Она прибрала в комнате. Мало что там было, кроме очага и кровати. Мешок с одеждой, большой бочонок для воды да ящик для провизии - вот и все. О, вещи-то по всяким овечьим делам тут были кругом: горшки, бутыли, мешочки, ножи, ножницы. Но вы не догадались бы, что это настоящее жилье - если бы не сосчитали сотни желто-голубых оберток "Бравого Морехода", пришпиленных к стенке.
Тиффани взяла одну обертку - там, дома, она до сих пор хранится у нее под матрасом - и вспомнила Историю.
Говорить больше одной фразы - это за Бабушкой Болит очень редко водилось. Она тратила слова так, будто каждое стоило денег. Но как-то раз, когда Тиффани принесла в хижину обед, Бабушка рассказала ей историю. Что-то вроде истории. Бабушка развернула пачку табака, посмотрела на обертку, а потом - на Тиффани, таким своим особым, чуток озадаченным взглядом. И сказала:
- Я, должно, глядела на тысячи этих штук, и никогда не видела его лот-ку. - Так она произносила "лодку".
Конечно, Тиффани тут же кинулась посмотреть на обертку, но никакой лодки увидеть не смогла, так же как никогда не могла там разглядеть голую леди.
- Потому что лот-ка там, где как раз ее не видать, - сказала Бабушка. - Лот-ка у него, чтобы гоняться за великой белой рыбой-кит по соленому морю. Он все время гонится за ней вокруг света. Рыба-кит зовется Мойпи. Она как большая скала меловая, слыхала я, что в книге говорится так.
- А почему он за ней гонится? - спросила Тиффани.
- Чтобы поймать. Но никогда не поймает, - сказала Бабушка, - потому как свет круглый, как большая тарелка, и море словно кайма по кругу. Мореход и рыба-кит гонятся друг за другом, и это ровно как за самим собою гнаться. Лучше никогда не отправляйся к морю, джиггит. Самое худое случается там. Так все говорят. Будь здесь, где эти холмы в кости у тебя.
Вот и все. Один из тех очень редких случаев, когда Бабушка вела с Тиффани разговор, вроде бы никаким боком не касавшийся овец. Единственный раз, когда она дала понять, что вообще знает о существовании мира за пределами Мела. Тиффани видела сны о том, как Бравый Мореход гонится за рыбой-кит на своей лодке. А иногда рыба-кит начинала гнаться за самой Тиффани, но тут как раз вовремя появлялся Бравый Мореход на своем могучем корабле, и тогда он и рыба-кит возобновляли свою погоню друг за другом.
Иногда она бежала к маяку и просыпалась в ту секунду, как распахнется его дверь. Тиффани не видела моря ни разу в жизни, но у одного соседа висела на стене старая картина. Там была изображена куча людей, они цеплялись за плот, а плот как будто в громадном озере, и всюду волны. Никакого маяка Тиффани вовсе не смогла там разглядеть.
И вот она сидела возле узкой кровати, думала о Бабушке Болит, и о маленькой девочке по имени Сара Нытик, что так аккуратно раскрашивала цветы в книге, и о мире, который потерял свой центр.
Она чувствовала, как ей не хватает молчания. То, что было теперь - это не такое молчание, как прежде. Бабушкино молчание было теплым и принимало тебя внутрь. У Бабушки Болит иногда бывала проблема с тем, чтобы вспомнить разницу между ребенком и ягненком, но в ее молчании ты был как желанный гость и притом как дома. А все, что тебе надо было принести с собой - это свою собственную тишину.
Тиффани хотела, чтобы у нее была возможность извиниться за пастушку.
После она пошла домой и сказала всем, что Бабушка умерла. Тиффани было семь лет, и всему миру пришел конец.
Кто-то вежливо постукивал по ее ботинку. Она открыла глаза и увидела жабу. Во рту он держал небольшой камень. Жаба выплюнул его и сказал:
- Виноват. Я мог бы воспользоваться конечностями, но у нас они жидковаты.
- Что мне теперь нужно делать?
- Ну, если повредишь себе голову вследствие удара о низкий потолок, тебе нужно будет подать иск о возмещении ущерба, - ответил жаба. - Э-э… я сейчас действительно это сказал?
- Да, и я надеюсь, ты хотел бы взять свои слова назад. С какой стати ты сказал это?
- Не знаю, не знаю, - простонал жаба. - Прошу прощения, напомни, о чем у нас шел разговор?
- Я имела в виду, чего пиктси от меня сейчас хотят? Что мне надо делать?
- О, я думаю, все обстоит несколько иначе, - сказал жаба. - Ты келда. Ты говоришь им, что надо делать.
- Почему нельзя Фион быть келдой? Она же пиктси!
- В этом вопросе ничем помочь не могу, - сказал жаба.
- Тррребуются ли мои услуги? - проговорил кто-то возле уха Тиффани.
Она повернула голову. На одной из галереек, что тянулись вдоль стен пещеры, стоял гоннагл Вильям.
Вблизи было заметно, что Вильям отличается от остальных Фигглов. Его волосы выглядели опрятнее и были стянуты в пучок на затылке. Татуировок намного меньше. Речь тоже иная - четче и неторопливее, а "р" звучало раскатисто, как барабанная дробь.
- Э-э, да, - ответила ему Тиффани. - Почему нельзя Фион быть келдой здесь?
Вильям кивнул и проговорил вежливо:
- Разумный вопрос. Ведаешь ли, келде неможно выходить за собственного брррата. Ей следует отбыть в дрррругой клан и выйти за воина там.
- А почему воин из другого клана не может сам прийти сюда?
- Потому, что здешние Фигглы не знают его. Не получит он здесь прррризнания. - Это слово у Вильяма раскатилось, будто горная лавина.
- О. А насчет… Королевы? Тебя перебили, когда ты хотел о ней что-то сказать.
Вильям посмотрел на Тиффани в замешательстве.
- Не думаю, что поведать могу …
- Я сейчас келда, - проговорила она сухо.
- Айе. Что ж… Была пора, когда мы жили в мире Королевы и служили ей, пока не стала она столь холодна. Но нас она обманула, и мы стали прррротив. То было темное время. Она не жалует нас. Это все, что я скажу, - закончил Вильям.
Тиффани смотрела на Фигглов, которые то скрывались в комнате келды, то появлялись оттуда. Что-то там происходило.
- Ее похоронят в ином конце кургана, - сказал Вильям, не дожидаясь вопроса. - Рядом с другими келдами клана сего.
- Я не думала, что все будут держаться так… тихо, - проговорила Тиффани.
- Она им была матерррью, - ответил Вильям. - Сейчас им не до шума. Слишком полны их серрррдца. В должное время, чтобы помочь ей воротиться в край живых, мы тризну станем справлять. И не тихо то будет, верь моему слову. Спляшем Пять-Сотен-да-Дюжинную Пляску под песнь "Меж Адвокатов Дьявол", и станем пить и пировать, и скажу тебе - у моих племянников гудёж в голове будет величиной с барана. - По лицу старого Фиггла промелькнула короткая улыбка. - Но сейчас каждый поминает ее молчаливо. Мы горюем не по-вашенски, ты ведаешь. Горюем не об ушедших, а об оставшихся.
- А тебе она тоже была мать? - спросила Тиффани негромко.
- Нэй. Сестра. Она не рекла тебе - уходя в новый клан, берет келда нескольких братьев с собою? Быть одной средь незнакомцев - слишком тяжко сердцу. - Гоннагл вздохнул. - После супружества, конечно, клан полнится ее сынами. Тогда не так уж одиноко сердцу келды.
- Но твоему, должно быть, одиноко, - сказала Тиффани.
- Ты быстра на догадку, - проговорил Вильям. - Я последний из тех, кто пришел с ней. Как останется позади дело нынешнее, стану просить будущую келду, чтоб не поминала лихом - вернусь я в горы. Здесь край хорош и плодороден, и славен клан племянников моих. Но умереть я хочу среди вереска, где рррродился. Минуту, Келда… - Он отошел и затерялся среди теней кургана.
Тиффани вдруг захотелось домой. Может, ей просто передалась грусть Вильяма, но теперь Тиффани чувствовала себя словно запертой в кургане.
- Надо выбираться отсюда, - пробормотала она.
- Правильное решение, - сказал жаба. - Тем более что тебе нужно искать место, где время не сходится.
- Да как же я буду его искать? - проскулила Тиффни. - Время нельзя увидеть!
Она высунула руки наружу через нору-вход, подтянулась и вылезла на свежий воздух…
Дома на ферме были большие старинные часы, время на них подводили раз в неделю. То есть, когда отец ездил на рынок в Мережкины Ручьи, он смотрел на стрелки тамошних больших часов. А вернувшись домой, ставил стрелки на своих часах в то же положение. В общем, это все равно было просто для красоты. Все определяли время по солнцу, а солнце не спешит и не отстает.
Сейчас Тиффани лежала среди старых терновых кустов, их листья неумолчно шуршали под ветром. Курган был как островок среди бесконечной травяной глади, поздние примулы и даже пара-другая потрепанных цветов наперстянки росли в укрытии под корнями терновника. Передник Тиффани валялся на земле неподалеку, где она оставила его прежде.
- Она же могла просто сказать мне, где искать, - проговорила Тиффани.
- Но ей самой неизвестно было, где может оказаться это место, - сказал жаба. - Она знала только признаки, на которые следует ориентироваться.
Тиффани осторожно перекатилась на спину и стала смотреть в небо меж низких веток терновника. "Блеснет он тебе", говорила келда…
- Думаю, мне надо поговорить с Хэмишем, - сказала Тиффани.
- Правда твоя, мистрис, - раздался голос у нее над ухом.
Тиффани повернула голову.
- Ты давно тут стоишь? - спросила она.
- Все времечко, мистрис, - ответил пиктси. Другие высунули головы из-под листьев, из-за веток. Оказалось, что на поверхности кургана не меньше двадцати Фигглов.
- И вы все времечко наблюдаете за мной?
- Айе, мистрис. Такая нам доверена работа: блюсти келду нашу. А я и так наверху обыкновенно, ибо гоннаглом быть учуся. - Молодой пиктси взмахнул мышиной волынкой. - А внизу мне играть не дозволяют, ибо говорят, что музыка моя - как будто паучок тщится пукнуть через уши свои.
- А что вы будете делать, если мне надо… Когда я хочу сходить… Если я скажу, что мне сейчас не нужны охранники?
- Если ты про мальца зов природы ведешь речи, мистрис, то кладжа у нас вон там, в меловой яме. Ты только песенку запой, как изволишь пойти туда: мы будем ведать, и подсматривать не станем, в том тебе наше слово, - сказал представитель ее свиты.
Он стоял среди примул, сияя энтузиазмом и гордостью за возложенный на него долг, под возмущенным взором Тиффани. Этот пиктси выглядел заметно моложе прочих, у него было меньше шрамов и шишек. Даже нос не сломан.
- Как тебя зовут, пиктси? - спросила она.
- Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок, мистрис. На свете не шибко много Фигглских имен, ведаешь ли, посему мы делимся меж собою.
- Вот что, Не-столь-большой-как-Маленький… - начала Тиффани.
- Не-столь-большой-как-Средний, мистрис, - уточнил Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок.
- Так вот, Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джок, я должна…
- Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок, мистрис, - уточнил Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок. - Ты одного "Джока" пропустила, - прибавил он, горя готовностью помочь.
- А тебе не было бы удобнее зваться, скажем, Генри? - спросила Тиффани беспомощно.
- Эччч, нэй, мистрис, - Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок скривился. - Нету истории никакой за именем Генри, ведаешь ли. А зато много было бравых воинов, что звались Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок. Оно почти столь же славное, как самого Мальца Джока имя! И, ясное дело, буде придет пора самому Мальца Джоку вернуться в Последний Мир, я имя его приму. Но энто не значит, что нынешнее мое не по нутру мне, ведаешь ли. Много ходит сказаний про знатные дела Не-столь-большого-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джока.
Он говорил столь искренне и серьезно, что у Тиффани не хватило духу ответить: "Сказания о нем наверняка получаются длинные", и она сказала:
- В общем, э-э, пожалуйста, мне надо поговорить с Хэмишем-авиатором.
- Нае проблем, - ответил Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок, - он как раз над нами сейчас.
И пропал из виду. Через миг Тиффани услыхала - точнее, почувствовала в ушах - высокий булькающий звук.
Она вытащила из кармана передника потрепанные "Болезни овец". В конце книги был чистый лист. Тиффани вырвала его, чувствуя себя от этого, как преступница, и взяла карандаш.
Дорогие мама и папа, Как ваши дела, у меня все нормально. С Вентвортом тоже все хорошо, но мне надо сходить забрать его у К (зачеркнуто) оттуда, где он теперь. Надеюсь обернуться скоро. Тиффани. PS. Надеюсь, что сыры в порядке.
Она еще обдумывала написанное, когда услыхала свист крыльев. Потом был стрекочущий звук вроде "тр-р-р-р", пара мгновений тишины, и усталый невнятный голос, который проговорил:
- Эччч, кривенс.
Тиффани высунулась из-под кустов и окинула взглядом травяную гладь. Перевернутая вверх ногами фигура Хэмиша находилась в нескольких футах, его руки с привязанными к ним дощечками торчали в разные стороны.
Потребовалось некоторое время на извлечение Хэмиша из земли. Если он приземлялся, вращаясь вниз головой - как объяснили Тиффани - то его потом надо вывинчивать в противоположную сторону, чтобы не отпали уши.
Когда он установился головой вверх, слегка покачиваясь, Тиффани спросила:
- Ты не мог бы завернуть в это письмо камень и бросить возле моего дома, чтобы оно легко попалось на глаза кому-нибудь?
- Айе, мистрис.
- И еще… Э-э… Так падать вниз головой, ты не ушибаешься?
- Нэй, мистрис. Но стесняюся шибко.
- Тогда тебе может помочь одна штука, вроде игрушки, что мы иногда делали, - сказала Тиффани. - Нужен, как бы сказать, воздушный мешок. И камень…
- Воз, душный мешок и камень? - переспросил Хэмиш озадаченно.
- Ты видел, как рубашки надуваются от ветра, когда сушатся на веревке? Вот. Берешь тряпичный мешочек, снизу привязываешь к нему шнурки, а к шнуркам - камешек. И если подбросить все это вверх, то мешочек наполняется воздухом, и вместе с камнем плавно так опускается вниз.
Хэмиш молча взирал на нее.
- Ты меня понимаешь? - спросила Тиффани.
- О, айе. Я ожидаю, не изволишь ли ты мне сказать еще чегось, - ответил Хэмиш вежливо.
- Ты знаешь, где одолжить подходящий кусок материи?
- Нэй, мистрис, но ведаю, где украсть его, - сказал Хэмиш.
Тиффани решила не высказываться по этому поводу, и спросила:
- Где была Королева, когда появился туман?
Хэмиш указал рукой:
- Тама, с полмили отсюда.
В той стороне виднелись другие курганы. И еще - большие камни, которые остались на Мелу с "дней давних".
Трилиты - так они назывались. Это значит просто "три камня". На меловом плоскогорье попадались из камней только кремни, а они очень большими никогда не бывают. Но трилиты были громадными продолговатыми валунами, которые кто-то притащил издалека - миль за десять, а то и больше - и поставил, как детские кубики. Кое-где они были установлены по кругу; иногда - один камень, сам по себе. Должно быть, потребовалось много народу и времени, чтобы сделать все это. Кое-кто говорил, что там когда-то приносили людей в жертву. Кое-кто говорил, трилиты принадлежали древней религии. Некоторые говорили - они стоят над старинными могилами.
Некоторые говорили, они служат предупреждением: не ходи сюда.
Тиффани ходила. Несколько раз на "слабо", вместе с сестрами - а вдруг там окажутся черепа или еще что-то такое. Но курганам вокруг камней было уже несколько тысяч лет. Что там найдешь, кроме кроличьих нор.
- Еще чегось, мистрис? - вежливо спросил Хэмиш. - Нэй? Тогда побёг я…
Он поднял руки над головой и помчался по траве. Тиффани подпрыгнула, когда ястреб мелькнул рядом с ней, подцепил Хэмиша и унесся в небо.
- Как Фиггл шести дюймов ростом справляется с такой птицей? - спросила она. Ястреб зашел на следующий круг, набирая высоту.
- Эччч, нужно только мальца доброты, мистрис, - ответил Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок.
- Серьезно?
- Айе, и куча свирепства, - добавил тот. - Хэмиш так их приучает: бегает кругом в кроличьей шкуре, пока птичка не кинется на него.
- Да это жуть! - сказала Тиффани.
- Эччч, он с ними не шибко лютует. Сперва только боднет-уложит, а потом вдунет им в клюв особое масло, готовит он такое, - продолжал Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок. - Как очнутся они после, так думают, что Хэмиш их мама. И делать будут, чего велит он.
Птица уже превратилась в далекую точку.
- Он почти не бывает на земле! - сказала Тиффани.
- О, айе. Он по ночам в ястребином гнезде спит, мистрис. Дивно там тепло, говорит. И все дни свои проводит в небесах, нет ему радости, коли нет ветра под кильтом.
- А ястребы не против?
- Эччч, вовсе нет, мистрис. Всякий зверь и птица разумеет, что друг Нак Мак Фиггл счастье приносит.
- Правда?
- Ну, по правде вернее так: всякий зверь и птица разумеет, что недруг Нак Мак Фиггл - несчастье великое.
Тиффани посмотрела на солнце. До заката оставалось всего несколько часов.
- Мне надо найти путь, - сказала она. - Слушай, Не-столь-большой-как-Маленький…
- Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок, мистрис, - терпеливо проговорил пиктси.
- Да, да, благодарю. Где Роб Всякограб? Где все, вообще?
У молодого Фиггла сделался смущенный вид.
- Внизу там спор идет немножко, мистрис, - ответил он.
- Так. Мы должны найти моего брата, окей? Я келда здесь, так?
- Тута боле все мальца не-про-сто, мистрис. Спорят они за твое…
- За мое что?
Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок стоял с таким видом, что ему очень хотелось бы здесь и сейчас не стоять.
- Эм… спорют… они…
Тиффани сдалась: он ужасно краснел, а поскольку был вообще-то синий, то его кожа приобрела неприятный фиолетовый цвет.
- Я полезла обратно. Ты не мог бы подтолкнуть мои ботинки, пожалуйста?
Она скользнула по сухой осыпающейся земле и упала на пол пещеры, Фигглы порскнули в разные стороны.
Тиффани снова пришлось ждать, пока глаза привыкнут к полутьме. Потом она разглядела галереи, по-прежнему запруженные толпами пиктси. Некоторые в этот момент были заняты умыванием, и у многих волосы почему-то приглажены и намаслены. Все смотрели на нее, как застигнутые за неким страшным делом.
- Нам отправляться надо, если мы идем за Королевой, - сказала Тиффани, глядя вниз, на Роба Всякограба.
Он умывался в плошке из каштановой скорлупы. Вода текла с его бороды, а борода была заплетена в косичку. Волосы он тоже заплел в три длинных косы. Если бы он резко повернулся, то мог кого-нибудь скосить насмерть.
- Эччч, энто… - сказал он. - Мальца дело есть, каковое уладить надобно, Келда. - Он теребил в руках тряпичную салфеточку, которой во время умывания тер себе лицо. Если уж Роб Всякограб теребит салфеточку, это тревожно.
- Слушаю? - сказала Тиффани.
- Э-э… Не хочешь ли чашечку чаю? - спросил Роб, и один из пиктси нетвердым шагом подошел к Тиффани, неся большую золотую чашку. Должно быть, ее сделали в древности для какого-нибудь короля.
Она взяла чашку. В конце концов, пить и вправду хотелось. Толпа Фигглов испустила дружный вздох, когда Тиффани пригубила чай. Он оказался очень хорошим.