Дальше мы двигались молча. Тень, судя по всему, стеснялся, неизвестный спаситель шёл домой, а я пытался прийти в себя после очередной близкой встречи с Карой, когда мне довелось вкусить её дыхание. Причём в данном случае в почти буквальном смысле.
Твари, на которых мне довелось наткнуться, это умёртвия. Уникальный и весьма своеобразный тип не-мёртвых. Это не вставшие по какой-то причине трупы, они появляются уже такими, какие есть. Их называют "дыханием смерти", это порождения самой Кары. Они приходят на места массовых смертей, сражений, или туда, где кто-то умер очень страшно. Приходят и выпивают жизнь из случайных прохожих, пока не будет искуплено или хотя бы сглажено зло, которое вызвало их в этот мир: при помощи погребальных ритуалов, возмездия убийцам.
Их нельзя изгнать - ни жреческими словами, ни силами стихий; последняя вообще при появлении умёртвий "прячется", как и живые существа. Можно только разрушить физическую оболочку, но через несколько часов они вновь возникают на прежнем месте.
Живое эхо, умёртвия… Во имя Роса, что же произошло в этом лесу несколько лет назад?!
- Ну, вот мы и пришли, - нарушил тишину незнакомец. - Прошу, проходите, чувствуйте себя как дома. Не то место, куда с гордостью приводят гостей, но, по крайней мере, у меня есть самовар. Да и спальное место, думаю, я вполне сумею вам предложить.
Старый офицер жил в землянке, и видно было, что жил давно и основательно. Все подходы заросли густым кустарником. Не знаю уж, кто её тут строил и каким образом, но построил на совесть.
Подходя к дому, хозяин зажёг на ладони небольшой огонёк и выразительно посмотрел на меня.
- Молодой человек, вы не могли бы погасить своё заклинание? Мы уже пришли, искать и выбирать дорогу уже не нужно, а я по субъективным причинам не слишком люблю яркий свет в целом и эту магию - в частности.
- Да, конечно, - растерялся я, думая совершенно о другом. Огнём мой собеседник владел, но при этом не был огневиком. Тогда кто же он?
Будто уловив мои мысли, - или просто всё было настолько откровенно написано на лице? - он улыбнулся и ответил на невысказанный вопрос:
- Я одинаково управляюсь со всеми стихиями, не нужно упрекать себя в недостатке проницательности. Такое иногда бывает, - продолжил он, уже входя в дом. - Нет перекоса в какую-то одну из сторон. Но, само собой, и уровень управления стихией заставляет желать лучшего. В быту удобно, но в бою, к примеру, лично вам я совершенно не соперник. Присаживайтесь, я сделаю чай, - он уронил пламя с руки в специальную плошку, стоящую на небольшом столе, к которому я и сел, с любопытством оглядываясь по сторонам.
Небольшая прямоугольная комната. В дальнем конце отгороженная занавеской кровать. Кроме того, имелась ниша в стене, оборудованная под шкаф, в котором стояла какая-то посуда и, видимо, хранилось всё остальное имущество этого странного человека. Заканчивалась скудная обстановка столом, несколькими табуретами и жестяной печкой в углу.
Хозяин выставил на стол небольшой самовар и принялся за его растопку.
- Кстати, простите мне мои манеры, но я просто не люблю разговаривать на ходу, тем более - в лесу. Привык, знаете ли, за годы войны. Позвольте представиться, Лесислав Туманов, последний из князей Воловых. Ранее блистательный офицер, но теперь просто старик, доживающий свой век в лесу, - он чему-то усмехнулся.
- Гвардии обермастер Илан Стахов, - машинально отрекомендовался я, искренне недоумевая. - Разрешите спросить, а почему…
- Почему я живу здесь в полном одиночестве? - правильно угадал он. - Тут нет никакой тайны более страшной, чем мой титул. Я не хочу умирать, а нынешний режим непременно убьёт меня, если я появлюсь на людях.
- Но…
- Убьёт, убьёт, на этот счёт у меня нет никаких сомнений, - он махнул рукой. - Он уже убил мою дочь и мою супругу, и меня тоже убьёт. Умирая, моя прекрасная Ряна просила меня жить назло всему на свете, и обидеть её отказом я не мог. А если вы спросите, как мне удалось не погибнуть в Гражданскую, - а вы ведь не спросите, поскольку это невежливо, а вы явно очень воспитанный молодой человек, поэтому я просто удовлетворю ваше любопытство, не задевая чести, - всё столь же просто. Я ненавижу новый режим, и точно так же я ненавижу царский режим. Царизм сломал жизнь мне и отнял у меня сына, ещё до революции. Вот и получается, что ни тогда, ни теперь, Веха не была благосклонна ко мне и моему роду. Может быть, кто-то из предков, или же я сам когда-то глубоко обидели её, кто знает? Когда пришли доманцы, я не пошёл на фронт, но и остаться в стороне не позволила совесть; тут, как вы, надеюсь, со мной согласитесь, не вопрос отношения к политике, а вопрос именно совести, чести и морали. Тем более, в скором времени фронт сам пришёл к нам сюда, так что мне довелось неплохо попартизанить в этих лесах, - он улыбнулся и кивнул на винтовку. - Собственно, за войну-то и наловчился так стрелять. Раньше, конечно, держал её в руках, но не чаще, чем это положено уставом. Это ничего, что я много говорю? Простите старика, я редко общаюсь с людьми, и почти совершенно одичал в этой местности.
- Всё в порядке, просто… несколько неожиданно, - с трудом собрался с мыслями я. - И давно вы тут живёте, в лесу?
- С восемьдесят шестого, как схоронил Багряницу, свою жену, - отозвался он. - Она, бедная, не выдержала всех потрясений. Ещё как сын умер, уже тогда болеть начала. Как грянула революция, от нервов слегла; а уж когда дочь расстреляли… У неё сердце слабое было, чувствительное очень. Это и по всей её наружности было видно. Да вон, карточка на стене висит, - он кивнул на стену, видимо избегая смотреть на портрет своей покойной супруги. Судя по всему, воспоминания сильно растревожили старика, и он стеснялся демонстрировать это при посторонних.
Чтобы рассмотреть пожелтевшую фотокарточку, пришлось подняться из-за стола, да ещё и подсветить себе.
Княгиня была удивительно красива. Не той холодной красотой, какой принято было в литературе наделять представительниц "высшего света", а земной, тёплой, весенней - с неё хорошо было бы писать облик Речи. Но сильнее всего выделялись глаза - огромные, лучистые; в них жила нежность. Наверное, фотография была сделана очень давно, на самой заре этого искусства - княгине здесь было едва ли больше тридцати лет. А, кроме того, она буквально светилась счастьем. Я склонен был согласиться с Лесиславом; по одному облику этой женщины можно было предположить её эмоциональность и чувствительность.
- А вот и чай поспел, - прервал мои наблюдения старый князь, - Присаживайтесь, Илан.
Некоторое время мы пили чай. Ну, то есть, не чай в полном смысле этого слова, а травяной сбор - боярышник, зверобой, шиповник, ещё что-то. Сначала молчали, потом кое-как разговорились - преимущественно, на тему военных воспоминаний. Тем более, обоим было что вспомнить. По молчаливому согласию, правда, вспоминали исключительно забавные случаи, которых тоже вполне хватало. Наш разговор затянулся; на улице, должно быть, уже начинало светать. Прервал нас неожиданный тихий стон, раздавшийся из-за занавески, отделявшей кровать. Я вздрогнул, резко обернувшись, обрывая рассказ. Однако, неожиданным этот звук был только для меня; собеседник мой отреагировал спокойней. Более того, он заметно обрадовался, и, ничего не объясняя, кинулся к кровати. Я, заинтригованный, шагнул за ним, стараясь при этом своими действиями не помешать хозяину землянки.
На узкой низкой тахте, накрытой старым ковром поверх матраца, под толстым стёганым одеялом валетом лежали двое мальчишек. Бледные, осунувшиеся - кожа да кости, - но совершенно определённо живые. Один из них будто бы очнулся, едва приоткрыв глаза, и явно пытался что-то сказать, но Лесислав положил сухую ладонь ему на лоб и тихо произнёс:
- Не надо, сынок, ты ещё очень слаб. Спи, ни о чём не волнуйся! Сейчас, только воды попей, - он приподнял мальчика за плечи, поднося к его губам сложенную лодочкой ладонь. Мальчик сделал несколько судорожных глотков и прикрыл глаза. Старый офицер бережно уложил его, накрыл одеялом, отечески погладил по голове. Потом точно так же тихо проверил состояние второго мальчика, вздохнул и двинулся обратно к столу. Я всё это время простоял за занавеской, в аршине от Лесислава, и пытался разобраться в своих эмоциях. С одной стороны, затопило огромное облегчение от того, что оба мальчика живы, но, с другой, нельзя было не отметить, что самочувствие их оставляет желать лучшего, и они совершенно не обязательно выживут. Неизвестно, что хуже для бывшего танкиста Вольдима - непримиримое известие о смерти ребёнка, или его медленное угасание в течение нескольких дней у отца на руках.
- Натерпелись, бедолаги, - сокрушённо покачал головой князь, садясь за стол. - Едва успел - эти отродья уже к ним присосались. Сам понимаешь, не тащить же их в таком состоянии в посёлок. Завтра к вечеру хотел, если оклемаются. Да и то обоих сразу не осилю.
- Скажите, Лесислав, - медленно начал я, даже несколько опасаясь задавать пришедший на ум вопрос; вернее, опасаясь не столько этого, сколько ответа. Кроме того, меня весьма удивило, что данный вопрос не пришёл мне в голову раньше. - Ведь вы в этих лесах с самого начала войны, так?
- Да. И не я один. А к чему вы об этом вспомнили?
- Мне не даёт покоя происходящее. Умёртвия, живое эхо… Когда, почему это всё появилось? Что стало причиной?
- Я не знаю, Илан, - он устало пожал плечами. - Я всё-таки хоть и офицер, но не вездесущ. Я не находил ничего, что могло хотя бы натолкнуть на мысль о причинах их появления. Просто однажды, где-то через месяц после начала оккупации, неизвестно откуда взявшееся эхо донесло до меня чей-то захлёбывающийся крик. Умёртвия растерзали нескольких доманцев, простых рядовых солдат - только боги знают, что эти четверо забыли в лесу! Я тоже пытался выяснить, но слишком много людей сгинуло в этих лесах с начала оккупации, и чья смерть стала причиной появления умёртвий, я даже предположить не могу. Я не находил ни тел, ни следов чьей-то страшной смерти. Может быть, я не слишком тщательно искал? - старик задумчиво потёр переносицу. - Я, признаться, совершенно искренне опасаюсь этого знания. На мой век достаточно зверств и ужасов, которые довелось наблюдать, а такая толпа умёртвий могла быть вызвана только чем-то чрезвычайно мерзким. Вы осуждаете меня за эту трусость? - пронзительно посмотрел на меня старик.
Я медленно качнул головой. Мне было не за что его осуждать. Более того, я ловил себя на мысли, что и мне до дрожи не хочется в это лезть. Хотелось вызвать специалистов - а группа умёртвий вполне достаточное для этого основание! - и двинуться дальше по намеченному пути, тем более, что источник опасности мне уже удалось определить, а большего от меня и не требовалось. В данном вопросе лучше разбираться опытному менталисту, оракулу или специалисту по общению с духами, но никак не боевому офицеру без малейших ментальных или пророческих талантов.
Однако, я также понимал, что не смогу уйти. Виной тому проклятая привычка доводить начатое дело до конца, насколько бы неприятным оно ни было. Да и… неизвестно, что хуже; узнать неприглядную правду или мучиться до конца жизни чувством вины и неопределённости. Бросить всё и уйти казалось мне сейчас почти предательством.
- Единственное, что я могу сказать - вызвавшие появление умёртвий события произошли где-то недалеко от того оврага, в котором вы с ними встретились. Они всегда появляются в той области, буквально пара сотен саженей. И, собственно, сам овраг находится ближе к краю. Вы же, как я понимаю, не собираетесь уходить так просто?
- Нет, не собираюсь, - подтвердил я. - Но не волнуйтесь, в одиночестве я туда не пойду. Умёртвия - это не та компания, которую можно назвать тёплой. Отправляясь в лес, я послал сообщение о событиях в этой местности, и к нам почти наверняка движется группа из ближайшего города.
- Хвала богам, - улыбнулся Лесислав. - Я уж, было, предположил, что вы решите проявить свойственную молодости горячность. Тем более, что вы огневик, уж не обижайтесь.
- Ну, я всё ж таки не мальчишка, - я хмыкнул. - А война очень чётко объясняет границу, на которой личная доблесть переходит в беспросветную глупость. Если есть возможность достичь желаемого результата без потерь среди личного состава, то ей непременно нужно воспользоваться. Разумеется, при общей разумности данного варианта решения.
- Вы явно учились у хороших командиров, - весело хмыкнул князь. - Это правильно. Обычно, к сожалению, офицеров учат другому; у нас свои дела, у командиров - свои. С одной стороны, это правильно - отлично знать абсолютно всё невозможно, - но, с другой, иногда подобное становится причиной некоторых проблем, которых можно было бы избежать. Например, конфликтов между офицерами и командирами. Вам не доводилось сталкиваться с подобным?
- Доводилось, как и всем, - я кивнул. - Лично я в подобных конфликтах не участвовал, мне крайне везло с командирами. Однако, доводилось разрешать серьёзный спор между подчинёнными. Как это часто бывает, произошедший из-за несущественных причин в самый неподходящий момент.
- Из-за женщины? - собеседник проницательно улыбнулся. Мне осталось только развести руками.
- Я бы сказал, большинство подобных конфликтов происходит именно на личной почве. И только процентов десять - по всем остальным причинам вроде карьеры или серьёзных принципиальных разногласий. Но я предлагаю всё-таки вернуться к основной проблеме. Далеко отсюда до посёлка?
- Нет, не больше часа пешим ходом. Вы думаете, как отнести туда мальчишек?
- Да. Сами понимаете, родители там уже сходят с ума от беспокойства, поэтому лучше поторопиться, пока они не совершили какой-нибудь опрометчивый поступок вроде самостоятельных поисков. Но, как я понимаю, вам не хотелось бы пересекаться с местными или, более того, со службистами?
- Не всё так трагично, - улыбнулся старик. - Наверное, я, что простительно сентиментальному старику, с самого начала слишком сгустил краски: не столь уж уныло моё нынешнее существование, и скрываться от властей необходимости нет. Я живу тут вполне легально, считаюсь местным лесничим. Да и упомянутые вами службисты вполне в курсе моей биографии. Просто, пока я живу один, в лесу, в глуши, и почти не поддерживаю контактов с внешним миром, меня трудно заподозрить в контрреволюционной деятельности. А, поскольку за монархию я всё-таки не воевал, мне позволяют жить, не ожидая ежеминутно стука в дверь, звучащего последним приговором. Так что я вполне могу помочь вам отнести мальчиков в посёлок, да и при необходимости послужу проводником - что уж там! Одного из них я могу донести при помощи левитации, а вот со вторым уже труднее. Можно соорудить носилки.
- Второго, думаю, я вполне смогу донести до посёлка сам, если тут действительно недалеко, - предложил я. - К тому же, ничто не мешает нам при необходимости остановиться и передохнуть пять минут.
- Вы не очень устали? А то можно было бы заняться этим прямо сейчас. Уже, кажется, рассвело, так чего тянуть? Тем более, вызванное вами подкрепление приедет не позже полудня, а то и того раньше - сумеем без спешки добраться до посёлка, отдать мальчиков родителям. У меня-то застарелая бессонница; если какие-нибудь тревожные события произошли, заснуть не могу совершенно.
- Не устал. Но вы же говорили, они слишком слабы для этого? Может, лучше, к примеру, привести сюда их отца, чтобы его успокоить? И… каковы вообще шансы мальчиков на благополучный исход их болезни? - едва ли не с замиранием сердца задал я вопрос.
- Кажется, я совсем уж вас напугал, - сокрушённо покачал головой князь. - Да, они потеряли много сил, и вряд ли в скором времени смогут бегать по лесу, но жизнь их вне опасности, я немного понимаю в целительстве. Теперь им требуется только покой и забота, которую они скорее получат дома, под присмотром родителей, чем у старика в лесу, - он улыбнулся.
Двух одеял, к сожалению, в землянке старика не нашлось. Поэтому одного мальчика мы завернули в единственное имеющееся, а второго - в старый бушлат князя. На улице было совсем не холодно, всё-таки лето, но в состоянии столь сильного истощения не бывает лишнего тепла. Можно было обойтись и без бушлата, одной стихией, но так надёжнее.
До посёлка мы дошли часа за два, несколько раз остановившись по дороге - передохнуть, покурить. В основном, конечно, из-за меня; князь левитировал одного из мальчиков без каких-либо затруднений. А я хоть и не жаловался на физическую подготовку, но нести на руках тридцать килограмм живого веса тяжело. Если бы можно было закинуть его на плечо, или хотя бы подхватить на спину, было бы куда проще; но, честно говоря, было боязно хоть как-то потревожить мальчика - при одном взгляде на мальчишку на глаза наворачивались слёзы. Не столько из жалости к нему - причин не доверять старому князю не было, и я был уверен, что у близнецов всё будет хорошо.
Просто вид мальчишек растревожил старую рану. Вряд ли когда-то получится забыть тот лагерь для военнопленных, который моему полку довелось освобождать около года назад. Там были такие же мальчишки, девчонки, а ещё взрослые мужчины и женщины, весившие едва ли больше детей. И все настолько ослабевшие, что идти самостоятельно могли единицы.
В нашем полку было всего два офицера, владеющих воздушной стихией и способных к левитации, поэтому заключённых мы выносили из бараков на руках, на импровизированных носилках, на плечах. Мёртвых пополам с живыми. Тюремщики даже не обращали внимания, что некоторые из заключённых уже не поднимаются на работы - пинали трупы, и, когда это не помогало, просто уходили. Надзирателями там были примитивные тупые зомби, которыми руководили кадровые офицеры из числа Солдат Смерти. Но больше всего шокировало не это, а то, что хватало и вполне живых солдат и командиров, которые чувствовали себя в этом месте вполне комфортно. Наблюдать зверства нежити приходилось всем, да от них никто и не ожидал человечности, а вот когда обычные люди ведут себя как нежить - это по-настоящему отвратительно. И страшно.
Штурм был коротким и внезапным - эти уроды даже не успели понять, что произошло. Когда же добрались до лаборатории, в которой как раз в самом разгаре был один из… экспериментов… Пленных не было. Хоть "учёные" и не оказывали сопротивления, но нежить испепелили офицеры, а живых солдаты забили прикладами и ногами. Я, пара офицеров, и пятеро командиров разных званий - весь командный состав, бывший в той или иной мере свидетелями солдатского самосуда - единогласно решили не наказывать никого. Людьми растерзанные "учёные" уже не были, и вполне получили по заслугам. Пусть по уставу их и должен был судить трибунал, но в Книге Роса сказано, что каждый должен быть наказан соразмерно причинённому им злу - на этом и на том свете. А мы все воспитаны именно на этих традициях.