над степью. В его крепкой власти была большая польза и полянам, и древлянам, и радимичам, и кривичам, и всем прочим севшим на землю славянским и неславянским племенам, страдавшим от набегов кочевых орд. Наместников кагана в прежние времена охотно принимали в стольных городах и не считали чужими. Если бы кагановы наместники вели себя смирно и не рвались решать чужие дела по своему усмотрению, то заведенный предками ряд, возможно, держался бы и по сию пору. Но глаза у человека, как известно, завидущие, а руки загребущие. Многим чужие нажитки мешают спокойно спать. Начались споры между ганами и князьями о дани, а там, где пошли споры о золоте, жди беды.
– Я думаю, это божьи ближники чучело подожгли, – негромко сказал Жучин, – а более ничего не идет на ум.
– Уж слишком ярко оно горело, аж глазам было больно, – возразил ган. – Ни солома, ни хворост так не горят.
– Тут ты прав, – согласился Ицхак. – Видимо, это чучело волхвы обработали особым составом.
Предполагать, конечно, можно все что угодно, но и Горазд, и Ицхак отлично понимали, что хазар столь простым объяснением не успокоишь, и слух о боге, грозящем отступникам кулаком, пойдет теперь гулять по станицам, к большому неудовольствию кагана.
Рассвет ган Горазд встретил с большим облегчением. Мир уже не казался ему враждебным. Хазары тоже приободрились, ибо ничего страшного в конечном счете не случилось, зато будет что рассказать родовичам и соседям. С места стоянки двинулись почти весело, отдохнувшие кони пошли в намет, покрыв до полудня несколько десятков верст.
Ган Горазд рассчитывал быть в Берестене уже к вечеру. А там, за крепкими стенами, можно будет зализать раны и пораскинуть мозгами, как действовать дальше. Однако действительность без труда опрокинула все намерения гана.
– Шалопуги! – крикнул Хвет, указывая витенем на дальние кусты.
Хазары мигом сорвали луки, но стрелять им, к счастью, не пришлось. Ибо, к большому удивлению гана Горазда, из зарослей навстречу его дружине вышли Будимировы мечники Глузд и Брех, которых он никак не ожидал здесь встретить.
Мечникн заговорили наперебой, так что Горазд не сразу понял, что в городе Берестене, куда он так стремился, теперь всеми делами заправляет совсем другой человек. Кровь ударила гану в голову, а пальцы побелели от напряжения на рукояти меча. Гнев, впрочем, был бессильным, а расправа над оплошавшими мечниками только уронила бы авторитет гана в глазах хазар.
– Если бы не щенок Осташ, то все получилось бы как задумывали, – сокрушенно вздохнул Глузд.
– Не только в Осташе дело, – возразил Брех. – Стражники переметнулись на сторону Рогволда. А в городе таилось немало сторонников Вузлева.
– Вузлева? – удивленно переспросил ган Горазд.
– Так разве бы Рогволд захватил город, если б ему не помогли Велесовы волхвы! Более сотни мечников привел с собой внук кудесника Сновида. И "белые волки" причалили на ладье к пристани.
– А ган Митус? – спросил Ицхак.
– Ган Митус две трети своих людей потерял под Берестенем, а с остальными чуть жив ушел.
Весть о поражении гана Митуса Горазда не огорчила, скорее он испытал чувство, очень похожее на злорадство. Толстому гану этот ушат холодной воды, выплеснутый на голову божьими ближниками, поможет, надо полагать, избавиться от спеси.
– Рогволд принародно дал слово, что отдаст за Осташа Злату, если волхвы удостоят его боготурского звания.
Горазд за всеми обрушившимися на его голову неприятностями как-то упустил из виду, что в детинце утерянного города осталась его жена. Обещание Рогволда передать ее другому иначе как кровное оскорбление расценивать было нельзя. Жену, честно сказать, Горазд не любил, и выходка Рогволда не затронула его сердца. Зато чести гана был нанесен серьезный урон.
– Смерть изменнику! – крикнул Свищ, и все хазары дружно его поддержали.
Что там ни говори, а этот приблудный щенок, невесть за какие заслуги обласканный ганом, уронил не только свою честь, но и честь всего хазарства. А произошло это потому, что ганы стали брать в свои дружины кого ни попадя, не считаясь с обычаями предков. Для таких выскочек слово, данное гану, пустой звук.
Горазд речь Свища прерывать не стал, выслушал обидные для самолюбия слова молча, признавая тем самым его правоту. Молчание гана понравилось хазарам. То, что ган оступился беда поправимая, плохо будет, если он правдивого слова слушать не захочет. А речь простого хазара часто бывает не глупее речей старшин. Осташ не только Горазду нанес обиду, но всей дружине, всему роду и всей верви. И за то, что он на чужую жену глаз положил, и за то, что изменил своему гану, кара ему одна – смерть. А уж чьей рукой будет порушена жизнь Осташа – не важно. Каждый хазар, давший слово гану Горазду, каждый, кто не чужд ему по крови и роду, обязан, если случай представится, свершить суд. А если не представится, то хазары сами должны этот случай создать.