Потом снова пришел в себя, приободрился, оглядел толпу и на прощанье повторил: – Все уволены! Все по домам! И вы тоже свободны, Петр Ильич, и вы! Вы тоже уволены.
И кивнул на милиционеров и налоговую даму.
– Все это пора заканчивать. До свидания, господа! До встречи!
Он спрыгнул с капота и подошел к кабине своей машины, хотел было залезть в нее и уехать, но его остановили. Это была наша розовая дама. Она волновалась, поэтому захотела прямо сейчас прояснить ситуацию.
– Господин Мэр, – сказала она, – мне нужно с вами поговорить.
Мэр после безобразной сцены уже пришел в себя, но руки его тряслись, он был на взводе.
– Мне нужно срочно с вами поговорить, – настаивала она и, наконец, он сдался. К ним подошли Большой Человек, Орлов и кто-то из замов. Все стояли и ждали слово докладчицы, и она начала свою речь:
– В истории еще не было случая, чтобы власть запрещала власть, – сказала она. – До сих пор все запреты касались только простых смертных, а люди, избранные и заслуженные…
Она посмотрела на Мэра и поправилась:
– ну, хорошо,… назначенные, обычно сами диктовали правила и законы.
Это была образованная женщина. Она сама себе пробивала дорогу в жизни и теперь, когда добилась всего, не хотела сдавать позиций.
– Система существует столетия, может быть, тысячелетия, и не должно быть так, чтобы в одночасье от нее отказывались, – продолжала она.
– Я увольняю вашу систему, – произнес Мэр.
– Законы для того и созданы, чтобы их исполняли, деньги существуют, чтобы их зарабатывали и нельзя смещать акцент. Так построено общество. Люди, еще не родясь, подпадают под эти законы и правила, и только избранные решают, какую статью им определить – герои они или преступники.
– Чтобы всегда можно было любого из них превратить в подследственного, – криво улыбнулся МЭР.
– Но, так было во все времена. А иначе не будет общества, людьми невозможно будет управлять, наступит хаос! Вы уволили всех руководителей департаментов, уволили завод, уволили деньги. Вы выкинули людей на улицы. Что же дальше? Хаос! Только безумец может отдать такой приказ, – в сердцах воскликнула она.
Мэр не желал более продолжать бессмысленный разговор, к тому же, у него была куча дел, а что касается истории, он сам многие годы ее преподавал. А что касается безумца…
– А как безумец, я готов повторить своим безумным гражданам – вы свободны! Не будут больше люди десятилетиями выстраиваться на проходной, чтобы производить неведомую КУ-666… И название какое-то мерзкое… 666,… больше этого не будет, – уже спокойнее добавил он. МЭР смотрел на нее трезвым взглядом, и было понятно – этот человек знает, что делает. И почему-то захотелось ему верить, как бы ни казалось все нелепым и абсурдным…
– Каждый имеет право на жизнь, – добавил безумец. – Статья 20 Конституции государства Российского. А ее никто не отменял. И не увольнял.
Сказав это, сел в грузовичок и уехал, а рулоны бумаги свисающими краями развевались во все стороны, как крыльями будущих бестселлеров, классиков прошлого, настоящего и будущего. Будущего города, который обязательно прочитает эти книги и не будет больше бессмысленно простаивать у станка с деталью в руках под загадочным названием КУ-666.
Глава 28
И наступил хаос! Теперь воистину это была вакханалия желаний и чувств, празднование побед маленьких и больших, великих достижений – кто на что горазд. Люди, несмотря на выходной день, вернулись к любимым делам и занятиям. Дети с радостью им помогали, и непонятно было, кто из них взрослый, а кто ребенок. Город напоминал большой муравейник, по улицам которого сновали с ношей своей счастливые горожане. Теперь они и были теми самыми муравьями, которых объединял только их большой муравейник, а дела и обязанности каждый выдумывал для себя сам. Все, что так незыблемо, как колосс на крепких ногах, стояло ранее, рухнуло в одночасье. Если прежде были запрещены многие вещи и предписаны многие нескончаемые правила и законы, то теперь… Теперь вне закона оказались сами правила. Они были просто запрещены, а их соглядатаи уволены. Уволена милиция и всяческие управления, уволен завод, казалось, даже сама МЭРИЯ уволила себя безумным приказом, поскольку теперь туда никто не стремился, только к своим садам, оркестрам и морям, предметам нескончаемой страсти и мечты, которая, возобладала над нормами и понятиями. И только город оставался на своем месте и был несвободен. Он был за колючей проволокой, но этого уже никто не замечал. Такой большой город, он твой – что уж там заглядывать за его окраины.
Большой человек зашел в Мэрию, чтобы забрать кое-какие вещи. На самом деле вещей у него и не было, но обычно в это время он заглядывал в местный буфет, где готовили восхитительные, так любимые им пирожки и наливали неразбавленное пиво. Это стало традицией – днем из своего управления обязательно наведаться в это уютное местечко. Вот и сейчас он открыл дверь и подошел к стойке. Знакомая буфетчица Валя посетовала, что никто сегодня не пришел, и для кого она целое утро старалась и пекла пирожки – было непонятно. Пиво было холодным, и Большой человек с удовольствием опрокинул кружку, потом другую… И третью тоже. Все-таки не каждый день тебя увольняют со службы, но никакого чувства разочарования или горечи он не испытывал, скорее наоборот. Если бы на его место поставили кого-то другого, было бы обидно, а когда все разом в отставку, дружно сложив полномочия, стало как-то легко, даже интересно. Чем он будет заниматься? Хотя, в последнее время кое-какие мысли уже начали закрадываться в его большую голову. Однажды он подумал – что он любит делать больше всего, и теперь, сидя за столиком, мечтал, строя свои большие планы, что и пристало Большому человеку. Потом прошелся по длинным пустым коридорам и, уже собираясь покинуть это здание, внезапно услышал какой-то звук или шорох на боковой лестничной клетке. Как будто какой-то зверек издавал там звуки, то ли пришлепывал, то ли чавкал. Он прислушался. Теперь кто-то всхлипывал.
– Вот ведь твари, – подумал он, – стоит уйти человеку, и на его место сразу же норовит забраться какой-то паразит.
Повернув на лестницу, из любопытства спустился на пролет ниже, откуда раздавался шум… То, что он увидел, чрезвычайно его взволновало. На ступеньках, прямо на немытой мэрской лестнице, сидела женщина. Нет, не женщина… хотя, почему бы и нет – ведь только женщины плачут. Она сидела и всхлипывала, не обращая на него внимания. Это была предводительница городской налоговой службы… бывшая предводительница бывшей службы, отправленной в отставку и уволенной со всем штатом. Штат моментально разбежался, а женщина осталась, зачем-то зашла сюда, теперь сидела на ступеньках и рыдала. И вдруг ему стало невыносимо ее жалко.
– Ну, что ты ревешь… слоник, – неожиданно вырвалось у него. Он прикоснулся огроменной лапой к ее волосам и нежно, как только мог, погладил по голове. Она ухватилась за эту большую руку, уперлась в нее лбом и еще сильнее зарыдала.
– Ну-ну, – утешал он ее, – перестань,… хватит,… свинка моя глупая. Что разошлась-то так?
– Я больше ничего не умею, – беспомощно прошептала она, утирая слезы и размазывая краску по лицу. – Я пятнадцать лет делала только это…
Она сидела, смотрела куда-то вдаль,… в пустоту, в свое прошлое.
– Когда я поступила в институт, нужны были только бухгалтеры и юристы… и больше никто…
Она снова заревела, продолжая сквозь слезы:
– Одни должны были считать чужие наворованные деньги, другие защищать с судах этих… от таких же, как и они сами. И все. Больше не нужен был никто…
Она, успокоившись, вытерла лицо платком: – Я не смогу, я ничего больше не умею, у меня отобрали все…
– Ну, кое-что у тебя осталось, – нежно произнес мент… вернее, бывший мент, погладив ее пухлые пальцы, каждый из которых украшал перстень с огромным камнем. Кольца были разными, камни на них играли, переливаясь в свете ламп. Она отдернула руку и воскликнула:
– А что? Я должна была просто так ишачить? За их убогую зарплату? А сколько нужно было отдавать туда? Мне несли, а я передавала дальше.
– Ну, крошка, – посмеялся мент, – лукавишь, кое-что все-таки прилипло к нашим пальчикам.
– Сам-то, бычина, – сверкнула она глазами. И ему впервые показалось, что эти красные, с размазанной краской, глаза, можно назвать красивыми. Он, мент! Главный из всех местных Ментов, сейчас любовался этими женскими глазами! Чудеса! – подумал он.
– Сам сколько вымогал у своих клиентов? Скольких отмазал от уголовных дел? Сколько обобрал фирм и обложил данью, забыл? А то я не знаю, почему ни одна бабка не может сунуться на улицу со своим пучком укропа, и заработать свою десятку. Всех обложил – мышь не проскочит.
– И это ты мне говоришь, которая ту же бабку потом в бараний рог крутила своими штрафами и налогами? Ты их и придушила. Только несколько хозяев в городе и осталось, а остальные – или выметайся, или мы тебя закроем. Или иди работай на них. Вот тебе и антимонопольная хрень такая.
Мент был в гневе, он сверкал маленькими глазками, в приступе брызгая слюной: – Может, это я бегал по мелким фирмам, и душил их по заказу "крутых", которые захватили город? Или я не прав? Да я ангел, по сравнению с тобой…
Она молчала и смотрела сквозь стены куда-то вдаль. В даль своего прошлого.
– А я? Что я? Институтов не заканчивал, как хулиганом был, так и остался, так, шуровал понемногу.
– Понемногу? – тут ее лицо начало наливаться кровью, глаза вылезать из орбит, и теперь эти глаза совсем не нравились ему. – А твой особнячок за городом? А машин на тебя сколько записано? А банька по пятницам с местными девками! И попробуй тебе откажи!
Вдруг она как-то обмякла, и снова растеклась по лестнице. Было видно, что она очень устала и больше не хотела вести этот дурацкий разговор.
– Ладно, – простил он ее, – все хороши. Все мы под одним хозяином ходим.
Женщина снова всхлипнула, и слезы ручьями хлынули из глаз.
– Ну-ну, давай, крошка, заканчивай. Все будет хорошо.
– Я больше ничего не умею, – продолжала реветь она. А этот Большой человечище ласково гладил ее по голове, и если отойти в сторонку и посмотреть сверху на этих двоих, могло показаться, что два маленьких бегемотика вылезли из своей лужи на лестницу и теперь нежились в лучах яркого весеннего солнца.
Часть 3
Глава 29
Беда не приходит одна. Так говорят. Беда всегда ходит вместе с бедой другой, если она вообще умеет ходить. А здесь, в этом маленьком городке, она поселилась надолго, по-видимому, чувствуя себя, как дома. И как ее изгнать, как избавиться от нее, было совсем непонятно. Но, казалось, теперь это мало кого интересовало… Кроме одного человека.
Мэра разбудил телефонный звонок. Он вскочил с постели и снял трубку. Звонил Орлов. Как ему надоел этот человек – скрытный, себе на уме, старый служака. От него можно было ожидать чего угодно, и для него, для Мэра, он теперь был немым укором, который постоянно напоминал о его дурацкой должности. Вот и сейчас звонит. Утром были планы, было столько дел – забежать в типографию, привезти найденные рулоны бумаги, проверить тиражи напечатанных книг. Скоро будет выпущен первый стотомник, собранных им по крупицам, лучших произведений за последние 200 лет. Их можно будет множить, продавать… Продавать? Нет, раздавать, нести, дарить эти жемчужины литературы. Каждая семья должна на своих полках иметь такие книги!
– Господин Мэр, – спокойный голос на том конце провода методично доводил до его сведения, что городу грозит новое испытание. И чем дольше и спокойнее тот сообщал о деталях, тем тяжелее становилось у Мэра на душе.
– Придется заняться хлебом насущным, вместо того, чтобы заниматься красивым, вечным, истинным, – подумал он.
– …кстати о хлебе, – продолжал Орлов. – По моим данным в городе закончилась мука.
Он завершил свой доклад и задал вопрос:
– Ваше решение, господин Мэр, чем вы собираетесь кормить город?
Мэр задумался и раздраженно ответил: – Я понимаю, что закончилась еда, но почему вы звоните мне? Пусть наши магазины сделают запросы поставщикам и те привезут все необходимое.
– Привезут? – удивился Орлов, – вы забыли об оцеплении? Ни одна машина, ни один вагон не проедет сквозь заграждение. Как же быть?
Мэр снова попытался упростить проблему: – Значит, мы позвоним в Центр и оттуда получим помощь.
– Господин Мэр, – ответил Орлов, – я уже позвонил в Центр. Там дали четкий ответ – справляться своими силами в соответствии с ситуацией, приравненной к военному времени. Мы должны знать, что делать! Вы понимаете, что это означает?
Мэр задумался.
– Я не знаю, что это означает, – пробормотал он. – Я не жил в военное время. Я родился после войны, черт побери!
– Ну, допустим, и в наше время хватает горячих точек, – ответил Орлов, – и стоит только захотеть, вы всегда сможете…
Он не стал продолжать, и было, как всегда, непонятно, что он имел ввиду.
– Господин, Орлов, – не выдержал Мэр, – что вы предлагаете?
– Это я вас хотел спросить, что вы собираетесь предпринять, а вы даже не знаете, что продовольствия в городе осталось всего на несколько дней.
Мэр с сожалением посмотрел на новенький томик, еще пахнущий типографией, нежно взял его в руки, погладил ладонью, поднес к лицу и… понюхал. Потом раскрыл и углубился в чтение…
– Господин, Мэр! Я не слышу Вас!!! – прорезал тишину комнаты голос Орлова.
– Ах, простите, – встрепенулся МЭР, – связь плохая, вы куда-то пропадаете.
– А я подумал, что это вы пропадаете, – настаивал Орлов.
– Нет, нет. Я весь внимание. Слушаю вас… То есть, я хотел спросить, как коллегу и военного человека – что же делают в военное время в данной ситуации? – и поставил книгу на полку, взглянул на нее с сожалением, словно прощаясь.
– Достают стратегический запас! – ответил Орлов. Сказал это тоном человека, который принимает экзамен, но Мэру явно не повезло с этим билетом, и ему предстояло явиться на пересдачу в следующий раз. Мэр, почесав за ухом, подумал и, наконец, робко произнес:
– А откуда его достают, господин Орлов?
– Из закромов особого назначения достают, – ответил Орлов.
Долгая пауза повисла в воздухе. Затем Мэр снова спросил: – А где эти закрома? – и подумал, – чертов чекист над ним издевается.
– В городе, господин Мэр. В вашем городе.
Снова долгое молчание повисло в воздухе.
– Поподробнее, господин Орлов.
– Там, где находятся бомбоубежища на случай войны, – сказал чекист, чем совершенно огорошил Мэра.
– У нас есть бомбоубежища? – робко произнес он. – А где они находятся?
– Под землей, естественно, – продолжал издеваться Орлов.
– Да, конечно, вы правы. Где же им еще находиться. Вот только где они находятся,… я не знаю…
Мэр обескуражено признался в этом и теперь совсем не знал, что добавить… Бомбоубежища… Это такие сооружения…
И тут в голове его промелькнула гениальная мысль:
– Зданиями, недвижимостью и всякими строениями и сооружениями в городе ведает его первый заместитель! – прозрел МЭР. – Он нашел ответ на этот сложный вопрос! Он сдал экзамен! Ну, конечно, он же Мэр, значит все под контролем, все продумано и работает, как надо! И почему, вообще, к нему пристают с такими мелочами?
– Господин Орлов! – уверенно произнес он. – Я очень занят, перезвоните пожалуйста моему заму, он как раз занимается подобными делами, вот и решите с ним этот несложный вопрос! До свидания! – и он, с удовольствием повесив трубку, помчался в типографию.
Иван Степанович шел по улицам городка. Не выбирая маршрута, он долго бродил по улицам, ища сам не зная, что. Сейчас он чувствовал себя гостем на этом празднике. Горожане проходили, пробегали мимо по своим диковинным делам, радостно здоровались и торопились дальше, а он все шел и смотрел по сторонам. Так добрался до окраины городка, где некогда маленькая лужа теперь превращалась в водоем довольно внушительных размеров. Что здесь люди хотели построить, было непонятно, но все воодушевленно трудились, гудела строительная техника, берега поднимались над спокойной водой, блестящим зеркалом отражаясь на солнце чистой водой. Доктор сел на парапете, где не было людей, наблюдая за происходящим.
Чего хотят эти люди? Что их объединяет? Странная идея построить целое море в пределах городка. Наверное, это замечательно просто творить и больше ни о чем не задумываться. Если тебе нравится, если эта идея так радует всех, значит, она не бессмысленна и имеет право на жизнь. Море! Просто море – и все! Это занятие странным образом объединяет всех этих людей, хотя нет ни начальников, ни погонял. Есть инженеры, рабочие, строители, есть одно общее дело…
А на берегу, на противоположной стороне, развернув оркестр на широкой поляне, музыканты терзали струны своих инструментов. Раздували щеки, выдувая причудливые звуки из валторн и тромбонов, били по барабанам и литаврам, скрипели на скрипках. Были ли у них ноты? Умели ли они играть? Был Маэстро, но тот лишь служил метрономом этой ораве, создававших неизвестную, новую, но такую волшебную музыку. А единство их движений и ритма поражали. Их объединяли не диктат лидера, не ноты, написанные на бумаге, а одно желание, которое сплетало, объединяя помыслы и стремления. Поэтому все они были одним целым. Раньше подобное было невозможно! Только годы тяжелого труда, долгие репетиции и тренировки, и, главное лидер-дирижер, способны были свести разрозненные ноты воедино. Но теперь эти люди, не сговариваясь, но, абсолютно чувствуя друг друга, отдавали, каждый свой уникальный звук, волшебный аккорд; и мелодия уже пробивалась, выстраиваясь в одну стройную линию, которую так трепетно они создавали. Эта была неизвестная новая музыка, а оркестр был сказочным и уникальным. Мелодия окончилась, и десятки людей рассыпались по берегу, доставая из сумок какие-то бутерброды, фляжки с водой. Они устали и решили перекусить.