>
Стефан Замстак не стал возвращаться домой в Мейкполь. Ночь он провел без удобств в подблочном складе, намереваясь сначала прочистить мозги, а до дома добраться после того, как рассветет.
Когда он проснулся - серый свет дня заглядывал внутрь сквозь пустотелые кирпичи и слуховые окна, - то понял, что планам его сбыться не суждено. На улицах снаружи творилась невероятная суматоха. Везде было полно магистратов и отрядов СПО, двигающихся от квартала к кварталу, словно выискивая что-то.
До Стефана дошло, что ищут его. Они шли, чтобы взять его за то, что он сделал с тем портовым грузчиком.
Стефан Замстак тихо застонал. В голове стучали молотки, кишки горели. Во рту было так сухо, словно его набили уплотнителем для вакуум-тары. Стефан выскользнул из пахнущего плесенью склада, держась в тени мостков, идущих под провалом за Случайным Холмом. Жажду он утолил из публичного фонтанчика на углу Пилорезного Ряда, где тот сходился с лестницей в Провальную Падь. Сложив ладони ковшиком, чтобы напиться, Стефан попытался смыть кровь с костяшек пальцев и отчистить ее засохшие остатки вокруг ногтей. Одежда коробилась от засохшей крови. На темных штанах не очень заметно, но рубашка и куртка почти полностью в обличающих коричневых пятнах.
Он понимал, что на него смотрят прохожие, и поспешил уйти. Он спустился по широкой каменной лестнице в грязные подуровневые улицы Провальной Пади, где крался, пряча лицо, по узким переулкам, зажатым между задними стенами арендных жилых блоков.
Его отвращение к самому себе стало абсолютным после того, как он стащил влажный жилет и рабочую рубашку с бельевой веревки у провального жилья и убежал.
Даже подуровневые улицы кишели людьми. Стефан прятался за какими-то дрянными телегами, пока мимо не прогудел транспортер Магистратума, затем отодрал несколько гнилых фибровых досок от забора, огораживающего заднюю сторону части заброшенного жилблока, и пролез внутрь.
Здесь пахло плесенью, мочой и безнадежностью. Это место пустовало уже несколько лет. В грязной гостиной еще осталось что-то из жалкой мебели. Наверху, в чердачной спальне, стоял ржавый каркас кровати с голым, покрытым пятнами матрацем. Стефан лег, прижимая к груди краденую одежду.
Высоко наверху, под свесом крыши маленькой комнатки, он увидел останки домашнего алтаря. Над грубой потускневшей аквилой, словно газовый полог, висела паутина. Стефан встал, подошел к алтарю и смахнул ее. На ощупь паутина напоминала шелк. Стефан дунул - и закашлялся от взметнувшегося облака пыли.
Затем преклонил колени на грубом дощатом полу.
Он думал о Кастрии, о Райнхарте и портовой бригаде, о грузчике с Танит, который вывел его из себя. Перед глазами у него стоял небольшой домашний алтарь в его квартирке в провале Мейкполь. Он вспомнил букетик цветов в крошечной стеклянной жертвенной бутылочке, который Калли меняла каждый день, ни разу не пропустив, пока не ушла.
Никакой конкретной членораздельной молитвы в голову не приходило, ни слова раскаяния, ни мольбы о спасении души, ни даже "Общей молитвы Трону", которую в школе они повторяли каждое утро.
Стефан чувствовал, что ему нечего сказать Богу-Императору, ничего такого, что имело бы значение.
Он убил человека, за ним шли, чтобы арестовать, и что хуже всего - Калли его никогда бы не простила.
На улице в срединном улье осыпали бранью и камнями служителей и магосов Механикус. Бесчинствующая толпа разломала нескольких убогих сервиторов-посыльных. СПО принялись перекрывать кварталы и разгонять людей.
Цинк решил не открывать сегодня утром ворота Сада Достойных. Когда по лужайкам и дорожкам поползли лучи солнца, он спрятался в своей будке. На Постном Ряду бурлила озлобленная толпа. Через стену сада летели бутылки, камни, брань. Цинк пугался и вздрагивал каждый раз, как брошенный предмет портил клумбу или отбивал кусок от бюста.
Скоро придет Племил, принесет завтрак. Тогда дела пойдут лучше. Племил велит им всем пойти прочь, и тогда Цинк сможет взяться за уборку этого беспорядка.
- Предатель! - крикнул человек Цемберу прямо в лицо.
- Но, сэр, я просто…
- Механикусовский прихвостень!
- Сэр, я лишь…
Человек ударил его по лицу и сломал зуб. И плюнул в него. Цембер отшатнулся, вспыхнув от боли и негодования. Он вытолкал человека метлой прочь и закрыл на засов "Анатомету". Тот принялся яростно колотить в дверь магазина. Дверь затряслась.
Цембер торопливо опустил жалюзи на дверях и передних окнах. По металлическим шторкам забренчали камни. Снаружи, на восемьдесят восьмом уровне коммерции, люди сходили с ума. Они просто теряли всякий разум.
Почувствовав себя на минутку в безопасности, Цембер попытался успокоить свое старое сердце. Он выплюнул в эмалированную чашку осколки зуба и уставился на мелкие кусочки желтой кости, плавающие в розовой слюне.
- Что, Бога-Императора ради, я такого сделал? - пожаловался он, трогая ноющую дырку от зуба кончиком языка.
В жалюзи время от времени ударял случайный камень. На прилавке были выстроены ярко окрашенные титаны: новые, с иголочки, готовые к войне. Они смотрели на Цембера, словно ожидая приказа запустить двигатели и отправиться на защиту магазина.
Открытый пикт-проигрыватель показывал общий канал. По экрану бежали данные. Постоянно повторялось слово "ересь". С дрожащими от потрясения руками, Цембер читал и перечитывал ошеломляющие новости.
- Этого не может быть, - произнес он невнятно. Слова еле шли из распухающих губ. - Так совсем не годится. Разве это может быть правдой?
Цембер поднял взгляд на поблекших кукол, рассаженных по полкам.
Они ничего не ответили. Они, казалось, отводили свои нарисованные и блестящие стеклянные глаза, как бы увидев что-то более интересное. Они словно осуждали его.
>
Этта Северин составляла свежий доклад, когда в дверь каюты тихо постучался Готч.
- Что такое, Готч? - спросила она, впуская его. ― Главное наступление уже началось? Крузий сказал…
Готч закрыл за собой дверь каюты и задвинул засов. Это ее встревожило. Когда Готч вытащил свой пистолет и проверил заряд, сердце Северин затрепетало.
- Майор, что, во имя Трона, происходит?
- Вы не связывались сегодня с Принципалом, мамзель? - спросил он.
- Нет. Со службой связи какие-то проблемы. Я предполагала, что это из-за атмосферных помех.
- Нет, не из-за помех, - сказал майор.
- Готч, ты меня пугаешь.
Готч внимательно посмотрел на Северин. Глаза у него были холодными и темными, словно нарисованные глаза фарфоровой куклы. Шрам на правой щеке кривился такой же подковой, как в тот день, когда появился. Губы майора были плотно сжаты.
- Я сам себя пугаюсь, мамзель, - ответил Готч.
Он сунул пистолет в кобуру и перебрался к своему вещмешку, запиханному в нишу для вещей. Этта смотрела, как он вытаскивает два комплекта нательной брони и керамитовый оружейный ящик, в котором хранился разобранный хеллган.
- Вы будете в безопасности, мамзель, - говорил Готч, не прерывая своего занятия. - Я клянусь вам, как поклялся лорду-губернатору. Я буду вас оберегать.
- От чего, Готч? От чего?
Он отпер ящик своей биометрикой и начал вынимать детали оружия. Этта вздрагивала каждый раз, как очередная деталь со щелчком вставала на место. Готч собирал оружие быстро и по-профессиональному четко.
- Один Трон знает, - ответил он, целиком сосредоточившись на своем занятии. - От Механикус, возможно? Я был наверху, на мостике, с Крузием. Каналы связи сошли с ума. Что-то случилось в улье.
- Что? - спросила она.
- Насколько я могу понять, - ответил Готч, прищелкивая на место приклад, - Механикус только что опубликовали документ, в котором они отрекаются от Императора.
- Что?.. - растерялась она. - Что ты сказал?
- Все плохо, мамзель. Кузница только что предала огласке доказательства, что наш Император - наш Император! - вовсе не их Омниссия.
- Помедленнее, майор. Ты говоришь какую-то ерунду.
Готч вытащил пистолет и протянул его ей рукояткой вперед.
- Вы умеете обращаться с оружием? Такая женщина, как вы, держу пари, должна уметь.
- Убери его и поговори со мной! - рявкнула Этта.
- Нет времени, - возразил Готч.
- Уберите пистолет, майор! - приказала она.
Готч пожал плечами и сунул тяжелый пистолет обратно в кобуру.
- А теперь расскажи мне в подробностях, какого черта там происходит.
Готч хлопнул глазами, ужаленный столь низким словом из уст высокородной дамы. И начал очень аккуратно подбирать слова:
- Документ, старинный документ, был предан огласке в Оресте Принципал сегодня поздно ночью. Источник неизвестен, но, могу поклясться вашим прелестным личиком, он появился из Кузницы. Документ претендует на неоспоримое доказательство, что наш Бог-Император - не Омниссия, которому поклоняются Механикус. Неопровержимое доказательство, как сказал этот фриганый Крузий, прошу простить мой провальный сленг.
- Прощаю. Продолжай.
- Ну и все. Все основы имперских отношений с Механикус псу под хвост. Они заявляют - подтверждают документально, спасибо Трону, - что Император - не божество, только не для них. Только не в их глазах. Если все пойдет так, как я думаю, то прольется немало крови.
Этта уставилась на него. Готч подождал секунду, не начнет ли она говорить, затем снова принялся за сборку оружия.
- Прекрати, - велела она, выставив руку. - Прекрати, Готч. Я не могу так думать!
Готч остановился, положив полусобранный хеллган на колени.
- Чего тут думать-то? - спросил он.
Этта покачала головой, размышляя:
- Раскол. Согласно древним преданиям, марсианские Кузницы объединились с нами лишь на том условии, что мы поклоняемся одному и тому же богу. Они признали, что наш Император - аспект их собственного божества. Мы были отдельными империями, соединившимися общей верой.
- Ага, это было тогда, - сказал он. - Теперь все пошло по мохнатке. Похоже, они теперь могут доказать, что их бог ― не наш бог, а наш бог - вообще не бог. В Кузнице полная катастрофа. Улей слетел с катушек. Везде беспорядки.
- Могу догадаться.
Готч пожал плечами:
- И все остальное. Верующие в панике. Летят камни. Адепты жгут чучела Императора на Кузнечной авеню. Наш собственный фриганый народ сжигает чучела Омниссии на Императорской площади. Бардак, мамзель. Но вы должны знать, что я буду приглядывать за вами, несмотря ни на что. Это моя работа.
- Я признательна, майор. Будешь приглядывать за мной, несмотря на что? На Крузия, например?
Готч помотал головой:
- Он в порядке. Я считаю, он вполне нормальный парень, но у него сейчас полон рот забот, как и у нас. Ему смешали все карты. Тем не менее это он велел мне спуститься сюда и обеспечить вам безопасную обстановку.
Этта уставилась на него.
- Так это ты обеспечиваешь мне безопасную обстановку? Мне еще никогда не обеспечивали безопасную обстановку.
Готч ухмыльнулся, и шрам в виде подковы уродливо изогнулся.
- Привыкайте, мамзель. Крузий беспокоится, что определенные группы на этом краулере могут не стерпеть на борту присутствия имперцев.
- А ты что думаешь? - спросила она.
Готч защелкнул ствол хеллгана на место и подключил кабель питания. Послышался неторопливый нарастающий гул.
- Я думаю, что есть мы, а есть они, мамзель.
Этта кивнула:
- Я согласна с тобой.
- Отлично, - сказал Готч.
- Замуаль, я вверяю тебе присматривать за мной.
Готч кивнул:
- Можете не беспокоиться за свое прелестное личико.
- Когда ты так говоришь, ты издеваешься надо мной? Я прошла омоложение, как ты наверняка догадался. Ты издеваешься надо мной, майор?
- Даже в мыслях не держал, мамзель.
Тронутая, она спрятала улыбку.
- Ты говорил, что думаешь, я могу управляться с оружием. Ты думал, что я из таких женщин?
- Конечно. Из таких ведь? - поинтересовался он.
Этта кивнула. Одним плавным движением он выхватил пистолет и бросил ей. Она поймала оружие, перехватила поудобнее, подняла на уровень глаз и оттянула затвор, проверяя заряд.
- Я так и думал, - осклабился Готч.
- Меня отец научил.
- Не думал, что у вас с ним такая любовь была, - заметил майор.
- Не было. Но он знал, как убивать.
- Значит, это Провидение, мамзель, - сказал Готч. Он поднялся на ноги. Силовой ранец хеллгана свисал с его правого плеча. Собранное оружие удобно лежало в руках.
С нижних палуб краулера раздались повышенные голоса. Этта услышала крики, топот бегущих ног и грохот кулаков, барабанящих в двери отсеков.
- Значит, только ты и я, а, Замуаль? - спросила она.
- О другом и не мечтал, мамзель, - ответил майор.
>
Солнце так медленно поднимало голову, словно у него болела шея. Пыльная буря, измывавшаяся над Торным Следом, стихла перед рассветом.
Калли Замстак выбила наружу дверь модульного дома. Ночью нанесло песка, и дверь заклинило. Калли вышла на улицу.
В грязном жилище у нее за спиной просыпались остатки Мобилизованной двадцать шестой. Робор по-прежнему пребывал в постоянном помрачении сознания - состоянии, в котором, Калли была уверена, умирающий принцепс общался с ним. Голла не спала, присматривая за ними.
Снаружи свет солнца был размытым и золотым. Пыльная взвесь опускалась, распространяя запах графита, и солнце пронзало ее лучами. Мир словно покрыли позолотой. Было тихо и спокойно.
Калли потянулась. Посмотрела на восходящее солнце и склонила голову, шепча утреннюю молитву. Когда нет алтаря, солнце тоже годится.
Сзади из дома вышел Жакарнов и уставился на белый свет, прикуривая лхо-сигарету.
- Прекрасное утро, мэм, - заметил он, возясь со своей бородой. - Какие планы на сегодня?
- Я думаю над несколькими из них. Хотите что-то предложить?
Жакарнов пожал плечами.
- В наших руках бесценная жизнь принцепса, - ответил он. - Я предлагаю идти к ближайшему улью.
- Понятно, - сказала Калли.
Дохая, словно плохо прочищенная печь, из модульного дома появился Фирстин. Жакарнов предложил ему лхо-сигарету, но Фирстин попросил лишь огонька и прикурил одну из своих вонючих черут.
- Ну наконец-то, - выдохнул он, сделав первую затяжку.
Калли сморщила нос, когда до нее долетело облачко дыма.
- Молодец вы, что нашли вчера это место, - сказала она Жакарнову.
Он словно удивился:
- Спасибо, мэм.
- Мы теперь все заодно, мистер Жакарнов, - сказала она.
- Людвин.
- Простите?
- Меня зовут Людвин.
- Значит, спасибо, Людвин.
Калли посмотрела на Фирстина, наслаждающегося куревом каждой клеточкой своего тела. Тот улыбнулся ей своими жуткими зубами и поинтересовался:
- Нет желания "ширнуть" вокс?
- Я подготовлю сообщение, - ответила Калли, демонстрируя инфопланшет.
- Очень осмотрительно, - заметил Фирстин, бросил окурок черуты и раздавил каблуком форменного ботинка. - Давайте, значит, вместе.
Фирстин откинулся от старого вокс-передатчика и вздохнул.
- В чем дело? - спросил Иконис.
- Батареи сгорели, - ответил Фирстин.
- Сдохли, ты хотел сказать? - спросила Калли. - Мы ведь поэтому и хотели их "ширнуть".
Фирстин потряс головой:
- Нет, я хотел сказать "сгорели".
- Но вчера ночью… - начала Калли.
- Вчера ночью с ними все было нормально, - перебил Фирстин. - Я их смотрел. Они были в норме. А теперь они сгорели.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я хочу сказать, что кто-то их уже "ширнул".
Калли повернулась к остальным.
- Кто это сделал? - спросила она. - Кто сжег наш единственный работающий вокс? - Ее рассерженный взгляд переходил с одного лица на другое. - Отвечайте! Кто это сделал? Кто вел передачу? Что передали?
- Смотрите сюда, миссис, - буркнул Фирстин. Он все еще возился у вокса. - Кто бы это ни был, он малость торопился. И кое-что оставил. - Фирстин открыл верхнюю крышку вокс-передатчика и показал на серебряный перстень, вставленный печаткой в гнездо считывателя. - Это, интересно, чье?
Он повернул перстень, отсоединил и передал Калли.
Та осмотрела кольцо.
- Это информационное кольцо, - пояснил Фирстин, - с зашифрованным ядром из секретного содержимого и настроенное так, чтобы подходить к любому стандартному порту считывателя данных. Очень дорогой приборчик. Должно быть, чей-то.
Никто не произнес ни слова, но Калли уже и сама догадалась.
- Дженни?
Дженни Вирмак, свернувшаяся калачиком в углу, повернула голову к Калли, но в глаза ей смотреть отказалась.
- Это ведь твое?
Дженни кивнула.
- Что ты натворила, Дженни?
Та уставилась в пол.
- Я слышала, как мистер Фирстин рассказывал ночью, - тихо произнесла она, - о том, как "ширнуть" вокс. Я это сделала, когда вы все спали. Мой папа дал мне кольцо. Он сказал, что с ним я буду в безопасности. Он велел им воспользоваться, если у меня возникнут неприятности. Теперь он знает, где я, и его люди смогут меня найти.
- Ты передала наше местоположение?
- Как давно, Дженни?
- Часа три назад. - Она начала плакать.
Калли опустила кольцо в карман и повернулась к остальным:
- Тот факт, что вокс сгорел, - самая меньшая из наших проблем. Три часа назад мы выдали наше местоположение.
- И кто-то нас мог услышать, - произнес Иконис.
- Любой мог услышать, - поправила Рейсс.
Калли кивнула.
- Нам придется поторопиться, - сказала она.
Калли ушла в заднюю комнату, где сидел Робор, подключенный к принцепсу на носилках.
- Робор, - тихо позвала она, - ты меня слышишь? Робор, нам нужно идти.
Робор медленно поднял на нее слегка озадаченный взгляд, словно не узнавая.
- Замстак?
- Да, Робор. Мы должны уходить. Сейчас утро. Ты сможешь идти?
Тот подумал.
- Мы слабы, - ответил он тихо, - и дыра в сердце еще не зажила. Очень много боли. Повреждения памяти и психостигматическая нервная травма. Мы были соединены, когда умер БМУ. Мы можем не выжить. Выздоровление может оказаться непосильной задачей. Мы живем лишь потому, что Робор соединил нас в одно целое, чтобы поделиться своей силой и забрать часть боли.
- Я сейчас говорю с Робором? - спросила Калли.
- Конечно. Мы Робор.
Калли почувствовала, что у нее за спиной стоит Голла.
- Он такие вещи говорил всю ночь, - сказала та. ― Они стали одним существом, как сиамские близнецы. Робор поддерживает в нем жизнь, беря на себя часть травмы.
- Это не опасно? - спросила Калли.
- Это не ко мне, Калли-детка. Я занимаюсь младенцами. В них я разбираюсь. А не в этих… - она кивнула на Робора и принцепса и замолчала, не зная, какими словами выразить свое отвращение.
- Он не сказал свое имя?
Голла помотала головой:
- Имя сказал, но не свое.
- Какое?
- "Тератос Титаникус".
Это имя, припомнила Калли, называл Стефан. Это имя принадлежало одной из самых прославленных махин Легио Темпестус.