- Боюсь, что все не так, как ты думаешь. Ива изменился, да ты и сама это увидишь. За эти четыре дня, что прошли с того момента, как он пытался снова покончить жить самоубийством, он стал другим человеком. Да ты и сама увидишь, когда он придет. Он стал самим собой, каким был до этой истории с Каитиной. Мне кажется, что он теперь наконец-то действительно понял, что самоубийство - это очень плохо. Он в тот же день долго просил прощения за все, что устроил. Просто спасибо тебе за то, что ты есть, и за то, что сделала для него, для меня, для всех нас.
Я удивленно хлопала глазами, а Танра тем временем обняла меня, но вскоре отпустила, утирая слезы.
- Извини, просто очень тяжело жить, зная, что любимый сын может в любой момент попытаться убить себя. А теперь я, наконец, перестала бояться, - сказала Танра, поднялась и пошла в ванную.
Входная дверь хлопнула, и до меня донеслось:
- Мам, я дома! - крикнул Ива. - А Шелгэ приехала?
- Давно уже, - ответила я, застывая в проходе.
- Шелгэ… - Иве широко улыбнулся. Что-то я за ним такой откровенно-радостной улыбки раньше не замечала.
Он скинул с плеча сумку и подхватил меня на руки, точнее, он меня просто обнял, но ноги все равно оторвались от пола. На пол он меня так и не поставил, принялся целовать. Я, в принципе, не против, но это определенно что-то новенькое. Это и есть обещанные изменения? Тогда мне нравится!
Мы с Ивой сидели в гостиной, точнее, я сидела, а он улегся, положив мне голову на колени. Было уже довольно поздно. Он тихонько мурлыкал, я перебирала волосы. Ну, нравятся мне его волосы, да и вообще волосы аладаров, они мягкие, пушистые, гладкие, не то, что у нас, арийцев. Но что-то у него с прической было не так.
- Слушай, я раньше не видела, чтобы ты пробор посередине делал, - удивилась я.
- А я при тебе и не делал, всегда на сторону, - ответил Ива.
Я пригладила волосы и посмотрела на него, потом переложила пряди так, как они обычно лежали, сравнила.
- Тебе прямой больше идет, - я вынесла вердикт.
- Я знаю.
- Хм… а зачем тогда на сторону носил? - удивилась я.
- Нравилось.
- А теперь резко разонравилось?
- Ага, - кивнул Ива.
Н-да, странно.
- К тебе мама не приставала? - неожиданно после долгого молчания спросил Ива.
- Почему "приставала"? Мы с ней просто поговорили, - пожала я плечами.
- О чем? - Ива даже голову повернул, чтобы взглянуть на меня.
- Обо все понемногу.
- О чем конкретно? - не унимался Ива.
- О моем обучении в академии, о моем обучении в университете, о моих возможностях и о тебе.
- Обо мне? - обеспокоился Ива.
- Слушай, хватит дурачка из себя строить! Ты думаешь, если ты ей ничего не сказал и не объяснил, то она успокоится? Она же твоя мать, она переживает за тебя.
- Ты ей все рассказала?
- Все, что она пожелала знать, - кивнула я. - А ты хотел что-то скрывать?
- Да нет, - теперь Ива наоборот отвел взгляд. - Я даже рад, что ты сказала, сам бы я не смог.
- Ну и зря, она волновалась.
- Да мне стыдно просто, я не могу…
- Ну, знаешь, натворил - отвечай!
- Я знаю, знаю, Шелгэ, но я просто не знаю, что ей сказать. У меня, кроме, того, что я полный придурок, больше слов нет.
- Самокритика - это хорошо, но информация лучше. Ей и всего-то надо было понять, что и как произошло. Представляешь, она думала, что звезду в стену загнал ты.
- Я? Да я их даже брать не знаю, как, не то, что кидать! Что еще она хотела знать?
- В основном ее волновало, что за чем было и почему все так вышло. Не знаю, конечно, зачем. Я бы на ее месте точно не стала об этом расспрашивать, тяжело матери слушать.
- Наверно, хочет, чтобы больше у меня ничего такого не вышло, - предположил Ива.
- В смысле? Она, что ждет, что ты снова будешь с жизнью расправляться?
- Да, - вздохнул Ива. - Ну, просто так в первый раз было… Шелгэ, ну не надо!
- Ни фига себе не надо! Мне тут сообщают информацию, что ты снова собираешься вешаться, а я должна ее игнорировать?!
- Ох… - Ива закрыл лицо руками, прячась не то от меня, не то от себя. - Я не буду больше… ну… я знаю, что мало верится, но это правда.
- Ага, матери иди, скажи, а то она уже всерьез приготовлениями занялась, чтобы в третий раз у тебя тоже ничего не вышло, хотя я бы на ее месте тебя бы самолично пришибла!
- Шелгэ, - жалобно попросил Ива.
- Что Шелгэ? Я, что ли, тут на люстре вешаться собиралась? Мои родители точно знают, что я со всем справлюсь! А если с чем не справлюсь, то приду и попрошу у них помощи! А ты что наделал? Иди и объясни ей все! - я пихнула его в спину.
- Шелгэ, я не могу! - воскликнул Ива.
- Творить мог? Вот теперь иди и отвечай за свои действия! Она же у тебя сама с ума сойдет! - я пихнула сильнее.
- Шелгэ, я не могу, она не поверит. Никто не поверит! - Ива сел и всплеснул руками. - Ну, как ты не понимаешь? Я два раза пытался свести счеты с жизнью, они мне не поверят! Никто!
- А ты скажи так, чтобы поверили.
- Я не знаю, как, я не могу!
- Можешь! Объясни, что ты понял, и как теперь будешь жить, и главное, зачем ты будешь жить!
- Ради тебя, - честно ответил он.
- Ты что, совсем дурак? - я поразилась до глубины души. - Ты вообще ничего не понимаешь? Жить надо ради себя! Жизнь твоя, и ты живешь так, как ты этого хочешь! Не для меня, не для матери. Для себя! А если я окажусь не такой, как ты думаешь? А если я уйду к другому? А если я уеду? А если меня убьют? Что тогда? Опять смысла жить нет, смысл жизни - мрак? Ты что, всю жизнь так и будешь туда-сюда между желанием и нежеланием жить?
- Но как еще? - Ива действительно не понимал.
- Ты действительно не знаешь? - переспросила я.
- Нет, - Ива качнул головой. - А ради чего живешь ты?
- Хорошо, я объясню, как живу я и большинство арийцев. Жизнь для нас - это бой. Неважно, первый или последний. Ты готов умереть прямо сейчас?
- Нет, - резко ответил Ива.
- А я готова. Прямо сейчас, и ни секундой позже. Мне не нужно времени на прощание, не нужно на сборы или завершение дел. Я готова умереть немедленно. И каждый раз, выходя на бой, я готова к смерти. Я не оставляю неоконченных дел, я все делаю так, чтобы не оставалось ничего незавершенного. Даже если я сделала что-то не до конца, я точно знаю, что ту часть, что я сделала, я сделала так, как надо, так, как я могу, так, как я хочу. Я никогда ни о чем не жалею, не хочу переделать. Все, что сделано, - то ушло и теперь неизменно! Уходя, я каждый раз ухожу навсегда, я готова к тому, что я больше могу никогда не увидеть тех, с кем попрощалась. В арийском языке даже нет слов "пока" или "до свидания", только "прощай". Я не боюсь смерти, но и не ищу ее. Я принимаю ее как данность и неизбежность. Я живу каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду, как последнюю. И когда настанет мой последний бой, я буду готова проститься со всем, что у меня есть, и отправиться дальше. Вот так живу я и многие арийцы.
- Я так не могу, - через некоторое время очень тихо сказал Ива.
- Я вижу, но тебе так и не надо. Мы, арийцы, живем боем, и поэтому готовы умереть, так учат нас наши родители, а вы - аладары, вы другие. Я не знаю, как живете вы, наверняка у вас другие ценности, но они есть, и ты должен их найти. Если не знаешь, спроси у родителей!
- Я спрашивал еще в больнице… я спрашивал, зачем они меня откачали, почему не дали умереть?
- И что они тебе ответили?
- Они сказали, что любят меня, - ответил Ива, окончательно понурив голову. - Сказали, что хотят, чтобы я жил и был счастлив.
- Тебе мало?
- Нет! Но это же не смысл…
- А ты хочешь, чтобы тебе рассказали старую легенду о том, что весь твой род имеет высокое предназначение, и после исполнения тебе тридцати лет ты обретешь невиданную силу и будешь спасать параллельные миры? - я была крайне возмущена, Ива же впал в прострацию.
- Нет, не это… - наконец сказал он.
- А что? Ты ждал каких-то указаний? Или четкой формулировки цели, мол, живи вот так и так, для вот этого и еще вот этого? Так, что ли?
- А что тогда? Какой же смысл жизни?
- А смысл - это не конкретная цель, не напутствие и тем более не сказка. Смысл жизни - это что-то внутри, что дает тебе силу и волю, то, без чего жизнь пуста.
- Память?
- И она тоже, а еще есть потребности настоящего, вера в будущее, да много чего еще, что заставляет жить. Любовь родителей - тоже одна из составляющих смысла жизни, та его часть, которую дают тебе родители, а еще есть Лехо, который тебя тоже любит, а еще есть я и еще куча людей. А еще у тебя есть любимое дело, которому ты готов посвятить всю свою жизнь и в котором постоянно совершенствуешься.
- Юриспруденция - это только потому, что мама так захотела.
- А как же музыка?
Ива всерьез задумался.
- И так везде, все в этом мире дает тебе смысл жизни, все, с чем ты соприкасался, все, что соприкасалось с тобой. Все это накладывает отпечаток на твою жизнь и дает тебе опору, дает смысл, которым нужно жить, смысл и цель, к которой нужно стремиться…
- Наверное, я понял… - сказал Ива. - Смысл жизни в… самой жизни, а не в чем-то конкретном.
- Да, думаю, по-другому не скажешь. Теперь ты можешь пойти к матери?
- Нет! Я не смогу ей все это объяснить.
- Сможешь! Если понял, то сможешь, - убежденно сказала я.
- Но…
- Иди, она тебе часть смысла жизни отдала, теперь твоя очередь сделать ее жизнь осмысленной, и не тем, чтобы она постоянно думала, как бы ты с собой чего-то не сделал!
- Но уже ночь, она спит!
Я прикрыла глаза и потянулась к Танре.
- Нет, она не спит, она в ванной…
- Что она там делает так поздно? - удивился Ива.
- Плачет…
- Что?
- Иди!
Ива встал и беспомощно оглянулся на меня.
- Я тебя здесь подожду.
Постояв еще с полминуты, он все же вышел из гостиной. Н-да, и как можно так жить без смысла жизни, без стержня в жизни? В который раз уже удивляюсь ему. И как он живет? Неудивительно, что он уже второй раз пытался свести счеты с жизнью. Я бы, пожалуй, тоже так поступила, чем жить в вечных метаниях, да еще если кто-то специально выводит из равновесия.
Я приготовилась ждать долго, но Ива вернулся достаточно быстро.
- Хм…
- Она меня выгнала, сказала, что все хорошо, и чтобы я шел дальше заниматься своими делами! - сказал Ива, застывая у двери.
- Ты ее хоть утешил?
- Сказал, чтобы она не расстраивалась, что я все понял и больше ничего подобного не выкину, даже думать не буду, - кивнул Ива. - А она не поверила и спросила, как же это я так взял и все понял.
- И что ты ей сказал? - не дождавшись продолжения, спросила я.
- Что ты объяснила, - Ива отвел взгляд и даже голову опустил, только ушами поводил с интересом. Потом спохватился, и уши тоже застыли.
- И?
- Ну, вот после этого она меня и выгнала…
- Ты ничего умнее не придумал?
- Нет…
- Ну и что мне теперь с тобой делать?
Ива еще больше ссутулился, видимо его этот вопрос тоже интересовал.
- Пойдем, - неожиданно оживился Ива, подошел, взял меня за руку и повел. Вскоре мы оказались в его комнате. Я здесь бывала и раньше, но что-то все же изменилось. Кровать, шкаф, письменный стол, полки с книгами… а вот это уже что-то новенькое. Раньше здесь стояла только одна картинка. Вот эта, где Ива стоит в полный рост, лет ему примерно столько же, сколько и теперь, видимо, эту картинку сделали незадолго до моего появления. А теперь их тут три. Так, вот эту я тоже видела, это Лехо нас с Ивой скартинил. Ива тогда долго сопротивлялся, но потом все же обнял меня, теперь вот себе эту картинку поставил. А вот эту я вижу впервые. Здесь Иве лет шестнадцать, но я бы, пожалуй, его не узнала, если бы не кисточки на ушах и фиолетовые глаза, решила бы, что это Лехо волосы выпрямил и остриг. Так похожи, и пробор здесь по центру, и улыбка радостная, прямо не узнать, хотя теперь он стала больше похож на себя.
- Это я школу закончил, - прокомментировал заинтересовавшую меня картинку Ива. - Нам всем такие портреты сделали.
- Я его раньше не видела.
- А я его недавно нашел, поставил.
Тут я увидела еще и альбом картинок, лежащий рядом с картинками.
- Можно?
- Бери, - пожал плечами Ива.
Я взяла альбом. С первых его страниц на меня смотрел маленький Ива в компании с родителями. Он был радостный, всегда улыбался и, видимо, был полностью счастлив. Потом на картинках появился Лехо. Сначала он Иве явно не нравился, как и всякий младший брат старшему, но потом Ива, видимо, смирился, или Лехо просто подрос, как и сам Ива, и картинки стали снова радостными. Часто стали попадаться картинки, где Ива и Лехо вдвоем.
- Это мы на море ездили, красивое оно, море, - прокомментировал Ива. - Это в лесу, мы тогда там неделю жили, это на моем дне рождения, а эти картинки с конкурса, его тогда Лехо выиграл, видишь какой счастливый?
Неожиданно картинки резко изменились. Я увидела Иву таким, с каким сама познакомилась: молчаливым, улыбающимся редко и как-то через силу, картины тоже изменились вслед за хозяином, стали задумчивыми, чаще грустными, философскими. Ива даже повзрослел как-то резко: вот на той странице он был еще мальчишкой, а здесь уже молодой мужчина, только какой-то обиженный на весь свет.
- Такое чувство, что ты - великий философ, и только что вывел для себя какою-то неутешительную истину, - не выдержала я и прокомментировала одну особенно безнадежную в эмоциональном плане картинку.
- Ну, почти так. Это уже после…. после того случая…
- Ты и прическу тогда сменил? - я пролистала немного назад и сравнила. Да, этот пробор на левую сторону появился только теперь и присутствовал на всех картинах бессменно.
- Да, - кивнул Ива.
Я посмотрела на него нынешнего.
- А перенос пробора снова на середину можно расценивать как возвращение к старому?
- Ну да, - согласился Ива. - Просто мне разонравилось причесывать волосы налево.
- А чем нравилось-то, если даже не шло?
- Не знаю, нравилась такая вот асимметрия, что половину лица не видно…
- Понятно, - ну да, что может еще хотеться после неудавшегося самоубийства, кроме как отгородиться от мира? - Мне старые картины больше нравятся, - честно сказала я.
- Да мне тоже, но я по-другому картиниться не мог, не получалось, - развел руками Ива…
- Но теперь-то можешь?
- Теперь могу, - кивнул Ива и улыбнулся, точь-в-точь, как на первых картинках.
- Надо будет тебя скартинить и в этот альбом добавить!
- Хорошо, - кивнул аладар.
- Ты сегодня на все согласен? - усмехнулась я.
- Ага, - снова кивнул Ива.
- Что, правда на все? - ужаснулась я.
- Вряд ли ты попросишь что-нибудь плохое, - пожал плечами Ива.
- Ты так во мне уверен?
- Да, пожалуй, ты единственная, в ком я уверен.
- А сам в себе?
- Не очень… Разве, что… - Ива хотел что-то сказать, но передумал. - Пойдем, я тебе кое-что покажу.
- А альбом - это еще не все? - удивилась я.
- Альбом? Да я и не собирался тебе его показывать, но раз уж ты его увидела.
Я заинтересовалась. Что же он еще мне хочет показать?
Ива тем временем подвел меня к стене и отдернул драпировку. Там оказалась дверь. А я-то все думала, зачем тут эта тряпка висит?
- Заходи, - Ива пропустил меня первую, и я оказалась в небольшой комнатке, где помещался только небольшой диван и столик, на нем стоял редактор, кругом лежала бумага, где чистая, где исписанная. Я заметила, что лежали и нотные листки, и простые со стихами. Несколько карандашей, часть из которых была сломана, лежали на столе вместе с комплектом стерок, частью разорванных на мелкие части. Это что у него, мастерская, что ли?
- А я все гадала, куда это часть пространства делась, грешила на толщину стен, - сказала я.
- Нет, просто есть еще вот этот чулан, - усмехнулся Ива. - Мало кто о нем знает, и еще меньше народу здесь было. Я здесь музыку пишу.
Я обернулась вокруг своей оси, кругом лежали какие-то листки, часть были приклеена к стенам, часть разорвана. Я присмотрелась: везде его почерк, причем где-то красивый и правильный, какой я видел в его тетрадях, а где-то - та древняя деценсейская наскальная письменность, создание которой я как-то имела честь наблюдать во время похода на почту.
- Обалдеть, - заключила я, поворачиваясь к Иве. - Сыграешь что-нибудь из настенного?
- Из чего? - не понял Ива.
- Настенного… я так поняла, что на стене чистовые варианты, а вокруг наброски и черновики.
- А, ну да, черновики, - кивнул Ива.
- Так сыграешь?
- Выбирай, - Ива обвел руками все небольшое пространство его мастерской.
Я покрутилась, присматриваясь к тому, что было прикреплено к стене, и ткнула пальцем в понравившуюся мне бумажку. Ива подошел ближе, изучая мой выбор.
- Ты уверена? - спросил он.
- Да, а что?
- Ну…
- Я же, не читая, выбирала. В нотах я все равно ничего не понимаю, а слова лучше слушать.
- Ну хорошо, - согласился Ива, садясь на диван и беря в руки гитару. Я присела рядом.
Что Лехо замечательно играет, я слышала и неоднократно восхищалась, но я ни разу не слышала ничего, кроме критики ошибок Лехо, от Ивы. Ни игры на гитаре, ни пения, но Лехо говорил, что поет он очень хорошо. Ну, наконец, услышу, пока он на все согласен! Я оглянулась на выбранный листок и прочла название. "Боль от любви". Н-да, понятно, почему он удивился моему выбору.
Ива тем временем перебирал струны, то ли настраивался на песню, то ли просто собирался с духом. Неожиданно бессмысленное треньканье зазвучало как-то по-новому. Звуки то мягко перекликались, то звенели громко и надрывно, складываясь в мелодию, и тут Ива запел.
- В комнате темно, как в моей душе.
Я так одинок, будто смерть уже
Забрала меня и закрыла дверь,
Только я тебя помню и теперь.
Обняла едва и сказала мне,
Что не нужен был никогда тебе.
Вопреки всему, как дурак любил,
Но сам для тебя лишь игрушкой был.
Пара переходных аккордов и воздух полетел припев:
- Острые иглы в сердце моем
Острее бритвы, пронзившей предплечье.
Боль от любви в сердце ножом,
Бьет по душе мелкой картечью.
Боль от любви кровью зальем,
Изгонит ее только смерти увечье.
У него действительно замечательный голос, а песня…
- В жизни смысла нет без твоей любви,
И не позабыл я шаги твои.
Мысли о тебе - слезы на щеках,
И судьба моя вся в твоих руках.
Ты ушла с другим - предала меня,
Я же без тебя не прожил и дня.
Ты уже давно для меня мертва,
Но любовь к тебе все еще жива.
Повторился припев, пара завершающих аккордов, и звуки гитары затихли, повисла тишина. Не знаю, что там себе думают профессионалы, не знаю, что думают простые любители, но я была в восторге от песни, только вот содержание…
- Это я написал сразу после выписки из больницы, - наконец, заговорил Ива. - Говорил же, что ты неудачную песню выбрала.
- Почему же? Мне нравится, - запротестовала я.