– А… – Юлиан несколько смутился, – это обязательно?
Ему несколько раз уже приходилось иметь дело с призраками, в том числе и с призраками покойных священников, и посещать заброшенные церкви, но о подобном он слышал впервые в жизни.
– А как же? Вы находитесь на запретной земле! То, что вы можете видеть и слышать, еще не дает вам права просить и спрашивать!
– Я ищу останки старейшего из тех, кто похоронен на этом кладбище. Мне нужно с ним поговорить.
– Зачем он вам? – Призрак священника и вида не подал, что удивился странной просьбе. Зачем еще живые приходят на кладбища, если не общаться с мертвыми?
– Я ищу моего родственника. Князя Мартина Дебрича. Он мог бы знать…
Словно ветер пронесся по часовне – столпившиеся за спиной призраки отпрянули в разные стороны.
– Какое имя ты назвал? – прозвучал в напряженной тишине голос священника.
– Мартина Дебрича. Его род когда-то вышел из этого города.
– Мы не знаем никакого Мартина Дебрича. Таких здесь нет!
Человек был готов к такому ответу – он был готов к любому повороту дела! – и спокойно произнес:
– Я имею право знать. Мое имя – Юлиан Дич. Я – из боковой ветви рода Дебричей и хотел бы…
– Мы повторяем, – священник был непреклонен, – здесь нет никого, носящего это имя!
– Здесь, может быть, и нет. – В конце концов, многие из рода князей Дебричей упокоились не на городском кладбище Дебричева. – Но там, по ту сторону…
– Нет! И тебе лучше уйти и не смущать нас упоминанием этого имени!
– Но почему? – Юлиан бросил взгляд по сторонам. Проникшие в развалины часовни призраки снова приблизились и теперь обступали его плотной стеной. Где-то там, среди них, был и старейший, но не желал обнаруживать свое присутствие.
– Это имя проклято и забыто! Уходи!
– Уходи! Уходи! Уходи! – зашелестели призраки, подступая все ближе. Они не толкали друг друга локтями, не пытались протиснуться в первые ряды – они просто сливались, соединяясь в одну пятнистую стену.
Юлиан попятился. Против одного, двух или даже трех призраков он бы устоял, не дрогнул, но когда против него вышло, казалось, все кладбище…
– Я только хотел узнать… помочь…
– Нет! Нет! Уходи!
Ему оставили свободным проход на улицу. Ничего не оставалось, кроме как воспользоваться нелюбезным приглашением.
– Вы так и не хотите узнать, что я собираюсь сделать? – совершил человек последнюю попытку.
– Мартин Дебрич проклят! Проклят! Таким нет места среди нас! – загомонили призраки.
– Тут собрались порядочные покойники, а никак не преступники, осужденные свыше! – сварливым тоном рыночной торговки откликнулась одна женщина в строгом платье вдовы.
– Знаю, – Юлиан сделал еще шаг назад. – И я всего лишь хотел…
– Убирайся! – грянул хор голосов.
Было еще одно средство, и работа в Третьем отделении давала ему такую возможность. Можно было уйти сейчас, чтобы вернуться с опытным экзорцистом. Эти призраки явно чересчур долго задержались на границе между миром живых и миром мертвых. Им всем давно пора отправиться за Грань, а они почему-то находятся тут. Им всем можно было предъявить обвинение в нарушении режима проживания и просто-напросто вышвырнуть в потусторонний мир, отговорившись тем, что подобное может представлять опасность для живых людей. Если пригрозить высылкой за Грань, они могут стать сговорчивее и расскажут о том, что это за тайна окружает имя Мартина Дебрича. Но Юлиан не хотел этого. Тоньше надо действовать, тоньше. Между миром живых и миром мертвых очень тонкая граница. Любая паутинка по сравнению с нею – толста, как якорный канат. Но кое-что он уже узнал.
Почтительно поклонившись призраку священника и осенив себя крестным знамением, он направился к выходу, чувствуя, что призраки стоят плотной стеной и смотрят ему вслед. Неприятное ощущение.
Он шагнул в ночь – и почувствовал, как на плечо опустилась холодная рука. Медленно обернулся – и не удивился, увидев седовласого мужа в старинном платье. Вспомнил, что этого призрака не было в приведшей его сюда толпе.
– Приходи днем.
Не прибавив более ни слова, седовласый растаял, слившись тенью с остальными.
Больше всего на свете Анна боялась, что тетя станет ее ругать, когда обнаружит в шкафу. Но едва увидела выражение ее лица, как сразу забыла все свои страхи.
– Девочка моя! – Тетя Маргарита подхватила ее в объятия. – Как ты здесь оказалась?
– Я не знаю. Я проснулась… мне стало страшно. Я услышала какую-то песню…
– Песню? – перебила тетя. – Ты ее помнишь?
– Нет, – отчего-то испугалась девочка. – Мне стало страшно. Я пошла к вам и… заблудилась. А потом оказалась тут.
Она боялась, что тетя станет расспрашивать подробности, то та молчала. Крепко взяла девочку за руку и отвела ее на кухню.
Там Анна еще не была ни разу и с удивлением осматривалась по сторонам. Эта кухня сильно отличалась от кухни у нее дома. Несмотря на то что в ней было три окна, здесь царил полумрак. В одной стене помещался камин такой просторный, что в нем, казалось, можно было зажарить свинью целиком. На железном штыре висели три котла – один большой и два поменьше. Рядом стояла старая плита, по другую сторону от камина – большой ларь и буфет. Еще несколько ларей и сундуков выстроились вдоль стен. По стенам висели полки с посудой и многочисленными горшочками, на которых белели этикетки. Середину занимал длинный стол, вокруг которого стояло пять стульев с высокими спинками. На столе обнаружился готовый завтрак – горячая каша, порезанный ломтями пирог, кружки.
– Овсянка, – сообщила тетя. – Ты будешь есть овсянку?
Анна кивнула. Она только сейчас сообразила, как проголодалась.
– Пирог с яблоками. Кофий с молоком, – перечислила остальное тетя Маргарита. – Я живу скромно. Все мои средства уходят на то, чтобы содержать этот огромный дом, так что на разносолы почти не остается средств. Но, думаю, того, что оставили твои родители, нам может хватить, чтобы оплачивать хотя бы твое обучение.
Девочка принялась за еду. Тетя сидела напротив, маленькими глотками пила горячий кофий, иногда отщипывая кусочки от своей порции пирога.
– Я ем очень мало, – пояснила она. – В моем возрасте уже можно ограничивать себя в пище. Это тебе надо расти. Так что ешь, ешь! Ты должна все это съесть!
Анна отправила в рот еще одну ложку. Овсянки было много. Дома она столько никогда не съедала за один раз. Мама вообще редко утруждала кухарку приготовлением завтрака. По утрам она часто предпочитала простой чай с булочками и сыр. Мама… При мысли о ней горло сдавил спазм, и порция овсянки застряла на полпути.
– Что ты хочешь на обед? – отвлек ее голос тети.
Анна попыталась что-то сказать, но подавилась. Девочка захрипела, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту, закашлялась – и тут же что-то мягкое решительно шлепнуло ее между лопаток.
– Пошел вон, – тихо, но твердо произнесла тетя.
От неожиданности Анна перестала давиться кашей и стремительно обернулась. Никого. Кухня была пуста. За ее спиной был только ларь, над которым на полке красовались несколько пузатых глиняных горшков, расписанных узорами. Дверь была чуть приоткрыта, но ведь они сами не захлопывали ее!
– Что это? – прошептала она.
– Где? – Тетя пила кофе. – Не обращай внимания! Все в порядке! Так что ты хотела бы на обед? Можно сварить луковый суп или простую похлебку из овощей. Или куриный бульон? Выбирай!
Но Анна сейчас не могла думать о еде.
– Скажите, тетя, а в доме еще кто-нибудь живет? – поинтересовалась девочка. – Кроме нас? Вы говорили, что тут есть прислуга…
– Забудь о ней. Тут только мы вдвоем.
– Но я сама слышала… голос…
Где-то поблизости – на кухне, у самого порога! – кто-то тихо вздохнул.
– Вот! Опять! Вы слышали, тетя?
– Ты еще здесь? – Та и ухом не повела. – Я тебе что сказала? Пошел вон!
– Тетя? – взвизгнула Анна. – Вы с кем сейчас разговаривали?
– Не обращай внимания, девочка моя. – Пожилая дама улыбнулась. – Тебе послышалось! Такое потрясение… Дом старый. Тут постоянно скрипят половицы, гуляет сквозняк, проседают перекрытия, а кажется, будто кто-то ходит… Когда я сюда приехала, мне поначалу казалось, что под полом воет собака. Ночью я боялась сомкнуть глаз. Мой покойный супруг так смеялся над моими страхами! Когда осталась одна в этом жутком доме, я его поначалу очень боялась и в конце концов выдумала эту невидимую прислугу, которая отлично все умеет делать, прекрасно вышколена и умеет не попадаться на глаза.
Почему-то в такое объяснение верилось с трудом. Ясно же, что тетя что-то недоговаривает!
– А тут. – Анна покосилась на дверь. Она же ясно слышала вздох, донесшийся от порога! – А тут водятся привидения?
– Нет! – последовал категоричный ответ. – Что им тут делать? Аннушка, привидения водятся там, где есть покойники! А отсюда до кладбища очень далеко! Тебе все послышалось! Доедай кашу, а то остынет! И я же тебе объяснила все про мою выдумку. С чего ты взяла, что тут вообще должны быть привидения?
– А с того, – Анна послушно взялась за ложку, – что вы сами мне недавно говорили что-то про комнату, запертую на медный замок…
– Понимаю, о чем ты, – отмахнулась тетя Маргарита. – Со стороны кажется, что это – что-то вроде сказки про замок Синей Бороды – мол, если отопрешь, то смерть тебе! Дверь, запертая на медный замок, тут действительно существует, но это совсем другая история. И когда-нибудь я ее тебе расскажу. Попозже, – ушла она от ответа.
– А еще вы только что сказали кому-то: "Пошел вон!"
Девочка ужасно боялась, произнося эти слова. На миг представилось, что тетя сейчас на нее накричит – у нее стало такое лицо! – но минуту спустя пожилая дама улыбнулась как ни в чем не бывало:
– Вот в чем дело… Это опять мои собственные страхи. Я же говорила тебе, что жутко боялась этого дома, когда сюда переехала. И решила, что каждый раз, когда мне что-то померещится, буду говорить ему "пошел вон".
– Кому – "ему"?
– Своему страху, разумеется! Попробуй сама! Скажи: "Пошел вон!" Только громко и четко, чтобы твой страх понял, что ты совсем-совсем ничего не боишься! Представь, что тебе надо прогнать нерадивого слугу. Ну или надоевшую собаку…
Легко сказать! Дома ни папа, ни мама никогда не прогоняли старика Парфена, не ругались на придурковатого сына кухарки и не кричали на горничных. Но Анне так не хотелось огорчать тетушку, что она зажмурилась и громко крикнула:
– Пошел вон!
Ничего не произошло.
– Ну как? – Тетя испытующе смотрела на нее. – Легче стало?
Чтобы не огорчать никого, Анна кивнула.
– Хорошо. Теперь можешь сходить погулять! Погода хорошая.
Девочка с удивлением уставилась на пожилую даму. Погулять? Одной? Раньше ей такого не позволяли.
– Иди-иди. С тобой ничего не случится!
Анна посмотрела на окна. Снаружи был солнечный день – заканчивалось лето. На улице сейчас тепло, привольно. Не то что в этих мрачных стенах, где постоянно что-то скрипит, шуршит, хрустит и стонет. Может, и правда тут все настолько старое. А может быть, тут все-таки есть привидение. Только тетя почему-то про него ничего не знает и все твердит про дверь с медным замком. Но кто повернул ключ в замке, когда девочка залезла в шкаф? Кто ей сказал: "Не бойся?" И откуда на двери ее комнаты вчера появились слова "ложись спать"? Столько вопросов и ни одного ответа!
– Я буду у крыльца. – Девочка допила молоко и сползла со стула.
– Пирог возьми, если вдруг проголодаешься. – Тетя Маргарита все сидела за столом. – И не бойся ничего! С тобой ничего не случится! – повторила она. – За тобой присмотрят!
Значит, у нее будет няня? Девочка вышла в переднюю – ту самую, которая так напугала ее накануне вечером. Сейчас тут было значительно светлее – утреннее солнце било прямо в четыре узеньких окошка, да и входная дверь гостеприимно приоткрыта, – и она сразу увидела…
– Ой! Мама! То есть тетя!
– Ну чего еще? – Пожилая дама не спеша привстала.
– Картина! Тут портрет висел вчера, – Анна указала на совершенно пустую стену. – А теперь его нет! Почему?
Рядом кто-то вздохнул, но на сей раз девочка не обратила на вздох внимания – она прислушивалась к словам тети:
– Почему? Он тебя так напугал, что я решила его убрать в чулан, вот почему!
Еще один вздох. На сей раз в нем явственно звучало сомнение. И лестница чуть скрипнула, как будто кто-то переступил со ступеньки на ступеньку. Нет уж! Место жуткое! Уйти отсюда!
Быстро переодевшись, Анна вышла на крыльцо и осмотрелась.
Двор перед домом зарос сорной травой. Только утоптанные земляные дорожки прорезали травяное поле. Одна широкая, посыпанная гравием, шла к калитке, а другая, узкая, огибала дом и сворачивала куда-то на зады, обходя сарай и небольшой, но весьма солидный огородик. Слева за забором стеной вставали ивы и вязы, за ними поблескивала речка. Справа, занимая все пространство до соседского забора, раскинулся старый запущенный сад. Во дворе росло несколько старых развесистых деревьев и кусты сирени. Одно дерево, кривое, словно больное и почти сухое, высилось как раз напротив кухонных окон. То самое, которое напугало девочку в день приезда. Оно тянуло к окнам свои корявые ветки-руки, почти касаясь стекол. Более уродливого дерева Анна в жизни не видела. Мама бы сразу постаралась избавиться от него. Мало того что в доме вечно что-то чудится, так еще и снаружи…
– Ча-ча-ча! – раздалось над головой.
Девочка посмотрела. На крыше крыльца сидела сорока и, склонив голову набок, внимательно смотрела на нее. Заметив взгляд ребенка, птица без страха спланировала на дорожку и, покачивая хвостом, запрыгала по ней.
– Ты здесь живешь?
Сорока посмотрела на нее блестящим глазом:
– Ча-ча-ча!
– Тут кошка ходит, – сказала Анна. – Соседская. Будь осторожна. Кошки ловят птиц!
Сорока насмешливо застрекотала и запрыгала по дорожке, ведущей за дом.
И неожиданно девочке стало так любопытно узнать, что же там, за домом, что она напрочь забыла и все свои страхи, и желание быть послушной, и даже интерес к улице в двух шагах от калитки куда-то испарился. "С тобой ничего не случится!" – всплыли в памяти слова тети Маргариты, и Анна пошла по узкой дорожке вслед за уже скрывшейся за углом сорокой.
Юлиан решил, что полдень – самое подходящее время для повторного визита на кладбище. Утро он потратил на то, чтобы навестить городской собор, под плитами которого не так давно упокоился последний прямой потомок рода князей Дебричей. С его смертью род прекратил свое существование – остались лишь потомки семьи Бричей и он, Юлиан Дич. Правда, был еще и род графов Крашей – когда-то за одного из них вышла замуж незаконнорожденная дочь какого-то из князей Дебричей, – но досконально изучивший историю рода Юлиан Дич вычеркнул всех Крашей из списка. Юлиану удалось увидеть дух последнего князя, но никак не переговорить с ним – в храме шла служба, и призрак, потревоженный его присутствием, лишь скользил по хорам бледной тенью, не задевая прихожан. Но все же казалось, будто он хочет что-то сообщить, и об этом Юлиан и думал, когда шагал к старому кладбищу.
С тех пор как тут перестали хоронить, кладбище понемногу дичало. В другом городе власти сделали бы из него городской парк, убрав лишнюю растительность и поставив вдоль дорожки скамейки. Но в Дебричеве уже имелся городской парк, и старое кладбище могло спокойно зарастать. Идеальное место для тайных свиданий!
Юлиан, как обычно, несколько минут постоял у калитки, сосредотачиваясь. Методика давалась ему нелегко – собственных сил, данных при рождении, было слишком мало, чтобы считаться хотя бы экзорцистом. Его таланты – и немалые – лежали в иной сфере, нежели общение с душами умерших. Он лишь мог чувствовать и чуять, смотреть и видеть, слушать и слышать – то, чего были лишены многие так называемые нормальные люди. И он не виноват, что слышать он мог не только скрытые мысли и эмоции живых людей, но и покойников. Смотреть на свежую могилу – и видеть неупокоенного духа, парящего подле. Чуять опасность – и чувствовать чужое присутствие. Его часто звали на консультацию в коллегию инквизиторов – если возникал спорный вопрос о принадлежности той или иной женщины к племени ведьм. Только ему, Юлиану Дичу, было достаточно одного пристального взгляда, чтобы отличить безобидную знахарку и целительницу от прислужницы темных сил. И он был одним из немногих, кто мог с одинаковым успехом прикасаться к предметам черной и белой магии. Несмотря на свою молодость – ему не было и двадцати четырех лет, – он считался одним из самых опытных и важных среди сотрудников Третьего отделения.
Официально – для местных чиновников – его привело в Дебричев совсем другое дело, так называемое следствие о Доме с привидениями. Он уже два дня потратил на сбор информации об этом доме, но не нашел никаких прямых улик, указывающих на его существование. Только слухи, байки и сплетни. И, пока все было тихо, он решил заняться личными, семейными, проблемами. Ибо род князей Дебричей, к которому принадлежал его прапрадед, угас не просто так. Он сгинул в результате проклятия, павшего на голову именно Мартина Дебрича. Если бы только удалось узнать, в чем виноват его дальний родственник, и попытаться как-то исправить причиненное им зло, можно было спасти то немногое, что оставалось от династии, – память. А заодно и прервать цепь неудач, преследовавших последних потомков боковых ветвей рода. И – что греха таить! – улучшить и свое собственное положение.
Войти в транс удалось только со второй попытки – днем слишком много отвлекающих факторов. Достаточно мелочи, чтобы нарушилась концентрация. Например, этот пристальный взгляд.
Женщина. Молодая, не старше тридцати лет. Довольно красива – Юлиан, сам обладавший привлекательной внешностью, знал толк в женской красоте, – но какой-то нездешней красотой и со странным оттенком безысходности в лице. Уголки губ опущены, ровные брови страдальчески изломаны. Руки нервно теребят платок. Одета богато, но как-то несовременно. Такое впечатление, что она достала свое длинное платье из бабкиного сундука, где оно хранилось бог знает сколько лет. Надо признать, что оно ей очень идет – сидит как влитое, хотя лиловый цвет уже потускнел, а желтая отделка выцвела до молочно-белого оттенка.
– Сударыня, – убедившись, что именно взгляд незнакомки мешает сосредоточиться, промолвил Юлиан, – прошу меня извинить, но я вынужден просить вас удалиться. Или хотя бы отойти на несколько шагов. Мне крайне важно остаться в одиночестве.
Женщина что-то пробормотала, и юноша с удивлением заметил, что не понимает ни слова.
– Что?
Незнакомка повторила сказанное, и тут до него дошло, что она разговаривает на языке мертвых. Более того – чтобы увидеть ее, не нужно входить в транс!
– Прошу… прощения.
Когда ты не в трансе, язык мертвых дается с великим трудом.