– Пустыни там быть никак не может. Влажные воздушные массы с океана должны задерживаться горными хребтами Аль-Оркана и Арвеев и проливаться дождями. Значит, во Внутреннем Аполидии должно быть влажно. Логичнее предположить, что там болото.
Сильфида в ответ выдала очередную мудрость про хрен и редьку, а Меридит сказала: "Поживем – увидим".
Болото не болото, а насчет сырости Хельги не ошибся. Дожди шли каждый день, точнее, каждое утро. К полудню они обычно прекращались, но небо оставалось низким и скучным. Идти было легко – каменистая почва не раскисала. Хорошие риморские плащи не промокали. Дни стояли сравнительно теплые и безветренные. Жизнь улыбалась путникам. Пока.
Исчезновение своих нежеланных спутников амазонка восприняла очень спокойно. Восстановлена справедливость, решила она. Спасти Мир должны Избранники, а не случайные, затерянные во времени существа. Тот грустный факт, что из всех ее соратников в живых остались лишь она да Бандарох, ныне пребывающий на правах почетного пленника в замке королевы Мэб, ее совершенно не смущал. Равно как и собственное затруднительное положение, к которому она уже успела привыкнуть.
Не она первая, не она последняя, кому суждено иметь детей, рассуждала самоуверенная амазонка. Время придет – родит по-быстрому, оставит на попечение какой-нибудь добропорядочной бездетной вдовы или профессиональной кормилицы, а сама продолжит свою миссию. Благо подвигов осталось совсем немного, всего три. Боги дадут – справится… Вот если бы еще не хотелось постоянно спать, и погода была бы получше, и денег бы побольше… Хотя теперь ей досталось девять отличных скакунов, подаренных графом Р'Анкваром. Продаст восемь лишних – вот и деньга на дорогу! Определенно боги к ней благоволят!..
Корнелия Каззеркана пользовала деревенская бабка, будущий бог так и не решился потратить немного силы на подопечного. Даже ради жизни любимого ученика он был не вправе рисковать судьбой Мира. Кстати, бабка справилась неплохо – кровь горлом больше не шла, осталось лишь легкое покашливание, – а ведь юноша уже шагнул одной ногой в Долину забвения. "Пожалуй, позднее, когда миссия будет выполнена, стоит обратить большее внимание на простое, примитивное колдовство ведьм-травниц, в нем определенно есть рациональное зерно" – так думал профессор по дороге на юг…
– Почему именно на юг, Учитель? – спрашивали ученики.
– Потому, – объяснял он терпеливо, – что не всякое место подходит для свершения задуманного. Можно сколько угодно лежать в могиле в обнимку с Граалем – богом все равно не станешь. Священный сосуд дарует бессмертие, но Силу нужно черпать из иных источников. Не один магический поток потребуется вобрать в себя, дабы переродиться из смертного в демона. Значит, погребение следует располагать там, где сходятся мощные потоки, – в узле Силы.
Один такой узел исчерпал Кальдориан. Другие разбросаны по всему свету. Смертному, даже зрящему в астрале, не дано увидеть их издали. Но ему, профессору, известно одно из заветных мест. В песках, в самом сердце злого Сехала, таится оно. Туда и лежит путь Странников. Долгий и тяжкий путь…
– Привет, дедуся! – помахала ручкой Энка. Она, как известно, умела вести себя вежливо.
Это был первый, кто встретился им на пути за последние полторы недели. Высокий, иссохший старик в ветхом рубище, похожем на белый могильный саван. Когда-то ткань была цветной, но выгорела за долгие годы. Да и сам старик казался каким-то обесцветившимся – бледная, тонкая кожа, обтягивающая острые кости, неопрятная, будто побитая молью борода, водянистые глаза с сероватыми белками, пронизанными сетью кровеносных сосудиков… Он был слишком стар, чтобы можно было с уверенностью сказать, к какому народу принадлежит. Скорее всего, он был человеком или кудианином, а может быть, и эльфом – даже в глубокой старости лицо его сохранило благородство черт.
Он брел по едва заметной тропке между деревьями, понурив седую голову и не глядя по сторонам. Он казался полностью поглощенным своими мыслями. Громкий окрик сильфиды заставил его вздрогнуть.
– Сгинь! Сгинь, морок! – Старик замахнулся клюкой. – Пропади пропадом!
Обронив палку, он воздел руки к небу, сложив пальцы охранными символами.
– Дед! Ты в своем уме?! Мы не мороки, мы из плоти и крови! – обиделась девица.
Старец опустил руки. Нагнулся за своей палкой. Потом приблизился, выставив ее вперед, будто слепой. И вдруг бесцеремонно ткнул Эдуарда в живот. Принц от неожиданности взвизгнул по-девчоночьи и отскочил.
– Верно, – пробормотал старик, – из плоти и крови твари… Живые… – И вдруг разрыдался в голос, упав на колени и спрятав лицо в ладонях.
Стало неловко.
– Нездоровый на голову, что ли? – испуганным шепотом предположил Орвуд. – Давайте уйдем, а? Боюсь я таких.
– Ни в коем случае! – возмутился эльф. – А вдруг он в беде?! Вдруг мы сможем помочь?! Надо узнать, что стряслось!
– Надо, – поддержала сильфида, но не из благородных побуждений, а из любопытства. – Дед, хорош выть, скажи путем, в чем проблема? – Такое с ней иногда случалось: в самый неподходящий момент вдруг вспоминала бурную юность и начинала выражаться донельзя вульгарно.
Аолен отогнал девицу в сторонку и стал расспрашивать сам:
– Скажите, почтенный, отчего вы плачете? Какая беда приключилась?
Старик отнял руки от лица и нараспев старчески дребезжащим голосом продекламировал:
…А все люди ушли поскорей,
Погасив в очагах своих пламя…
Только эхо забытых речей
Над пустыми летает домами,
Только мелкий и серенький дождь
Приминает уставшую пыль…
А в домах поселилась ложь,
А в садах поселилась гниль…
А наступит зима, и снег,
Заметет черноту ночей,
Будет тихо тянуться век,
Век печальный, забытый, ничей…
И умолк.
– Очень поэтично! – кивнул Хельги с иронией. – Но совершенно непонятно!
– Зато красиво сказано! – возразила сильфида. Она умела ценить искусство.
Меридит судила более строго:
– Ничего особенного. Обычный любительский стишок. На высокую поэзию не тянет.
– Кхе-кхе! – очень громко отреагировал Орвуд. Только очередного литературного спора им сейчас не хватало!
– Ладно, – покладисто кивнула Энка, – вернемся к нашей теме. Слышь, дед, мы ни демона не разобрали! Нельзя ли прозой?
Старец на ее реплику не реагировал. Он вообще ничего больше не сказал. Постоял с минуту молча, погруженный в собственные думы, развернулся и ушел.
– Маразм! – определил Хельги. – Старость не радость.
– Эй! Нечего мой хлеб отнимать! Это я народные мудрости цитирую, а не ты! – распорядилась сильфида.
О странном встречном все быстро забыли. Но как-то нехорошо, тревожно сделалось на душе у Аолена. Слова старика будто открыли ему глаза. Теперь он замечал то, на что не обращал внимания прежде.
Жиденькая грязь, тонким слоем покрывающая камни под ногами, – это пыль, размокшая от скучных, серых дождей, понял он. Серая, уставшая пыль, не способная подняться в воздух. А на размытых участках, где пыли не было, угадывались какие-то темные прямоугольные очертания… Дома! Здесь когда-то стояли дома – много-много больших, хороших домов. Но люди ушли – и пламя в очагах погасло, и обветшали, рассыпались в прах жилища, изъеденные злой ложью… А эти деревья – кривые, чахлые, низкорослые? Это дички. Они выросли на месте убитых гнилью садов.
Он давно уже наступил – печальный и ничей век. Здесь была большая беда. Эти края забыты, у них нет настоящего и будущего, только прошлое – отзвуки, отголоски, воспоминания. Здесь больше не ходят живые – только мороки, тоскливые и навязчивые. Они стали пробираться в сны. Они шептали каждый о своем, огорчая и утомляя. Эльф просыпался подавленным и уставшим. Он не мог вспомнить ничего из своих тягостных сновидений, и это почему-то особенно угнетало.
– Это все нервы! – решил скорый на диагнозы Хельги. – Мы привыкли жить в постоянной опасности и, даже когда вокруг все тихо-мирно, выдумываем ее сами, подсознательно.
– Но старик…
– Да мало ли что может наговорить старый маразматик?! Разве ты не видел – он был явно не в себе. Просто у тебя впечатлительная натура и ты слишком болезненно реагируешь на поэзию и прочие искусства.
– Нет! Я чувствую что-то плохое! Беду, опасность, прошлую или будущую – не знаю! Но она реальна! И мне страшно. Может, здесь какая-то особая магия?
– Ну хочешь, я посмотрю в астрале? – предложил Хельги, не зная, как успокоить друга.
Посмотрел и сообщил, довольный:
– Теперь я знаю, что тебя беспокоит! Просто тут вообще нет магии, а это для нас непривычно. Поэтому ты, как наиболее чувствительный, ощущаешь дискомфорт. Только и всего.
– Подожди! – опешила Энка. – Как это – нет магии?!
– Нет, и все! Чистый, черный астрал. Ни одной цельной магической нити, только отдельные короткие обрывки, да еще мы с вами. Хотя лично для меня как-то непривычно маловато… А почему это вас так удивляет? Что нам, собственно, известно об астрале? Может, это его обычная структура – где-то магии много, целые скопления, а где-то дыры. Вполне логично.
– Логично, – кивнула Меридит, – но как-то неприятно. Получается, здесь невозможно никакое колдовство?
– Надо проверить! – Сильфиду обрадовало новое поле деятельности. Она с воодушевлением принялась экспериментировать. Чего только не перепробовала, от левитации до сложных приемов боевой магии – бесполезно! Не действовали даже обычные защитные круги!
Хельги последовал ее примеру, но и серые камни отказали.
– Если что-нибудь случится, я не смогу вас исцелить! – мрачно заметил Аолен. Ему очень не нравилось происходящее.
– А ты не каркай, – посоветовал гном.
Рагнар же долго размышлял, а потом сказал:
– Магия магией, но отчего здесь все вымерло, я так и не понял!
– Чего тут непонятного? Магии не стало, и людям пришлось уйти, – ответил Эдуард. – Как без нее жить?
– Прекрасно можно обойтись и без магии. Целые миры так живут, – опроверг Хельги. – Какая-то беда здесь определенно случилась, но было это давно, много поколений назад. И нам, я думаю, ничего не угрожает.
Аолен думал иначе:
– Старик, что встретился нам, вероятнее всего, был очевидцем тех событий. Значит, произошли они не позднее прошлого столетия.
– Совсем необязательно. Во-первых, не факт, что старик – очевидец. Он мог просто забрести сюда с побережья. Пришел, обнаружил следы былой жизни, сочинил печальный стих и живет теперь тут, вдали от мирской суеты, потому что окончательно спятил. Но даже если он в самом деле застал те события… Ты в своих расчетах исходишь из того, что он человек, а если он эльф? Тебе ли не знать, как долго живут эльфы! Да он, может быть, уже целое тысячелетие тут бродит и страдает!
– В стихотворении сказано: "Люди ушли"…
– Люди ушли, а эльф остался!
– Правильно, – поддержала Энка. – Романтичные эльфы куда более склонны к поэзии, чем прагматичные люди. Встреть мы в такой ситуации человека, он бы милостыню просил, а не стихи читал!
– Само собой, – авторитетно кивну Рагнар. – Какие стихи, если жрать хочется? Вот интересно, чем он тут питается, бедный?
– Наверное, у него огород есть, – предположила Ильза. – А может, и скотину держит.
– Да ну, – не поверил Эдуард. – Скотина без магии водиться не будет!
Хельги даже рассердился:
– Глупости какие! Зачем скотине магия?!
Но принц в этом вопросе чувствовал себя специалистом:
– Нет, не глупости! В детстве у меня была няня из деревни, она мне много рассказывала о сельской жизни, я все очень хорошо запомнил! Со скотиной, с ней знаешь сколько сложностей! Над входом в хлев нужно вешать один амулет, на шею ей – другой, пастуху давать третий. И колокольчики должны звенеть по-особому, и шагать через порог стойла можно только с правой ноги, и заговоров требуется знать целую кучу. И чтобы доить, нужно садиться лицом к востоку. Селяне и травами стойла окуривают, и колдуна три-четыре раза в году приглашают, и боггартов кормят…
Хельги смотрел на бывшего ученика с жалостью:
– А скажи-ка ты нам, скотовод венценосный, для чего нужны все эти процедуры?
– Против нежити, против злых чар, против дурного глазу. Домашняя скотина очень подвержена вредным магическим влияниям!
– Понятно. А теперь пробуди свой дремлющий разум и ответь, какие могут быть вредные влияния там, где магии нет вовсе?
– Слу-ушайте!!! – Меридит, потрясенная какой-то мыслью, остановилась так резко, что сзади на нее налетел не кто-нибудь, а Рагнар. – Слушайте! – продолжала она, вытирая о штаны перепачканные ладони. – Если в этих краях даже скотина вредным влияниям не подвержена, так, может, здесь и проклятия не действуют?! И я могу без риска для собственной сущности заняться типично женским делом?!
– Я тебя не сильно зашиб? – Рагнар беспокоился о своем.
Меридит только отмахнулась:
– Еще не родился на свет тот, кто может меня сильно зашибить. Не отвлекай меня! Мне открылись невероятные перспективы! Энка, помнишь, ты обещала научить меня вышивать? А носки вязать кто-нибудь умеет?.. Эх, чего бы еще женского придумать? Кружева плести хочу! Варенье варить! Петь колоратурным сопрано! Ильза, у тебя в мешке не осталось чем морду красят? Хоть раз в жизни попробовать!
Ильза, взвизгнув от восторга, вытряхнула содержимое походного мешка прямо на грязные камни, извлекла узелок со своим девичьим припасом, и они с сильфидой, толкаясь и мешая друг другу, принялись наводить красоту на физиономию боевой подруги. Напудрили, нарумянили, насурьмили брови, накрасили губы красной помадой, а веки подвели синим, взбили стриженые волосы каким-то немыслимым коком…
Хельги взглянул на преображенную сестру по оружию – и пришел в смятение:
– Силы Великие! Что это вы учинили?! Зачем вы ее изуродовали?! Она теперь и на себя непохожа!
– Понимал бы ты что! – огрызнулась Энка. – Очень красиво смотрится!
– Ничего не красиво! Ужасно!
– Что, и вправду ужасно? – заинтересовалась подопытная диса. – Эх, зеркала нет! Интересно посмотреть…
Вообще-то зеркало имелось у Ильзы. То самое, подарок девы корриган. Девушка бережно хранила его в платочке. Но уж очень маленьким оно было! Меридит покрутила, покрутил его и бросила. По тем фрагментам, что она узрела, составить представление о целом было невозможно.
– Впору опять щит полировать!
– Можешь поверить на слово, тебе очень к лицу, – уверяла ее сильфида. Ильза почему-то помалкивала.
– Отвратительно! – настаивал Хельги. – Умойся!
– Ну конечно! Мы с Ильзой старались целый час, а она теперь смоет! Нет уж! Пусть до вечера так ходит… Одно плохо, щипчиков у нас нет. Надо бы еще брови выщипать…
Тут Хельги взбесился окончательно:
– Знаете что! Заведите себе сестру по оружию, ее и выщипывайте! А чужих нечего портить! – Он чуть не плакал.
– Аолен, – окликнула Меридит, – скажи честно, идет мне или нет?
Она знала, кого спросить. Эльфы, как известно, никогда не врут.
– Нет! – честно признался тот. – Совершенно не твой стиль!
– А чей стиль? – заинтересовался Эдуард, не совсем понимая, о чем речь.
За эльфа ответил гном, грубовато, но точно:
– Проституток из Альтеция!
– Тогда Хельги должно нравиться, – спокойно заметила сильфида. – Он сам говорил, что любит проституток. Меридит, ты так и ходи, он со временем привыкнет. Просто он у тебя консерватор.
Но Меридит уже умылась.
И принялась петь колоратурным сопрано воинственную песнь валькирий. Тут уж возроптали все. Потому что единственным неоспоримым достоинством ее исполнения была редкостная громкость.
– А вот пусть теперь поет! – защищал подругу подменный сын ярла. – Заведите себе сестер по оружию, им и указывайте, что делать. А чужими нечего командовать!
Но Меридит и петь надоело. Охрипла от непривычно высоких нот.
Заняться женским рукоделием тоже не пришлось из-за отсутствия материалов, инструментов и специалистов. Правда, Орвуд утверждал, что всякий гном умеет отлично вязать носки на четырех спицах, но диса разочаровалась, – значит, это дело не типично женское и ей оно совершенно не интересно.
– Беда какая, – шутливо горевала она. – В кои-то веки выпал шанс почувствовать себя настоящей женщиной, и то не дали!
– Значит, не судьба, – серьезно утешал Рагнар.
Энка тоже решила успокоить боевую подругу:
– Не переживай! К таким вещам нужно привыкать с детства. А теперь они тебе идут как корове седло!
Меридит ахнула от возмущения:
– Зачем же ты уговаривала меня ходить накрашенной?! Вот и слушай тебя после этого! Спасибо, Хельги остановил!
– Просто мне было жаль нашего с Ильзой труда, – нимало не смутившись, ответила бессовестная девица. – И вообще, когда ты меня обрила наголо, мне тоже не шло. А последствия, заметь, были необратимыми.
– Почему – необратимыми? Обросла же ты в конце концов!
– Так сколько времени прошло! А ты умылась – и все! Тебе грех жаловаться!
День шел за днем, больше половины пути осталось позади, а местность вокруг не менялась. Все та же по-осеннему бурая, неестественно плоская равнина простиралась на все четыре стороны.
Теперь путники уже знали: на тех участках, где почва становилась более каменистой, когда-то стояли города, огромные, раза в три больше современных Трегерата, Кансалона или Эскерольда. Чахлые рощицы – это бывшие сады. Заросшие сухим бурьяном пустоши когда-то были плодородными нивами… Весь Внутренний Аполидий, по сути дела, являл собой один гигантский, заброшенный пустырь.
Они старались меньше думать о том, какое несчастье постигло здешние края, – очень уж страшно становилось. Но мысли поневоле возвращались к этой невеселой теме. Сперва Орвуд, обкладывая камнями костер, обнаружил на одном из них обрывок надписи, выбитой грубым резцом. "Милостью владыки нашего, За…" – прочла Меридит. Потом Эдуард отошел в кусты по делам, а вернувшись, показал друзьям изъеденное ржавчиной лезвие ножа, длинное и широкое, наподобие тех, какими пользуются мясники. Ильза скуки ради принялась собирать битые глиняные и стеклянные черепки, что попадались на пути. Скоро набрался целый пакет из-под крупы. На привале девушка долго рассматривала их, разложив перед собой, сортировала – гладкие к гладким, узорчатые к узорчатым. Потом увидела на одном изображение смешной лошадки, совсем расстроилась, сгребла все в кучу и выкинула. Наконец Аолен чуть не провалился в яму, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся погребом.
Каждая новая находка подогревала интерес: что случилось, почему, когда? Это становилось невыносимым. Поэтому все были только рады, когда выпал снег и за одну ночь укрыл несчастную землю белым покрывалом забвения.
Зима установилась в одночасье, мягкая, тихая, на грани оттепели, но ни разу не переступившая эту грань.
Сказочно преобразились уродливые деревца. Влажное дыхание Океана укутало их ветви толстым, пушистым, совершенно невиданным инеем, каждая его иголочка была Длиной в две фаланги пальца. Даже не верилось, что в природе могут случаться такие чудеса! Полуденный ветерок безжалостно крушил хрупкую красоту, но за ночь она успевала возродиться в прежнем великолепии.