Глава 6
Калинов мост
Для Яртура вести, привезенные боярином Бутуем, прозвучали как гром среди ясного неба. Одно дело – взять замок, пусть доселе и неприступный, и совсем другое – схлестнуться в поединке с существом, чье могущество во много раз превосходит силу, отпущенную не слишком щедрыми богами человеку. Откуда он взялся, этот Ариман, и почему дедушка Коломан ничего не сказал о его существовании своему внуку? Речь ведь шла только о жар-цвете, который Слепой Бер должен был отдать Вию в обмен на божественное могущество и расторжение договора, крайне не выгодного как самому рахману Коломану, так и его потомкам. И вот когда Яртуру до обладания жар-цветом остается пройти всего несколько шагов, появляется некто, способный стереть его в порошок.
– Выходит, милый дедушка все это время водил за нос и своего внука, и нас? – насмешливо покосился на Весеня темник Бекас.
Посторонних в шатре не было, если не считать, конечно, Бутуя. Здесь собрались те, кто имел сомнительное удовольствие общаться с рахманом Коломаном в Железном замке и даже заключить с ним договор. Нельзя сказать, что этот договор был слишком выгоден для княжича Яртура и его отчаянных мечников, но он позволил им выжить и вырваться за пределы Навьего мира, уже почти поглотившего их.
– Мы выиграли войну, – высказал общее мнение Хмара. – Взяли бы и Асгард, будь на то воля богов. Но бороться с Ариманом нам просто не под силу. Не понимаю, почему ты молчишь, Яртур? В конце концов, договор нарушили не мы, а Коломан, скрывший от нас важные сведения.
– Возможно, дело здесь не в Слепом Бере, а в Вие, – негромко предположил Шемякич. – А то и в самом Велесе. Именно их волею нас послали в Асгард.
– И что ты предлагаешь? – спросил Бекас.
– На месте Яртура я бы встретился с Коломаном, а возможно, и с его хозяином Вием, – спокойно ответил друд.
– Да ты с ума сошел! – ахнул Весень. – Смертным не дано говорить с богами.
– Коломан говорил, – напомнил Бекас. – Но решать, конечно, Яртуру.
– Я готов пойти с тобой, княжич, – сказал Шемякич. – Если на то будет твоя воля.
– Куда пойти? – вскинулся Хмара.
– В Черную бездну, – спокойно отозвался друд.
Боярин Бутуй икнул, видимо, от страха, чем нарушил торжественное течение разговора и рассмешил Бекаса. Причем орлан смеялся столь заразительно, что через какое-то время к нему присоединились все, включая асского боярина.
– В Железный замок отправимся мы с Шемякичем, – сказал Яртур, отсмеявшись. – Бекас и Хмара возглавят войско. Тебе, Бекас, я поручаю Расену. Введешь туда только своих орланов. Ерменя пока не трогай, возможно, он нам понадобится. Ты, Хмара, возьмешь в кольцо Асгард. Ничего не предпринимай до нашего возвращения.
– А если вы не вернетесь? – спросил Весень.
– Тогда вам лучше уйти от Перунова замка, и уйти как можно дальше, – усмехнулся Яртур. – Этот Ариман, судя по всему, шутить не будет. Грифоны готовы, боярин Весень?
– Готовы, – не слишком любезно буркнул биармец. – Доброго тебе пути, каган.
Даже медвежья шкура, в которую по самые ноздри завернулись Яртур, не спасала от ледяного ветра. Наверное, надо родиться грифоном, чтобы уютно чувствовать себя на такой высоте. К сожалению, Яртур родился человеком. И, похоже, напрасно Слепой Бер не принял этого прискорбного обстоятельства в расчет. Но, видимо, рахману, возмечтавшему о божественном величии, нет дела до страданий обычных людей. Яртур уже не раз пожалел, что, поддавшись порыву, согласился плясать под дудку Слепого Бера. Мать, княгиню Ладу, он не спас от смерти, зато погубил очень многих людей, поверивших в его счастливую звезду. Но еще больше оказалось тех, кто никак не хотел брать в толк, почему они должны кланяться незаконнорожденному сыну князя Волоха. И с какой это стати на землях племен, издревле управлявшихся князьями, боярами и вечевым словом, вдруг появился человек с претензией на божественное величие? Человек, чужой всем, и берам, и орланам, и сколотам, и турам, и асам, и сарматам, и ашугам, и друдам, и волкодлакам, не говоря уже о псиглавцах. Кто он такой, этот Яртур, чтобы править если не всем миром Яви, то, во всяком случае, его частью? Он чей посланец – Прави или Нави? Кто дал ему право ломать веками установленный ряд и навязывать людям свою волю? Вопросов было много, но ответов на них не знал никто, включая и самого Яртура. О себе княжич твердо знал только одно – он человек. Но никак не более того. Хороший воин, удачливый полководец, ловкий вор – вот, пожалуй, и все. Наверное, у него хватило бы ума и воли, чтобы взять доселе неприступный Асгард. Потому что этот замок защищали всего лишь люди. Но вот появился Ариман. Древнее воплощение Зла, о котором Яртур не знал практически ничего. Так кто же он такой, этот таинственный и, судя по всему, могущественный покровитель парсских магов и какую опасность он несет миру?
– Ты спрашиваешь у меня? – удивленно вскинул голову Слепой Бер.
– Можно подумать, что в мире Яви есть человек более осведомленный, чем ты, дорогой дедушка, – усмехнулся Яртур, присаживаясь к столу.
В Железном замке за минувшие месяцы ничего не изменилось. Его стены и башни надежно охранялись хорошо снаряженными воинами. Все так же сновали по его коридорам безгласные слуги, про которых Яртур не мог с уверенностью сказать – люди они или навьи. Все таким же уверенным в себе человеком смотрелся рахман Коломан. И по его незрячему лицу трудно было определить, насколько его обрадовал или опечалил неожиданный приезд, а уж скорее прилет внука. Слепой Бер величественным жестом пригласил гостей к накрытому столу. К сожалению, виночерпий Весень отсутствовал, и Яртуру пришлось самому разливать вино по кубкам.
– Я слышал об Аримане, когда жил на острове Блаженства, – задумчиво проговорил Коломан. – Он был титаном, вобравшим в себя злую силу Прави, ту самую силу, которой сейчас обладает Вий.
– Зачем ему это понадобилось? – удивился Шемякич.
– Ариман родился одноглазым. И хотя видел он этим единственным оком ничуть не хуже, чем все прочие двумя, окружающие посмеивались над ним. А волхвы отказали ему в праве занять княжеский стол, освободившийся после гибели отца. И тогда Ариман решил отомстить миру Яви за нанесенную ему обиду. Это было еще в те времена, когда божественная энергия, исходившая от Создателя, была разлита в мире Прави и не имела своих носителей. А значит, любой титан мог вобрать в себя как силу Созидания, так силу Разрушения. Ибо все в этом мире должно иметь свою противоположность. Нельзя созидать новое, не разрушая при этом старого. Зато можно разрушать старое, ничего при этом не созидая. Титан Ариман был первым, кто до этого додумался. Овладев силой Разрушения, он стал бичом мира Яви. Он вступал в связь с титанидами, но не давал потомства. Он пил вино, но не сажал виноградников. Он ел хлеб, но не возделывал поля. Он лепил из глины одноглазых уродов и создавал из них целые армии. Эти уроды как саранча набрасывались на цветущие города, убивали людей, разрушали их жилища, истребляли скот, вытаптывали поля. Они были чужими и Яви, и Прави, и даже Нави. Они истребляли и благочестивых, и грешных. Истребляли тех, кто жил по законам Создателя, и тех, кто эти законы преступал. Это было страшное время. Время Аримана. Когда разрушалось все, включая земную твердь. Среди титанов и людей нашлись такие, которые пошли за Ариманом. Уж больно велик был соблазн разрушать не созидая. Их тяготили законы, данные нам богом Родом. Они предали и Рода, и Рожаниц, помогавших Создателю в обустройстве трех миров. Благодаря их бесчинствам многие земли пришли в запустение, и там воцарился холод и мрак. К счастью, среди титанов нашлись герои, бросившие вызов Ариману. Среди них были те, которых мы сейчас называем богами. Они ушли в мир Прави, чтобы напитаться там божественной силой и остановить Зло, завладевшее миром Яви. Увы, мечники, Зло можно победить только Злом, Насилие можно остановить только Насилием. Многие не понимают этого. А потому проклинают Велеса, вобравшего в себя не только силу Созидания, но и силу Разрушения. Им кажется, что если бы Велес не создал мир Нави, то вся земля превратилась бы в остров Блаженства, где люди и титаны жили бы вечно. Я жил на острове Блаженства, мечники, и я почти понимаю Аримана, восставшего против мира, застывшего в неподвижности. Там все мертво, там нет движения, там человек превращается в статую, в памятник самому себе. Именно поэтому я бежал с острова Блаженства, чтобы изменить мир. Я знал, что несу людям не только добро, но и зло. Ибо мир Яви не может существовать без перемен, а перемены невозможны без боли и крови. Человек либо совершенствуется, либо разрушается. Я жаждал совершенства, мечники, и я пошел путем Велеса. Мертво не то, что умирает, а то, что жить перестает.
– Но ведь люди смертны? – прищурился на деда Яртур.
– Смерть – это тоже движение, юноша, – усмехнулся Коломан. – Это перерождение. Это таинство, понимание которого доступно только богам. Иные после ухода из мира Яви попадают в мир Прави, другие в мир Нави. Но выбор в конечном итоге всегда остается за человеком. Многие люди ищут путь на остров Блаженства, не понимая, что наш мир, мир Яви, не создан для покоя, он не создан для вечного счастья. Он создан для испытаний. Для проверки на прочность.
– А мир Нави зачем создан? – спросил Шемякич.
– Надо же где-то размещать души людей, не выдержавших Соблазна. У навий тоже есть свой шанс, мечник. Шанс стать человеком и вновь пройти земной путь.
– Каким образом?
– А вот этого я тебе не скажу, друд. Ответ на этот вопрос знает только Вий, а я всего лишь рахман, ставший Слепым Бером.
– Но ты ведь, кажется, вознамерился заменить хозяина Навьего мира, Коломан? – с усмешкой спросил Яртур.
– Вечна только энергия, порожденная Создателем, сын Лады, а оболочка изнашивается, – вздохнул Коломан. – У людей она изнашивается быстрее, у богов процесс протекает медленнее. Нынешний Вий слаб, ему уже не справиться с Ариманом, вот он и ищет того, кому можно передать свою силу.
– Но ведь не Велес и не Вий победили Аримана, это сделал Перун? – напомнил Шемякич.
– Борьба богов с Ариманом была долгой и упорной, в ней участвовали и боги, и титаны, и люди. Велес создал мир Нави и тем избавил мир Яви от тех, кто не способен созидать. Он же стал богом Перемен, дабы наш мир вновь не застыл в неподвижности. А Перун стал богом свершений и воинских побед. Слава победителя Аримана досталась именно ему. И именно он дал начало роду хранителей его темницы. Быть владыкой Асгарда – это тяжкая ноша, мечники, и далеко не всем она по плечу. Похоже, князь Родегаст надорвался. А между тем борьба с силами Разрушения не закончена, более того, она не будет закончена до тех пор, пока существует мир Яви. И всем, живущим в нашем мире, придется в ней поучаствовать, чтобы в конечном счете выбрать свою дорогу – в мир Прави или в мир Нави.
– Но ведь Ариман прозревает из-за жар-цвета, который ты унес с острова Блаженства, – напомнил Слепому Беру Шемякич.
– Я принес этот дар богов людям, – вздохнул Коломан. – Но не я поместил его в Асгард. Многое в мире Яви зависит от людей, мечники, наверное, даже больше, чем от богов. И боги вовсе не обязаны отвечать за наши ошибки и преступления. Маг Сардар далеко не первый, кто пытается разбудить Аримана. Для этого использовались разные средства. Но, похоже, парс действительно обрел искомое.
– А зачем Сардару понадобился Ариман? – спросил Яртур.
– Людям свойственна самонадеянность, – покачал головой Коломан. – Сардару нужна колдовская мощь проснувшегося титана, и, вероятно, он думает, что сумеет с нею совладать. Я же сказал вам, мечники, что оболочка изнашивается, а божественная энергия вечна.
– Как победить Аримана? – спросил Яртур.
– Откуда же мне знать, мальчик, – горько усмехнулся Слепой Бер. – Ответ на твой вопрос знают только боги.
– Вий знает?
– Все может быть.
– Тогда проводи меня к нему.
– Ты хочешь пройти по Калиновому мосту?! – удивился Коломан.
– Но ты ведь прошел, – нахмурился Яртур.
– Я прошел потому, что Он звал меня, – рассердился рахман. – Я был слеп, а ты зряч. И ты идешь в Черную бездну незваным. Тебе не пройти по Калиновому мосту, Яртур, можешь даже не пытаться.
– Я мог бы выколоть себе глаза, Коломан, – усмехнулся княжич, – но, боюсь, в этом случае я не смогу одолеть Аримана. Ведь он зряч. И по твоим словам, видит одним оком лучше, чем все прочие двумя.
– Никто из простых смертных не сможет выдержать взгляд Вия, мальчик, – не сказал, а прошипел Слепой Бер. – Слышишь, никто! Он ведь не просто бог, он бог смерти!
– Но ведь Вий слеп?! – удивился Шемякич.
– Он не слеп, друд, у него просто тяжелые веки. Но ради вас Вий их поднимет, дабы увидеть смельчаков, осмелившихся потревожить его покой.
– Я не буду смотреть ему в глаза, – пообещал Яртур. – Я не хочу заглядывать в вечность. Пусть даст мне оружие против Аримана. Ведь титан его враг.
– Ты безумен, сын Лели, – вздохнул Коломан. – Но я укажу вам, юноши, дорогу в Черную бездну. Птица Могол отнесет вас туда. И вернет обратно. Если, конечно, вас отпустит Вий. Завтра поутру ждите Могола на крыше башни. А теперь идите, мне надо подумать. Жизнь моя может оказаться много короче, чем я полагал. О ваших жизнях я просто молчу.
Яртур с Шемякичем покинули покои рахмана не столько обнадеженные, сколько задумчивые. Встреча с Вием в любом случае не сулила ничего хорошего ни тому, ни другому. Даже если им каким-то чудом удастся пройти по Калинову мосту и вернуться обратно, все равно след Черной бездны навсегда останется в их крови. За помощь Вия потом придется расплачиваться всю жизнь, да и смерть вряд ли принесет им освобождение.
– Может, мне лучше пойти одному, Шемякич? – спросил Яртур, располагаясь с удобствами на ложе, которое когда-то принадлежало княжне Олене.
Друд ответил не сразу – он с видимым интересом изучал стены ложницы, разрисованные причудливыми узорами. Яртур последовал было его примеру, но ничего примечательного в росписи не обнаружил. Кажется, это были цветы.
– Я должен пойти, княжич, – откликнулся наконец мечник. – Я пойду, даже если ты откажешься от этой опасной затеи.
– Почему?
– Из-за отца и из-за матери, – спокойно ответил Шемякич. – Я хочу знать, за что Вий покарал их и почему проклятие, наложенное на родителей, распространяется и на сыновей.
– А в чем проклятие-то? – удивился Яртур.
– Мой отец был человеком, а я друд. Оборотень.
– Ну и что? – удивился княжич. – Я тоже был туром в стране альвов. Да и мало ли оборотней среди людей! Я всегда считал, что это скорее благо для человека, чем зло.
– Ты ошибался, Яртур. Не каждая женщина согласится стать женой друда, и не каждый мужчина назовет его своим другом. Для друда нет дороги в страну Прави, каким бы доблестным и благородным он ни был. И это несправедливо. Я хочу сказать об этом Вию.
– Просто сказать?
– Думаю, он поймет меня.
Яртур в этом не был уверен, но не стал огорчать друга. Странно все-таки устроен этот мир. Ведь многие завидуют Шемякичу и его соплеменникам. Да что там друды! Иные завидуют и волкодлакам с их способностью менять обличье. Яртур и сам был не прочь побывать в шкуре волка или лебедя. А вот теперь выясняется, что быть друдом – это несчастье.
– Все друды думают, как ты? – спросил Яртур.
– Нет, – не сразу, но ответил Шемякич. – Большинство думает иначе.
До Яртура наконец дошло. Вовсе не чувство справедливости двигает Шемякичем, а любовь. Любовь к Леле. Именно дочь княгини Майи, правнучка царя альвов Эльмира, отказала Шемякичу, потому что он друд. Но ведь альвы сами оборотни, и уж кому, как не Яртуру, это знать. Ведь он вступил в связь с альвийкой, которая превратилась в турицу.
– Это был морок, княжич, – покачал головой Шемякич. – И ты не был быком, и та женщина не была коровой. И грифона ты убил не рогами, а мечом.
– Но ведь и я видел! – возмутился Яртур. – Я видел свои копыта, я видел турицу, взалкавшую любви!
– А кого родит от тебя эта альвийка – быка или человека? – вперил Шемякич в княжича глаза, полные боли и ярости.
– Разумеется, человека, – пожал плечами Яртур. – Или альва. Но ведь и альвы оборотни! Я немало слышал баек о них.
– Альвы не оборотни, княжич, – усмехнулся Шемякич. – Они чародеи и маги. Поверь мне на слово, есть очень большая разница между "быть" и "казаться". Альв может показаться тебе деревом, быком или даже цветком, но он никогда им не будет. Альвийка рожает от человека только человека, а вила рожает от него друда.
– Ну и что? – пожал плечами Яртур. – Если моя вила родит от меня друда, подобного тебе, Шемякич, я буду только рад.
– Твоя вила?! – резко обернулся Шемякич. – Так ты вступил с нею в связь. Я же предупредил тебя, княжич, не прикасайся к ней!
– Должен же я был отблагодарить женщину за подаренную мне разрыв-траву!
– Да не женщину, княжич, а вилу. Порождение Навьего мира! Неужели ты не понял, что она привяжет тебя к нему?
– К кому?
– К Вию! – почти простонал Шемякич.
– Ну, извини, – развел руками Яртур. – Это было выше моих сил. Видимо, я рожден сластолюбцем. Я провел с вилой всю ночь и никогда не пожалею об этом.
Шемякич долго и с интересом разглядывал Яртура, словно видел его в первый раз. Гнев, исказивший было черты его лица, куда-то улетучился, а в глазах появился неподдельный интерес.
– Выходит, она права, – задумчиво проговорил друд. – Ты вполне можешь быть им.
– Кто права? – спросил Яртур. – И кем я могу быть?
– Моя мать, – ответил на его первый вопрос Шемякич и продолжил свой диалог с самим собой: – Вор и сластолюбец. Таким он и был в пору своей юности.
– Кто он? – рассердился Яртур.
– Велес, – отозвался наконец на зов друга Шемякич. – Впрочем, тогда его звали Ярилой. Я пойду с тобой по Калиновому мосту, Яртур. И мы обязательно вернемся обратно, чтобы там ни пророчествовал твой дедушка Коломан.
– Хочешь сказать, что я одной крови не только с Коломаном, но и с Вием? – пристально глянул на друда Яртур.
– Все мы потомки богов, – ушел от прямого ответа Шемякич. – Во всяком случае, многие из нас. И каждому они прочертили свою дорогу. Ложись спать, княжич. Утро вечера мудренее.
Огромная птица, с трудом уместившаяся на крыше железной башни, уже поджидала Яртура и Шемякича, когда они, кутаясь в меха, высунули носы из люка. Яртур впервые видел Могола и вынужден был признать, что страх, испытываемый боярином Ерменем перед этим чудовищем, вполне оправдан. Таким огромным клювом можно расколоть любую стену, даже городскую. Могол косил на мечников кроваво-красным взглядом и нетерпеливо переступал огромными лапами с устрашающими когтями. В этой лапе даже грифон выглядел бы летучей мышью, а уж о человеке и говорить не приходилось. Могол был весь покрыт черными перьями, и если бы не величина, он вполне мог бы сойти за ворона. Каковым он, в сущности, и являлся. Черный ворон бога Вия, повелителя Навьего мира. С большим трудом, цепляясь за перья, Яртур с Шемякичем взобрались на спину птицы и едва при этом не утонули в пуху, прикрывающем ее шею.
– По крайней мере, мы не замерзнем, – утешил спутника Шемякич.
– Если не замерзнете, то сгорите, – раздался вдруг гулкий простуженный голос.
– Так ты еще и разговариваешь? – удивился прыти огромного ворона Яртур. – А по виду птица как птица.