* * *
– Завтра, – сказал Демид. – Все будет завтра.
– Что будет завтра? –
Великий день. День Очищения. Грандиозное сражение.
– Ты в этом уверен?
– Я это знаю.
– И что же, – спросил я, – на этом все закончится?
– Ничто не заканчивается никогда. – Демид невесело усмехнулся. – Всякое событие тащит за собой хвост – настолько длинный, что само событие может показаться чепуховиной по сравнению с ним. В геометрии судеб нет простых фигур. Ни прямых линий, ни всяких там треугольников. Вот спиралей, переходящих друг в друга, и интерферирующих окружностей – этого там до черта. Но самое неприятное завтра закончится. Завтра мы уже будем в своем мире. Среднем Мире.
Я нашел Демида сам. Выловил острым своим взглядом черную фигурку, выписывающие фигуры высшего пилотажа в блеклом небе. Покричал ему. Помахал руками. Демид соизволил спуститься ко мне. И теперь он вынужден был отвечать на вопросы.
– Зачем нам это великое сражение? – сказал я. – К чему оно нам? Чтобы напоследок убить как можно больше кларвельтцев? Чтобы оставить о себе в этом мире чернейшую память? Мы и так нагадили здесь достаточно.
– Это не наше сражение. Это ЕЁ сражение. Нам оно и даром не нужно. Но мы будем сражаться, потому что такова ее воля, а мы находимся в ее мире. Нам этого не избежать. Если ты вышел на боксерский ринг, не рассчитывай, что обойдется партией в шашки.
Мы сидели на окраине деревни, бывшей мирной деревни, обезображенной частоколами военных лагерей. Сиреневые прямоугольники аррастровых плантаций, расплодившиеся в последнее время в невероятном количестве, ползали по гладким зеленым бокам холмов. Судя по их необычной скорости и лихим виражам, они устроили между собой гонки. Соревновались, кто быстрее дожрет остатки травы на полях, а вместе с ними – и всю живность, попадающуюся на пути. Аррастра спешила жить. Может быть, чувствовала, что жить ей осталось недолго? Как и всем нам.
Желтое облачко Пчелиного Бога висело над нами. Наверно, подслушивало наш разговор.
– И какие же у нас шансы?
– А никаких! – сказал Демид с неожиданной веселостью. – Надерут нам холку. Хорошо надерут! Вероятно, с смертельным исходом.
– Шутишь?
– Шучу, – с сожалением согласился Демид. Выглядело это так, словно он надеялся, что хоть на этот-то раз его пришибут до смерти.
– Все шутишь… – констатировал я. – Знаешь что? Меня не оставляет ощущение предательства.
– Правильное ощущение, – сказал Демид. – Вся эта история – сплошное предательство.
– Я про тебя говорю, – громко сказал я, поднимаясь на ноги. – Это ты меня предал. Всех нас предал!
– И в чем же выражается это предательство? – поинтересовался Демид, холодно сощурив глаза.
– А как раз в этом завтрашнем великом сражении! Я не верю, что кто-либо, какая Госпожа-разгоспожа она бы ни была, сумела бы навязать тебе свою игру! Это нужно именно тебе! Ты хочешь поиграться! Красиво рубить вражеские головы своим волшебным мечом. Ну правильно… В магических сказках должен быть выдержан канон. Небось, Толкиена любишь?
– Толкина? – пробормотал Демид. – При чем тут Толкиен? Толкиен – это не жизнь. Я люблю ZZ-Top. Я люблю Мади Уотерса. Люблю модерн-джаз. Почему в этом гребаном мире нет нормальной музыки? Завтра же я пойду в кабак, где играют живую музыку и надерусь там водки. Я перегрелся, Мишка, так тебя и растак. Я перегрелся…
– А Лурдес? Ты совсем забыл про нее? Ты не думаешь, как она страдает? Плевать тебе на нее, да? Уже списал ее, как отработанный продукт?
– А, Лурдес… – Демид поднял на меня помутневшие глаза. – Лурдес. Не дергайся, парень. Будет тебе завтра Лурдес. Увидишь ты ее. Гарантирую. Не зря ж мы тут время просираем…
– Просираем?! – Я бешено метнулся к Демиду, пытаясь схватить его за грудки. Но он оказался быстрее. Выскользнул из моих рук и взмыл в небо со скоростью маленькой баллистической ракеты. Сделал в небе пару мертвых петель и растворился в выморочной атмосфере Кларвельта.
Он не хотел со мной драться. Знал прекрасно, что биться я буду всерьез, и ему придется всерьез обороняться. И тогда придется слегка покалечить меня – лучшего своего бойца. Потому что, как бы хорошо я не дрался, по сравнению с Демидом я был просто карапузом из песочницы.
Он берег меня для завтрашнего.
– Сука! – громко сказал я по-русски. – Какая же ты сука, Демид!
– Сука?.. На русском языке это, кажется, означает "самка собаки"? – спросил старый голос за спиной.
– А ты что, знаешь русский язык? – поинтересовался я.
– Знаю. Когда-то я говорил на русском намного лучше. В пятидесятых годах. Тогда я еще не был профессором. Я был просто молодым ученым и поэтому все, на что я был пригоден – валить лес под Хабаровском. В рамках советско-китайской интернациональной дружбы. Было такое…
– Слушай, Ван. – Я повернулся. – Зачем вы притащили меня сюда?! По-моему, вы прекрасно справляетесь без меня. Я только совершаю дурацкие поступки и путаюсь у вас под ногами…
– Ты – самый важный и незаменимый здесь из всех нас, – спокойно произнес Ван Вэй. – Демид так думает. И я тоже так думаю. У тебя – особая роль.
– Плевать на Демида! Но ты-то зачем меня обманываешь?
– Я тебя обманываю? – Ван недоуменно качнул головой. – О чем ты, Мигель?
– Помнишь День Дьявола?
– Помню.
– Тогда Демид тоже только и талдычил, что я – самый главный. Я чуть не загордился. А на самом деле какова была моя роль? Самая ничтожная. Всем командовал Демид.
– А кто убил большого земляного демона? Кто проткнул кинжалом его сердце? Кто изгнал его обратно во Врата Дьявола?
– Ну, я, – признал я неохотно.
– И это – ничтожная роль, по твоему? Без тебя нам не стоило бы и затевать то дело. Главная роль – не у того, кто командует. Поверь мне, Мигель. Главная у того, кто исполняет. Причем именно у того единственного, кто только и может исполнить это действие. Ибо на него указал золотой перст Небес.
Ван сидел на земле, скрестив ноги. Выглядел он неважнецки. И без того маленький и тощий, он усох за то время, пока я его не видел, раза в полтора. Казалось – подуй легкий ветерок и он разлетится по воздуху призрачным желтым облачком.
– Это ты – Бог Пчел? – спросил я.
– Да. Откуда ты знаешь?
– Хоть и тупой, но догадался. Осенило меня, когда вы танцевали небесные танцы с Демидом. Кто, кроме тебя, еще так хорошо владеет школой Багуа-синь?
– Это не Багуа-синь. Это другая школа. Тайди-сянь мынь. Это особая школа. Врата Великого Земного Бессмертного.
– Тогда не "мынь", а "мэнь", – заметил я, припомнив немногочисленные уроки китайского языка, преподанные мне Диего Чжаном. "Ворота" – это называется "мэнь".
– Мынь! – произнес Ван м улыбнулся. Глаза его утонули в сеточке добродушных морщинок. – Мэнь – это на пекинском диалекте. А я – из провинции Гуандун. Я – южный китаец.
– А! Так бы сразу и сказал! – произнес я радостно. – Обожаю южных китайцев! Даже если они притворяются пчелками.
Нравилось мне разговаривать с Ваном. Не то что с Демидом.
ГЛАВА 8
Все. Свершилось. Демид, как и положено, оказался провидцем. День Очищения пришел. Наверное, гвардия могла бы застать врасплох повстанцев Светлого Мира – подпалить их брезентово-деревянные лагеря ночью, а потом перебить в поднявшейся суматохе. Но Госпожа рассудила по-своему. Ей хотелось выдающегося, эпохального, грандиозного боя. Наверное, она так же, как и диссиденты, хотела показательной победы добра над злом. Только ее добро и зло и наше добро и зло имели противоположные полюса.
Черт бы тебя побрал, Клементина Шварценберг! Может быть, когда-то, сотни лет назад, ты была действительно хорошим человеком. Но теперь ты превратилась в труп, сосущий жизнь из живых.
– Томас, ты тоже будешь убивать? – спросил я. – Ты, кажется, был против того, чтобы убивать обитателей Светлого Мира? Ты сказал мне, что они – такие же люди, как и мы с тобой. Я запомнил твои слова, Начальник Зверей. Я много думал об этом. И знаешь, что я скажу? Ты прав, парень.
– Я не хочу убивать, – сказал Томас Ривейра. – И я не буду убивать. Я не позову своих диких зверей из леса на помощь. Пусть все будет так, как будет. Плохо все получилось, Мигель. Я думал, что будет лучше.
– Почему же у тебя в руках меч?
– Я буду обороняться. Не хочу умереть как курица, которой отрубают голову. Но нападать я не буду.
– А я не буду перевоплощаться, – сказала Цзян. – Хватит прятаться. Буду работать в своем обычном виде. И тоже постараюсь никого не убить.
Я хмыкнул. "Работать"… Хорошее словечко. Впрочем, я вполне понимал Анютку, избегающую патетичного слова "сражаться". Именно так оно и было – для нас эта страшная сказка была всего лишь работой. Неприятной работой, которую нам хотелось выполнить побыстрее. Желательно также было не слишком запачкаться в процессе этой работы.
– Я вообще не хочу принимать участия в этой мясорубке, – сказал я. – Не потому что я трус, а просто свинство все это. И гореть я, само собой, не буду. Нет, пожалуй, одно исключение может быть. Если мне повезет и я доберусь до длиннорукого подонка Вальдеса, я загорюсь. Просто не смогу сдержаться. Буду поджаривать его со всех сторон, пока он не скажет, куда дел Лурдес.
– Какие вы, однако, у меня тут высокоморальные личности собрались! – ухмыльнулся Демид. Он стоял чуть в стороне от меня – очевидно, с учетом вчерашнего инцидента. Побаивался, что я снова на него наброшусь. – Ну что ж… Пожалуй, из солидарности с вами сегодня я не буду летать. Наверное, так и безопаснее будет. Лучше работать в куче-мале, чем высовываться и подставлять себя под стрелы.
Тоже собирается "работать". Похоже, словечко входит в моду.
– А ты, пчелкин Бог? – я повернулся к Вану. – Ты тоже?
– Тоже. Сегодня я останусь человеком.
– А как же аборигены-диссиденты? На кого они будут молиться? Кто будет вселять в них дух победы? Нехорошо как-то с твоей стороны – в трудный момент бросать свою паству!
– Это уже не имеет значения. – Ван вытянул руку в сторону войск, выстраивающихся в боевом порядке. – Уже не мы командуем ими. Не мы и даже не Вальдес, хотя он и считает, что он здесь самый главный.
– Кто же ими командует? Она?
– Она. Госпожа.
– Она контролирует только свои войска.
– Она контролирует всё, – сказал Ван.
Демид бросил на китайца недовольный взгляд, словно Ван сболтнул что-то лишнее – то, чего мне не было положено знать. В ответном взгляде Вана читалось: "Отвяжись, сэньшен, я сам знаю что делаю".
– Но эти… диссиденты… – сказал я в некотором замешательстве. – Они же больше не подвластны Госпоже.
– Иллюзия… – Ван неопределенно помахал в воздухе руками. – Светлый Мир, в сущности, уже сворачивается. Трудно сказать, что здесь сейчас настоящее, а что – хорошо изготовленное надувательство. Ты чувствуешь этот запах, Мигель?
– Да. Пованивает изрядно.
Запах витал в воздухе уже несколько дней, но сегодня он стал особенно сильным. Странный запах. Тошнотворный и пугающий. Смесь трупной вони и чего-то искусственного, аптечно-химического, заставляющего глаза слезиться.
– Мне кажется, что этот запах свидетельствует о начавшемся разложении магической субстанции мира, – сказал Ван. – Как ты считаешь, Демид?
– Может быть… – Демид неопределенно хмыкнул. – Можно принять в качестве рабочей гипотезы…
Мы стояли на холме, наблюдая за картиной, разворачивающейся на равнине. Возможно, так выглядела подготовка к великим сражениям далекого прошлого. Но, пожалуй, больше это напоминало компьютерную стратегию, чем настоящую жизнь. Войска обеих сторон были выведены на огромное ровное поле и теперь старательно выстраивали свои ряды, не обращая внимания на противника. Аррастровые плантации шустро уползали с поля боя – чувствовали, наверное, что здесь сегодня будет жарко и потопчут их почем зря. Их место заняли серые прямоугольники отрядов пеших воинов, отблескивающие стальными бликами оружия. Конная гвардия выстроилась широким полукругом в арьегарде. Рыжий Йохан разъезжал на грузовике, инспектируя готовность своей самодельной артиллерии. С другой стороны также наличествовали пушки – конструкции Вальдеса, а также броневики на пешем ходу. Светлый Мир изменился в последнее время. Он основательно вооружился. Приобрел неплохое оружие, чтобы сподручнее и надежнее угробить самого себя.
Совсем вдалеке виднелись высокие черные шатры. Походная ставка инквизиции. Где-то там, наверное, находится сам Вальдес. Эх, добраться бы до него поскорее…
– Нечего нам соваться в самую гущу боя, – сказал я. – Обойдем впятером с фланга и нападем на ставку инквизиции. Они там, наверное, чаи гоняют, в ус не дуют. Уверены в победе. Возьмем Вальдеса тепленьким.
– А что, это хорошая идея! – оживился Демид. – Голова у тебя неплохо варит, Мишка. Так и сделаем.
– Как ты думаешь, Лурдес там? В одном из этих шатров?
– Вряд ли. – Демид покачал головой. – Хотя кто знает…
* * *
Пока мы спускались с холма, битва уже началась. Обе стороны с гвалтом поперли друг на друга – одновременно, как будто кто-то невидимый дал им отмашку рукой. Догадывался я, кто этот невидимка… Кулаки у меня чесались добраться до ее закопченного трухлявого замка. Только не до этого пока было. Нужно было найти Лурдес и при этом умудриться выжить.
Легким наш путь назвать было трудно. Хотя мы и отклонились насколько возможно от центра боевых действий, фланг обойти нам не удалось. Одно утешало – там, куда мы попали, не было ни арбалетчиков, ни конников. Пока не было. Здесь шла тяжелая рукопашная с применением всех видов холодного оружия. Сверху, с холма, можно было еще найти некую упорядоченность в расположении отрядов. Здесь же, в гуще сражения, все представляло собой единую бурлящую массу людей, убивающих друг друга. Звериная ненависть была написана на лицах. Ненависть ко всем, желание убить всякого, кто встанет на пути. Теперь трудно было понять, кто принадлежит к армии повстанцев, а кто – к армии Вальдеса. Любой убивал любого. Что случилось с этими людьми, совсем еще недавно миролюбивыми и, в общем-то, по-детски безобидными?
Наша группа из пяти человек двигалась клином. Вбуравливалась в осатаневшую от ярости толпу как ледокол, раздвигала ее, прокладывая себе путь. Впереди шел лично я. Учитывая нежелание убивать несчастных кларвельтцев, оружие я выбрал себе самое что ни на есть гуманное. Не фаджету, конечно – здесь от нее не было бы ни малейшего толка. Я орудовал огромной гладкой дубиной из крепчайшего дерева. Этакой бейсбольной битой полутораметровой длины и сантиметров двадцати в диаметре. Обратите внимание – простой деревянной дубиной, безо всяких там шипов и прочих смертоносных штучек. Впрочем всякому, кто попадался мне под руку, доставалось преизрядно. Я не церемонился. Не мог я различить, кто тут был наш, кто чужой – да простит меня Боже. Я просто сшибал с ног всех, кто бросался на меня с мечом и шел дальше. Косил народ как траву.
Сами виноваты. Зачем нужно было лезть на такого миролюбивого громилу как я? Ведь их же предупреждали! Сзади меня шел Томас – Начальник Зверей и орал во всю свою мощную негритянскую глотку: "Расступитесь! Пропустите нас! Если вы не будете на нас нападать, то мы вас не убьем!" Томаса, как самого небоеспособного из всех нас, специально поставили за моей спиной. Я прикрывал его. Мы же, помнится, обещали ему благополучное возвращение домой. Ужасно было бы, если бы его, бедолагу, укокали в бою. К сожалению, пацифистские вопли Тома не приносили ни малейшего результата. Напротив – мы привлекали особое внимание. Каждый, в чье поле зрения мы попадали, стремился немедленно испробовать на нас свое оружие. Несчастные идиоты…
Демид и Ван двигались сзади, защищая Тома с боков. Я не видел, что они там вытворяли, и удавалось ли им выполнять искреннее намерение не убивать никого. Но думаю, что со своей работой они справлялись. А как еще могло быть?
Пичужка Цзян замыкала наш "утюг". Надеюсь, что там, сзади, на относительно расчищенной территории, ей было полегче чем нам. Конечно, бойцом она была отменным, но с учетом весовой категории нам нужно было беречь ее.
Вначале мы продвигались довольно шустро, и мне уже показалось, что вот-вот мы прорвем вязкую и опасную трясину дерущейся толпы и выйдем на открытое пространство к шатрам. Показалось… Скорость наша снижалась с каждой сотней пройденных шагов. Прошел час, второй… Я уже потерял счет времени. Мы засели крепко. Завязли по самую макушку.
Волны нападающих нахлестывали на нас и отступали. Я молотил дубиной как мельница, я уже выбился из сил, а черные верхушки шатров инквизиции застыли на месте – не приближались к нам ни на шаг.
В той части поля, где мы находились, мертвых было уже больше, чем живых. Трупы устилали землю, кровь хлюпала под ногами. Раненые страшно кричали, потому что некому было уносить их, и сражающиеся шагали прямо по ним. Никто не думал покидать поле боя или отступать. Слабых убили давно, выжили лучшие бойцы, и теперь они рубились между собой отчаянно и жестоко. Я не видел признаков разума в их глазах – остались только звериные инстинкты. То, что начиналось как сражение, перешло в смертельную грызню взбесившихся собак.
Возможно, мы все-таки пробились бы к ставке инквизиции. Но этого не понадобилось. Вальдес сам пришел к нам.
Я увидел, что кроме большого водоворота толпы, образовавшегося вокруг нашей группы, в сотне метров поодаль появился другой водоворот. Отбившись от очередной парочки свихнувшихся стражников, я бросил быстрый взгляд туда, пытаясь определить, что там происходит. Десяток гвардейцев продвигался через стадо, прикрывая кого-то длинными щитами и вовсю орудуя мечами. Вдруг светлый ежик волос взлетел высоко над толпой и исчез. Вслед за этим чудовищная рука, подобная многометровому белому питону, выхватила из толпы крестьянина, вооруженного топором, и подкинула его в воздух – так, что он перекувыркнулся, совершил вынужденное сальто и приземлился брюхом точно на копье.
Вальдес. Его признаки. Ни с кем не спутаешь.
– Демид, ты видел? – проорал я.
– Да! Это Вальдес! – крикнул Демид, отбиваясь мечом от здоровенного детины в латах. – К нам идет!
– Думаешь, по наши души пожаловал?
– Всяко не нам на помощь! Ты мечтал разобраться с ним, Мигель? Сейчас разберешься!
Мы вовсе уже прекратили всякое продвижение. Казалось, что вся ненависть поля боя сосредоточилась сейчас на нас, демониках. Демид сражался спиной к спине с Томом, Цзян – рядом с Ваном. Только я работал в одиночку. Демид и Ван орудовали мечами. Цзян – длинным гибким копьем, изготовленным на манер китайского и украшенным разноцветными тряпочками. Начальник Зверей рубился огромным, страшного вида топором.
Силы наши были на исходе. Все, кроме меня, уже были ранены. Почему мы не применяли наши демонические способности? Из-за обета, данного нами? Отчасти. Но главной причиной было то, что мы отупели, заразились болезнью свирепого безумия, охватившей всех, кто находился сегодня на поле. Нам уже все равно было – выживем мы или погибнем.
Черный конь прорвался к нам, едва не ломая ноги о трупы, и сшиб Вана мощной грудью. Оглушенный старик еще пытался подняться на ноги, слепо искал свой меч, вылетевший из рук. Демид бросился на помощь Вану, вышиб всадника из седла. Но гвардеец успел выстрелить из арбалета. Я видел, как стальной болт вошел в лоб старого китайца.