* * *
Очнулся я от чьих-то ласковых прикосновений. Я открыл глаза. Надо мной сидела Милица, и гладила меня по голове. Вообще-то я с детства ужасно не люблю, когда меня гладят по голове, но Милица была приятным исключением.
"Какая она все-таки красавица", - подумал я, глядя в ее голубые, как небо, глаза.
- Я умер? - спросил я ее.
- Ага. А я - херувим.
- Нет, у тебя нет этого самого спереди. Скорее ты - гурия. И очень похожа на одну мою знакомую.
Я осознал, что не умер, и потому опять начал острить.
- Острить изволите, - услышал я знакомый голос, - А ведь она православная, и не может быть гурией.
Я повернулся. Передо мной стояли Олег и Алекс.
Как вы должны помнить, Олегом звался мой деверь, то есть муж сестры.
- Так значит, ты - и есть Добрыня. - Обратился я к нему. - Слову нет, такой же тормоз.
- Говори, говори тут. Если бы не мы, ты был бы сейчас совсем в другом месте, - огрызнулся в ответ он.
- И вовсе не был бы, - вступилась за меня Милица, - Его тело теперь, такое же, как ваше. Просто он это еще не осознал.
- А еще меня тормозом называет, - не унимался Олег. - Да, кстати, Абдул, ты знаешь, что твои родители давно на ушах из-за те6я. Мы с Таней с трудом их успокоили.
- Так я же слал телеграммы, - возмутился я, подражая герою "Золотого теленка" вытащил из кармана квитанцию, оставшуюся от последней гостиницы.
Шутка возымела действие, но не сумела замести следы моего паспортного имени, ненароком пророненного Олегом.
- Так тебя зовут Абдул? - переспросила Милица. Значит ты мусульманин?
В ее голосе звучало удивление. Мое отношение к боснийскому и косовскому конфликтам ей было известно. И сейчас она силилась понять, не было ли оно провокацией.
- Как ты должна знать, - неожиданно для самого себя я начал изрядно длинную тираду, - я родился далеко от ваших мест в России, точнее - на Северном Кавказе. - я хотел уточнить, но почему-то не стал этого делать, И по происхождению меня можно зачислить в мусульмане, хотя и не в ваши. Но, как ты, опять-таки должна знать, я не исповедую никакую религию, - я сделал паузу, и продолжил. - Хотя и крестился в православной церкви. И, кстати говоря, в крещении я - Андрей, так что тебя я почти не обманывал. И опять-таки, я не вижу ничего плохого в своей национальности. Я горжусь своей национальностью. Как, впрочем, и национальностью моей мамы. Мама у меня русская. Так что, тебе и всем остальным придется принимать меня таким, как есть.
Я сам не заметил, как начал заводиться. Тем более, что все слушали меня молча.
- Ну что, закончил, - спросили меня почти хором, когда, наконец, моего поток красноречия иссяк.
Я кивнул головой.
- Тогда ответь на один вопрос, - продолжил Олег, - ДОЛГО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ТАК ЛЕЖАТЬ!
И действительно, маячащий перед нами вход на Радужный мост говорил о необходимости двигаться. Тем более, что дел в Косово у нас уже не оставалось.
* * *
- Да, кстати насчет херувима, - начал разговор я, когда мы ступили на Радужный мост, - у меня есть классный анекдот. Сначала загадка: Чем отличается этот самый херувим от парикмахера?
- Этому анекдоту сто лет, - встрял в разговор Олег.
- Знаешь - молчи.
И когда Соловей с Милицей затерялись в догадках, я ответил:
- У херувима хер спереди, а у парикмахера сзади.
Все разразились таким смехом, что это не могло обойти даже Добрыню, тем более, что, будучи Олегом, он вовсе не был таким уж тормозом. Но это было еще не все. Когда впечатление от загадки улеглось, я продолжил:
- Так вот, эту загадку загадали как-то поручику Ржевскому…
- Кто это - поручик Ржевский, - спросила Милица.
- Герой наших анекдотов, - я не стал вдаваться в длительные объяснения и продолжил. - Так вот, эту загадку загадали как-то поручику Ржевскому, и он решил развеселить ею компанию. Но, немного подзабыв, задал ее следующим образом: Чем отличается ангел от цирюльника? Естественно никто не мог даже предположить. И когда наступило время говорить отгадку, он сказал: "Я и сам толком не помню, но у одного из них хер сбоку".
Это был финиш.
* * *
Трудно описать мои чувства, когда я снова смог опуститься на свой диван! Я вновь был дома, и не нужно было слов. Рядом со мной были друзья, и я, наконец, вновь обрел утраченную силу. Почти… Но это мелочи.
- Ну, как, - как всегда нахально начал Алекс-Соловей, - С тебя причитается обмывание.
- Нихт проблем. Только сначала обрадую родных.
Тишина. Неожиданная тишина прервала наш разговор. Одновременно все осознали, что если выйду с друзьями к родным, то это будет концом тайны. Но вот следовало ли ее хранить дальше? На этот вопрос никто не мог дать ответа.
- Может пока - в Астрал? - попробовал предложить Алекс.
И тут меня словно током ударило. Бежать, не повидавшись с мамой, которую я так давно не видел! Как бы не так!
- Нет уж. Сейчас я выхожу из комнаты. Спускаюсь к бабушке. Здороваюсь со всеми, кто есть дома. Потом возвращаюсь, и вы меня будите здесь ждать, так как после этого мы по человечески отметим это дело. Если чего не хватит, то в двух минутах от дома есть маленький базарчик, где есть все, что нужно, - я сам удивился как твердо и утвердительно я говорил.
- Можно я пойду с тобой? - спросила Милица.
- Конечно, - ответил я, и мы покинули мою комнату, оставляя там Олега и Алекса.
- Знаешь, я давно хотел тебе сказать, но все как-то не получалось, сказал я ей, когда мы вышли в подъезд. - Выходи за меня замуж.
Эти слова достались мне с большим трудом, но действие, которое они произвели, было еще круче. Она остановилась с открытым ртом.
- Так что, ты согласна? - переспросил я, чтобы сбить затянувшуюся паузу.
- Я думала, что ты никогда этого не скажешь, - ответила она, выйдя из оцепенения.
Мы обнялись и долго, долго целовались. Первый раз за последние шестьсот с лишним лет.
Дверь в бабушкиной квартире открылась, и в подъезде появилась мама. Увидев меня, она выронила кастрюлю, которая, к счастью оказалась пустой.
- Представь теперь свою даму, - сказала она после бурного приветствия.
- Это Иванка, то есть Милица, и моя невеста, а это - моя мама.
Where do I begin to tell the story of how great a love can be?
The sweet love story that is older than the sea.
The simple truth about the love she brings to me.
Where do I start? -
зазвенела в ушах "Love Story" Эндрю Уильямса.
Как жаль, что я не могу передать на бумаге музыки! Но ведь ее можно представить.
Часть IV
Глава 10. Дома
- Может, сразу сходим за провизией, - предложил я ей.
- Можно, - ответила она.
И только когда мы уже вышли из подъезда, когда я вспомнил, что кроме US$ и югославских динаров у меня в кармане наличности не наблюдалось. Банковские же автоматы у нас… В общем, вы меня поняли. Да и польский паспорт без виз был не слишком хорошей крышей в родном городе, не говоря уже о ее югославском паспорте и сильнейшем, опять-таки югославском, акценте.
Я стукнул себя по лбу.
- Забыл, что не взял наших денег и документов.
Она рассмеялась.
- Но раз уже вышли, давай хотя бы посидим во дворе. У вас чудесный день, - на русском языке она говорила с некоторым напряжением, отчего ее сосредоточенное лицо выглядело еще более прекрасным.
День и впрямь был чудесным, а усталость за время физического пребывания в Астрале улетучилась на глазах.
- А как же они? - я показал глазами на окна, за которыми мы оставили Олега и Соловья.
- Подождут, - ответила она, немного насупившись.
И рассмеялась.
- Им не привыкать, - ответил я. - Однажды они долго ждали меня с пивом. Точнее Соловья среди них, конечно, не было. Были Олег, Таня, Вася…
Тут я замялся. Это была старая и долгая история, в которой, как вы, должно быть, догадались, была задействована девушка, и которую Иванке, в принципе, можно было бы и не рассказывать.
- Я лучше все-таки быстро сгоняю за деньгами и удостоверением. One minutes. Только никуда не отходи от подъезда.
Повинуясь закону подлости документы я искал долго, и в конце концов ввернув рюкзак, вытащил припрятанный там свой настоящий загранпаспорт. Благо, оставленные мной в шкафу деньги, хотя я и сказал о них родителям, продолжали меня ждать в своем первозданном виде. Что-что, а деньги в нашем доме не проподали.
- Ну, я готов, - сказал я, выскочив.
Однако ее у подъезда уже не было. Но не успел я толком испугаться, как увидел ее в дальнем конце двора, беседовавшей с Аленкой. Рядом вился местный пес Лорд, по собственному почину несший караульную службу в нашем дворе.
Черт побери! - подумал я. - Быстро же налаживает контакты с моими земными друзьями! Хотя, собственно, why not, то есть, почему бы и нет? Иностранные - сербские, английские и немецкие выражения продолжали обгонять русские в еще перестроившемся обратно сознании.
Лорд плохо видел, и потому, видно, не сразу признав меня, с громким лаем бросился навстречу. Полукавказец-полуколли-полудворняжка, он выглядел еще как впечатляюще! Представьте себе добрых полцентнера мяса, с лаем несущиеся прямо на вас! Добежав до меня почти вплотную, он круто затормозил, виляя хвостом.
Аленка встретила меня поздравлениями.
- Я вижу, ты не теряла времени даром, - с шутливой обидой проговорил я Иванке.
- А ты - против? - спросили они хором.
- Да нет, почему же. Кстати вы с Юрой подтягивайтесь к нам.
- Ты, я вижу, совсем отстал от жизни, - в словах Аленки прозвучала некоторая обида.
Я поднял брови.
- Мы с Юрой развелись.
- Не может быть! Вот так оставляй вас на месяц! - не сдержал эмоций я.
Хотя, в общем-то, к этому шло давно, я как-то не очень об этом думал. И почему, собственно, я должен был об этом думать?
- Однако, извини. I'm sorry.
- Не стоит. А где ты успел накатить?
- Что? - не понял я.
- Раньше ты начинал переходить на английский, когда наклюкивался. Это был показатель.
Вот, значит, какого они обо мне были мнения!
- Tempora mutantur et nos mutantur in illis, - ответил я с умным видом. Надо же, право слово, блеснуть эрудицией!
Как медицинский работник, Милица знала латынь, по меньшей мере, касательно банальных выражений, Аленка же недовольно хмыкнула.
- Я думала, что твоя латынь ограничивается словами "Status penis".
- Basis vita est, - докончил я эту поговорку, не слишком утруждая себя латинскими падежами.. - Но сейчас это к делу не относится.
- Ну ладно, я пока почапала, - сказала Аленка закругляясь. - Значит у вас через полчаса.
- Заметано, - ответил я, и мы с Милицей пошли к ближайшему комплексу комков.
В одном из комков зазвучала старая местная песня. Знаете эта:
Давай, дружище, наливай
За возвращенье в дикий край.
За всех живущих здесь людей,
И за врагов, и за друзей.
Давай, дружище, наливай
За возвращенье в дикий край.
За общий дом, что греет нас,
Давай поднимем за Кавказ!
Она оказалась настолько кстати, что не только отоварился в нем, но искусственно затормозился возле, пока на горизонте не замаячили два сотрудника внутренних органов.
- Ваши документы, - с этим типичнейшим вопросом служитель порядка приставил руку к козырьку.
Другой его коллега внимательно осматривал нас с ног до головы. Видимо наши блестящие глаза и дорожный вид ему не нравились.
Тут я несказанно обрадовался, что захватил с собой паспорт. Один, я бы, конечно, в конце концов, и очень быстро, отмазался, но со мной была Иванка, с которой, кстати, все было совсем не в порядке.
Я протянул свой загранпаспорт.
- А почему загран?
- Да, только что возвратился домой. С длительной командировки. - И, вспомнив, что он может глянуть в визу, добавил, - Сначала Германия, потом Москва.
- Где работаешь?
Я назвал место работы, подчеркнув его принадлежность к Российской Академии Наук. Как это не странно, у себя на Родине меня часто принимали за иностранца, что, в связи, с положением в соседней республике было совсем не кстати.
- А она?
Иванка достала свой паспорт. Оставалось надеяться на чудо.
- Вы иностранка?
- Да. Из Югославии, - ответил за нее я. - У нас здесь тоже в командировке. По обмену опытом.
К счастью, они не стали дальше вдаваться в подробности, и отпустили нас восвояси.
* * *
Когда мы воротились, нас уже ждала шумная компания.
Мы пили, пели, рассказывали анекдоты. В общем, развлекались, как могли.
В качестве background Коля врубил "Иисуса Христа", и разговор сам собой завязался на его тему.
- Я думаю, что роль Иуды в этой рок-опере едва ли не больше роли самого Христа, - сказал вдруг Вася.
- А ты прав, - задумчиво отозвалась Таня.
- Действительно, Христос, хотя, как человек, и не хотел умирать, все же был уверен, что его небесный отец не бросит его, и знал будущее. Иуда же ничего не знал, и единожды предав, сам принял свою судьбу.
Вася буквально прочитал мои мысли.
Мы еще какое-то время спорили, пока Коля, этот музыкальный фанат, обидевшись, что мы совсем не слушаем его любимую рок-оперу, не вырубил магнитофон.
И тут Вася опять взял гитару. Это произошло так неожиданно, что никто не успел ему помешать. И, как оказалось, к счастью, потому что он исполнил свою новую песню, которая, как бы мы не подкалывали ее автора, была совсем не плохой.
Когда-то на свете жил белый козел.
Он стадо водил за собой.
И каждый из стада за ним всюду шел
На пастбище и на убой.
И думал козел, что так будет всегда,
Что в этом его звезда
Водить за собою большие стада,
Куда велят господа.
В минуты, когда впереди он шел,
И Солнце светило над ним,
Считал и в правду наш глупый козел,
Что он и есть господин.
Но день за днем пролетали года,
И начал козел стареть.
Он стал медлительней и иногда
Спина его знала плеть.
И вот однажды в солнечный день,
Овец он к бойне привел,
Но не был отпущен и сам теперь,
И пал под ножом козел.
Был в стаде том же большой белый пес.
Охранник. Почти пастух.
И службу свою исправно он нес,
Считав, что людям он друг.
Однажды в безлунную темную ночь,
К ним волчья стая пришла,
И пес пытался прогнать их прочь
И дрался как никогда.
Когда же пастух с ружьем прибежал,
И стал по волкам стрелять,
То пес наш в луже крови лежал,
Но он не хотел умирать.
Как к другу приполз к своему пастуху.
Спасенья ждал от него.
Не нужен раненый пес никому,
И друг пристрелил его.
Прошла вереница бессмысленных дней,
И волки вернулись вновь,
Но новый пес старого был поумней.
Не стал он лить свою кровь.
И пес убежал. И не будем винить
Мы слишком строго его.
Ведь друга кто мог так легко пристрелить
Не стоит, поверь ничего.
Никто пастуха теперь не разбудил,
Не стало верных собак.
И в горло зубы его вонзил
Матерый серый вожак.
А черный пес нынче в помойках живет,
И рад он своей судьбе.
Считает себя он свободным как бог,
И ходит сам по себе.
И только порой в беспробудную ночь.
Пес рвет пустоты струну.
Никто не в силах ему помочь.
И воет он на Луну.
Был в стаде том самом и белый баран,
Породистый как король.
Всю жизнь он исправно крыл своих дам,
Играл хорошо эту роль.
Не думал баран, что уйдет благодать,
И только волки пришли,
Сказал им баран, что готов продолжать,
Теперь и для них служить
Но только вот нужен волкам он был,
Не больше, овец других.
И волки съели его на пир,
Как съели всех остальных.
- Интересная песня, - сказал Зверь, когда Вася окончил свое пение, которое в отличие от содержания, не лезло ни в какие ворота. - Честно говоря, от тебя не ожидал.
- Зря ты так, вступился за Васю Коля. Вася еще всех нас удивит.
- Это точно, - поддержала его Аленка.
- Значит, умерли все, - медленно произнесла Таня.
- Не совсем. Кроме волков и черного пса.
- Да, только предатель и выжил, - ответил ей Зверь.
- Предатель ли? - переспросила Аленка.
- Да, можно ли считать предателем, предавшего предателя? - поддержал ее я.
- Ты сам понял, что сказал? - почти хором спросили меня Зверь с Олегом.
- Нет-нет, - итак все понятно. Все мы иногда вынуждены предавать…
- Не скажи…
- Не будем ханжами. Но у одних это проходит легко, другие же потом сами себя съедают.
- Как Иуда?
- Хотя бы и он.
- Все зависит от расклада карт. А он у каждого свой.
- Каждому - свое.
- Очень верно подмечено, - отозвался Олег.
Это был бы сон, волшебный сон.
Каждый был бы просто чемпион,
Если б мог бы выбирать себе коней, -
напел он под мотив "Машины времени".
Я умышленно не привел авторов нескольких реплик. Во-первых, я сам их не помню, а во-вторых, какое, собственно, значение имеет авторство мысли? Главное в том, что она высказана.
* * *
У Вас когда-нибудь было ощущение, что все события и, конечно же, разговоры вокруг Вас, такие разные и, на первый взгляд, совершенно несвязанные вдруг начинают выстраиваться в какую-то невероятно сложную, но вместе с тем совершенно определенную схему. Схему, похожую на закрученный сюжет новомодной повести? Нет? Значит, Вам повезло. Или, точнее, не повезло… Впрочем, понимайте, как знаете.
Так вот, внутренним чутьем я сейчас понимал, что этот разговор о роли Иуды, да и само поведение Васи, все это имело какое-то очень важное значение.
Но, с другой стороны, как трудно бывает, когда пересказываешь какую-то историю, выбрать важное и отбросив все остальное, сделать ее компактной и интересной. Это сродни высечению статуи из куска мрамора, где тоже надо найти подходящий кусок и отсечь все лишнее. Порою вместе с лишним отсекается и часть нужного, и миру является шедевр Венеры Милосской. Но это уже, так сказать, лирическое отступление, а если серьезно, то я очередной раз попрошу прощения читателя, если мое повествование покажется ему обрывистым, и продолжу.