– Хе-хе, – крякнул Орлик и снова потащил Рина за собой по тесному переулку, на который не выходило ни одного окна, только узкие двери. – Подумай, приятель, если бы Храм выдавал ярлыки негодяям, все бы городские мерзавцы встали в очередь? Не требуй от своего дяди слишком многого. Возможно, он скромный и добропорядочный горожанин. Сомневаешься?
Орлик расхохотался, нырнул в очередную арку проходного двора и потащил Рина по следующему переулку.
– Ты так хорошо знаешь город? – Рин с удивлением задрал голову, пытаясь успокоить пляшущие фасады. Дома с узкими окнами, забранными решетками, казались ему незнакомыми.
– Вряд ли, – бросил вельт через плечо. – Просто я отношусь к городу, как к лесу. Ведь в лесу не нужно знать все деревья… в лицо. Достаточно представлять, где ты находишься, и помнить лес целиком. И все.
– Я никогда не был в лесу. – Рин смахнул со лба пот. – И никогда не видел ни одного дерева. Вблизи не видел…
– Да, – кивнул Орлик. – Какие уж тут деревья! Ничего, если все образуется так, как надо, то я покажу тебе лес. Хочешь?
– Да, – неожиданно ответил Рин и тут же поправился: – Если все образуется…
– Не сомневайся ни минуты! – уверил его вельт, оглянулся и потащил к щели между угрюмыми особняками, которую прикрывала подгнившая калитка. Народу в незнакомых переулках почти не было, немногие прохожие шарахались в сторону от великана, размахивающего на ходу странным мечом, как от чудовища. Здесь же вообще оказалось ни души.
– Не сомневайся ни минуты, – повторил Орлик, когда они оставили за спиной очередную калитку, правда уже кованую, нырнули в проулок и уперлись в тупик. – И никогда не ошибешься.
– Ты уверен? – усомнился Рин.
– Конечно! – прошептал гигант, прислушиваясь к звукам в темном дворе, который они только что пересекли. – Все просто. Сомнения отравляют и ослабляют. Рассчитывай, раздумывай, но не сомневайся. И даже если судьба повернется к тебе не самой приятной стороной, ты примешь это в полном здравии, потому что не изнурял самого себя нытьем.
– Разве я ныл? – стиснул зубы Рин.
– Ты отчаивался, – подмигнул парню вельт. – За тобой кто-нибудь следил?
Рин задумался.
– Я почувствовал взгляд в харчевне, но слежки не заметил…
– А коренастого крепкого парня в высоком колпаке не помнишь? – Орлик прищурился. – Я не о Камрете говорю.
– Было что-то. – Рин устало потер виски. – На улице Камнерезов мелькнул кто-то в колпаке…
– Он шел за нами, – вздохнул вельт. – Я сделал круг и поймал его за шиворот. Затащил во двор, слегка припугнул и решил расспросить, кто его послал. Не вышло. Парень захрипел, едва попытался что-то ответить мне. Нет, мною, конечно, можно пугать людей, но никто еще не умирал от моего голоса. Он умер от удушья, хотя я не прикасался к его горлу. И рассыпался пеплом. Веришь ли, я уже в этом городе и от запаха крови начал отвыкать! Хотя, когда желтый волк на пику берется, льется из него кровушка, льется. Горячая! А этот – присел у стены и вспыхнул как сушеный мох. Неклейменый, кстати. Но Погань и без клейма в Айсе мертвыми, как хочет, заправляет.
– И… – Рин растерянно захлопал глазами, – и что это значит?
– Ничего, – усмехнулся Орлик. – Почти ничего. Либо у тебя очень серьезные враги, либо очень внимательные друзья. Но я пока что не замечал за друзьями склонности к слежке. Мы пришли, парень.
– Куда? – не понял Олфейн.
– Так вот же. – Вельт подошел к узкой железной двери и постучал рукоятью кинжала по причудливой кованой петле. – Оружейная лавка. Или тебе не нужен хороший меч по руке?
– Разве мы на улице Оружейников? – не понял Рин.
– Мы там, где должны быть, – снова улыбнулся Орлик. – А то, что дверь находится в грязном тупичке, а не на Оружейной улице, – это, дорогой мой, не упущение одного из мастеров, а следствие его мудрости.
Они постояли у двери еще пару минут, причем Рину показалось, что все это время кто-то украдкой рассматривал их, особое внимание уделяя именно молодому Олфейну. Затем дверь бесшумно распахнулась и возникшая в проеме фигура поманила их за собой. Рин не успел даже понять, мужчина или женщина куталась в темные ткани, как из рук Орлика исчезли обломки кинжала, меч. Парень вместе со своим новым то ли охранником, то ли наставником поднялся по узкой лестнице и оказался в уютной комнате с высоким потолком и стенами, затянутыми тканью.
К удивлению Олфейна, они с Орликом смогли сесть на мягкие лавки, сбросить сапоги и опустить ноги в корыта с теплой водой. Светильник, мерцающий на низком столе, затрепетал, та же или другая фигура склонилась над столом в поклоне и исчезла, оставив два кубка, наполненных подогретым вином.
– Это оружейная лавка? – вытаращил глаза Рин.
– Это лучшая оружейная лавка, которую я видел собственными глазами, а повидал я немало. – Орлик отхлебнул из кубка. – Мой топор, моя пика, – вельт распустил перевязь и с грохотом положил оружие позади себя, – куплены здесь. И поверь, что они переживут еще и меня самого, конечно, если я не вознамерюсь засунуть их какому-нибудь демону в задницу. Но кроме всего прочего, парень, вот эта самая комнатушка – одно из тех редких мест, где можно поболтать, не опасаясь, что тебя услышат. Есть у меня, правда, похожая харчевня на примете, но, к глубочайшему сожалению, ее мы пока отложим. Мне кажется, что у тебя накопились ко мне вопросы. Спрашивай, сын Рода Олфейна! Не обещаю ответы, но вопросы выслушаю.
Не прошло и десяти минут, как Рин уверился, что Камрет рассказал ему правду. Впрочем, Орлик, хотя и казался болтуном, говорил скупо, но главное Олфейн все-таки понял: опекун ему не привиделся, и он действительно оказался бабой, а если точнее – женщиной удивительной красоты.
– Сначала мне было не до того, чтобы разглядывать, за чьи руки ты уцепился, парень, – неторопливо вещал, потягивая вино, Орлик. – Я даже поначалу и расцеплять вас не стал. Камрет попросил меня сыграть роль твоего опекуна, ну да я слегка задержался. Поэтому оказался на перекрестке только к концу охоты, когда не только добыча настигнута, но уже и шкура содрана. Ты едва стонал, напарник твой, в котором я под копотью бабу сначала и не разглядел, вообще спал, можно сказать, здоровым сном. Что делать? Поднял я вас на плечи вместе с барахлишком да побрел степью в обход Поганки, которая этой ночью мне сильно не понравилась, к Восточным воротам. Добрался до города, а там уж и Кривая часовня была недалека. Солюс ждал, как уговорено. Правда, мне показалось, что он надеялся в качестве твоего опекуна увидеть кого другого, но я его носом ткнул в перстень, потом в метки поганого пламени, которых на руках у девки в избытке оказалось, тут она в себя и пришла. Надо сказать, я еще по дороге даже сквозь доспех ее почувствовал, что уж больно мягок груз у меня на одном плече. А как в часовне тряпку с лица ее соскоблил, да глазищи она свои открыла, хотел бы соврать, да не сумею. Что бы ни сказал, все правдою окажется: красивее той девки никого пока еще не встречал!
– Так, может, Фейр уже нашел ее? – нахмурился Рин. – Он у вельтской харчевни орал, что я променял магистерский перстень на слободскую шлюху.
– Вряд ли, – отмахнулся вельт. – Поверь моему чутью, если бы он ее нашел, весь город бы уже об этом знал. Да и не посмел бы назвать ее шлюхой даже Фейр, если бы хоть раз на нее взглянул. Она как глаза открыла, сразу зверьком в комок сжалась. Правда, в лицо мне не смотрела, в пол взглядом уперлась. Я и моргнуть не успел, а она уж из-за спины мечи свои кривые выхватила да к горлу мне приставила. Честно тебе скажу, первый раз почувствовал, что не сам я собственной жизнью распоряжаюсь.
– А потом? – как завороженный спросил Рин.
– Потом?.. – задумался Орлик. – Потом все как-то перемешалось у меня в голове. Эта девка словно мозги из меня вышибла. Да не этим шлепком. – Вельт осторожно потрогал щеку. – Этим шлепком она мне их обратно вправила. А тогда она только вполглаза присмотрелась к моей роже, усмехнулась, мечи за спину вернула – никогда не видел, чтобы их оттуда в схватку тягали, – да тут же к чаше отошла, из которой храмовники воду черпают, чтобы паству обрызгать. Сначала припала к ней, как олениха после загона, а потом начала умываться да на шею себе плескать: все-таки воняло от нее, как не от каждого расслабленного пахнет. А когда Солюс возмутиться попытался, она так на него посмотрела, что он чуть язык не прикусил. Тут и я потом покрылся. Тяжелый у нее взгляд, парень! Но так, как она смотрела на поганое пламя… Я хоть и не соображал тогда уже почти, но ненависть ее разобрал. Такая ненависть в ее взгляде была, что, если бы даже Камрет попытался меня уверить, что она и есть Хозяйка Погани, никогда бы я не поверил!
– Не Хозяйка она! – подал голос Рин. – Я бы почувствовал…
– Да, но поганое пламя потушила, – усмехнулся Орлик.
– Как это? – Рин едва не вскочил на ноги, забыв о слабости и корыте.
– А вот так, – сузил глаза вельт. – Соединила ладони, стиснула их, пламя и потухло! Тут Солюс от страха и завыл в голос. Но недолго она так держалась. Разжала кулаки, огонь аж до купола взметнулся, не сразу и успокоился. А девка-то только кивнула сама себе, мол, поняла.
– А я? – не понял Рин.
– А что ты? – хмыкнул Орлик. – Ты, парень, лежал себе да постанывал. Солюс пока, как положено, отпел гимны твоему отцу, а там уж и делатель прибежал. Проспал, бедолага, но ярлыки все составлены были, оставалось имя вписать. Ну я и подошел к девке, показываю на перстень и говорю, что опекунство надо заверить. Она не поняла сначала, на тебя посмотрела, на палец свой. Я уж на всех языках к ней. Хорошо еще ярлык был написан на уставном языке – ну, на старом, на котором все учеты в магистрате ведутся. Так она долго губами шевелила, лишь потом имя свое назвала и палец зачернила да приложила внизу. А Солюс что-то делателю нашептал, так тот от усердия или от страха тут же и гостевой ярлык ей вычертил. Потом-то уж все как-то сладилось. Я у Солюса тележку взял, тебя на нее погрузил и покатил к Северным воротам. Там Камрет должен был ждать. Делатель посеменил, как уговорено было, к магистру Жаму, чтобы к утру все закончить, а девка…
– Что девка? – толкнул в плечо замершего гиганта Рин.
– Она подошла к тележке, посмотрела на тебя, сняла с пояса тыкалку стальную, которую сегодня твой дядя в камень воткнул, да положила рядом с тобой. А я… А я не сдержался да коснулся ее… Каюсь, не сдержался! И не то что облапать хотел – так, побоялся, что развеется она, словно морок. И ведь не хватал, не шлепал – едва дотронулся ладонью! Другая бы отшутилась или руку оттолкнула, а эта развернулась да как вдарит! Веришь ли? – Орлик осторожно потрогал подсыхающий ожог на щеке. – Тут же всякая суета из головы улетучилась. Ага. Вместе с соображением. Только и помню, как вспыхнуло что-то у глаз. Пришел в себя – лежу у колеса тележки и воняю паленым, как жженый кабан щетиной. А девки этой как и не было. И кошеля моего тоже. Ну докатил тебя до Камрета, получил от него выволочку за дурь. Он поколдовал над тобой со своими средствами – они у него чуть ли не от любой хвори имеются. А там уж я тебя к тебе домой и отправил. И вот уж, считай, второй день девку эту ищу, а разыскать никак не могу. Но в городе она, точно тебе говорю!
– Какая она? – только и спросил Рин.
– Ладная, – прошептал вельт. – Не высокая, не низкая. Не толстая, не худая. Все к месту и самым складным образом. Волосы у нее хоть грязные были, а все одно ровно грива у айгской кобылицы. О лице не спрашивай, я виршеплетению не обучался, а простыми словами, кроме как "красавица", никак ее обозначить не смогу. Она, конечно, не Хозяйка никакая и не охотница, но выволокло ее на тебя из самой глубины Погани. А уж как она туда попала, да кто она из себя, то мне интересно не меньше, чем тебе. Правда, вместе со шлепком тем как-то у меня к ней мужской интерес поубавился. Знаешь, парень, не по мне девку в меха кутать да понимать, что она при желании и с тебя самого шкуру содрать может. И я не о колдовстве говорю, которое только и могло меня поджарить да с ног сбить. Она и с мечами управлялась на загляденье. Давно я такого танца не видел, хотя всего-то выдернула клинки да повела вокруг себя. Ну и не в себе она. Смотрит на тебя, и вдруг глаза у нее словно разрывы в облаках в зимнюю ночь делаются, стынет все внутри.
– Это отчего у тебя стынет все внутри? – раздался за спиной Орлика скрипучий голос.
– Бывают причины, бывают. – Вельт шумно поднялся и тут же обернулся к Рину: – Вот, парень, как ты должен был догадаться, хозяйничает в лучшей оружейной лучший оружейник Айсы.
– А ты не знакомь нас, не знакомь, – ухмыльнулся кутающийся в рыжую поддевку черноволосый тарс, почесывая крючковатый нос. – Младший Олфейн еще мальчишкой все оружейные лавки высмотрел, я так даже проверял после него кольчужки, думал, дыры он на них приглядом протрет. Правда, соображаю, мою-то лавку не особо выделил среди других, она на вид даже потеснее прочих будет.
– День добрый, мастер Ханк, – склонил голову Рин. – Зато только в твоей лавке никогда я не видел дешевых поделок!
– Правильно, дешево – значит, плохо, – расплылся в улыбке оружейник. – Ну раз такое дело, пойдем посмотрим, чем я вам смогу помочь или чем вы мне поможете.
Идти пришлось недалеко. Узкий коридор, освещаемый редкими светильниками, уперся в массивную дверь, собранную из окованного железом дуба. Ханк загремел связкой ключей, разомкнул не менее трех замков и потянул на себя дверь, за которой оказалась еще одна, только выкованная целиком из железа, да еще и украшенная медными заклепками. Дальше была и вовсе каменная плита. Но Ханк подмигнул Орлику, подергал что-то в сумраке над головой, приналег и сковырнул плиту в сторону, показывая, что и она тоже такая же дверь, как и прочие.
– Не удивляйся, – усмехнулся вельт, когда все трое оказались в холодной комнате с занавешенными тяжелой тканью стенами, посередине которой под висячим светильником стоял узкий стол. – Ханк может попасть сюда и более коротким путем. Это чтобы ты кое-что понял.
– Ничего он не понял, – улыбнулся тарс, отчего уголки рта его оказались выше кончика носа. – Да и не следует ожидать блеска там, где и заточка еще не легла.
– Я и вправду не понял, – признался Рин. – Единственное, что приходит в голову, что за этими занавесями укрыты сокровища.
– Ну для кого-то и сокровища, – довольно кивнул оружейник, – а для кого-то результат особого умения, тяжелого труда и благоволения Единого. Однако, как бы дорого я ни собирался сбыть особым клиентам особый товар, который не выставляю в лавке, а храню здесь, уверяю тебя, парень, с каждой следующей отпертой перед ним дверью мой заказчик в собственной голове повышает цену на мой товар без всяких усилий с моей стороны.
– Ничего не происходит без усилий! – заметил Орлик.
– Кое-что делается с радостью, – отозвался Ханк. – Особенно если речь идет о друзьях. Не сомневайся, молодой Олфейн, цену за товар возьму, но навар скоблить с тебя не буду. К тому же нелегкое испытание тебе предстоит!
– Смотри-ка! – удивился вельт. – Слухи и вести не ходят по улицам Айсы, а летают над ее крышами! В таком случае добавлю, нелегкие испытания предстоят всем нам!
– Я был вчера и в Поганке, и в поселке, – нахмурился оружейник. – Подозрения твои, Орлик, хотел проверить. Улицы за стеной Айсы словно вымерли. Впору было бы успокоиться мне, вельт, но уж больно старались убедить меня трактирщики, что никакого наплыва посетителей и не было. Да и те купцы, что стояли на торжище, словно языков лишились. И, кстати, некоторые отправились восвояси не торным трактом, а бездорожьем, на север, через Тарсию.
– И там им не будет дороги, – покачал головой гигант. – Значит, не всех купцов Боска под себя подгреб?
– Увидим, – прищурился Ханк. – Однако магистрат уже извещен.
– Известить воина – мало, – пожал плечами Орлик, – надобно еще разбудить его и дать в руки оружие.
– Почувствует врага, сам ухватится, – отрезал оружейник.
– Было бы кому хвататься, – скривился вельт.
– О чем вы? – удивленно оглядел обоих Рин. – Ну о своем испытании я знаю уже, а вот о чем магистрат должен заботиться, не понял. Да и насчет того, чтобы цену дать за товар…
– Не спеши, парень, – отмахнулся Орлики неслышно опустил на край стола топор и пику. – Не облизывай ложку, пока не окунул ее в котел. Придет час, все узнаешь. Давай-ка займемся делом, Ханк, начинай!
– Начало спину не ломит, – подмигнул Рину оружейник и сдернул с середины стола ткань. На черном сукне остался меч опекунши, обломки кинжала дома Олфейнов и короткий сверток.
– Начнем с этого. – Ханк двинул к себе сверток, развернул холстину, и Рин пошатнулся от боли, пронзившей виски. На столе лежал оконечник его меча. Острие блестело неповрежденным металлом, но ладонью выше бугрился окалиной короткий огрызок.
– А что тут начинать? – хмыкнул Орлик. – Все, что торчало в земле – осталось, остальное – сгорело.
– Не сказал бы, приятель, – покачал головой Ханк. – Не все так просто. Ты вот не жалуешься на пику, на топор?
– Нет, – пожал плечами вельт. – Наоборот, всякий раз готов благодарить мастера. Ни одного мига не было, чтобы я пожалел о том, что купил их у тебя.
– Спасибо, друг, но не ты один покупал мои пики, – заметил Ханк. – И некоторые из моих покупателей не избежали гнева Погани. Так вот, мне приносили пики с обугленными рукоятями, но никогда металл не был поврежден. Я держал в руках целые медные пряжки с поясов, плащей и сапог несчастных, от которых ничего не осталось, кроме пепла, а медь плавится легче стали!
– Ты хочешь удивить меня? – поднял брови Орлик. – Да, за пределами Айсы Погань берет все, что хочет, но в городе она властна только над мертвыми. Или ты не видел, как умерший обращается в пепел, а его постель остается нетронутой?
– Я не об этом, – сдвинул брови тарс. – Лет пять назад, когда на месте Солюса заправлял в Кривой часовне другой настоятель, мне удалось подпоить старика и провести у поганого огня целую ночь. Я продержал стальную полосу в огне до утреннего колокола, но она даже не нагрелась!
– Поганый огонь и руки не сжигает! – заметил вельт.
– За редким исключением! – поднял палец Ханк. – Или у тебя, младший Олфейн, не случалось ожогов?
– Не единожды, – опустил голову тот.
– Подожди огорчаться, – положил руку ему на плечо Орлик. – Как бы не пришлось гордиться этим.
– Однако у тебя клеймо есть, – прошептал Рин.
– Клеймо? – с улыбками переглянулись вельт и тарс. – Клеймо есть, но к Погани оно не имеет никакого отношения.
– И его приходится раз в месяц обновлять, – добавил Ханк.
– Но ты же ходишь в Погань! – уставился на Орлика Рин.
– Да, – кивнул вельт. – Обвешиваюсь амулетами, как тотемное дерево в поселке лесовиков, и хожу. Не как раб Погани, а как свободный человек!
Рин нервно сглотнул.