Не скрывая вызванных его словами чувств, я взглянул на него снизу вверх. Конечно, Любка была случайным эпизодом в моей жизни. Но мне не понравилось, что гнусный тип, каким был этот Иванов, позволял себе душить женщину, которую считает моей. Мне вообще не нравится, когда душат женщин.
Мильфейъ-пардонъ, граф! Ишь, не нравится, когда женщин душат! А сам полчаса назад предал Аннет! И теперь везешь к ней шайку убийц! Они же и ее придушат!
Я проклинал себя за малодушие! Взял и выдал им Аннет! Эх, Лерчик-эклерчик! И главное, если б хоть сколько-нибудь облегчил этим свою участь! Все равно меня били и пытали, а я знай орал: "В Кронштадт, господа, в Кронштадт, к капитану-поручику Косынкину!" С таким же успехом мог бы повторять про Осиную рощу и дом штабс-капитана Саликова. Пытали бы столько же, зато теперь не мучился бы угрызениями совести за сделанную низость и не валялся бы на этом красном ковре!
Не валялся бы на этом красном ковре! А где бы я тогда валялся?!
Где бы ни валялся, все лучше, чем такой позор.
Сердце мое сжалось так, словно его сдавили щипцы палача, даром, что не раскаленные. Да, не раскаленные, только боль от них такая, которая до конца дней моих не отпустит.
И вдруг меня осенило! Я понял, что скрывало мое прошлое, что лечилось водой забвения и почему я безропотно принял этот напиток из рук Аннет! Как там Варька-то сказала: "Барышня, значит, ваша что-то говорила, что вот, мол, больно вам вспоминать чево-та там будет…" Вот, что больно вспоминать! Значит, и в прошлом нашем случай был такой, что предал я Аннет, тоже под пытками, вероятно! Но предал же! А она простила! И не только простила, а и позаботилась о том, чтобы совесть меня не мучила! Господи, вот повезло же мне, дураку, встретить такую женщину! А я предал ее! Второй раз предал! Прав был Василий Яковлевич, когда заявил, что мне надо на печи лежать и в мамкину юбку сморкаться! Как же я ненавидел его за эту правоту! А что я теперь Аннет скажу? Здравствуй, милая Анечка, не осталось ли там еще глотка забвения, а то жить тошно?!
Я стиснул зубы и замычал.
- Что, больно, голубчик? - спросил доктор Биттехер.
Пока я предавался неприятным размышлениям, он колдовал над моим телом. И весьма успешно! Я больше не чувствовал, что у меня есть тело, что является верным признаком физического здоровья. Эх, если бы этот австрияк мог бы и душу так же залатать! Но нет, в этом медицина бессильна. Не моя специфика, сказал бы доктор Биттехер. Душевное спокойствие обрету я лишь в том случае, если сумею расправиться с бандой негодяев, в лапы которых угодил.
Что ж, доктор поставил меня на ноги, и я буду полнейшим ничтожеством, если не использую шанс оправдать свое спасение - спасение, достигнутое ценой предательства!
Глава 13
В Петергофе, на границе с зоной Кронштадтской аномалии, мы пересели в кареты на колесах. Василий Яковлевич не скупился, все экипажи запрягли четверками лошадей.
Мне выдали синий однобортный кафтан, панталоны и ботфорты. Одежда пришлась впору, и я с удовольствием принял ее. Не голышом же, в конце концов, идти в бой за поруганную честь. Пока я одевался, до меня донеслись обрывки разговора велетеня с Василием Яковлевичем.
- А я говорю вам, Василий Яковлевич, что за графом глаз нужен! - сказал господин Марагур. - Ex ungue leonem.
- Да какие тут когти?! Брось ты, он же сломлен. Вспомни, как он орал.
- Еще бы не орать! Начни человека батогами охаживать да щипцами прижигать, любой заорет и мать родную продаст! Но, поверьте моему опыту, этот Дементьев - того сорта господин, который так просто не сдастся.
- Ладно, вот и приглядывай за ним, - приказал Василий Яковлевич. - Ни на шаг не отпускай! А если что, то не мне тебя учить!
Признаюсь, господа, что эти слова оказались лучшей похвалой в моей жизни. Я почувствовал… благодарность к велетеню, и мне захотелось оправдать его опасения.
Мы перебрались в летние кареты и продолжили путь. Я опять ехал в самом большом экипаже, но на этот раз компанию мне составил господин Марагур. Доктор Биттехер остался в Петергофе, его миссия была закончена.
- Ну, как себя чувствуешь? - спросил господин Марагур.
- Благодарю. Превосходно, - ответил я.
- И на черта ты полез в эту историю?! - поинтересовался он.
- А ты? - вопросом на вопрос ответил я.
- Я, - протянул велетень. - Я - что? Мне платят, я и работаю. Но ты-то, ты! Ты же граф, у тебя состояние, положение в обществе! Не все ли тебе равно, кто будет…
Тут велетень осекся. Он покосился на меня, пытаясь оценить, не сболтнул ли он лишнего и не пора ли ломать мне хребет?
- Ну да, - откликнулся я. - Не все ли равно, какой сыр жрать на завтрак?!
- Ага, - согласился господин Марагур.
О том, что я кинулся в это варево ради любимой женщины, ему в голову не приходило. Ну и хорошо.
Я любовался пейзажем за окном, слушал пение птиц и стрекот кузнечиков. А ведь в нескольких верстах отсюда, в Санкт-Петербурге, лютует зима, метели метут, нищие на улицах замерзают насмерть. А в Петергофе и Кронштадте жара такая, какой в Центральной России не каждое лето выдается. Птицы поют, цветы цветут, женщины гуляют в легких платьях. И ведь все это севернее Санкт-Петербурга! Коронный город - Кронштадт! Сколько ученых ломали головы над этой аномалией, а так и не нашли причину! Ходит, правда, слух, что Христиан фон Вольф с Ломоносовым разузнали, что к чему, да матушка императрица приказала засекретить их изыскания.
В Ораниенбауме мы наняли за два рубля две весельные шлюпки. На море был штиль, и гребцы быстро доставили нас к гранитным берегам Кронштадта. Там мы узнали, что дом капитана-поручика Косынкина находится недалеко от деревни Толбухино, до которой еще восемь верст. Василий Яковлевич нанял три коляски, и мы отправились в путь. Всех нас, видимо, утомила дорога, и на протяжении всего пути мы почти не разговаривали.
Наконец, наше путешествие подошло к концу. Впереди у самого берега мы увидели… дом капитана-поручика Косынкина.
- Он редут-с перестроил, который шведы-с захватили, когда высаживались-с тут, - сообщил нам извозчик.
Пенаты капитана-поручика Косынкина назвать домом можно было только условно. Это была настоящая крепость. Василий Яковлевич со товарищи пребывали в замешательстве, оказавшись у толстых стен, окруженных земляными рвами, и глядя на огромную башню, выложенную из нетесаных камней песчаника. Стоит ли говорить о том, как радовался я! Впрочем, виду я не подавал, напротив, старался вести себя так, будто ожидал сюрприза наподобие того, что был заготовлен в Осиной роще.
Василий Яковлевич действовал неофициально и рассчитывать на поддержку властей не мог. Оно и понятно. Вряд ли императору Павлу понравилось бы, что у него под носом суетится деятель, озабоченный тем, чтобы дать великому князю вперед батьки на царском стульчаке посерить. Однако дом капитана-поручика Косынкина был не валдайским трактиром и не меблированными комнатами в Шевалдышевском подворье, а крепостью, обитатели которой, скорее всего, не привыкли к тому, чтобы к ним заваливались заговорщики мелкими шайками, душили горничных и пороли хозяина. Василий Яковлевич думал о том, что ждет визитеров, когда они пройдут под тяжелыми арками этого замка. Да уж, на пороге такой крепости призадумаешься, особенно после истории с зимними осами. Честно говоря, будь я на его месте, пожалуй, предпочел бы, чтобы Павел передал Александру царский стульчак естественным образом. Впрочем, справедливости ради можно сказать, что наши места не сильно отличаются.
Тут произошло странное событие. Со стороны Толбухино мимо нас проехал шарабан, запряженный парой лошадей. Правил им мальчишка лет четырнадцати. Он вез господина преклонных лет, вырядившегося как incroyables. На нем были белый фрак с ярко-зеленым воротником, ярко-красный жилет, ярко-желтые брюки и - конечно же - на голове красовалась шляпа с чрезвычайно высокими загнутыми полями. Старик-incroyables смотрел на меня холодными глазами, улыбался и махал рукой. Где-то я его уже видел. Однако экстравагантный костюм сбивал с толку, и я так и не вспомнил, когда и при каких обстоятельствах мы встречались раньше. Рядом с ним сидел еще один персонаж, достойный компании этого старика. Это была египетская мумия, которая мычала и делала страшные глаза. То есть это, конечно, была не настоящая мумия, а кто-то, с головы до пят спеленатый тканью золотистого цвета с прорезями для глаз. На коленях у мумии сидел невероятных размеров пушистый кот абрикосового цвета. Вид у животного был недовольный. Кот словно хотел сказать, что вот если бы мы тут не шлялись и не попались бы им навстречу, то и мумия бы сейчас не кривлялась и его бы соответственно не побеспокоила своим ерзаньем. Кроме меня, никто не взглянул на проезжавшую мимо странную компанию. Должно быть, мои спутники не желали, чтобы их запоминали в лицо местные жители, и при приближении шарабана отвернулись в сторону. Сперва мне пришло в голову, что встретившийся нам господин - обедневший дворянин, который вырядил своего холопа и везет его куда-нибудь на ярмарку, чтобы заработать на жизнь каким-нибудь диковинным представлением. Однако наши извозчики смотрели вслед шарабану с изумлением. И непохоже было, чтобы они видели этих паяцев в Кронштадте раньше.
На что-то решившись, Василий Яковлевич выбрался из коляски. Велетень распахнул дверцу экипажа и жестом пригласил меня выйти. Иванов и еще два господина последовали нашему примеру. Едва мы ступили на землю, как тяжелая рука господина Марагура опустилась мне на плечо. Я попробовал стряхнуть ее. Велетень хмыкнул, надавил мне пальцем под ключицу и пробормотал:
- Не рыпайся, а то Биттехера нет поблизости.
Я решил выждать более удобного случая.
- Значит, так, - заявил Василий Яковлевич. - Пойдете втроем. Граф Дементьев, господин Иванов и ты, Марагур. Ты, Дементьев, скажешь, что Иванов - твой друг и доверенный человек, а велетень, скажешь, охраняет вас. Если сделаешь что-то не так, Марагур тебе тут же голову отвернет. А мы отъедем на версту обратно и будем ждать вас.
Марагур, Иванов и я остались у входа в замок, а Василий Яковлевич с двумя своими помощниками сели в коляски и уехали.
Я подошел к воротам замка, схватил за кольцо и постучал. Отодвинулась задвижка смотрового окошка, и сквозь решетку я увидел лицо старика привратника.
- Кто такие-с? - поинтересовался он.
- Граф Дементьев, - представился я.
- А, - откликнулся привратник.
Заскрежетали засовы и ворота отворились.
- Проходите-с, господа, - пригласил нас старик.
Мы вошли внутрь. Велетень пригнулся, чтобы пройти под аркой. Опухший Иванов озирался с опаской.
- Зимние осы здесь не водятся, - подбодрил я его.
- Мало ли чего! - огрызнулся он, как видно, уверенный в том, что трюком с Осиной рощей таланты мадемуазель де Шоней не исчерпываются.
- Попрошу вас-с обождать здесь, - произнес привратник, запирая ворота. - Я приглашу лакея-с, он проводит вас-с.
Прямо перед нами был разбит цветник, поражающий воображение разнообразием цветов и запахов. В центре размещался фонтан - три грации с кувшинами, из которых лилась вода. Все дышало таким умиротворением, что хотелось забыть обо всем и остаться навечно здесь, пристроившись где-нибудь, где попрохладнее, среди граций где-нибудь. Впрочем, Иванов продолжал крутить головой, словно ждал, что вот-вот откуда-нибудь выпрыгнут саблезубые тигры и порвут на части его опухшую рожу.
На крыльце перед главной башней появился молодой человек в ливрее.
- Господа, прошу-с вас. Рудольф Константинович ожидают-с вас.
Мы вошли в донжон. Центральная часть башни оказалась без перекрытий, и мы оказались внутри огромного каменного колодца. Лестница уходила вверх по спирали под самую крышу, которая непременно должна была подпирать небо. Воздух был спертый, словно мы оказались в хлеву.
- Во ети твою! - воскликнул Иванов.
Он побледнел и, вцепившись в перила, смотрел вниз.
- Что там? - спросил я.
Послышались хлопки - словно огромная птица готовилась взлететь. Я посмотрел вниз и при свете, пробивавшемся сквозь узкие бойницы, увидел громового ящера, томившегося на дне каменного мешка. Чудовище злобно сверкало глазами и хлопало кожистыми крыльями.
- Это Яша, - сообщил лакей. - Не беспокойтесь, господа, он надежно-с прикован-с.
Правая задняя лапа ящера была закована в кольцо, от которого тянулась тяжелая цепь к другому кольцу, торчавшему из каменного пола.
- Зачем вы его держите тут? - спросил велетень.
- Рудольф-с Константинович увлекаются боями-с ящеров, - объяснил лакей. - Завтра как раз-с турнир-с. Что ж, господа, попрошу-с следовать за мной-с.
Мы двинулись вверх друг за другом, обходя по спирали огромный колодец, на дне которого хлопало крыльями и лязгало зубами чудовище. Мы преодолели половину лестницы, когда лакей толкнул массивную дубовую дверь в стене и мы оказались в небольшом зале с камином. Лакей попросил нас обождать и скрылся за следующей дверью. Через мгновение он вернулся и предложил нам войти в кабинет. Мы шагнули через порог и ступили на пол, выложенный синими изразцами со сценками из жизни распутного рыцаря.
Капитан-поручик оказался высоким, статным стариком, имевшим привычку все время кривить рот так, словно взор его смущала какая-то непристойность.
- Граф, - он вышел из-за стола навстречу мне и протянул руку.
Мы обменялись рукопожатием. Несмотря на преклонные лета, Рудольф Константинович оказался крепким и энергичным господином.
- А это кто? - он указал взглядом на моих спутников.
- Господин Иванов - мой друг, доверенное лицо, а это господин Марагур, он охраняет нас!
- Ну и пускай за дверью ждет, - заявил капитан-поручик. - А еще лучше бы устроить бои громового ящера с гоблином!
Мне стало неловко за Марагура. Рудольф Константинович, видно, был из тех людей, кто не считает sapiens того, кто не homo.
- Я должен убедиться, что здесь только один выход, - пробурчал велетень.
- Один, один, - ответил Косынкин. - Через бойницу же не пролезешь, особенно с такой опухшей рожей, - он кивнул на Иванова.
- Я подожду вас за дверью, - сообщил велетень и, многозначительно переглянувшись с Ивановым, вышел.
- Ну что, граф, взял-таки свое Афанасий Федорович! - воскликнул капитан-поручик.
- Не понял? - вскинул я брови.
Косынкин махнул рукой.
- Да ладно! Не понял он! Мамзель твоя, говорю, небось князя Дурова ублажает! Далась же она тебе! Плюнул бы ты на нее. Оставайся лучше в Кронштадте, завтра на бои ящеров пойдем. Я, знаешь ли, брат, большие надежды на Яшку своего возлагаю.
По лицу капитана-поручика пробежала тень, он сделался мрачным.
- Я, граф, все на Яшку поставил. Если он выйдет победителем, озолотит меня. А если нет, - Рудольф Константинович поджал губы и покачал головой. - Не сдобровать мне тогда. А противник у Яшки серьезный. У барона Бриджа громовой ящер Юшка. Хороший ящер, я его видел! Это, граф, скажу тебе, серьезное искусство - подготовить ящера к бою. Надо голодным его держать, чтоб он злее был! А, с другой стороны, передержишь без пищи - ослабнет зверь, тоже нехорошо. Я своему неделю только пить даю, есть не даю, и это, граф, скажу тебе, существенное послабление моему бюджету. Завтра решится все.
Капитан-поручик тяжело вздохнул.
- А вы вот что, Рудольф Константинович, - сказал Иванов. - Вы тайком на Юшку ставочку сделайте. Да вот хоть через секретаря своего. Если Яшка ваш победит, то и хорошо. А не дай-то бог, Юшка сильнее окажется, так вы хоть затраты окупите.
- Что?! - взревел хозяин. - Да как ты посмел предлагать мне такую низость! Чтобы я - я! - капитан-поручик Косынкин - делал ставку на чужого ящера!
- Позвольте, позвольте, Рудольф Константинович, да я ж как лучше хотел, - оправдывался Иванов.
- Подлость, низость! Никогда, никогда Косынкины не опустятся до этого! Вон, вон из моего дома!
Он начал дергать за шнур. За дверью зазвенел колокольчик. В кабинет вбежал лакей.
- Гришка, проводи этого господина! - приказал капитан-поручик.
- Да, - поддержал я гнев хозяина и закричал на Иванова. - Как ты смел так оскорбить дворянина! Ты мне больше не друг! Пошел вон отсюда! И велетеня с собой прихвати, пока его ящеру не скормили!
Появился господин Марагур. Он закрыл собою дверной проем, готовый и впрямь сразиться с громовым ящером, если потребуется.
- Позвольте, позвольте, Рудольф Константинович! - верещал Иванов. - А как же мадемуазель де Шоней? Где она, разве она не здесь?
- Дураки вы! - проревел капитан-поручик. - Раз граф Дементьев здесь и без нее, значит, сцапал ее Афанасий Федорович! Она так и говорила! Да, впрочем, нате, вот вам!
Он взял со стола запечатанный пакет и протянул его мне. Я спрятал бумаги под кафтан.
- Отправляйся в порт, граф, к западному рейду, там стоят торговые суда. Найдешь "Изумрудную Джейн" - корабль английского купца мистера Спелмана. Покажешь эти бумаги, и он возьмет тебя на борт, отвезет в Амстердам. Там и найдешь свою мамзель в объятиях князя Дурова! - Капитан-поручик усмехнулся. - А теперь прочь! Подите прочь, господа!
Черт! Вот так форшмакъ! Угораздило ж его назвать англичанина Спелмана в присутствии Иванова и Марагура! Теперь и думать нечего о том, чтобы выпроводить их без меня! Они немедленно кинутся в порт, в Амстердам, искать Аннет там, и я им буду уже не нужен!
- Что ж, прощайте, Рудольф Константинович, извините, если что не так.
Капитан-поручик отмахнулся. Господин Марагур посторонился, и мы покинули кабинет. Гришка повел нас вниз по лестнице. Следом за лакеем шел Иванов, за ним я, а замыкал шествие велетень. Едва за нами закрылась дверь, как господин Марагур потянул меня за плечо. Я обернулся, он показал мне кулак - размером с мою голову. Я молча развел руками. Велетень еще раз потряс кулаком перед моим носом, и мы двинулись дальше.
У выхода на улицу Иванов остановился. Он больше не крутил во все стороны головой. Уверенный в том, что ни зимние осы, ни другие неприятности здесь его не поджидают, он разглядывал громового ящера, томившегося внизу.
- Что, брат Иванов, не довелось тебе здесь служанку-то придушить, - посочувствовал я.
- Вот смотри, граф, допрыгаешься!
С этими словами он отпустил перила и повернулся к выходу. Я присел, подхватил его за ноги, да и перекинул в пролет к громовому ящеру.
- А-а-а! - завопил Иванов.
Однако на помощь ему подоспел велетень. Его реакция оказалась молниеносной. Одной рукой он отшвырнул меня к стене, а другой успел ухватить Иванова за ногу. Тот повис в пролете, полы кафтана накрыли ему голову. Еще мгновение - и господин Марагур вытянул бы Иванова, но громовой ящер ринулся вверх за добычей. Его цепи хватило на то, чтобы ухватиться зубами за полы кафтана. Велетень рванул на себя, одежда затрещала и порвалась. Ящер остался внизу с обрывками кафтана в зубах.