При упоминании о родителях на глаза Анны навернулись слезы. И зачем тетя Маргарита о них напомнила?
– Иди в свою комнату и посиди там, успокойся, отдохни, – гораздо мягче промолвила пожилая дама. – И спускайся к обеду. Будет ростбиф. Ты любишь ростбиф?
Анна послушно кивнула, поднимаясь по лестнице. Слезы застилали ей глаза, и она даже не заметила, что дверь в ее комнату распахнулась сама. На стене красовалась надпись, которой раньше здесь не было: "Привет!" Но девочка была так расстроена, так погружена в свои мысли и обиды, что не обратила на нее никакого внимания, и буквы одна за другой исчезли сами по себе.
Глава 4
Анна тихонько шла по тропинке, думая о том, как прошел сегодняшний день.
Лето давно уже кончилось. Несколько дней назад начались занятия в гимназии. Новенькую девочку заметили сразу – да и как тут не заметить, ведь среди детей новости иногда распространяются очень быстро. Появление новенькой просто не могло пройти незамеченным. Да еще и появилась она не в начале года, а несколько дней спустя.
Впервые переступив порог класса, Анна сразу оказалась в центре пристального внимания. Девочек в ее третьем классе было мало, всего полторы дюжины, и все они таращили на нее глаза. Классная дама, пожилая британка с некрасивым лицом и скорбно поджатыми губами, положила ей руку на плечо, выводя вперед.
– Это ваша новенькая подруга, – отчеканила она. – Ее зовут… Анна Сыл… Сил-фя-ни-тэ, – по слогам произнесла она ее необычную фамилию. – Она прибыла издалека. Очень издалека.
Полторы дюжины девочек смотрели на новенькую во все глаза. Одни – с любопытством, другие – с презрением, третьи – равнодушно. На передней парте, склонив голову набок, сидела красивая девочка, которая единственная лишь окинула новенькую быстрым взглядом с ног до головы и отвернулась, всем своим видом показывая, что ей скучно. "Королева класса" – сразу поняла Анна и решила держаться от нее подальше. В старой школе в их классе тоже была такая королева – не самая красивая, но дочь самых богатых родителей. У ее отца, помещика, было две фабрики да еще он сдавал своих крепостных в аренду соседям, так что деньги в семье водились немалые, и за богатство его дочке прощалось все – и некрасивая внешность и весьма средние знания. А если эта королева класса не только красива, но еще и богата, добра не жди.
– Выбирай себе место, садись, и начнем урок. – Классная дама слегка толкнула Анну в спину.
Свободные места в классе были только за двумя партами, и девочка, помедлив, остановила свой выбор на той, что стояла подальше от доски и от красавицы на первой парте. Ей очень не хотелось выделяться. Но все равно весь первый урок она замечала, что девочки время от времени оборачиваются в ее сторону. Классная дама, которая как раз и вела у них урок чистописания, то и дело окликала то одну, то другую ученицу, грозя занести их имена в журнал.
Девочки еле-еле дождались, когда прозвенит звонок. Анна не успела убрать в сумку тетрадь, как ее окружили со всех сторон.
– Привет. – Девочка, которая сидела к ней ближе всех, решила заговорить первой. – Слушай, как тебя зовут? Меня – Илалией. А ты – Анна? И фамилия у тебя такая… необычная.
– Сильвяните. Это от папы. – Испугавшись, что новая знакомая станет расспрашивать про родителей, Анна быстро добавила: – Только он умер.
– Вот как? А кем он был?
– Земс… – Анна осеклась, – чиновником.
– Ты не поняла. Он был чухонцем? Ты чухонка?
– О чем вы разговариваете? – послышался рядом новый голос.
Девочка оглянулась. Рядом стояла та самая красивая девочка их класса, окруженная свитой из своих подруг.
– Да так, ни о чем, – пробормотала Илалия, попятившись.
– Валерия Вышезванская, – произнесла она лениво. – Мой отец – генерал Авксентий Федосьевич Вышезванский, губернатор, назначенный сюда самим императором. Понятно?
– Понятно, – ответила Анна, исподтишка рассматривая новую знакомую.
И попробуй сказать, что она не симпатична – ведь Валерия считала, что ее родители оказали гимназии честь, отправив дочь учиться сюда, а не в столицу, где вот уже почти сорок лет в специальном заведении обучали наукам и искусствам девиц из благородных фамилий. Что правда, то правда – Валерия была очень хороша. Светлые волосы, голубые глаза с длинными ресницами, тонкий нос. У нее уже начала складываться девичья фигурка, и она старалась всячески подчеркнуть появлявшуюся талию, туго-натуго перетягивая поясом школьное платье и надевая лишнюю нижнюю юбку. Все говорили, что она уже носит корсет, чтобы сформировать красивую фигуру. Злые языки доходили до того, что шептались, будто Валерия подкладывает в корсет тряпочки, чтобы сделать грудь побольше, но проверить, правда ли это, никто не мог. Как бы то ни было, стоявшая рядом Илалия была дочерью советника и никоим образом не могла сравниться с первой красавицей класса.
– Странная ты какая-то, – пожала плечами Валерия. – Надо познакомиться с тобой поближе!
– Знакомься, – разрешила Анна.
Но Валерия только фыркнула, как кошка, и отошла, вздернув нос. Вслед за нею потянулись остальные, оставив новенькую в недоумении – что она такого сказала?
Миновало несколько дней.
Гимназия для девочек была одной из немногих в провинции. Особняк, в котором она располагалась, принадлежал одной вдове, которая на свои средства организовала эту школу и до сих пор содержала ее на свои деньги. Здесь учили грамоте, письму, языкам, музыке, танцам, пению и гимнастике. В старших классах также читали лекции по истории, географии и основам медицины. Кроме того, девочкам преподавали домоводство, священную историю, Закон Божий и рисование. В дебричевской школе было много учениц – гораздо больше, чем в крошечной гимназии Реченска, где обучались около двух десятков девочек со всего города. В этой школе в семи классах учились около сотни гимназисток. Некоторые из них были помещичьими дочками и весь учебный год жили тут на полном пансионе, вдали от своих семей. Изначально гимназия и задумывалась как пансион для приезжих из деревень дворянских дочек, дабы те получали хоть какое образование. И лишь несколько лет назад в классы стали принимать и горожанок.
Засидевшись в просторных классах за партами, девочки после уроков высыпали на двор, спеша вырваться из-под присмотра классных дам. Одни сразу отправлялись по домам в обществе нянь и гувернанток, другие ждали, пока за ними приедут, и в ожидании затевали беготню и игры. В особняке оставались только пансионерки, которые после занятий отправлялись по своим комнатам, покидая их только для чинной вечерней прогулки. За кем-то из девочек на извозчике или собственных дрожках приезжали родители, кого-то провожали слуги, и только Анна должна была идти домой пешком. В полном одиночестве, если не считать провожавших ее животных.
Обычно животное ожидало ее во дворе возле старинного особняка, где и находилась женская гимназия для девочек. Вот и сегодня на росшем у ворот дереве весело скакала туда-сюда сорока. Заметив птицу, Анна направилась к выходу.
– Ты куда? – окликнула ее Илалия.
Ее отец в табели о рангах занимал один из самых низших чинов, был только чиновником двенадцатого ранга, и девочка ужасно этого стеснялась. Так получилось, что новенькая Анна сошлась с нею ближе, чем с остальными одноклассницами, многие из которых буквально смотрели в рот Валерии Вышезванской. И поэтому сейчас Анна задержалась на крыльце.
– Домой, – пожала плечами Анна.
– А где ты живешь?
– В Заречье.
Через городок, разделяя его на две неравные части, протекала речка Дебрянка. Заречьем – или Зареченской слободой – называлась меньшая часть городка.
– Далеко. За тобой кто зайдет?
– Никто. Я хожу одна.
– И не боишься? – У девочки загорелись глаза. – Это же так далеко!
– Ничего не далеко. Сначала до Соборной, потом свернуть на Садовую, с Садовой до Горшечной, потом напрямик до моста…
– Напрямик – это не мимо старого кладбища?
– Нет. Кладбище там рядом, но я хожу через рощу.
– Ой! – У девочки глаза стали еще больше. – Через рощу? Но там живет ведьма!
– Правда? – заинтересовалась Анна.
– Да! Самая настоящая! Ты что, не слышала? Ах да, ты же новенькая!.. Ты правда-правда ничего не знаешь о ведьме?
– Правда-правда. А она какая?
– Страшная! Седая. Сгорбленная вся. Никто не знает, где ее дом, но рощу обходят стороной. Там, говорят, ночами такое творится, что просто ужас!
Сорока на дереве отчаянно застрекотала, скача с ветки на ветку и привлекая внимание. Анна отчего-то застеснялась птицы. Кроме того, тетя рассказывала ей про рощу совсем другое.
– Извини, мне пора, – пробормотала она Илалии и заторопилась к воротам.
Сорока как ни в чем не бывало сорвалась с места и перелетела на другую сторону улицы, там скрывшись в ветвях тополя. Анна пошла за птицей.
Илалия смотрела ей вслед.
Девочка шагала по улице, стараясь не обращать внимания на прохожих. Не часто встретишь маленькую девочку, куда-то идущую по своим делам в одиночестве. Как учила ее тетя, она не смотрела на людей, не обращала ни на кого внимания, и постепенно на нее тоже перестали смотреть. Анна просто шла. Миновав Соборную улицу, свернула на Садовую, потом – на Горшечную и, пройдя ее до конца, через огороды вышла к роще.
Потом надо было идти тропкой вдоль огородов до рощи и дальше напрямик. Это была короткая дорога. Длинная шла, минуя Садовую, на улицу Высокую. Оттуда на Торговую площадь, дальше на улицу Большую, с нее – к Малой Слободке, а там – на Кладбищенскую и до Заречья рукой подать. Чтобы проделать этот путь быстро, надо было нанимать извозчика. Или, как сейчас Анна, идти через рощу.
Рощу здесь называли Боярским лесом. Странное название. Вот если бы он был назван Волчьим – ясно, что тут водятся волки. Или Лисьим – тогда ясно, что тут много лисиц. Но на все расспросы тетя Маргарита отвечала уклончиво и лишь однажды рассказала, что когда-то, лет пятьсот тому назад, на месте рощи стоял большой дубовый лес. Владел им один боярин. Дом его стоял в самой чаще, а сам он и его дружина сторожили этот лес ото всех. Ни за грибами, ни за дровами, ни тем более за дичью не пускали они никого. Кто ни войдет в него – назад не воротится. В конце концов князю Дебричу, сидевшему в Дебричеве, это надоело. Он собрал дружину и пошел на строптивого боярина войной. Что там случилось в лесной чаще – только мертвым и ведомо. Сотню ратников привел с собой князь Дебрич – и ни один назад не воротился. А его сын издал указ, чтобы никто никогда не входил в Боярский лес – было, дескать, ему видение от покойного родителя, чтобы не трогали это место и обходили стороной. Даже стеной хотели лес обнести, да татарское разорение помешало довести дело до конца.
Миновало несколько столетий. Забылось имя того боярина. Восстанавливая Дебричев после татарского пожога, вырубили часть заповедного леса. Теперь от него осталась только роща, но в самом сердце ее до сих пор, как говорила тетя Маргарита, таится нечто, о чем ее внучатой племяннице пока знать рано.
Тропинка вилась между деревьев, огибая толстые стволы и заросли кустарника. Анна шагала по ней спокойно, хотя не так уж часто пользовалась этой дорогой в одиночестве. Тетя Маргарита только один раз провела ее мимо рощи, показывая, куда племяннице ни в коем случае не стоит сворачивать. Потом отговорилась срочными делами, и девочка начала ходить одна. Боясь запутаться и заблудиться, она ни на шаг не сходила с тропы, не переставая мечтать. Ей порой представлялось, как она сворачивает с прямого пути и пробирается через чащу, перелезает через коряги, раздвигает руками колючие кусты и перепрыгивает через ручейки. Где-то в чаще леса таились поляны, где было полным-полно спелых ягод – в мечтах девочка всегда спешила именно к ним. А вот интересно, если сейчас свернуть с тропинки вон на ту узенькую стежку, можно выйти к зарослям ежевики на склоне оврага? Она так часто думала о Боярском лесе, что однажды ей приснился этот овраг. Она рвала ежевику, как вдруг услышала треск и топот. Обернулась – и оцепенела, потому что к оврагу вышел огромный медведь. Он был намного больше, чем те, в книжках с картинками – наверное, в два человеческих роста. Темно-бурый, с пятном на груди. Медведь встал на задние лапы и что-то проревел человеческим голосом. Что – Анна не помнила. Она проснулась.
Нет, пожалуй, не стоит туда идти наяву. А вдруг встретишь настоящего медведя? Не во сне?
И только девочка так подумала, как впереди за кустами мелькнуло что-то красно-синее.
Анна остановилась. Огибая кусты – не продираясь сквозь них, как зверь, а словно скользя сквозь ветки, – навстречу ей вышла незнакомая женщина. Красная, в черную и зеленую клетку юбка в складку, кофта, большой синий платок, завязанный на груди крест-накрест. На сгибе локтя женщина несла большую корзину, где были сложены травы. На вид незнакомка была лишь немного старше ее мамы, кругленькая, крепко сбитая, со вздернутым носом и веселыми веснушками на щеках.
– Ой, – протянула она, – а ты кто такая?
– А-Анна, – девочка попятилась, пряча сумку с книжками за спину. – Я… домой иду.
– Домо-ой? – Женщина рассмеялась. – Разве в лесу твой дом?
– Нет. В Заречье. Я короткой дорогой иду, мимо рощи. Мне совсем чуть-чуть осталось… – Она махнула рукой, указывая направление. – В ту сторону.
– Да знаю я, – отмахнулась незнакомка. – В Заречье, стало быть, живешь? А у кого?
– У тети.
– У старой княгини Маргариты Дебрич?
– А вы откуда знаете?
– А я, милая, про всех все знаю, – улыбнулась женщина. – Я ведьма.
– Ведьма? – вытаращилась Анна. Илалия описывала ее совсем по-другому.
– А ты не веришь? – Женщина рассмеялась. – И правильно делаешь! Мне бы кто сказал такое, я б тоже не поверила!
Анна оглянулась по сторонам. Ей почему-то захотелось, чтобы на тропинке оказался кто-нибудь еще. Любой прохожий, который тоже решил пройтись через Боярский лес.
– Высматриваешь, что ли, кого? – догадалась ведьма. – Не ищи. Не ходит тут никто. Меня боятся.
– Вас?
– Конечно! Люди всегда ведьм боятся. Ты вот, например, боишься?
Сейчас, среди бела дня, когда она стояла в двух шагах и тихо улыбалась, ведьма – или кто она есть – казалась совсем не страшной. И девочка помотала головой.
– Ну и славно! Ты хорошая девочка. Добрая. Мама с папой тебя любили.
Анна прикусила губу. Про родителей она старалась не вспоминать – слишком больно было думать, что больше она никогда их не увидит. Даже их могилы находились в другом городе, куда ехать надо было весь день.
– Не плачь, – сказала ведьма. – Это горе большое, но помочь ему я сумею. Если и ты поможешь мне.
Почему-то Анну эти слова заставили насторожиться.
– Помочь вам?
– Травки собрать. – Женщина указала на корзину. – Пойдешь со мной?
– Я не умею. Я не знаю, какие нужны. И тетя волноваться будет!
– Я тебя всему научу, Анна. А о тете не беспокойся. Не станет она тебя ругать. С тобой ведь ничего не случится!
И девочка ей поверила.
– Меня можешь звать сестрой Кларой, – представилась ведьма и сошла с тропинки, наклоняясь над невысокими кустиками. – Вот, смотри. Это – мята. Запомнила? Помогай мне. Отложи свою сумку и осторожно собирай. Смотри, не повреди корешки!
Анна послушно поставила сумку под куст и начала собирать в букет пахучие стебли, старательно вырывая их с корнем. Ведьма Клара стояла над нею и внимательно наблюдала.
– Знаешь, для чего мята нужна? – внезапно спросила она.
– Да. – Девочка растерла в пальцах лист. – Ее кладут в чай. Чтоб пахло вкусно.
– А если не в чай заварить, а в салат покрошить, то это помогает скрывать свои мысли. Нарежешь мелко листву с другими приправами, к блюду добавишь – и никто, ни одна живая душа не угадает, что у тебя на уме! А коли на мяте наливку настаивать, то сколько той наливки ни выпей, ни о чем не проболтаешься.
– Я наливку не пью, – покачала головой Анна. – Я девочка. Девочкам нельзя!
– Детям и впрямь нельзя, а если кто из взрослых боится, что с пьяных глаз сболтнет что лишнее, так эту наливочку возьмет, чарку опрокинет – и язык у него как узлом завяжется… А вот это знаешь, что такое? – Она пошарила в корзинке, вытащила и протянула девочке жилистый стебель, на котором тесно сидели сиренево-голубые махровые цветы.
– Знаю, – кивнула Анна. – Это цикорий.
– Правильно, милая! А он для чего?
– Ну… из него напиток делают. Как кофий.
– Угадала, – рассмеялась сестра Клара звонко, как девочка. – И напиток сей внушает человеку, что все у него хорошо. Если тебе плохо, больно, трудно, с утра пораньше глотни напитка из цветов и листьев цикория – и все беды покажутся не такими уж тяжкими. А если еще и лаванду добавить – вовсе хоть в пляс пускайся!
– Правда?
– Правда-правда, – закивала ведьма. – Каждая травка свою силу имеет. И про все мне ведомо. Из каких лучше настойки делать, какие в приправах использовать, какие сжечь, чтоб дом окурить от злых чар, а какие в хлеб добавлять.
– В хлеб?
– В хлеб. Хочешь булочек с иссопом, укропом и черемицей? Я как раз сегодня новые напекла.
И едва она это сказала, Анна почувствовала, что ужасно хочет есть. Но идти неизвестно куда, к незнакомой женщине…
– Да не бойся. Ничего с тобой не случится! Корзину поможешь отнести. По дороге еще травок насобираем. А там молока козьего налью и все-все про тебя расскажу.
– Так уж и все? – не поверила девочка.
– Так уж и все, – подтвердила ведьма. – Вот я знаю, что перед уходом из гимназии ты на крыльце с какой-то девочкой разговаривала. Хорошая она девочка. Слабая, но хорошая.
– Почему слабая?
– Потому что робкая. Робкие все слабы. Вот ты сильная, в тебе робости нет. Ты далеко пойдешь и многого достигнешь!
Пораженная, Анна не знала, что сказать, и последовала за женщиной как на привязи.
Они сошли с тропы и побрели прямо через лес. Ведьма скользила тихо, кусты и деревья, казалось, сами расступались перед нею. Хотя она говорила, что Анна должна ей помогать, но не дала девочке даже подержаться за ручку корзины.
– Вон там – фиалки растут, – говорила она. – Сейчас они уже отцвели, собирать их поздно, потому как цветов мало, да и силы в них, в поздних, нет совсем. Но если их засахарить и украсить пироги, то тот, кто эти пироги съест, целый день счастлив будет… На той полянке я герань и дягиль брала. Они в трудном разговоре на нужный лад настраивают. А цветы сирени лучше в вино добавлять, и совсем понемногу.
– Почему?
– С их помощью можно любого человека своей воле подчинить и сил лишить. Если еще белладонну добавить и немного тех же фиалок, тот, кто такого вина изопьет… Ой, ну тебе еще рано это знать! У меня такую настойку как приворотное зелье часто покупают. Но привораживать человека надо осторожно – тот, кого приворожили, без той настойки долго не протянет. До конца своих дней должен будет ее пить – или однажды чары спадут и вместо любви родится ненависть.
У Анны от этих подробностей голова шла кругом. А сестра Клара все называла и называла новые травы и цветы. О каждом растении в лесу она могла рассказать что-то особенное. "Дудник", "девясил", "шалфей", "пижма", "зверобой" – так и сыпались названия.
– Мне этого никогда не запомнить! – не выдержала девочка.