– Стой! – велел боярин Нечаю, – погоди немного… Чьи следы-то? Большие, маленькие?
– Махонькие! – махнул рукой выжлятник, – будто детские. Только снегом их сильно припорошило, больше ничего не разобрал!
– Ну? И какие же это мертвецы, а? – спросил боярин у Нечая.
– У них копытца на ногах, как у козлов. Я разве не сказал? – Нечай поднял брови.
– Не похоже что-то на копытца… – проворчал выжлятник себе под нос.
– Проваливай, – фыркнул Туча Ярославич, – толку с тебя… Врешь на каждом шагу. Ведь врешь, а?
Нечай сделал честное, равнодушно-обиженное лицо и пошел обратно к двери.
– Смотри, – Туча Ярославич покачал головой и кивнул выжлятнику, – а ты вели седлать коней боярам, и собак выводи, и псарей с ними всех троих, вообще – всех охотников. Засиделись. Осиновые колья разбирайте, которые Рядковские загонщики тут побросали. Щас и поедем, пока они из крепости не ушли!
– Ты зря людей положишь, боярин! – Нечай оглянулся – внутри натянулась струнка, готовая вот-вот лопнуть: тоска вперемешку с отчаяньем.
– Тебя не спрошу!
Выжлятник шустро побежал на задний двор – выполнять приказ, и толкнул Нечая, прыгая по лестнице. Потом опомнился, вернулся и, помявшись, спросил:
– Слушай, а ты откуда знаешь, что это мертвецы, а?
– Я их видел, – ответил Нечай.
– И… и что? – выжлятник раскрыл рот – помнится, именно он говорил, что чует их запах, и никогда не сомневался в их существовании.
– Страшные. Злобные. Я боярину сказал – они в башню никого не пустят, всех по одному перегрызут. Глаза у них в темноте светятся – от одного взгляда жуть берет. Вместо рук – птичьи лапы, с когтями. Они этими когтями, как крюками железными, тело на куски разорвать могут.
– Мать честна… – выжлятник тряхнул головой, – куда ж гончаков-то на таких чудовищ… Пойду, псарям расскажу!
Он, не попрощавшись, побежал своей дорогой. Нечай угрюмо хмыкнул. Неужели боярин на самом деле сунется в башню? Впрочем, ему-то что? На живца навий ловить он не побоялся, в усадьбе сидел. Может, мужики откажутся? Ну не сумасшедшие же они, в самом деле! Страшно ведь!
– Седлай коней боярских! – услышал он звонкий голос выжлятника с заднего двора, – на охоту едем.
– На кого охотиться-то будете? – раздался голос с другой стороны.
– На мертвецов, что Фильку загрызли!
– На мертвецов? – расхохотались в ответ.
Нечай остановился и прислушался. Нет, одного выжлятника мало – не поверит ему никто. Нечай подумал и свернул на задний двор. Пока Туча Ярославич соберется, он успеет рассказать байку о мертвецах половине дворовых, и доберется до крепости раньше них. Но тут он ошибся: оседланные лошади стояли у боярского дома через четверть часа, не больше! Свора, ведомая псарями, тявкала и рвалась с веревок у тропинки на кладбище, дворовые, подхватив остро отточенные колья, толпились за нею. Нечай потолкался между ними – лезть в башню никому не хотелось, но и ослушаться боярина они не смели.
А он-то хотел пройти в крепость по кромке леса, в обход! Так можно и опоздать! Нечай собирался незаметно проскользнуть мимо боярского дома к лесу, как на широкую его лестницу вышел Гаврила, а вслед за ним – Туча Ярославич. Нечай выругался, и остался за углом, в нише – не могут же они выехать прямо сейчас!
– Ну? Где твои други, а? – спросил Гаврила с сарказмом, – мужики и те уже готовы!
– Успеем, – протянул боярин, – на лошадях быстро свору догоним. Эй, Ерема! Выдвигайтесь потихоньку! Не бегите только!
Ничего себе! Нечай осмотрелся по сторонам: не успел! Не успел!
– Говорю тебе, боярин – не дело ты затеял, – проворчал расстрига, – этот твой колодник наврал тебе с три короба, а ты и поверил.
Собаки залаяли громче – им не терпелось бежать вперед, псари тронулись с места, удерживая гончих, за ними пошли дворовые мужики, переговариваясь, с опаской посматривая по сторонам и оборачиваясь на боярина.
– Выжлятник следы нашел, и Бондарев тоже про крепость говорил. Так что – вперед. Распятие с собой взял? Если оно не поможет – в самом деле поверю, что это Князя проделки.
Хлопнула дверь – на крыльцо вышли двое "гостей", судя по голосам.
– Долго собираетесь, – проворчал боярин, – лошади раньше вас поспели. Остальные где?
– Идут…
Нечай еле дышал, прижимаясь к тесовым стенам. Не успел! Не успел! Дурак, самонадеянный дурак! Надо было сразу двигать к крепости, а не разводить разговоры с мужиками! Они и без его рассказов все понимали! Мало, что ли, народу перерезали в округе?
– Медленно идут, сбегай, поторопи.
Он потихоньку выглянул из-за угла – лошади стояли у коновязи, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, хлопали большими ушами, хвосты их взмахивали и рассыпались по гладким, блестящим крупам. Рядом с ними никого не было – конюхи уходили вместе со всеми остальными.
– Да ладно, успеем… Куда спешить-то!
Нечай пригнулся, прячась за лошадиными спинами: нет, к лесу не проскочить! Боярин сразу его увидит. Увидит, и вмиг догонит – куда уж соперничать с конным! Да и бегун из Нечая был никакой. Впрочем, мало ли зачем он задержался в усадьбе? Отболтаться всегда можно. Только пока он будет болтать, мужики дойдут до крепости.
На крыльце шел неторопливый разговор: Гаврила показывал распятье, спрятанное за пазухой, "гости" рассматривали его, похохатывая, Туча Ярославич хмурился и глядел то на дверь, то по сторонам.
Молодая резвая кобылка, на которой Нечаю доводилось ездить, стояла с краю, узнала его и повернула морду в надежде на лакомство. Нечай вернулся за угол: шальная мысль пришла ему в голову. А что если… Он развязал пояс – от спешки пальцы плохо гнулись – и принялся расстегивать пуговицы. Руки задрожали от возбуждения, застучало сердце: он еще успеет. Успеет!
Нечай надел полушубок мехом наружу, но пояс затягивать не стал – руки не слушались, и времени почти не осталось. Снова хлопнула дверь – вышел кто-то еще из молодых бояр. Нечай вывернул мурмолку ударом кулака и нахлобучил ее на лоб задом наперед. Может, не узнают? А если и узнают…
– Ну сколько ждать-то можно! Ондрюшка, сбегай-ка за ними!
Повод захлестывал коновязь свободным, мягким узлом: Нечай, приседая, отвязал лошадь, всего лишь дернув его к себе. Дверь хлопнула опять, Нечай приподнялся, глядя на крыльцо – от коней отвернулись все. Рука, сжимавшая повод, ходила ходуном – Нечай волновался. Конокрада из него не получилось бы – хладнокровия не хватало. Да и ловко вскочить на коня он не умел. Кобылка почувствовала его волнение, всхрапнула и тонко заржала, едва он развернул ее боком к себе. Нечай тряхнул головой, прогоняя дрожь, и сунул ногу в стремя.
– Куда! – раздался крик с крыльца. Похоже, кричал Гаврила.
Нечай дернул кобылку за гриву, поднимаясь в седло, ухватил поводья одной рукой и со всей силы вдарил пятками в бока лошади.
– Поехали! – шепнул он, и едва не вывалился из седла, так шустро она взяла с места.
– Куда! Стой! Стой!
– Кто это? Мохнатый-то!
– Да это Бондарев! Вот подлец!
– Лови его! Стой, сволочь, жив не будешь!
– Догоню – убью!
Узнали… Нечай помчался по тропинке через кладбище, быстро нагоняя свору и дворовых. Кобылка под ним летела вперед, словно впервые в жизни вырвалась на свободу; копыта взрывали снег и отбрасывали назад широким веером.
– Держи его!
– Собак пускай!
– Пускай собак!
– Ерема, пускай собак!
Нечай повернул в сторону, обходя свору – поневоле пришлось замедлить бег, чтоб лошадь не переломала ноги на замороженных холмиках могил. Сзади стучали копыта – бояре сели на коней: так они на самом деле догонят его в два счета! Нечай плюнул на собак: героев, способных остановить его на скаку, среди дворовых он не разглядел. Он вывел кобылку обратно на тропинку, поддал ей пятками, и она снова понеслась во весь дух: Нечай качнулся назад и рявкнул во весь голос:
– С дороги! Прочь с дороги!
Мужики шарахнулись, поскальзываясь и спотыкаясь на могильных горбах, кто-то растянулся посреди тропы, но его за шиворот оттащили в сторону: Нечай пронесся мимо них снежным вихрем – расстегнутый полушубок хлопал полами, как крыльями. Собаки, сначала растерявшиеся, быстро опомнились и рванули следом.
– Ату!
– Возьми его!
– Ату!
Топот копыт сзади приближался, собаки захлебывались лаем, и кобылка сама пошла быстрей – лошади чувствуют азарт погони…
– Давай! Давай, милая! – Нечай пригнулся к ее шее, чувствуя, что мешает ей толкаться вперед, и приподнялся в стременах – она полетела птицей, аж ветер засвистел в ушах! Куда тяжелому коню Тучи Ярославича! Страх и неуверенность превратились в восторг: Нечай едва им не захлебнулся. Вот это скачка! Ельник мчался навстречу, из непроходимой стены превращаясь в пустячное препятствие.
Кричали бояре, гикали мужики, брехали гончие, копыта за спиной стучали так быстро, что сливались в монотонный, вибрирующий рокот – Нечай чувствовал, как под чужими конями дрожит земля. Собаки не могли бежать по снегу так быстро, и начали отставать, но кони бояр их еще не догнали, когда Нечай врезался в ельник, рискуя убить и себя, и лошадь. Но кобылка пропорола его насквозь – только ветки жиганули по лицу – и, заржав, поднялась на дыбы, оказавшись перед спуском в ров. Нечая бросило вперед, он обхватил ее шею и удержался.
– Вперед, родная!
Лошадка ударила копытами, изогнув шею, и поскакала вниз – мотая головой и поддавая задом. Перед подъемом Нечай хлопнул ее по крупу ладонью, и она взлетела на вал в три прыжка. Собаки, догнавшие их было на спуске, снова отстали, разбивая лапы об обломки кирпичей. Нечай дернул поводья перед развалинами крепости, но не рассчитал силы: кобылка снова встала на дыбы. Ноги выскользнули из стремян, и Нечай слетел назад – впрочем, довольно удачно приземлившись на задницу. Собаки бежали наверх, и он, не чувствуя боли, вскочил на ноги и бросился ко входу в башню, поскальзываясь и перемахивая через обломки стен.
Свора едва не хватала его за пятки: гончие – у них в крови догонять того, кто убегает. Нечай влетел в башню и схватился рукой за стену, чтоб тут же свернуть на лестницу, в полную темноту. Вожак с разбегу промахнулся, но быстро опомнился и неуклюже полез по ступеням вверх, увлекая за собой остальных. Нечай преодолел первый пролет, перепрыгивая через ступеньки и обдирая макушку о потолок, повернул, поднялся немного вверх и остановился, тяжело дыша. Ну, теперь пусть Туча Ярославич попробует взять башню приступом!
На лестницу не проникало ни лучика света, Нечай не увидел выжлеца, который догнал его через секунду, но слышал его рык и шумное дыхание. Бесстрашный пес! Нечай поймал его за горло и отшвырнул от себя вниз, в стену. Выжлец взвизгнул, но его товарищ уже впился Нечаю в лодыжку: Нечай отпихнул его ударом ноги в сомкнутые челюсти, услышал третьего, и отправил вслед за вожаком. Атака гончаков захлебнулась, а внизу уже слышались голоса людей – до башни они еще не добрались, но им оставалось всего несколько шагов.
– Дядя Нечай? – услышал он сверху, – Дядя Нечай!
– Я это, я.
– Мне нельзя сюда. Иначе…
– Идите в ту комнату, где темно! И не выходите на свет!
– Держи!
По ступенькам скатилось что-то и глухо звякнуло у Нечая под ногами. Он нагнулся и нащупал обломок сабли – ржавый, зазубренный, но вполне крепкий, чтоб отбиваться от осиновых кольев.
– Держи еще!
На этот раз Ероша кинул кинжал – тоже ржавый, с обломанным кончиком, но из крепкого, толстого железа.
– Тут больше ничего нет! Нам же не нужно… – словно извиняясь, сказал мальчик.
– Спасибо! Уходи отсюда! В комнате закройтесь, засов задвиньте, столом дверь подоприте!
Обломок сабли Нечай сунул за пояс рубахи, а нож зажал в руке, когда снизу послышалась ругань и крики:
– Ату! Ату его! Пошел, Желтобрюхий! Пошел! Ату!
Вожак, изрядно стукнутый об стену, скулил и подвизгивал.
– Пошел! Ну? Пошел!
– Не умеешь! – громко крикнул Туча Ярославич, и выдал длинную и оглушительную матерную тираду. Собаки залаяли ему в ответ и рванулись по лестнице вверх. Вслед за ними, подбадривая их руганью, начал подниматься кто-то из людей.
На этот раз псы были смелей, чувствуя за спиной человека: два выжлеца с рыком кинулись Нечаю в ноги, но одного он отбросил сапогом, а второго, подняв за шиворот, снова кинул в стену, только на этот раз с гораздо большей силой: вместо визга раздался странный звук, похожий на короткий выдох.
– Туча Ярославич, тут вообще ни черта не видно, и узко – еле пролезаю! – сквозь лай донеслось до Нечая.
Собаки напирали друг на друга, но ничего, кроме сапог, достать не могли – ступени оказались для них слишком крутыми. Нечай отшвыривал их вниз – ржавый нож в руке только мешал: он и его затолкнул за пояс. Влажно щелкали зубы, рык сливался с лаем, визгом и тяжелым дыханием.
– Давай, пролезай! – крикнул снизу боярин, – Ату! Ату, вашу мать!
Его крик придал собакам уверенности: и те, что успели скатиться вниз, снова кинулись в атаку. В темноте псы видели лучше Нечая – пару раз клыки достали его голые руки, один повис на мохнатом рукаве, но Нечай избавился от хватки, шарахнув собаку о ступеньки под ногами. У гончаков не было ни единой возможности прорваться: он просто перегородил собой проход и пинал их в рычащие, оскаленные морды. Стоило им подняться на одну ступеньку с ним, и он хватал их руками за холки, за уши, за брыли, и бросал вниз. Их тут же сменяли другие, толкавшиеся сзади: и Туча Ярославич, и молодой боярин, стоявший за их спинами, подзадоривали псов криками, да те и сами злобились, оттого что не могли достать добычи.
– Пусти меня, боярин! – послышался срывающийся, задыхающийся крик: к башне подоспел выжлятник, – ну куда, куда гончаков на этих чудищ! Перережут! Всю свору перережут!
– Не твоя свора! – рявкнул в ответ Туча Ярославич.
– Жалко ж! Хорошие собаки!
Боярин только гикнул, посылая псов вперед. Тут Нечай поднял собаку за уши, и та оглушительно завизжала: он хряпнул ее о ступени под ногами, и визг сменился хрипом.
– Я сам, я сам вместо них пойду! Ну что ж ты делаешь, боярин! Пусти меня! Им одним не справится!
– Да не пройти там вдвоем!
– Пусть Елисей Петрович спустится!
– Лешка! Слезай! Ерема пойдет! С тебя там никакого проку.
Собаки тут же ослабили натиск, стоило молодому боярину развернуться к ним спиной, некоторые устремились за ним. Нечай шикнул на остальных, и те в нерешительности замерли на пару ступеней ниже, продолжая заливисто лаять.
– Желтобрюх! Желтобрюх! – крикнул выжлятник, – черт, тут с колом не развернуться!
Раздался треск сломанной палки – Ерема укоротил кол. Нечай немного передохнул и собрался с силами: выжлятник ему не соперник, даже вместе со сворой. Не резать же его ножом?
Ерема не уськал собак, а проталкивался между ними, дыша так шумно, что Нечай знал о каждом его шаге. Но псы почувствовали в нем любимого хозяина и сами пошли вперед. Теперь Нечай ждал удара колом и не нагибался, отбиваясь от них ногами. Какая-то тварь впилась в коленку, и он оглушил ее ударом кулака в лоб, сверху вниз.
– Убью! – прошипел выжлятник, развернувшись на площадке лицом к Нечаю. Не боец – не предупреди он Нечая, тот мог бы и пропустить в темноте удар, нацеленный в грудь. А так ему оставалось только прижаться к стене и ухватить мелькнувший в темноте кол обеими руками. Он с легкостью вырвал его из рук Еремы и с хрустом сломал об колено.
– Убью! – повторил тот и прыгнул вверх. Нечай наугад ударил кулаком в темноту и не промахнулся: выжлятник повалился навзничь, на спины собак. Клыки снова достали ногу повыше сапога – пес, рыча, мстил за своего хозяина. Нечай и его оглушил кулаком. Выжлятник, кряхтя, поднялся и опять пошел на Нечая, хлюпая носом, и собаки рванулись наверх. На этот раз Нечай ударил сильней – его разозлили собачьи укусы и упрямство парня. Тот отлетел к стене и, похоже, стукнулся головой. Псы снова нерешительно замялись и заскулили.
К башне подтягивались дворовые – Нечай слышал шум голосов внизу, и, наконец, боярин догадался отозвать свору, убедившись, что толку в ней нет никакого. Выжлятник оклемался со стоном: за ним пришлось подняться кому-то из мужиков. Двоим на лестнице было не разойтись, и Нечай отдыхал, пока они разбирались с псами и расчищали дорогу: похоже, он серьезно зашиб не одну собаку. Зато он успел запахнуть полушубок и подпоясаться, переложив оружие за пояс полушубка.
Гораздо тяжелей пришлось, когда боярин послал наверх дворовых. Конечно, подойти вдвоем они не могли, но пропихивали колья над плечами друг у друга, и толпились так тесно, что сбросить их вниз у Нечая не хватало сил – те, что стояли на площадке, подпирали верхних, не позволяя устроить свалку. Нечай рвал колья у них из рук и раздавал увесистые зуботычины: колья передавали снизу по цепочке, а от зуботычин еще ни один мужик не умирал. Они нажимали, и заставили его подняться вверх на две ступеньки: как бы ни была удачна его позиция, а устоять против скольких человек он не мог. Ударить колом с сильным замахом у мужиков не выходило, полушубка они не пробивали, но ушибы наносили ощутимые: Нечай пожалел, что вывернул его наизнанку, без этого полушубок служил бы более надежным щитом.
Глаза привыкли к темноте, но он все равно почти ничего не видел, кроме неясных движений, да и те он скорей угадывал по шевелению воздуха. Убивать дворовых в его планы не входило, он пользовался обломками кольев, как дубинками, иногда со свистом швыряя их вниз, в головы стоящих на площадке, но никого оглушить ему не удалось: мужики только матерились.
Его оттеснили еще на одну ступеньку вверх – кол, который он заклинил между полом и потолком, хрустнул под их напором – и тогда Нечай почувствовал странную тревогу и страх. Он никогда не испытывал страха в драках, даже безнадежных, наоборот, сам удивлялся, насколько бесшабашно мог кидаться в любую заваруху. Он снова заклинил проход колом, и добавил к нему второй, когда снизу пронесся ропот: предвестник паники.
Нечай вытащил из-за пояса нож скорей инстинктивно – он никого не хотел убивать, а в темноте он, и не желая того, мог нанести серьезную рану. Но рука сама потянулась к ржавой рукояти: страх. Непонятный, смертельный страх возник откуда-то из-за спины. И когда сверху донеслось тихое и отчетливое рычание испуганной куницы, Нечай понял, что случилось, и почему никто не напирает на выставленные им колья. Впрочем, внизу тут же началась свалка: мужики с площадки с криками кинулись вниз, но те, что стояли в нижнем пролете, загородили им дорогу, не понимая, что произошло. Масса тел всколыхнулась – дворовые пытались развернуться в узком проходе, и тот, что стоял впереди, качнувшись назад, начал заваливаться на Нечая, ломая колья. Нечай полоснул его тупым, ломаным ножом, надеясь оттеснить: мужик вскрикнул так страшно, словно Нечай его смертельно ранил – крик утонул в воплях дворовых. В давке кто хрипел, кто-то матерился, кто-то, чертыхаясь, поминал божье имя, кто-то звал на помощь богородицу.