* * *
Он бухнулся в пруд со всего размаху и суматошно забарахтался в холодной воде. Дно ушло из-под ног, и Олег преизрядно струхнул - и было от чего! - "потомок викингов" совершенно не умел плавать. Фыркая и пуская пузыри, Олег с грехом пополам "по-собачьи" доплюхал до берега, но глинистый откос был так скользок и крут, что лезть по нему вверх оказалось делом безнадежным. Зацепки не было никакой. Олег заметался в панике, теряя надежду, как вдруг больно стукнулся обо что-то твердое, круглое и плавучее и вцепился в свою находку что было сил. Отдышался и лишь потом осторожно глянул, что послал ему счастливый случай.
Это был бочонок.
Брошенный давеча в мельничный пруд самим же Олегом, он каким-то хитрым путем попал в желоб, а оттуда - в ручей, и теперь вот плавал себе преспокойно в низовом озере, пока не подвернулся под руку. Все произошло так неожиданно, а закончилось так хорошо, что напряжение двух безумных дней вдруг выплеснулось в шумной истерике: Олег не выдержал и рассмеялся.
Не в силах остановиться, он хохотал, минут, наверное, пять, как вдруг из воды, с шумом и плеском вынырнула черная мохнатая голова. Олег ахнул, захлебнулся и умолк.
Большущий бобр проплыл туда-сюда перед самым Олеговым носом. Фыркнул, глядя искоса. Нырнул, шлепнул по воде широким плоским хвостом - словно лопатой жахнули - и через миг показался снова во всей своей красе. Взгляд его черных глаз - умный, насмешливый, - почему-то напомнил давешнюю лису, и Олегу опять стало не по себе. Зверь замер, словно раздумывая - мол, не помочь ли дураку, - затем развернулся и поплыл прочь от берега, то и дело оглядываясь.
Олег заколебался было, но уж солнце садилось, да и вода была холодна; он покрепче ухватился за бочонок и медленно двинулся следом за бобром, шумно бултыхая ногами.
Олег понятия не имел, куда они плывут. Впереди то и дело мелькал чешуйчатый бобриный хвост. Олег подивился мимоходом - зверь, а вот поди ж ты - чешуя... Помнится, именно поэтому один охотник, подвыпив, спорил до хрипоты - доказывал, что бобр, мол, вовсе и не зверь, а просто - лохматая рыба. И ведь доказал, шельмец! Сам же Олег о бобрах знал мало - почти что ничего. Впрочем, как-то раз ему довелось отведать жареного бобриного хвоста, о чем у Олега сохранились самые приятные воспоминания.
Показалась плотина. Бобр покрутился возле, поджидая Олега, и вдруг нырнул. Тот замер, огляделся ошарашенно по сторонам. Быстро темнело. Искать какой-то другой выход было, пожалуй, уже поздно.
Олег набрал побольше воздуху и выпустил бочонок из рук.
* * *
Жуга очнулся в темноте. Впрочем, нет - то была не совсем темнота: непонятно откуда сочился тусклый зеленоватый свет.
Пахло водой.
Пахло прелым деревом.
Двигаться не хотелось.
Некоторое время Жуга молча лежал в зыбкой тишине, заново привыкая к собственному телу. Было прохладно. Его всегдашний овчинный кожух остался на мельнице, а сейчас вот и рубаха куда-то исчезла. Боли не было, лишь ныл противно левый бок, задетый мечом ведуна. Что-то плотное стягивало грудь. Жуга пощупал - перевязка. Выдернул клочок какой-то мякоти, размял в пальцах. Поднес к лицу - комок был сухой, волокнистый. "Мох, наверное, болотный", - догадался Жуга.
- Не... надо... - тихо сказал кто-то.
Жуга вздрогнул и повернулся на голос.
Девушка.
Маленькая, вся какая-то щуплая. Руки тонкие, в ссадинах и царапинах. Курносый нос, чуть раскосые глаза, длинные черные волосы. Прав был Олег - совсем еще девчонка...
- Не надо... трогать... - еле слышно повторила она, медленно, с трудом выговаривая слова.
Жуга попытался улыбнуться, запекшиеся губы еле разлепились.
- Ты кто? - спросил он. - Как тебя звать?
Та не ответила, лишь посмотрела непонятливо. Жуга задумался на секунду, затем его осенило. Он похлопал себя по груди:
- Жуга.
Девчушка торопливо закивала.
- Жу-га... - повторила она.
- Это ты меня отыскала?
- Ила, - вместо ответа сказала та, и указала на себя. Улыбнулась. Мелькнула дыра на месте переднего зуба. - Ты был... там...
- В лесу?
Та кивнула.
- Ты живешь тут?
Снова кивок.
Жуга приподнялся и сел. Огляделся по сторонам.
На небольшом возвышении, собранные в горку, зеленовато мерцали гнилушки. Света было мало, но вполне достаточно, чтобы разглядеть низкое и почти круглое помещение с маленьким озерком посередине и неровным купольным сводом над головой. Ила... Странное прозвище, как ни крути. Жугa вдруг почувствовал, что настоящее ее имя гораздо длиннее, но угадать его с обычной своей уверенностью, пожалуй, сейчас не смог бы. Он снова посмотрел на девушку и задумался.
Кто же она такая?
- Дай руку, - попросил он.
Та опять не поняла. Жуга взял ее ладонь в свою, перебрал по одному все пять пальцев. Рука, как рука... Коснулся кожи у девушки за ухом, провел рукою вдоль шеи: ни жабер, ни щелей, ни вообще каких-либо складок.
Ила не шелохнулась - осталась сидеть, как сидела, глядя доверчиво. Глаза у нее были большие, серые до белизны, словно треснувший, в разводах, мрамор. Жуга неожиданно поймал себя на мысли, что она далеко не дурнушка. Из одежды на ней была лишь белая рубашка чуть ниже колен - кто знает, где, когда и на какой веревке сушилась она после стирки, прежде чем попала к этой лесной девчонке. Впрочем, если не считать худобы, царапин и неразговорчивости, Ила была самая обыкновенная девушка - не русалка и не анчутка. Вот только с чего бы ей жить в лесу?
Жуга уже раскрыл было рот, чтобы спросить, но тут темное и недвижное зеркало воды вдруг раскололось с громким всплеском, и на поверхности, фыркая и отдуваясь, возникла ушастая Олегова голова.
- Вот черт... - пробормотала она, ошарашенно вращая глазами. - Эй, кто тут? - Олег прищурился. - Ничего не разберу... Жуга, ты что ли?! Ты че тут делаешь?
Ругаясь в мат, стуча зубами и трясясь, он вылез целиком, мокрый и продрогший, и принялся было стаскивать рубашку, как вдруг заметил, что приятель его здесь не один - Ила при появлении незнакомца проворно спряталась Жуге за спину, откуда и выглядывала теперь испуганным зверьком.
- Это Олег, - успокоил ее Жуга. - Не бойся.
- Ничего не понимаю... - Олег без сил опустился на пол. - Это где мы? Это что за девка? - Он посмотрел на Жугу, на девчонку, затем снова - на Жугу, и вздохнул.
- Есть че-нибудь поесть, а? - жалобно спросил вдруг он, и вид у него при этом был такой несчастный, что Жуга не выдержал и рассмеялся.
* * *
Заброшенная бобровая хатка, послужившая им убежищем, расположена была неподалеку от берега, у самого края большой плотины. Внутрь вели два хода; первый был затоплен - обычное дело у бобров, которые сперва роют нору, и только потом уже запруживают речку, а второй - обычный, похоже, Ила прокопала сама. Воздух здесь всегда был свежим - под потолком обнаружилась отдушина, а для обогрева вполне хватало тепла трех человеческих тел. Прежние хозяева давно переехали в более просторное жилище; двух друзей и девушку никто не беспокоил, лишь приплыла пару раз дородная пожилая бобриха (та самая, что указала Олегу путь сюда), посмотрела - все ли в порядке, и отбыла восвояси.
Прошло два дня. На мельницу у них так и не хватило духу заглянуть, да и Жуге нездоровилось - несмотря на перевязку, рана воспалилась, началась лихорадка. Снаружи он почти не бывал, все больше лежал, о чем-то размышляя.
Ила, напротив, часто уходила в лес. Приносила ягоды, грибы, клюкву с болот. Иногда - рыбу. Где она ее ловила и главное - как, двум друзьям узнать так и не удалось. Жуга во время своих коротких вылазок собирал у озера какие-то травы, мох и ивовую кору, сам же и готовил настои, нередко - даже горячие, и тут уж у Олега вовсе ум за разум заходил: огня они не разводили. Он догадывался, что без колдовства тут не обошлось, но распознать его не смог - учился он однажды магии, да так недоучкой и остался.
Олег рассказал другу, как нашел его в этом убежище, ведомый сперва лисой, а после - бобрихой, но тот лишь пожал плечами и объяснить ничего не смог.
- Я и сам-то не помню, как тут очутился, - хмуро сказал он.
От Илы об этом тоже ничего узнать не удалось - она почти не говорила, лишь смотрела с грустью, если ее спрашивали, и только раз, когда разговор зашел о мельнице, вдруг заволновалась.
- Что случилось? - Жуга приподнялся на локтях. - Тебе страшно? Чего ты испугалась?
Та покачала головой.
- Он... там... - она сделала непонятный жест рукой.
- Геральт? - спросил Олег, - или... тот, второй?
- Нет, нет... - И палец ее снова очертил окружность. - Там, давно-давно... Он там... один...
- Где "там"? На мельнице?
- Да. - Снова круг, и еще, и еще...
- Колесо! - встрепенулся вдруг Жуга. - Это она про колесо! Так, да?
- Да, - кивнула та. - Да! Да!
- Колесо? Какое колесо? - не понял Олег. - А-а... А причем тут колесо?
- Помолчи, не мешай, - отмахнулся Жуга.
Еще примерно с час он пытался выведать у нее еще что-нибудь - что там за дела такие с колесом, и кого порубил ведьмак, но все было без толку: то ли слов у девушки не хватило, то ли сам он чего-то недопонял. На том все и закончилось. Время было позднее, и обитатели заброшенной хатки расположились ко сну. По молчаливому уговору два друга спали по одну сторону озерка, Ила - по другую.
Прошел час, но Жуга почему-то никак не мог заснуть. Мысли крутились в голове, беспокойные, тревожные; он чувствовал, что ему не хватает чего-то малого, чтобы найти ключ к тайне старой мельницы. В том, что тайна эта существует, Жуга уже не сомневался. Взгляд его упал на девушку. М-да... Еще одна загадка... И зачем, кстати говоря, пришел на мельницу ведун? Хотя, если поразмыслить...
Рана заныла. Жуга заерзал, повернулся на другой бок, и тут вдруг замер, ошеломленный внезапной догадкой.
Он сел, отбросил тонкую травяную плетенку, которой был укрыт, и подобрался на четвереньках к выходу, да остановился - холодный воздух снаружи мог разбудить спящих. Жуга придвинулся к озерку, помедлил в нерешительности, оглянулся и бесшумно скользнул в темную воду.
* * *
Ночной лес замер, холоден и тих. В этой поздней осенней тишине, в черной паутине нагих ветвей, в хрупкой, инеем покрытой траве была какая-то недвижная, затаенная красота лесного предзимья; она завораживала, щемила душу в непонятной тоске по уходящему летнему теплу, и не было от нее спасения.
Была луна. Жуга шел быстро и вскоре согрелся, влажная одежда на нем высохла, и лишь повязку пришлось выбросить - свалялась липким жгутом. Он поднялся вверх вдоль ручья, перебрался через овраг и уже отсюда ясно расслышал мерный рокот мельничного колеса, а вскоре показалась и сама мельница. Он помедлил в отдалении, обошел ее кругом. Ведуна не было видно. Жуга задержался на миг у прикрытого крышкой старого погреба, спустился к воде и остановился у плотины, дыша тяжело и прерывисто. Накатила слабость - аукнулась-таки потеря крови. В висках стучало. От долгой ходьбы разболелась нога, да и рана в боку тоже напомнила о себе.
Прямо перед ним было колесо - крутилось, скрипя и постукивая. Брызги воды летели, озаренные серебристым лунным светом, и там, над самою плотиной, ведьминым коромыслом висела не многоцветная, но белесая, как молоко, лунная радуга.
Жуга заколебался: если б знать наверняка, в чем тут дело!
Стук расшатанных ступиц, резкий, назойливый, не давал как следует сосредоточиться, отзывался где-то в голове гулким эхом, задавая странный, отчетливый ритм: "Та-та-та, та-та, та-та-та, та-та..." Жуга неожиданно понял, что повторяет его про себя, и содрогнулся.
Он не знал, что сказать - любой заранее продуманный наговор мог здесь в одинаковой степени как помочь, так и навредить. Нужны были слова. Много слов.
"Та-та-та, та-та, та-та-та, та-та..."
Ритм повторялся, раскатываясь дробно, гасил мысли. Он был главной частью старого колдовства, он был врагом, и его, во что бы то ни стало, надо было сломать. Жуга вдруг ощутил странное спокойствие и по какому-то наитию понял - решение верное.
"Колесо, колесо... Ко-ле-со, та-та, ко-ле-со, та-та..."
Жуга закрыл глаза, вздохнул и поднял руки.
Первые строчки наговора сложились как бы сами, дальше пришлось соображать прямо на ходу: останавливаться было нельзя.
Колесо - вперед колесо - назад
Знает скрип сердец правды-стороны
Каменей плечо - раздавить яйцо
Дорогим питьем не столованы
Не поймать в галоп уздечку
Не вернуть к истокам речку
Не связать не сломать -
Режьте сухожилия.
Стеблем пыхнет свеча
За раз степь отмечай -
Как ходил
Как искал
Что нашел
Теперь он открыл глаза, теперь уже ничто не могло ему помешать. Слова текли легко и свободно, как нижутся бусины на нитку. В них не было особого смысла, хотя каждое - и Жуга это чувствовал - было на своем, истинном месте, да и менять что-либо было уже поздно. Размер стиха скользил, скакал неровной лесенкой, меняясь через каждые несколько строф и в конце сходя на нет, куда-то пропадали смысл и рифма, прекращалось движение, и скрипучее мельничное колесо вдруг стало сбиваться, вращаясь неровными рывками; и вот уже не колесо задавало темп Жуге, а наоборот - Жуга колесу. С последней строчкой многолетний разгон вновь напомнил о себе, и Жуга вернулся к прежнему ритму, читая нараспев:
Обещай опять перья ощипать
Только вижу я - мы не встретимся
Ждут узлы ремней и укором мне
Где стучится кровь сохнет метина
И торопит буйный разум
Вспомнить сумрачное разом
Вспомнить запах травы
Обернуться к ясному
И излому луча
Без затей прокричать
Как ходил
Как искал
Что нашел
Жуга опустил руки и смолк.
Призрачная радуга исчезла.
Колесо остановилось.
* * *
Сперва не произошло ничего, лишь капала вода с мокрых плиц. Затем в ночной тиши вдруг послышался долгий протяжный вздох. Жуга поднял взгляд.
Стоящий перед ним был невысок и коренаст. Он походил на человека: руки, ноги, голова - все было на месте, и лишь короткая светлая шерсть, что покрывала его с ног до головы, не давала обмануться. Большие желтые глаза смотрели прямо, не мигая, и была в них какая-то долгая, почти что бесконечная усталость.
Послышался шорох. Жуга оглянулся и еле успел увернуться: Ила, босая, в мокрой, облепившей тело рубашке стремглав пробежала мимо, замерла на мгновение и бросилась мохнатому на шею. Тот улыбнулся - тихо, грустно, погладил ее по мокрым черным волосам и вздохнул. Ладонь у него была широкая, плоская, как лопата.
Наверху показался Олег. Покрутил головой и, завидев Жугу, торопливо сбежал вниз. Был он промокший до нитки и все никак не мог отдышаться - видно, бежал всю дорогу.
- Ты чего ушел и нам ничего не сказал? - пропыхтел он. - Девка переполошилась вся - меня растолкала, сказать ничего не может, только твердит: "Жуга, Жуга", да руками машет, а потом наружу как выскочит, и - бежать! Ну, я... Ой... - Олег вдруг осекся на полуслове, завидев незнакомца, и, присмотревшись, ахнул:
- Водяник!
Некоторое время они молчали.
- Так это он был в колесе? - шепотом спросил Олег. - Кто он ей?
Жуга пожал плечами, покачал головою устало:
- Не знаю...
- Когда-то он заменил ей отца, - громко сказал вдруг кто-то у них за спиной. Друзья вздрогнули и обернулись.
Геральт.
* * *
Его сутулая, затянутая в черное фигура возникла на берегу словно бы ниоткуда. Олегу вспомнилась их первая встреча - точно также ведун стоял тогда и молчал, разглядывая их обоих, невысокий, сухопарый, седой как лунь; за спиной - всегдашний меч. И лошадь, наверняка, где-то рядом околачивается...
Совершенно неожиданно для себя Олег разозлился. Сейчас он готов был драться с ведьмаком голыми руками, и чихать он хотел на его меч.
- Что ж ты встал? Делай свое дело, проклятый ведьмак!
Ведун покачал головой:
- Я не за вами.
- Не за нами?! - Олег оглянулся на девушку. - Ах, вот оно что... Ила... Нас не дорезал, так на ней отыграться решил? Оставь девку в покое!
- Ила? - вдруг переспросил Геральт и усмехнулся.
Олег набычился.
- Ну, да. Так ее зовут, понял?
- Ее зовут Мария, - вмешался неожиданно Жуга. - И вообще, помолчал бы ты лучше, пока все не испортил... - Он повернулся к Геральту. - Что скажешь, ведун?
Тот кивнул:
- Эльза-Мария фон Ротенвальд, старшая дочь и единственная наследница графа Вильгельма фон Ротенвальд. Девять лет тому назад она пропала в лесу совсем еще девчонкой, и вот...
- Тебя нанял ее отец?
- Да.
- Понятно... - Жуга потер подбородок и тоже умолк.
Ила обернулась.
- Спа... спасибо... - проговорила она и улыбнулась. В глазах ее были слезы. - Спасибо...
- Девять лет... - задумчиво проговорил Жуга. - Она, должно быть, совсем отвыкла от людей. Лес - ее дом.
- Она - человек, - сказал Геральт, подойдя ближе, - и место ей среди людей. все эти годы отец верил, что она жива, и искал ее.
- А ты кто такой, чтобы решать ее судьбу? - возразил Жуга. - Все эти годы водяной растил ее и заботился о ней. Спроси у него, надо ли ей уходить.
Заслышав, что разговор зашел о нем, старик-водяной поднял голову. Густые светлые усы раздвинулись, в бороде проглянула улыбка. Он кивнул, и выдохнул тихо:
- Да...
До Олега наконец дошло, что сегодня, видно, убивать уже никого не будут, но понять, что происходит, он все еще не мог.
- Эльза-Мария... - пробормотал он, растерянно глядя то на водяного, то на Геральта с Жугой. - Ничего не понимаю... Вы что, сговорились, что ли?
Шли минуты, и вдруг ночной лес осветился ярким трепещущим заревом; Олег обернулся поспешно и ахнул: мельница горела. В узком оконце жаркими багровыми язычками плясало пламя. Крыша уже занялась, еще миг - и щепа на ней запылала, шипя и потрескивая.
- Матушки мои!!! - Олег схватился за голову и суматошно забегал вокруг. - Мельница! Моя мельница горит!
- Это я поджег, - спокойно произнес Геральт.
Олег вытаращил глаза.
- Ты?! Зачем?!
Геральт пожал плечами.
- ЗАЧЕМ, я тебя спрашиваю?!
- Так надо.
- Надо?! - взвыл Олег и подпрыгнул в бессилии. - Чтоб ты сдох, проклятый ведьмак! Красного петуха! мне! у, сволочь! Не зря вас все ненавидят! Да что же это такое делается...
Жуга поднял голову и с минуту молча смотрел на пожар. Повернулся к Олегу.
- Пускай горит, - сказал он. - За эти годы стены так напитались злом, что и огонь все не вытравит... Пускай горит.
Мельница к тому времени уже пылала вся, целиком, словно большой смолистый факел. Даже не по себе становилось от того, как ярко горели отсыревшие бревна. Олег глянул на нее и как-то сразу притих. Шмыгнул носом, глянул на Илу, глянул на Геральта и опустился на траву, обхватив голову руками. По небритым его щекам текли слезы.