Глава 26
– Привет!
Это был начальник милиции. Он нагло маленькими глазками смотрел на него, и Орлов не понимал, почему тот так по-хамски себя ведет.
– Привет, – вяло ответил он, не узнавая свой голос. Силы покинули его. Он после месяца тренировок, после упорных занятий чувствовал себя бодрым и уверенным, но сейчас… Большой человек внезапно пошел на него и шутливо толкнул большим животом.
– Чушь какая-то, – подумал Орлов. И вслух произнес:
– Ты что себе позволяешь?
– Что хочу, то и позволяю, – не задумываясь, ответил толстяк.
– Пьяный что-ли?
Большой человек громко засмеялся и отошел в сторону. – Что хочу, то и позволяю, – повторил он. Орлов в бешенстве сунул руку в карман, где в последнее время носил пистолет, но к своему ужасу его не оказалось. И кармана тоже не было!
Толстый милиционер снова загоготал и пошел на него.
– Кретин, – проорал он, – это твой сон! – И снова толкнул его своим пузом. Пузо прошло насквозь Орлова, не причинив вреда.
– А теперь мы с тобой поиграем в одну игру, – продолжил милиционер и нагло ощерился.
– Видишь, вон там ты изволишь спать, – и показал толстым пальцем куда-то вдаль. Орлов посмотрел в ту сторону и увидел спящего на своей кровати Орлова. Тот лежал, закрывшись одеялом, ничего не подозревая. Собственно, подозревать ни о чем он не мог – там было лишь тело Орлова. Оболочка. Сам Орлов был здесь. Тот самый, которого пьяный мент только что нагло толкал животом.
– Сейчас мы побежим наперегонки, – продолжил толстяк, – и кто быстрее добежит, тот в него и запрыгнет.
– В кого??? – в ужасе закричал Орлов.
– В Орлова!!! – заорал мент, начиная вприпрыжку с диким хохотом удаляться.
– Подожди! А как же я? – попытался остановить его Орлов.
– А ты прыгай в меня, – орал издалека толстяк, – найдешь меня и прыгай – станешь поганым ментом!!! Это такая игра-а-а-а!!!
Орлов огляделся, посмотрел себе на ноги. Они были ватными и вязли, прилипая к земле. Удивительная беспомощность! Он сделал несколько неуклюжих движений и, наконец, побежал. Побежал – громко сказано. Бежать было нечем. Ног не было – они лежали на кровати у спящего Орлова и тоже спали, а он неуклюже передвигал прозрачными протезами, в ужасе начиная понимать, что не догонит. И станет толстым, пьяным ментом. И было непонятно, как толстый, большой человек мог так прытко бежать, ведь он тоже был в этом сне! А раз его тело свободно, значит, оно тоже сейчас где-то спит! Но, тогда почему он не может его догнать?
Лоб Орлова, который лежал в своей кровати, покрылся испариной. Ноги бежали во сне, как у собаки. (Собаки всегда куда-то бегут, когда спят.) Почему же этот жирный пивной бочонок так быстро передвигается? Наверное, привык в своих снах бегать за пивом – ему всегда мало. Вот и тренировался по ночам. Кошмар! Нужно срочно проснуться! – подумал он, глядя на удаляющуюся жирную спину противника! Похитителя его тела! Похитителя Орлова! Но как это сделать, когда сначала надо добежать? – подумал он. – Просыпаться некому! Там лишь его тело! А сам он здесь. А мент сейчас добежит и проснется вместо него! Кошмар!
Дорога, по которой они мчались, начала напоминать беговую дорожку на стадионе, а вдалеке на трибуне в своей кровати лежал Орлов и спал. Солнце нещадно слепило глаза, обжигая и издеваясь. Еще пара сотен метров, и толстяк добежит! А ноги его, как два расплавленных куска пластилина! А ног просто НЕТ!!! Вдруг мимо пронеслось какое-то тело. Розовый снаряд. Он обернулся и помахал рукой. Это была инспектор городской налоговой службы!
– Слава Богу! – подумал он. – Ему помогут! Он не один! Его спасут!
Но розовая женщина припустила быстрее, задрав розовую юбку до колен, чтобы та не мешала, и вприпрыжку гналась за его врагом. Нет!!! Она тоже бежит к Орлову! Она хочет обогнать мента!
Мимо пробежали два десятка спортсменов – все подтянутые, в одинаковых спортивных костюмах и почему-то в галстуках. Помощники МЭРа! Те дружелюбно с ним поздоровались. Вернее, попрощались и стремглав устремились за лидерами гонки. Розовая дама мчалась очень быстро, почти нагнала мента, но тут случилось непредвиденное. Мент у всех на глазах, как воздушный шар, начал увеличиваться в размерах, словно надуваясь. Теперь он почему-то подпрыгивал боком с ноги на ногу, оглядываясь назад, резко увеличивая отрыв. Этот боковой бег, очевидно, был его визитной карточкой, как у победителя, как у чемпиона – его фирменный жест! В его руках не хватало флага, тогда можно было вешать медаль и возводить его на пьедестал. Вот он достиг трибуны, уже начал проворно перепрыгивать через ряды кресел. Оставалось совсем немного!!! Вот навис могучим надувшимся шаром над кроватью Орлова! Сейчас он сделает последний прыжок! А старый чекист, старый вояка, плюхнется в жирное тело мента, как в мокрое от пота желе, как в растекшуюся по кровати перину.
Вдруг из-под большого одеяла, закрывавшего Орлова, возникла рука. Она была гигантских размеров. Это была женская рука.
– Машка! – закричал он, вернее, сделал попытку, рот его не открывался, и он мог только мычать что-то невразумительное. Это был вой загнанного волка, был крик затравленного зверя, попавшего в засаду, но слышен был он на весь стадион. Тело надутого Большого человека удивленно зависло над кроватью. Оно было ошарашено от неожиданности, попыталось было отлететь в сторону, но не тут-то было. Мощная, большая рука со всей силой, значительно превосходящей противника, размахнулась и врезала по облаку-желе, нависшему над кроватью. Надутое желе оторвалось от трибун, реактивной ракетой устремилось ввысь и, издавая немыслимый вой на всю округу, скрылось из поля зрения. И только жуткий вой улетавшего мента и дикий рев Орлова долго еще оглашали окрестности вокруг…
Орлов подпрыгнул на кровати… Сон! Это был всего лишь сон! Пошевелил ногами, потом руками. Это не мент, это он! Слава Богу! Весь мокрый от бега или от жары, он проснулся! В мокрой постели, в кошмаре, но проснулся! А большая сильная женская рука обнимала его за плечо и, как мать в детстве, нежно гладила, успокаивая, пока он не пришел в себя. Воистину пришел в себя и ни в кого другого – вернее, добежал.
– Как хорошо, что никто не знал и не догадывался о них с Машенькой, – подумал он. – Иначе конец! Во всем нужно шифроваться, ни минуты покоя, даже в собственной постели.
И с благодарностью посмотрел на Машеньку – свою боевую подругу. А она тем временем большой ладонью заботливо стирала пот с его лица, с шеи и плеч и приговаривала:
– Ну что ты, дурачок, ну, успокойся, все хорошо.
А на руке ее во всю длину красовался огромный красный синяк, огромный след, непонятно откуда взявшийся. Он от неожиданности вздрогнул, посмотрел на нее, но ничего спрашивать не стал. Да, и о чем он мог спросить – то был сон. Просто сон.
– Ну и компания собралась на стадионе, – подумал он, – и каждый норовит… одни враги… везде одни враги.
А еще подумал: – Почему на стадионе не было зрителей, где же люди, где тысячи болельщиков? На заводе, – вспомнил он. – Конечно, все эти люди, весь город на заводе – он сам их туда отправил. Все на своих рабочих местах, – посмотрел на Машеньку, на свое отражение в зеркале, – слава Богу, все на своих местах… и он тоже. А солнце этим чудесным утром, весело заливая комнату весенними лучами, смеялось и желало доброго утра.
Глава 27
Это солнце заливало ярким утренним светом весь городок, заглядывало в окна опустевших домов, освещало лица людей, которые начинали просыпаться в цехах, на своих рабочих местах. Заиграло лучами по крошечным волнам будущего моря, будет оно или нет – неизвестно, но волны спокойно плескались о прибрежные камни, куски бетона и асфальта.
По улицам городка со всех сторон, по площадям и переулкам, шли люди. Нет, не люди – пока совсем еще юные существа. Это были дети. Прошла целая неделя с тех пор, как они потеряли своих родителей, старших братьев и сестер. Но дети не унывали. Всю неделю они учились в школах, прилежно выполняли задания, и знали, что их родные здесь – рядом. Они на заводе. Они работают. А значит, так надо. Взрослые должны работать, и если они не вернулись домой, значит, они очень заняты. Работа – есть работа. Но, сегодня! Сегодня был выходной, и ручейки из маленьких горожан устремились из дальних уголков к заводу, к месту, где находились их родители, и теперь они законно хотели их видеть. Так большая заводская площадь заполнилась маленькими созданиями. Они молча шли сюда, молча выстроились на просторной площади, и утреннее солнце ярко озарило их юные лица ослепительными лучами, делая их еще светлее. А взрослые из окон здания-дракона тоже смотрели, не отрываясь, сквозь большие окна цехов. Смотрели на улицу, где светило яркое солнце, которое освещало их любимых детей. Они не могли подойти к окнам, но смотреть им никто не запрещал. Это было их законное право – видеть своих детей и любить их.
Подразделением бойцов ОМОНа командовал опытный офицер, он имел боевой опыт в стране, где… не важно – где, но боевой опыт он имел. Не один раз, будучи командиром, решал самые сложные, казалось бы, невыполнимые задачи и сейчас снова находился на передовой, принимая нелегкое решение. А эти детские глаза и их молчаливые лица, настороженные движения и взгляды совсем юных девчонок и мальчишек, как никогда, ставили его в тупик. Одно дело, когда перед тобой противник. И не важно, какой, не имеет значения, превосходят ли его силы и чем вооружен. Главное, что враг вооружен, главное, что ты имеешь приказ – тогда все привычно и просто. Нужно занять правильную позицию, обеспечить пути отхода, вовремя выслать разведку и получить данные, а потом дело техники и умения. И еще, дело за ребятами – профессионалами, которые рядом с тобой. А сейчас с ним была группа суперпрофессионалов, настоящих бойцов, которые могли легко разорвать противника в клочья, не задумываясь… Не задумываясь…
А как тут не думать и выполнять приказ, когда против тебя какая-то ребятня из соседних дворов, многих из которых ты знаешь, которые дружат с твоим сыном… кстати, вон он стоит со своими друзьями… Он тоже давно не видел своего отца. Как выполнять приказ? И тут по мановению обстоятельств, по воле странного совпадения или случая, в руках засвистела рация. Орлов на другом конце провода четко, по-военному требовал отчета: – Слушаю! Доложить обстановку!
Лейтенант снова посмотрел на толпу детей и готов был начать рапорт, но вдруг замер. Что он скажет – противник, это дети. Что они без оружия! Они не нападают, даже ни о чем не просят, только глаза их молчаливым укором смотрят на бойцов спецназа и еще… заглядывают сквозь окна цехов, и молчат! Черт побери, ну почему они молчат!!! Проще было, если бы они что-то говорили, о чем-то просили, плакали. Но, они молчат и по-взрослому смотрят на бойцов… на него… И сын его тоже… Сын, которого он учил быть мужчиной, бойцом, быть сильным, всегда защищать слабых, учил, что милиция и спецназ лучшая профессия для парня. Только там он сумеет стать настоящим мужиком, за которого не будет стыдно. А тут завод, проходная, этот пост, он скрывает за собой людей, которые работают, и что-то делают… Кстати, что они там делают? – подумал он. – Хотя, сейчас это не важно… не время… это его не касается.
– Что там у тебя? – в десятый раз вызывал Орлов.
Лейтенант поднес рацию к губам и ответил: – У нас проблемы.
– В чем дело, какие еще проблемы? – закричал Орлов. Лейтенант снова посмотрел на толпу детей и ответил: – Мы теряем высоту… то есть плацдарм.
Орлов уже громко орал в рацию, так, что его слышали бойцы, стоящие рядом, – я спрашиваю, что у вас случилось?… Выезжаю, до моего приезда – приказ держаться.
А эти глаза детей, их неуклюжие позы… и это молчание. Жуткое молчание, взгляды со всех сторон и из цеха тоже. И тишина… Она разрывала барабанные перепонки, словно контузила децебеллами взрывов снарядов и мин. Но, что может быть страшнее неразорвавшейся бомбы и что может быть тяжелее, чем слушать, внимать молчаливой толпе, которая просто смотрит в недоумении с укоризной и надеждой детских глаз.
– Мы потеряли позицию! – прошептал он в рацию, стер пот со лба, отпер двери в цеха, и толпа счастливых детей устремилась во внезапно открывшуюся воронку. Ворвалась туда без какого-либо пропуска. А солнце ласково слепило глаза лейтенанта, и его сына, который стоял рядом с отцом и гордо держал его за руку. А рука эта была теплой и родной, а солнце горячим и ласковым. Пожалуй, этот бой был самым трудным в его жизни…
На территорию завода одновременно въехали пять машин. Они заполонили всю просторную площадь, и, казалось, здесь теперь не осталось места ни для кого, хотя, совсем недавно сотни детей помещались на его огромной площади. Это были непростые машины – все со спецномерами, только одна была странненькая – маленький грузовичок из которого во все стороны торчали рулоны с бумагой. Из нее на площадь выскочил Мэр. Следом из прочих авто один за другим появились Орлов, глава МВД, глава налогового ведомства и последним из шикарной машины выполз изможденный Петр Ильич. Вся пятерка сразу же двинулась к проходной. Орлов сориентировался первым и уже отдавал приказы.
– Блокировать проходную! Посторонних вывести с территории завода!
Собственно, посторонние уже сами выходили из цехов, но были не одни. За руки они держали своих уже непривязанных родителей. Ведь детям ничего не стоило, воспользовавшись инструментами, которые находились на каждом станке, освободить своих родителей. А тем всю неделю и в голову это не приходило. Толпа у проходной все росла, тогда Орлов отдал распоряжение вернуть всех на рабочие места. Но, как гром с ясного неба (а небо действительно было ясным), проявил себя МЭР. Собственно, в такой ситуации это было его прямой обязанностью.
– Приказываю освободить людей и отправить всех по домам! – громовым голосом возвестил он.
– Позвольте, – незамедлительно вмешался Петр Ильич. – Это мои люди, и они будут делать то, что я прикажу.
МЭР на мгновение остановился, оценивая противника.
– Делать? – произнес он.
– Да, делать! – настойчиво сказал Петр Ильич.
– Делать, – задумчиво повторил Мэр. Помолчал немного и с огромным интересом произнес сакраментальную фразу, которая не раз за последнее время звучала от разных людей. К сожалению, только за последнее…
– Уважаемый, Петр Ильич, – сказал он. – Давно хотел спросить, а что делают люди… простите, ВАШИ люди на ВАШЕМ предприятии. Что они производят?
Услышав этот вопрос, люди, находящиеся поблизости, сразу же замолчали, потому что для многих, пожалуй, это был главный вопрос. И они хотели знать! Они имели на это право!!! Петр Ильич, не ожидая такого вопроса,… такой атаки, замер и на мгновение задумался. Потом, несмотря на плохое самочувствие и изможденный вид, вдруг громко взвизгнул: – А какое ваше собачье дело?
Теперь уже все в толпе – и Орлов, и Большой человек, даже Налоговый инспектор с огромным интересом на него смотрели, а он, поняв, что от ответа не уйти, произнес:
– Производим… А вы сами не знаете, что мы производим?
– Нет, – настаивал МЭР, – проясните, пожалуйста, ситуацию!
– Мы производим… Мы создаем… Наша продукция…
Площадь замерла, боясь пропустить хоть фразу или слово, хотя бы букву сказанного. А букв оказалось совсем немного.
– КУ-666, – наконец выдохнул Петр Ильич. Долгая пауза повисла над площадью, теперь многие из этих людей поняли, чем занимались все эти годы… десятилетия. Вернее, не поняли ничего. Кто-то робко спросил: – А что это такое?
Петр Ильич покраснел и снова повторил: – КУ-666.
Но, поняв, что этого недостаточно, добавил: – Это изделие такое.
– А зачем оно нужно это изделие? – уже громче спросил МЭР. Заводчик немного помялся, помолчал, а толпа людей взглядами сверлила этого человека, как совсем недавно сверлила его деталь под названием КУ-666. Наконец, не выдержав, он взвизгнул: – Да, какая разница, зачем и почему? Мне заказывают – я произвожу. Китайцы, австралийцы, англичане – мне все равно!
– Но, для чего оно? Зачем нужно? – послышались выкрики со всех сторон.
– Ни для чего! – завизжал заводчик. – Ни зачем не нужно!
– А как же вы его продаете? – удивилась Налоговая дама. – Если ваше изделие никому не нужно? Кто же его покупает?
– Металл он продает, – прозрел Орлов.
– Да, металл, болванки, – кричал Петр Ильич. – Мне все равно, какое это за изделие. А кто виноват, что таможенные пошлины на металл больше, чем на изделия из него. Просто болванки! Мне платят – я делаю. Ваше какое собачье дело?
Тут Мэр начал наливаться кровью, багроветь, даже становиться выше ростом. Он приблизился к этому маленькому, исхудавшему человечку и медленно, по слогам произнес:
– Какое наше дело? Наше собачье дело?! Вы говорите, какая нам разница?!
И тут его прорвало: – И вот этим дерьмом, этим КУ-666, болванками, имитирующими изделия, мои люди занимаются и гробят себя десятки лет?!
– Это мои люди, – попытался сопротивляться Петр Ильич.
– ЧтоООО? Молчать! – заорал МЭР. – С сегодняшнего дня я запрещаю это КУ-666 и завод запрещаю, – в запале произнес он. – Когда-то здесь производили мясорубки! – с уважением гордо выкрикнул он, а теперь КУ-666… Твою мать! Ну, ты только подумай… Запрещаю охранников и эту милицию… Да, милиции в моем городе больше не будет! – кричал он. Тут в разговор вмешался Большой человек.
– А что же нам изволите охранять, где работать нашей милиции?
Мэр неожиданно забрался на капот своей машины и на всю площадь заявил: – Запрещаю милицию… Я вас всех увольняю…
– Позвольте, – вмешалась Налоговая дама, – а как же порядок?
Запретить порядок!!! – орал МЭР.
– Но, нас кто-то должен защищать, – продолжала она. – Мы работаем с деньгами, люди приносят крупные суммы и вообще…
Мэр вошел в раж.
– Запретить деньги! Запретить налоги! Запретить милицию, МЭРИю, всех бездельников и бандитов, всех кровопийц и врагов нашего города! Всех запретить! КУ-666, – продолжал он, – я вам покажу 666, я вам такого покажу…
– Он сошел с ума, – прошептала инспектор.
– Именно! И как человек,… как МЭР, вместе с вами сошедший с ума, я говорю свое ЗАПРЕТИТЬ!!!
Посмотрел на Орлова и снова закричал: – За-пре-тить!!!..
– Спокойно, – произнес Орлов, – он, словно, гиена, смотрел на него, как на кролика, и гипнотизировал, – вам пора, господин МЭР.
– Куда? – спохватился тот.
– В библиотеку, – продолжил Орлов.
МЭР замешкался, почесал затылок, оглянулся на рулоны с бумагой на своем грузовичке и пробормотал:
– Да-да, мне пора… мне, действительно, нужно спешить.