За станцией канатной дороги он поехал быстрее, с опаской поглядывая на дракошей – они кружили над сверкающими крестами церкви. Обогнал автобус и, проскочив два перекрестка, свернул налево. Улочки, примыкавшие к Верхнему рынку, уже опустели – торговый день закончился – и такси без помех и очень быстро достигло гостиницы "Пятигорск". Отсюда до здания Администрации было рукой подать.
– Сколько с нас, разнесчастных? – спросил Тришка и нехотя полез в карман.
– Сто семьдесят рублей. Если можно, чилдриками, – водитель виновато улыбнулся.
– Это можно. Величайший, заплати, а? – Тришка обернулся к дейфу. – У меня дырка в кармане. Наверное, мыши прогрызли и все денежки тю-тю.
– Вот только не надо обманывать, – Шанен Горг потер ладони, сотворяя синенькую купюру. – Прошлый раз у тебя все деньги ушли якобы на нужды революции, а теперь, говоришь, мыши.
От стыда или более пылкого чувства нос Триши покраснел. Он проворно выскочил из машины, предпочитая дожидаться магистра на улице. Едва Хельтавар вышел и отряхнул свой безупречный костюм, "Волга" отъехала в сторону, развернулась и помчалась по улице вверх. У таксиста было предчувствие, что перед "белым домом" сейчас произойдет нечто чрезвычайное. Может быть, в его черепушке на миг проснулся дар прорицателя, а может, на эту мысль его натолкнули жуткие рубиновые искры, сверкнувшие в зрачках дейфа, когда тот приподнял очки.
Такси уехало. У гостиницы "Пятигорск" было безлюдно, пустынно, только ветер гонял обрывки рекламных буклетов и мелкий мусор. За то рядом, на площади перед Администрацией творилось практически вавилонское столпотворение. Возле центральной клумбы собралась многочисленная толпа, которая скандировала:
– Воду! Воду! Даешь чистую воду! Без перерыва!
Поодаль расположилась группа разгоряченных, неопрятно одетых мужчин. Их было немного, но выкрикивали они громко:
– Пиво! Пиво! По утрам и вечерам!
Женщины, ставшие полукругом у ступеней к скверу, взирали на них крайне неодобрительно и роптали. Видимо, там в большинстве собрались пенсионерки и домохозяйки, пострадавшие от неожиданного ассортимента жидкостей, поставляемых ЖидМасТрубой. Если прислушаться, то их реплики звучали так:
– Моя новая кофточка! Поставила полоскать, а из крана… Масло на нее из крана!
– А Петровне халатик грязью какой-то обдало.
– А у меня из-за этой грязи стиральная машина сгорела! За шестнадцать тысяч!
Большая группа активистов сотрясала воздух требованиями восстановить нормальную телефонную связь. Возле них собрались группы поменьше с запросами не столь громкими и порою абсурдными. Кто-то умолял вернуть какого-то Фиму. Кто-то – забетонировать рот памятнику Кирову, который имел неосторожность сквернословить на вокзальной площади. А кто-то прекратить показ безнравственного и преступного телесериала "Совокупление мипилитириды". Ближе к Администрации широким фронтом развернулись курортники и гости города, которых занесла судьба в Пятигорск по путевкам, командировкам и всяким иным уважительным причинам. Многие из них держали транспаранты с надписями: "Долой границу!", "Пустите домой!", "Скучаю по теще!", "Хочу к жене и детям!". На некоторых табличках было просто начертано фломастерами и даже губной помадой: "Москва" или "Саратов", "Украина" или "Магнитогорск". Здесь же топтались сотрудники ликвидированной прокуратуры с лозунгом "Прокуроры против беспредела", под которым был нарисован нож и пистолет. Особняком держалась толпа макабцев. Они быстренько приняли местные манеры самовыражения и тоже обзавелись табличками, на которых было написано коряво и с множеством ошибок: "Мы тоше хатим жидь!", "Дайте скорее жидь!", "Нет дескременацие!", "Хатим жидь в дамах с краватями и туалетами!".
Макабцев и здание Администрации от агрессивного люда отделяла длинная шеренга ОЧМОНа – Отряда Чесной Милиции Особого Назначения. Чесный милиционеры, вооруженные резиновыми дубинками и пластиковыми щитами, стояли сурово и неподвижно, до сих пор пресекая попытки пройти через обозначенную линию. Однако толпа, за два часа изрядно разросшаяся и окрепшая в бунтарских настроениях, грозила вот-вот пойти на цепь ОЧМОНовцев и порвать ее. Выкрики представителей Администрации, сгрудившихся возле микрофона, призывавших граждан к спокойствию, лишь сильнее заводили собравшихся, вызывали то смех, то острые приступы злобы. А на крыше книжного магазина появились хулиганистые парни. Они лихо посвистывали и поигрывали булыжниками, вот-вот готовыми пойти в ход.
– Уважаемый, – сказал Тришка магистру, – а неплохое место. Широкое и людное. И вид прекрасный. Мне нравится, – задержавшись на ступеньках, он вдохновением оглядел площадь и продолжил спуск.
– Только народ шумит непонятно чего, – продолжил гог, протискиваясь через плотные ряды собравшихся. – Ой, народ! Ой, народ какой дурной! Бьюсь об заклад, если им чилдриков дать каждому по горсточке, то мигом разойдутся и забудут, чего шумели.
– Может быть. Но, поскольку денег у тебя нет, мы попробуем унять беспорядки другим способом, – ответил Хельтавар и направился прямиком к шеренге милиционеров.
Сначала ему попытались преградить путь какие-то пенсионеры, озабоченные ростом тарифов на коммунальные услуги. Однако когда они разглядели дейфа получше или приметили семенившего за ним Тришку, то мигом расступились. А старушка в плетеной шляпке душевно пропела:
– Спаси и сохрани!
– Аминь, – согласился Хельтавар.
– Мы свои! Хрипуновцы мы! – сказал Тришка ОЧМОНовцам, сомкнувшим щиты. – Нам по ту сторону надо. К микрофону.
– Чего еще? – не понял намерения гога старший лейтенант – он распоряжался на этом участке оцепления.
– К микрофону надо, – повторил Тришка. – С народом будем базарить. И спасать ваши задницы.
– Пропусти нас, – ласково произнес магистр и приподнял очки, словно под темными стеклами скрывались не глаза дейфа, а некий универсальный и всемогущий пропуск.
– Слушаюсь! – выпалил старший лейтенант и вытянулся по стойке смирно.
В шеренге доблестных ОЧМОНовцев мигом образовалась брешь, куда направился Шанен Горг с Тришкой.
– Здравствуйте! Здравствуйте, товарищи! – приветствовал Триша заседателей городской Думы и людей из Администрации, державшихся тесной кучкой. А Васюкину Игорю Владимир овичу он подошел и пожал руку. Потом спохватился и потряс потную ладонь Руслану Мудашеву, который тоже занимал какой-то очень важный пост в мэрии.
Хельтавар отделался лишь несколькими любезными поклонами.
Потом Тришка окинул важных чиновников очень важным взглядом и сказал:
– Что ж, господа-товарищи, конфликты нужно разрешать. Нужно, нужно. Не гоже, когда конфликты превращаются в такой масштабный скандал. Вредит это делу революции, понимаете ли.
– Мы то понимаем… – отозвался Руслан Мудашев, польщенный вниманием гога, – но сделать ничего не можем. Нет нужных средств и возможностей.
– Давайте тогда вместе. Так сказать, сплоченными усилиями, – Тришка подошел к стойке, наклонил микрофон пониже и громко сказал: – Раз, два, три! Проверка связи!
Волновавшаяся толпа притихла.
– Как слышите, товарищи? – осведомился гог и поднес ладошку к оттопыренному уху.
По разноголосым откликам Тришка догадался, что народ слышит его неплохо.
– Ну, жалуйтесь, что вам не нравится, – сказал гог.
И в следующий миг понял, что совершил очень каверзную промашку: толпа затихла, но только на миг, чтобы переварить Тришкины слова. В следующую секунду ее прорвало сотнями рассерженных голосов. Народ придвинулся ближе к оцеплению и орал всякие немыслимые жалобы. Господин Васюкин, Руслан Мудашев, другие лица и физиономии из "белого дома" попятились к дверям. ОЧМОНовцы подняли и сомкнули щиты.
– Что ж ты наделал! – разочарованно проговорил магистр своему соратнику. Оттеснил его от микрофона и, вытянув руку к группе требовавшей открыть магическую границу, произнес:
– Вы хотите покинуть наш город?
– Да! Немедленно! К чертовой матери! – раздалось из толпы.
– Выполняю, в меру сил и возможностей, – отозвался Хельтавар.
Он щелкнул пальцами. Мигом в воздухе возник желтоватый вихрь. Над головами гостей из Москвы, Тамбова, Магнитогорска, других городов разлилось сияние, и открылся портал – воронка с туманными краями. В ее зеве виднелось мутно-зеленое небо и бурые холмы с уродливыми, неземными деревьями.
– Пожалуйста, – с любезной улыбкой сказал Шанен Горг, и народ, желавший скорее покинуть город, начал вдруг отрываться от земли, воспарять к воронке.
Толпа сразу притихла и с волнением наблюдала, как в портале один за другим исчезают курортники да прочие гости города, помахивая транспарантами, болтая ногами, что-то беззвучно выкрикивая. Молодая женщина уронила сумочку с паспортом и просроченными билетами на самолет до Санкт-Петербурга. Сопротивляясь неведомой силе, дамочка вертелась у границы портала, хваталась за зыбкие края, пока мужчина в синей майке не боднул ее в живот. Дальше они полетели в обнимку, кувыркаясь и что-то пылко высказывая друг другу.
Через пару минут площадь перед "белым домом" освободилась от трети митингующих – одни подались к иным мирам, другие, так сказать, сделали ноги. И те, что напирали на цепь ОЧМОНовцев, поубавили в энтузиазме, отступили к клумбе.
– Вы, – Хельтавар вытянул палец к макабцам, – чего хотели?
– Жилья у нас нету. На улицах прозябаем, – начал иноземец в цветастом халате.
– Скотину содержать негде. Повозку никуда не приткнуть, – поддержал его другой, блеющим словно у козла голоском.
– Определите их в пансионат или санаторий, – посоветовал магистр представителям Администрации. – Надеюсь это в ваших силах?
Руслан Мудашев отчаянно закивал.
– А вы? – дейф вытянул палец к старушенции, сжимавшей древко транспаранта.
Бабуся оказалась смелая, даже дерзкая и заорала:
– Воды чистой мне будьте любезны! Никогда такого безобразия не было, чтоб из крана текло всякое дерьмо. Воды! Чистой и без перерыва!
– Будет лично вам чистая, – прервал ее Хельтавар. – И без перерыва. Ни один сантехник перекрыть не сможет.
– А я требую отменить показ вашего сериала "Совокупление мипилитириды"! – крикнула женщина элегантной внешности. – И заткнуть рот Кирову! Позорище какое!
– А этого не будет, – отверг Хельтавар.
– У нас демократическая революция! Мы за либеральные ценности и свободу слова! – схватив микрофон, пояснил Тришка.
– Да пропади оно все пропадом! Провались ваша революция! И все здесь провались! – заорал мужчина, еще недавно примыкавший к группе любителей пива.
Неизвестно что ввергло его в такое мрачное настроение, но орал он громко и топал ногами. Может, от воплей и его лошадиного топота, а может, от чего-то иного бетонные плиты под мужичонкой растрескались, и вся площадь заходила ходуном. Переломились бордюры клумбы, березка и ели наклонились в стороны. Из глубин земли раздалось ворчание, а потом страшный грохот. Митингующие с криками бросились прочь, и даже стойкие ОЧМОНовцы не выдержали: побросали щиты, дубинки; кто бегом, кто быстрым шагом двинулись к лестнице. Лишь Тришка и магистр Шанен Горг, остались на месте, словно в их сердцах поселилась бесконечная храбрость.
А перед зданием Администрации происходило нечто катастрофическое. Площадь начала прогибаться, проваливаться кусками. Посреди ее образовалась гигантская трещина, которая все ширилась, удлинялась через сквер куда-то к памятнику Владимир у Ильичу, стоявшему на возвышенности. И со зданием Администрации творилось дело совсем неприличное. Теперь его никак нельзя было назвать "белым домом", поскольку стало оно серым или скорее черным. Фасад его изменился до неузнаваемости: прямоугольные окна исчезли, их заменили окошки стрельчатые с угрюмой лепниной. Следом бывшая Администрация обзавелась островерхой крышей и зубчатыми башенками. Возле входа, где дрожали от ужаса представители мэрии и городской Думы, выросли колонны грубого камня и материализовались тяжелые кованые решетки.
– Товарищ Васюкин, вы посмотрите, что делается! – восхищался Тришка. – Ай, какой дворец образовался за вашими спинами! А здесь-то что! Глядите, здесь! – гог замахал ручонкой, призывая заместителя мэра подойти поближе и заглянуть в пропасть – она разверзлась на месте недавнего митинга.
– Эй, господин Мудашев! Чего вы стоите, как неродной?! И вы товарищи! – окликнул гог сотрудников Администрации, которые перепуганными поросятами жались друг к другу. – Ступайте сюда, а то не увидите всю прелесть!
Самым отважным оказался все-таки заместитель мэра. Он сделал несколько шагов и робко заглянул в пропасть. Ему открылся истинно грандиозный вид: сразу внизу блестело озерко с грязно-голубой водицей, а от него тянулся каньон неимоверной глубины. Дно его срывал мрак, скальные выступы внизу окутывали серые языки тумана. И из этой ужасной пропасти веяло сыростью и такой тоской, что волосы на голове товарища Васюкина встали дыбом, и он произнес, безумно глядя перед собой:
– Боже мой! Как же мы теперь на работу будем ходить?! Неужели мимо этого?!
– Очень полезный пейзаж, я вам скажу, – заметил Тришка. – Глянешь из окошка, и сразу вспомнишь о нищете и смерти. Эти мысли самые главные, для важных господ, которые заботятся о простых горожанах. – Тришка повернулся к Хельтавару и признал. – Славненько Провальчик переместился! Лучшего места и не придумаешь! Но все-таки чего-то не хватает. Самой малости, магистр.
– Пожалуй, – дейф поднял ладонь, прошептал два слова, и воздух в каньоне вздрогнул от сотен крыльев черных птиц. На одном из каменных выступов появились сирены. Их красивые и жутковатые голоса разнеслись эхом между скал.
– Ах, как поют! – восхитился гог. – Правда, уважаемый? – он слегка ткнул локтем товарища Васюткина. – Поют сладенько, точно ваши депутаты перед выборной кампанией.
2
Вей-Раста несколько минут колдовала возле мглистого полукруга, наконец, убедилась в своей беспомощности и опустила костяной жезл.
– Мы же не бросим нашего рыцаря? – Семин стоял в растерянности, понимая, что с Каспером стряслась беда и сейчас коротышке ничем нельзя помочь.
– Разумеется, нет, – отозвалась Ларса. – Хотя он пьянь безголовая, но он наш.
– Наша родная пьянь, – согласился Артем.
– Если они что-нибудь сделают с ним, я горло перекушу им и выпью кровь, – пообещала Вей-Раста, помахивая магической палочкой, на которой каплей крови алело навершие.
– Спасибо тебе, – в приливе теплых чувств сказал Артем.
– Чего спасибо? – волшебница откинула волосы с лица. Кошачьи глаза удивленно изучали на эксперта-оценщика.
Семин пожал плечами:
– За дружескую заботу, наверное. А если бы со мной что случилось, ты бы тоже горло перекусила? – скромно поинтересовался он.
– И за тебя перекусила бы. Даже с большим удовольствием. Р-ррр… – она усмехнулась и клацнула маленькими белыми зубками. – И тебе могу перекусить, если потребуется. Ладно, идем к Заставе. Только оттуда магистры с помощью древних механизмов способны восстановить портал, – закинув сумку за спину, Вей-Раста направилась по тропинке.
В тени раскидистых деревьев они прошли мимо озерка. Крокодильчиков, которых с озорством отстреливали капитан Лыков и господин Каспером, здесь отчего-то не было видно. Даже на мелкой гальке не сохранилось их следов. Пейзаж вокруг дышал совершеннейшим миролюбием: птички щебетали листве, синие бабочки порхали над цветкам – полная идиллия. Только солнце, повисшее точно в зените, мнилось странным: не круглым, как все нормальные солнца, а похожим на огромную каплю, сверкающую жарким золотом.
Артем пока ни о чем Вей-Расту не расспрашивал: просто шел за ней в обход зеленой кущи не то заморских дубов, не то инопланетных осин и с опаской поглядывал по сторонам. Слушал трели птичек, жужжание насекомых, похожих на толстеньких майских жуков. Неожиданно до ушей эксперта-оценщика донесся звук ломающихся веток. Этот звук встревожил не только Семина, но и бесстрашную Вей-Расту.
– Что бы это могло быть? – поинтересовалась ведьмочка, глянув на Артема и повернувшись к чаще, через которую несся боров или другая неаккуратная скотина.
– Понятия не имею, – ответил Семин.
– Люди! Люди! – раздался вопль из кустов, и снова захрустели ветки.
Видно было, что эти два слова, произнесенные откровенно по-русски, произвели на волшебницу могучее впечатление. Она ахнула и застыла с открытым ртом, глядя на человекоподобное существо, выкатившееся на тропинку.
Существо оказалось высоким, ужасно худым и испачканным грязью. Грудь его была голой, в меру волосатой, ниже талии болталась не то зеленая мини-юбка, не то какая-то неприличная рвань. На мгновение остановившись и будто испытывая замешательство, похожее на то, которое переживала Вей-Раста, существо взвизгнуло и, размахивая длинными руками с палкой понеслось по тропе.
– Я задержу его! Беги! – процедил Артем, мужественно заслоняя Вей-Расту.
– Как-нибудь сама справлюсь! – отвергла Страж и сделала шаг вперед.
– Госпожа Ларса! – заголосило это худое полуголое чудовище, выронило палку и, совершив длинный прыжок, схватило в охапку ведьмочку. – О, Ларса-Варса! – простонало оно, прижимаясь щетинистой щекой к чистенькому и изумленному лицу волшебницы. – Неужели это вы?! Опупеть!
– Ларса Вей-Раста! – поправил Семин, начиная постепенно признавать в диком агрессоре капитана Лыкова.
– Да! Конечно! Конечно! – милиционер повернулся к нему и затряс головой. – Извини, забылся! Это от тоски! От горького одиночества! Артем Степанович! – отпустив волшебницу, участковый повернулся к Семину и с силой сжал его ладонь. – Прости, друг! Я думал, буду здесь заключен навсегда, и чуть не свихнулся, увидев вас!
– Привет, – ответил Артем, стараясь освободить пальцы из его красной и очень цепкой клешни. – Что-то ты, зарос немного, – заметил он, глядя на измятую щетину на лице капитана.
Вообще, Владимир Владимир ович при ближайшем рассмотрении выглядел совсем плохо. Помимо щетины, как минимум недельной давности, милиционера украшали синяки и всевозможные ссадины, словно его кто-то пнул с обрыва, и он, пересчитав головой и ребрами все камни, кусты и сучья, чудом остался жив. Одежды на нем не было никакой, если не считать нескольких пожухших лопухов, из-за сплетенных стеблей которых торчало красное милицейское удостоверение.
– Сильно зарос. И неважно выглядишь, – заключил Семин. – Ты ведь еще утром после пьянки был свежее.
– Каким утром? – не понял Володя. – Утром я за ежиком погнался и провалился в яму. Думал, все – прощай несчастная жизнь. Все-таки выкарабкался. И какая пьянка? Здесь, друг, кафе и магазинов нету. Уже забыл, как это дело пахнет.
– Извини, но сегодня утром вы с Бурковым и господином Скальпом сидели у меня на кухне и попивали водочку. Потом ты домой засобирался, только не смог пойти – соборотничал в кота, – напомнил Артем, замечая, что Вей-Раста как-то вся насторожилась и помрачнела. – Ну, напряги память, товарищ капитан. Или у тебя все от этого… посткошачий синдром?
– Нет, Степанович, это ты меня извини, но водку у тебя на кухне мы пили… – он наморщил лоб, что-то воскрешая в памяти. – С недельки полторы назад. Или более того. Уже много раз здесь зажигалось и угасало солнце. И много-много времени с тех пор прошло, – Лыков почесал небритую щеку. – Натерпелся я здесь. И крокодильчиков дубиной гонял, и от голода помирал, пока не подвернулась богатая поляна с ягодами и грибочками.