Причины для такого молчания было две: оптимистичная и пессимистичная. Оптимистичная заключалась в том, что прогнозы Лина оказались верны, и что с гибелью Руиши у Ассоциации иссяк запал, а заодно маги не хотели рисковать монаршьим гневом.
Пессимистичная версия гласила, что удар они уже подготовили и готовы нанести его со дня на день, наплевав на любые негативные последствия.
Так вот, потому странно было увидеть Риуну Салема возле крыльца вартиановского дома.
День выдался пасмурный, но к вечеру тучи разошлись, и клонящееся к закату солнце бросало на мощеные улицы богатой части Тервириена снопы щедрого золотого света. В этом свете отчетливо видно было, что темно-синий плащ Риуны - именно плащ, а не дарколет, как же она раньше не заметила, что он так старомоден - точно того же оттенка, что мерещился Зуре на горном перевале в пустыне. Кстати говоря, того типа в синем плаще они так тогда и не нашли…
Но нет, там не мог быть Риуна. Лин же сказал: он уже отдал часть себя морю, а значит, не может удаляться от него.
Риуна выглядел точно таким же, каким она запомнила его во время дуэли чуть более месяца назад: юный, почти неприлично красивый мужчина с такой улыбкой на губах, которую Зура не постеснялась бы назвать блядской. Хотя, пожалуй, не при Лине, раз уж ему не нравится "вульгарный лексикон".
- Добрая Зура, - он чуть поклонился.
- Добрый Салем, - ответила она так же вежливо. - Если вы пришли повидаться с мастером Лином, то опоздали.
Не похоже было, что он пришел собственноручно мстить ей за сестру. Во-первых, не лез за этими их фирменными ледяными дротиками. Во-вторых, такие склизкие ребята вообще редко делают дела собственными руками.
- Нет, я пришел поговорить именно с вами. Вижу, что момент не совсем удачный, вы торопитесь, - он развел руками. - Но что поделать. Мое время тоже страшно ограничено: последнее время на меня свалились все дела Ассоциации. Однако я не отниму у вас более двух-трех минут. И поговорить мы можем прямо на улице, вот хоть тут, у забора.
Зура спустилась с крыльца и встала в двух шагах от Риуны у решетчатой ограды. Улица была пустынна, только на другой ее стороне маячили еще два синих дарколета: должно быть, охрана Риуны. Что ж, браслет и серьга были при ней. Она их не боялась.
Риуна посмотрел ей в глаза, холодно, мрачно. Блядская улыбка погасла.
- Да, я был на перевале, - сказал он ей уже без всякого намека на вежливость. - В виде водяного призрака. Спросите у Лина, он, вероятно, знает, что это такое. Хотя может и не знать. Высшие стихийные маги всегда относились к нашим придумкам с пренебрежением, - он скривил губы.
- Зачем вы мне это говорите? - Зуре стоило огромных усилий не потянуться сразу к мечу на поясе.
- Так проще всего объяснить, почему я пришел именно к вам, - Риуна вздохнул. - Вы, конечно, считаете, что я собираюсь мстить за сестру и прочая подобная чушь. Нет. Руиша всегда была прагматиком, она бы не одобрила месть. Она позволила эмоциям взять верх, вы ее обыграли, тут все честно. Но если вы думаете, что победа в одной схватке - это победа в войне, тут вы заблуждаетесь.
"Ничего себе, как говорит! - промелькнуло в голове у Зуры. - А Лин думал, что он марионетка сестры… Выходит, ошибался?"
- На стороне Лина - Голос голосов, - сказала она вслух. - Вы думаете, что победите в войне против всей Роны?
- Риторика, - отмахнулся Риуна, - голос - он голос и есть. Сегодня говорит одно, завтра другое. Человеческая природа - вот что важно. Вы идете против нее.
- Знаете что, - сказала Зура, - я просто охраняю Лина. Уж не знаю, о чем вы хотите со мной беседовать, но о его делах - бесполезно. Ничего нового я вам не скажу и убедить его бросить вы меня не убедите. Ну, можете попытаться убить, но тоже не советую, - она показала зубы. - Маловато вас для этого будет.
- Да нет, - Риуна качнул головой, - я выбрал именно вас из-за вашей несомненной преданности. Вы ведь готовы были умереть за него. А сейчас я предлагаю вам шанс его спасти.
- От вас что ли?
- От меня или от такого как я. Или от картелей. Или от интриганов из Ронельги. Вы что, не понимаете? Сейчас Темсин Лин очаровал их всех, околдовал, заговорил зубы - но когда договор будет заключен и война окончена, поднимут голову те, кто потерял доходы. На виду или скрытно, но они будут охотиться за Лином. Будут мстить. И рано или поздно своего добьются.
По уму разговор следовало прервать и слать Риуну туда, где солнце не светит. Но этот неприятный тип озвучивал то, о чем Зура и сама думала, притом уже довольно давно. Поэтому она просто деланно пожала плечами:
- Да ладно. Маги неуязвимы. Что сделаешь тому, кто всегда может уйти в море? Или вы сейчас грозите лично мне, как близкому лицу? Так вот, имейте в виду, Риуна Салем…
Тот ее прервал.
- Да не угрожаю я вам. И даже Лину не угрожаю. Но замечу, что в море он не уйдет. Он как моя сестра: боится его больше, чем смерти, - у него на лице мелькнула такая гримаса, будто он в самом деле любил сестру и сожалел о ее гибели. - Я просто предлагаю вам подумать о последствиях. А еще вот о чем. Война - это нормальное свойство всех рас, что наземной, что водной. Даров природы уже не хватает на всех. Лин может отложить неизбежное - но потом его самого сметет. А заодно и всех, кто рядом с ним.
- Что же предлагаете вы? - спросила Зура насмешливо. - Предать его, чтобы вы могли успеть раньше?
- А вы сами подумайте, добрая Зура, - без улыбки произнес Риуна. - Счет идет на дни. Одна небольшая задержка - и позиции морского народа в переговорах будут сильно поколеблены.
- Думаю. И знаете, что я думаю? - Зура смотрела Риуне прямо в глаза. - Что вы вконец отчаялись, раз хватаетесь за такие соломинки. И значит у Лина все равно что получилось.
С этими словами она отвернулась от Риуны и пошла по улице прочь. А сама гадала: что ему на самом деле надо было от нее? Может, заколдовать хотел? Да вроде не похоже… Надо Лина попросить, пусть проверит, не накинул ли Салем на нее какие-нибудь чары.
* * *
В первую ночь на корабле Зуре снилось отрывками много разного. Больше всего - стеллажи, где в одинаковых деревянных коробках без передней стенки лежали сложенные свитки.
Она куда-то шла между этими стеллажами, а коридоры перекрещивались, свитки плыли очертаниями, превращаясь в ряды одинаковых толстых кожаных книг с цифрами на переплетах, а потом - не менее одинаковых папок.
И двери, кругом были двери. Они появлялись между стеллажами совершенно внезапно. Некоторые светились, из-под некоторых начинала сочиться кровь. В конце концов - а по субъективному ощущению это длилось очень долго - Зуре начало казаться, что это все одна и та же дверь.
"Что за чушь", - подумала она и захотела проснуться, но услышала всхлипывания и волевым усилием удержалась во сне. Пошла на звук и увидела мальчика лет десяти, съежившегося в нише за двумя огромными, в человеческий рост глобусами. Его одежонка, очень богатая, запылилась, а на длинных, связанных на затылке волосах осела паутина.
- Зура, - сказал он, подняв к ней знакомые серые глаза. - Я не хочу об этом думать.
Зура взяла мальчика за руку - ладошка была мокрая.
- Пойдем со мной.
Мальчик послушно вытер слезы тыльной стороны свободной руки, поднялся и пошел рядом. Но увести его отсюда у нее не вышло. Куда бы они не шли, обязательно впереди оказывалась та самая дверь. В конце концов мальчик вырвал руку из ладони Зуры и, шмыгая носом, сам решительно толкнул ее.
За дверью не оказалось ничего особенного, хотя Зура почти ожидала увидеть чье-то мертвое тело. Просто темный кабинет с погасшими огнями, вроде бы тот самый, который она видела в другом видении, когда познакомилась первый раз с Дени. На сей раз за окном небо светилось розовым туманным рассветом, а бледная женщина в белом платье, что стояла возле этого окна, казалась призраком. И, как у многих призраков, руки у нее были в кандалах.
- Зачем ты сделала это? - спросила у женщины Зура голосом Лина.
У той глаза горели ненавистью, какую не часто увидишь и на поле битвы.
- Ты убил человека, который был мне дороже жизни, - сказала она. - Любить способны все, даже такие как ты. Если ты любил своего друга, то теперь знаешь, каково мне.
Тут Зура ее узнала. Это была Арииса Тарон, правда, совсем-совсем другая.
Женщина в белом гордо вскинула подбородок, и тут кабинет захлестнуло алым морем, солонее и горше зеленого. Море отхлынуло, выбросив Зуру прибоем на мраморный пол незнакомой спальни, уставленной вазами. Столько цветов она не видела никогда - уж очень дорого они стоили. Срезанные, преждевременно убитые соцветия пахли тяжело и сладко, но тяжелее был запах свежей крови, запятнавшей ее руки и колени.
Ибо Зура стояла на коленях на полу, подставив ладони под голову лежащего Милса Тревона. Совершенно зря: едва ли шишка на затылке сейчас всерьез беспокоила стражника: у него было перерезано горло. Зура прижимала руку к ране, кровь текла ленивым потоком сквозь ее пальцы, и он силился что-то сказать ей, глядел умоляюще стекленеющими глазами, но вымолвить ни слова не мог.
А потом взял и превратился в Лина.
* * *
Зура никогда не страдала от морской болезни, но путешествия на кораблях ее также не вдохновляли. Работа - это работа, ее приходится делать, и если для этого нужно ходить в море, ничего не попишешь. Но что хорошего, когда мир ужимается до узкой деревянной палубы и вонючих трюмов, да еще начинает раскачиваться! Не говоря уже о том, что корабли всегда кишели крысами, тараканами и прочей живностью, которую она предпочитала не видеть у себя в супе.
Путешествие должно было продлиться всего пару дней, но все равно приятного мало. Уж лучше было бы плыть с Лином на маленьком суденышке, ведомом по волнам его магией…
И все же Зура проснулась в своем узком неудобном гамаке, чьи веревки немилосердно впивались в тело, не от запахов, не от духоты и даже не от качки. Ее разбудил сон - кошмаре или видение - и она долго бестолково пялилась в темноту, не зная, как поступить.
Наконец Зура села в гамаке и не без труда выбралась из него, стараясь не разбудить прочих храпящих. В этой части кубрика, отгороженной от матросской, спали они с Тианом и Антуаном, а еще секретарь и два телохранителя Мариенда. Самому Мариенду капитан уступил свою каюту, перебравшись к штурману, а Лин спал в пустующем лазарете.
Туда-то Зура и направилась. Босиком - так удобнее ступать по деревянной палубе.
В лазарете горел свет: Лину тоже не спалось. Волшебник протестовал, что в открытом море ему ничего не грозит, но Зура заметила, что во сне любой уязвим, и настояла на ночной охране. Сейчас была очередь Тиана нести стражу, и они играли с Лином в карты. Судя по всему, маг проигрывал и был этим обстоятельством обескуражен.
- Мне нужно поговорить, - сказала Зура, появляясь в дверях.
Вообще-то, они уже говорили по прибытии на корабль: Зура рассказала Лину о разговоре с Риуной, тот принял к сведению и проверил, что Салем действительно не накладывал на Зуру никаких чар. Ну и объяснил ей заодно, что "водный мираж" - это наваждение вроде того, каким он когда-то укрывал их лодку от патрулей морского народа. Оно может принимать формы человеческого тела и маг может наблюдать через этот мираж за развитием событий. Чтобы создать такое наваждение, много воды не надо, можно хоть из фляжки плеснуть.
Однако сейчас Зуре нужно было обсудить вещи более серьезные.
Тиан искоса на нее посмотрел.
- Так уж и быть, не считается раздача, - сказал он, складывая карты.
- Я тебе буду должен четвертушку, - покачал головой Лин.
- Иди спи, - посоветовала Зура Тиану. - Следующая вахта все равно моя.
- Это я всегда готов.
Тиан вышел и дверь за собой закрыл.
Тут же в лазарете сделалось темно, почему-то темнее, чем на всем остальном корабле. Сиял только свечной фонарь, стоявший на койке возле кровати Лина - самой настоящей, не гамака. Ему-то, небось, никуда веревки не врезались.
Лин поднял правую руку ладонью вверх и прошептал несколько слов. Огонек свечи в лампе поколебался и затих. В комнате откуда-то потянуло прохладой.
- Теперь можно говорить, - сказал Лин. - Я пустил вдоль стен ветер, он заглушит наши слова.
Удобно все-таки. После всех этих фокусов с водой немудрено и забыть, что стихийным магам повинуется и воздух. И правильная предосторожность: на корабле слышно далеко.
- Я опять видела твой сон, - произнесла Зура без предисловий. - Сколько мне еще их видеть?
- Уже догадался. Не знаю, сказать по чести, - Лин покачал головой, потер лоб. Видно, спать ему хотелось еще как, но измученный разум не давал телу покоя: Зуре такое состояние было знакомо.
- А сколько увидела та женщина, с которой ты спал? - уточнила Зура. - Которая погибла потом?
- Которую убила моя учительница, Кровавая Бесс, - уточнил Лин печально. - Ты и это видела?
- Так, кусками, - Зура дернула плечом. - Ну, догадалась больше. Там была такая библиотека или архив… с дверями. И за дверями прятались воспоминания.
- Интересный образ… - Лин вздохнул. - Это, наверное, архив, смотрителем которого был мой отец. Мы жили в соседнем доме, и в детстве я все время сбегал от нянек. Любил там прятаться. Мой отец казался удалившимся от дел, но на самом деле вел довольно насыщенную политическую жизнь. Ему нравилось оставаться в тени. Разумеется, я там видел и слышал многое, чего маленькому мальчику не стоило видеть и слышать… Можно сказать, интрига у меня в крови.
- Что же ты там такого услышал?
- Разное. Большая часть этих тайн уже быльем поросла - как никак, лет сорок прошло или даже больше. А некоторые и до сих пор могут ужалить. Илейна видела в моей памяти как раз пару подобных эпизодов… Я был глупец и доверял ей. А она решила заработать. Но я бы ее пальцем не тронул, - в голосе Лина звучала искренняя боль. - Я бы попробовал купить ее молчание. Но леди Бесс рассудила по-другому. Считала эту историю своей персональной ответственностью - она, видишь ли, не предупредила меня заранее о мерах предосторожности.
- Илейна? - удивилась Зура. - Не Арииса?
Лин удивился тоже.
- Нет, с чего ты взяла? Илейну я встретил, когда мне было пятнадцать, госпожа Тарон была гораздо позже, и я никогда… А. Вот что ты видела и не поняла… - он осекся. - Арииса Тарон была дочерью одного высокопоставленного сановника. Я сосватал ее за своего друга и протеже, Милса Тревона. Он увидел ее как-то на прогулке и влюбился без памяти. А она убила его в первую брачную ночь.
- Ну и нравы… - пробормотала Зура.
Ей вспомнился мальчик, который шептал, что не хочет об этом думать.
- Она считала себя вправе отомстить. Так вышло, что я отправил на казнь ее тайного возлюбленного. Очень умная леди: по Ронельге даже слухов никогда не ходило об их романе. Иначе я никогда бы не свел их с Милсом… - Лин говорил ровно, даже мягко. - Но все равно я должен был догадаться. Обязан был. Она решила, что Милс достаточно мне дорог, чтобы отомстить. И была права. Я бы охотнее погиб сам…
Зура чувствовала: его вот-вот затрясет, как того мальчишку из сна.
"Зачем я об этом заговорила, - подумала она, - ну какого хрена. Не могла подождать, что ли, знать все захотелось… само бы выветрилось со временем… Подумаешь, одним перерезанным горлом меньше, одним больше, мне и самой ведь не небо и облачка снились все время…"
- Лин, - сказала она. - Дерьмо случается. Это не значит, что себя надо винить за все подряд. Этот мир не ты создавал.
И сама не заметила, как, а рука лежала у него на плече, теплом под льняной кимарой. Правильно сказал Тиан: этот маг умел цеплять.
Много она встречала людей, а таких как он - никогда.
Никто не обвинил бы Зуру в чрезмерном сострадании, но впервые ей невыносима была мысль, что она никак не может помочь и что ей нечем утешить. Лин был жив, а тот парень - мертв, и многие другие в жизни Зуры тоже остались далеко, не докричишься.
Там, где рука на плече, там и вторая рука на шее, гладит по мягкой коже, задевая щетину у края челюсти - никакой раны, никакой надорванной жилы, кровь не течет между пальцами.
Идиоты говорят, что "любовь" - та любовь, что между потными телами - делает людей ближе. Зура знала лучше. Никого она не сближает и не дает ничего, кроме забытья и короткого удовольствия. Это еще в лучшем случае. А в худшем потом наступает мерзость, ибо никогда мужчина не выглядит более жалким.
Но почему-то толкает иногда, бьет под дых, и единственный верный боевой инстинкт говорит: утешь так, а потом будь что будет. Разберетесь. Лин ведь не Лоен и не один из тех, с кем она случаем развлекалась до-после боя. Он ей доверяет. А она ему. И пара-другая часов забытья - для него сейчас самый ценный дар. Да и для нее тоже.
У Зуры пару раз спрашивали, можно ли ее поцеловать; она отвечала, как придется. Лина она и спрашивать не стала - кто их знает, этих мужчин, еще обидится. Решила, что если нельзя, оттолкнет ее, да и все.
Он не оттолкнул. Наоборот вцепился, как утопающий в доску, когда бездна со всех сторон, крутит и вертит, а под океанской поверхностью ходят кракены. Был жаден, неловок, неумел, но целовал ее шею и плечи так, словно напиться не мог из родника.
- Покажи, - шептал. - Скажи, как надо. Милая моя, хорошая…
И Зура показывала, и выгибалась, и подсказывала без всякого стеснения - и как надо, и как не надо. Вдруг на какой-то миг стало хорошо до головокружения. Не обычной радостью тела, а звонким, четким ощущением правильности, словно вот наконец-то она была с тем, с кем хотела быть, без всяких преград и условий.
"А ведь правда, - подумала сквозь истому. - Правда. Так оно и есть. В первый раз".
И еще подумала с каким-то сладким, удивительным испугом, что будь такое возможно, этому чокнутому волшебнику она бы и ребенка родила. Может, даже двоих. Сколько попросит.
Потом наваждение схлынуло, и стало почти как обычно. Но все-таки лучше.
Она оседлала его сама, сверху, и двигалась не в такт качке, не слушая, как скрипит койка - слушала только, как он вздыхает под ней, и стискивает ее руки и плечи до синяков, и шепчет что-то, то ли признания, то ли обрывки заклинаний.
Затем Лин притянул ее к себе, чтобы поцеловать так крепко, будто весь мир за пределами корабельного лазарета кончился и истаял в небытие, одни они остались и одни они имели значение.
У них обоих были мокрые соленые лица, но кто именно плакал, Зура так и не поняла.