Она неторопко двинулась к выходу, надменно вздернув подбородок и намеренно громко шурша кринолином. Стоящий на пороге Свет был для нее пустым местом и потому поспешил убраться с дороги. Однако, проходя мимо, она вновь смерила его взглядом, на сей раз презрительным и насмешливым, и от взгляда этого сердце Света неожиданно сделало перебой. Он даже замотал головой. Но играть так играть…
- Попутного ветра в паруса, сударыня!.. - сказал он негромко.
Ответом сударыня его выходку не удостоила.
А потом снова начались хозяйкины извинения. Сыскник Смирный по-прежнему молча смотрел в окно (наверное, пока напарник сражался со своим кашлем, основная доза Снежаниного яда досталась брату Буривою), и потому активно принимать сии извинения пришлось чародею Смороде. Равно как и успокаивать княгиню.
Наконец извинения были приняты, а княгиня - вроде бы успокоена. Ужин опосля столь острых приключений продолжался в молчании и завершился достаточно быстро. Настроения, понятное дело, он ни Свету, ни Буривою не улучшил.
Когда волшебники поднимались в комнату Буривоя, тот сокрушенно пробормотал:
- Ну и девица, брате!..
- Та еще змеюка! - не скрывая раздражения, заметил Свет. - Яду в ней на семерых хватит!
- Да, неукротимая бестия! - В голосе Буривоя тоже явно прозвучало раздражение. - Чем будем заниматься завтра утром?
Будь я дома, сказал себе Свет, кое-чем я бы занялся прямо сейчас. Позвал бы Забаву… Впрочем, Забаву-то и звать бы не пришлось! Сама бы прибежала…
- Заутра пораньше, часов в семь, обязательно поедем в фехтовальное поприще, - сказал он. - Не ведаю, как вам, брате, а мне самое время браться за шпагу.
Буривой скрылся за дверью.
Свет наложил на нее охранное заклятье и, поразмыслив немного, отправился на поиски князя Сувора - надо было попросить карету для утренней поездки. Договорившись с молодым человеком, он двинулся к себе. И опять обнаружил на фоне зашторенного окна краски Перуна и Додолы. По-видимому, окно возле гостевой чародея Смороды казалось Радомире и ее любодею наиболее безопасным местом для свиданий. Самое странное, что оного чародея это по-прежнему совершенно не возмущало…
9. Взгляд в былое: век 76, лето 2, червень
Свет сидел за столом в своем кабинете и раздумывал над чистым листом бумаги.
Накануне он к столу и близко не подходил (то есть подходил, вестимо, но совсем с другими целями) - душа все еще пела от осознания сохранившейся Силы. Ныне же настроение было хоть вешайся. И не только из-за оборотной стороны Таланта.
В четверницу, сразу опосля аудиенции у Кудесника, он отправился к министру безопасности. Путята Утренник был откровенно доволен нынешним поворотом в судьбе чародея Смороды, улыбался и время от времени удовлетворенно потирал руки. Улыбки его были понятны и ежу - буде посейчас заполучить оного чародея для сыскных работ можно было, лишь обратившись непосредственно к Кудеснику Остромиру (а Остромиру, знамо дело, требовалось доказать, что конкретный сыск не пойдет далее без помощи Смороды), то теперь Свет попадал к Утреннику в прямое подчинение. Со всеми вытекающими из этого события последствиями… Честно говоря, Свет полагал, что опосля разговора с министром, опосля знакомства с предложенной работой он будет назначен на место сгинувшего Буни Лаптя. Будучи опекуном министерства безопасности, он мог бы продолжать труды и в родном Институте теории волшебства - хотя и не столь активно, сколь прежде. Однако Утренник тут же поставил его в пару к сыскнику-волшебнику Буривою Смирному и под завязку загрузил созданную структурную единицу текущими делами.
А ныне утром, едва Свет завершил свои фехтовальные единоборства с Гостомыслом Хакенбергом, курьер вручил ему срочный пакет из канцелярии Кудесника.
Официальная бумага, подписанная самим Остромиром, доводила до сведения чародея Смороды, что с этого дня и впредь, "в целях обеспечения надлежащей безопасности Великого княжества Словенского", он освобождается ото всех задач, кои решал в Институте теории волшебства. Преемнику дела надлежит сдать ныне же, крайний срок - первица послепаломной седмицы. Опосля чего с надлежащим тщанием поучиться качественной работе у Буривоя Смирного. Последних слов на бумаге, знамо дело, не было, но между строк они читались отчетливо.
Преемником оказался патлатый Тур Розвальня, товарищ принципала кафедры теоретической левитации, и дела ему Свет сдал за полдня. Можно было, конечно, и не торопиться, но жгучая обида на Кудесника, вопреки Светову желанию, перебросилась и на Розвальню. А потому видеть лишний раз эту подчеркнуто-виноватую - тот еще лицедей! - физиономию не было ни малейшего желания. Обойдется, друг любезный! И разберется в обстановке самостоятельно - не маленький! А не разберется, так нечего было согласие на переход давать!.. Впрочем, расстались они по-доброму. В конце концов, Тур Розвальня-то в чем виноват?!
На новую работу Свет боле не поехал - проявлять надлежащее тщание ныне тоже не было ни малейшего желания. Связался с Буривоем Смирным, предупредил его и отправился прямиком домой. Там, не удержавшись-таки, сорвал черную злобу на Берендее. Пришлось извиняться… Потом наложил на двери спальни отвращающее заклятье и провалялся несколько часов в постели, размышляя, что за муха укусила Кудесника. Мухи этой он так и не отыскал и к ужину вышел мрачным как никогда.
Прислуга, похоже, уже обо всем откуда-то узнала и вела себя соответствующим образом. Даже Забава молчала, лишь покусывала губы да поглядывала с жалостью, ничем не показывая переполнявшего ее в последние два дня счастья. А может быть, также ощущала себя смертельно-несчастной. Кто в них разберется, в этих влюбленных девицах?.. Персями-то прикоснуться к плечу Света она все равно сумела.
Зря старалась, голубушка, - настроения ему это прикосновение не добавило. Наоборот…
После ужина он поднялся в кабинет, занялся тренировками Таланта. Однако скоро угомонился - энтузиазма не было и в помине.
Ему вдруг показалось, что сейчас откроется дверь, войдет Забава - и проблема решится сама собой. Вроде бы позавчера Забава помогла ему разрядиться…
Однако дверь не открывалась. А звать служанку для такого рода помощи было попросту унизительно. Это ведь не чай подать хозяину!.. И не осталось ничего, кроме как снова обратиться за помощью к сочинительству. В конце концов, чему быть - того не миновать!
Он сел за стол, обмакнул перо в чернильницу. Сейчас на бумагу ляжет первая, совершенно случайная фраза. Потом, в окончательном варианте текста, от проклятой этой фразы и следа не останется, но для того, чтобы творение началось, первая фраза должна быть обязательно случайной.
"Криста с вызовом посмотрела на свои босые ноги"… И совершенно не важно, отчего ее ноги оказались босыми. Как не важно и то, с какой стати она на них посмотрела и почему непременно с вызовом. Пока не важно… Потом, когда станет ясно, где она находилась и что делала, она, вполне возможно, и не станет смотреть на ноги. А вздумает, к примеру, счастливо улыбнуться сидящему напротив Твердиславу… Впрочем, нет, не Твердиславу, скорее уж Виктору. Это имя больше подходит к небылям о Кристе. "Виктор" с латинского - "победитель", и ему найдется кого победить. В жизни всегда находится кого побеждать, но об этом мы подумаем потом. А пока же - "Криста с вызовом посмотрела на свои босые ноги"…
Свет снова обмакнул перо в чернильницу, поднес его к бумаге. И понял вдруг, что не напишет сейчас эту фразу. Ни в коем случае!.. Вот какую-нибудь другую напишет. Запросто!.. Скажем, "Кудеснику Колдовской Дружины Остромиру от чародея Светозара Смороды"… Хотя он вовсе не собирается писать означенному Остромиру. Но - может. А вот про Кристу с ее босыми ногами и вызывающим взглядом - не может. Словно десницу его поразил вызванный чужим заклятьем паралич.
Странным оказался этот паралич. Отложить перо в сторону или почесать сим инструментом бровь он нисколь не мешал, а вот написать про Кристу…
Сила солому ломит. Свет почесал бровь, отложил перо, прислушался к своим ощущениям. И понял вдруг, что острое нежелание писать про Кристины ноги идет откуда-то изнутри, из собственной ментальной оболочки.
Конечно, прощупывать самого себя - занятие бессмысленное. Это известно любому ученику. Ничего вы внутри не найдете, окромя того, что вам и так известно. А потому получается бесполезная трата волшебных сил.
И тем не менее что-то подвигнуло Света на эту бесполезную трату. Он выругался, прилег на оттоманку, сотворил С-заклинание и углубился внутрь себя.
На первый взгляд все пребывало там в полном порядке. Вот острая обида на Остромира, вот удовлетворение от общения с Буривоем Смирным, вот холодное равнодушие к Забаве и всем остальным женщинам подлунной. Опричь Веры-Кристы… Вот что-то связанное с самой Верой-Кристой, бархатисто-теплое на ощупь, сладковатое на вкус. Тут и вовсе разная чепуха - легкая сонливость, нарождающееся желание облегчиться… И над всем этим - злоба, злоба, злоба!
А вот и Темный сектор, неподвластный ни одному волшебнику, непроницаемый даже для Кудесника. Так, по крайней мере, утверждает сам Куд…
Свет замер - парализующее десницу нежелание писать про Кристу проникало в сознание именно оттуда.
Чушь какая-то!.. Волшебная теория ментальностей говорит о Темном секторе лишь одно - пройдите, судари, мимо. И ничего оттуда ввек не исходило, окромя сигнала к окончанию агонии на смертном одре. А опосля оного сигнала волшебнику остается одна дорога - на погост, к Марене… И потому исполать богам, что Темный сектор непроницаем для Таланта! В противном случае последствия чужого проникновения в оную область было бы страшно представить…
И тем не менее нежелание исходит именно оттуда!
В Свете мгновенно проснулся исследователь. Они могут отлучить меня от официальной науки, но запретить изучать самого себя - вот им!!!
Решено - сделано!
Свет попытался проколоть размеренно пульсирующую оболочку Темного сектора, применив "тройной удар иглой". Ничего не получилось - оболочка стояла как каменная стена перед деревянным тараном. Надо было бы отступиться, но отступление перед самим собой - это не просто трусость!..
Свет собрал все силы своего Таланта и…
Очнулся он от рыданий.
Рыдала Забава.
- Светушко! Что с вами, люба мой? Очнитесь!
Поднял голову. Он лежал навзничь в родном кабинете, а Забава орошала слезами его лицо.
Впрочем, рыдания тут же стихли. А уже через мгновение девица залилась счастливым смехом:
- Жив! О Додола-заступница, он жив!
- Конечно, жив… С какой стати мне умереть, в собственном-то доме?
- А мне показалось, вы и не дышите…
Что со мной случилось? - подумал Свет. Чем я тут занимался?
И вспомнил. Глянул на часы - оказывается, он провалялся без сознания около двух часов.
- Иногда я просто ненавижу ваш Талант, - сказала между тем Забава. - Он вас когда-нибудь в гроб загонит!
Чуть было не загнал, подумал Свет. Но объясняться с Забавой не стал. А ей объяснения такого рода и не требовались. Те же, что требовались, не могли сейчас прозвучать из уст чародея Смороды.
Впрочем, через пять минут выяснилось, что оказаться с девицей в постели можно и безо всяких объяснений вообще.
А еще через пять минут Свет окончательно убедился, что монотонные движения тазом разряжают его душу не хуже фехтовальных выпадов.
10. Ныне: век 76, лето 3, вересень
Как и вчера, гостя разбудили в тот самый час, когда он просил. Едва Свет отозвался, колокольчик перестал звонить, а тоненький Радомирин голосок весенним журчащим ручейком проструился из-за двери. Доброе утро, сударь чародей!.. Ваши ногавицы вычищены… Карета в распоряжении сударей волшебников будет через полчаса. А через пятнадцать минут, буде волшебники пожелают с утра перекусить, их ждут и к завтраку.
Свет поблагодарил горничную и рывком поднялся с постели.
Денница едва-едва заглянула в окно, облив весь восток нежно-розовой краской. Словно над окоемом встала аура полностью созревшей для детородства девицы…
Накинув на рамена халат, Свет вышел из комнаты, поднялся этажом выше. Внимательно проверил заклятье, наложенное вечор на обиталище Буривоя Смирного. На первый взгляд заклятье казалось нетронутым. И на второй - тоже. Свет подергал за ленточку звонка.
Через мгновение хриплый со сна голос Буривоя опасливо спросил:
- Кто там?
- Это я, брате.
За дверью послышался легкий шум.
Свет почувствовал, как Буривой проверяет охранное заклятье со своей стороны. Потом дверь отворилась.
- Здравы будьте, брате! Как спалось?
Буривой прикрыл глаза, прислушался к себе.
- Вроде все было спокойно. А у вас?
- У меня тоже, исполать Сварожичам!.. Мы собирались в фехтовальное поприще…
- Да-да! Фехтовать я поеду с большим удовольствием, брате чародей! - Буривой явно приободрился.
Свет оставил коллегу одеваться, а сам спустился вниз, прошел в ванную.
Что ж, думал он, плеская в лицо приятственно-холодную воду, ночь все-таки прошла спокойно. И это радует. Ибо вступать в схватку с супротивником, не имея представления о том, кто он из себя таков и чего добивается, было бы попросту глупо. А теперь начинающийся день дает нам определенную отсрочку - темные силы обычно и время для своих действий выбирают самое что ни на есть темное. Проблема лишь одна - всего-навсего надлежащим образом воспользоваться предоставленной отсрочкой…
Он вернулся к себе, проверил состояние шпаг, протер бархоткой гарды. Потом спустился в трапезную. Там его ждал заказанный с вечера стакан апельсинового сока. Пока неспешно, глоточками, пил сок, пришел Буривой Смирный. Тот, будучи в командировках и отправляясь утром в фехтовальное поприще, всегда съедал вареное в мешочек яйцо. Не изменил он своим привычкам и ныне.
Затем они прихватили чехлы с оружием и вышли на парадную лестницу.
На улице уже совсем рассвело. Восходящее солнце золотило верхушки деревьев на противоположной стороне улицы.
Карета стояла прямо перед лестницей, кучер держал поводья. Ныне это был вовсе не Ярик.
Свет шагнул на широкие мраморные ступеньки. И вдруг почувствовал за спиной угрозу. Угроза была смертельной, поэтому он резко бросился в сторону, выхватывая из чехла шпагу.
Мимо него пролетел с обнаженным клинком Буривой Смирный, едва не скатился по ступенькам, но все-таки, застыв в немыслимой позе, удержался на ногах. Отбросил в сторону пустой чехол, повернулся лицом к Свету.
Снизу, от кареты, донесся предостерегающий крик кучера. А над головой безмятежно пели птицы.
- Что с вами, брате?
Свет опустил шпагу. И тут же едва не был заколот коротким выпадом, нацеленным в грудь.
Исполать Сварожичам, рука, выдрессированная многолетними упражнениями, хорошо помнила, что нужно делать, и убийственный выпад был своевременно отбит вправо.
- Опомнитесь, брате! - крикнул Свет. И замолк: сквозь него смотрели глаза абсолютно слепого человека.
Однако десница брата Буривоя рукой слепого отнюдь не была. Уколы шли короткими взрывными сериями, с выпадами и отскоками, с флешами, нырками за спину и обманными финтами. С кем бы в своем странном ослеплении ни схватился сейчас брат Буривой, дрался он яростно и энергично. Ни на жизнь, а на смерть.
Так же требовалось драться и Свету - хотя бы для того, чтобы попросту остаться в живых. И пусть что-то мешало ему, отвлекало, путало ощущения - он дрался. Вот только, в отличие от соперника, позволить своей руке нанести смертельный удар не мог. Потому что Буривой дрался не с ним. Вернее, с ним дрался вовсе не Буривой. Знакомыми руками мужа-волшебника Буривоя Смирного, руками приятеля и соратника, в схватку со Светом вступил супротивник незнакомый - это было ясно, как народившийся день. Супротивник превосходно понимал, что чародей Сморода не станет убивать своего коллегу, потому и пользовался напропалую безоглядными флешами. Но потому же оставалось надеяться, что флеши подведут - ведь управлять чужим телом, наверное, тяжелее, чем своим собственным.
И надежда оказалась не напрасной. Поймав клинком очередную бездумно-неудержимую флешь Буривоя, Свет качнулся в сторону, развернулся на каблуках и ударил пролетевшего мимо соперника концом рукоятки по затылку. Ударил несильно, вдогонку, но Буривой ничком распластался на каменных ступенях, дернулся и затих.
Мягкими шагами - аки кошка - Свет приблизился к коллеге, концом клинка отбросил подальше шпагу Смирного. Потом опустился на колени, перевернул мужа-волшебника лицом кверху. На первый взгляд Буривой был безнадежно мертв, но, присмотревшись, Свет обнаружил, что первый взгляд его на этот раз подвел - грудь мужа-волшебника определенно вздымалась. Свет расстегнул камзол Буривоя, приложил ухо к его сердцу.
Сердце билось.
А кучер все еще вопил.
Привлеченная шумом битвы и криками, на крыльцо высыпала челядь. Тут же появилась хозяйка в ночном халате, без лишних расспросов принялась отдавать распоряжения. Буривоя Смирного подняли на руки и унесли в недра особняка. Побежали будить домашнего колдуна. И лишь потом княгиня Цветана позволила себе вопросы:
- Простите, чародей… Что произошло?
Конечно, ей была нужна правда. Но тут ее интересы и интересы чародея Смороды расходились. И всю правду Свет позволил себе от хранительницы очага Нарышек утаить.
- Мой напарник, кажись, заболел. У колдунов иногда случаются странные хвори. Боле, сударыня, сказать вам сейчас я ничего не могу.
Он извинился, подобрал шпаги, спрятал их в чехлы и, отвесив княгине поклон, отправился в свою комнату. Оставил оружие, взял баул и поднялся этажом выше.
Там уже вовсю хозяйничал Лутовин Кузнец. Буривой Смирный был раздет, уложен в кровать и заботливо укрыт одеялом. Лутовин Кузнец, поблескивая лысиной, накладывал ладони на его голову. Тут же, испуганно глядя на больного и тряся черной гривой, крутилась горничная Радомира.
- Странный обморок, брате чародей, - сказал домашний колдун Нарышек. - Я совершенно не чувствую в муже-волшебнике опасных заболеваний.
Свет выставил обоих Нарышкиных слуг за дверь, включил Зрение и аккуратно обследовал сыскника. Отклонений в ауре не было. Зато едва он надел на голову коллеги Серебряный Кокошник, как сразу стало ясно, почему брат Лутовин ничего не почувствовал. У Буривоя присутствовал защитный магический барьер, но это был совсем не тот барьер, какой ему поставили вчера ключградские колдуны. Природа нынешнего ментально образования оказалась совершенно незнакомой, внешняя граница его была чрезвычайно плотной, а когда Свет сделал попытку хотя бы чуть шевельнуть барьер, ничего из этого не получилось. Наложенное на Буривоя Смирного заклятье было неснимаемым. Во всяком случае, не снимаемым усилиями члена Колдовской Дружины чародея Светозара Смороды.
Оному чародею ничего не оставалось, кроме как, скрипя зубами, отступиться.
И он отступился.
Потом удивился, почему не воспользовался при неожиданном нападении отраженным магическим ударом - ведь это был прием защиты, полученный чуть ли не с молоком матери.
А еще через мгновение он сообразил, что именно отвлекало его во время поединка. Все было просто - в одном из окон второго этажа он краем глаза заметил личико княжны, с интересом следящей за ходом поединка.