* * *
Стоя у окна в своих покоях, Маркой осматривал окрестности дворца. Обычно в королевском саду царили тишина и покой, зовущие к созерцанию и размышлениям, но сегодня и в парке, и на дворцовой площади собрались сотни людей; одни пришли сюда, чтобы стать свидетелями исторического события, другие - чтобы продать свои товары или услуги, а третьи - просто развлечения ради, ибо праздничная атмосфера, царившая в городе по случаю приезда столь знатных гостей, весьма напоминала ярмарочную.
Хотя своих августейших родственников Маркой и разместил в просторных покоях Речного дворца, почетный эскорт каждого пришлось расселить в гостевых домиках, разбросанных по довольно обширной территории между дворцом и рекой Эстрад; именно туда и явились все те, кто хотел что-нибудь продать, развлечь публику или просто поглазеть. Маркой предложил каждому из гостей целый отряд оруженосцев и слуг на все время совещания, но - как и в случае с "тетей" Детрией, не пожелавшей расстаться со своим морским эскортом, - его предложение было отвергнуто: дражайшие родственники ему не доверяли.
Глядя на целое море разноцветных флажков, палаток и тележек торговцев, заполонивших все подступы к дворцу, Маркой чувствовал, что все делает правильно. Он представлял себе, как возродится великое государство Элдарн, преображенное в пять равных землячеств, где каждый сможет наслаждаться свободой, равенством и возможностью хорошо и со смыслом прожить свою жизнь. Нужно всего лишь уговорить членов королевского семейства принять его план.
Правитель Роны не сомневался, что все они исповедуют примерно одну и ту же систему ценностей, так что его мечты вполне можно воплотить в жизнь. Согласно его убеждениям, ни один правитель не должен обладать абсолютной властью, ибо - и Маркой был совершенно в этом уверен - абсолютная власть и есть та самая проклятая переменная в жизни его прадеда, который был убит только потому, что в своих руках сосредоточил власть, не контролируемую более никем. И после смерти прадеда в течение трех поколений потомки его воевали друг с другом, и уже каждый из них стремился удержать в своих руках хотя бы остатки былой власти. Нет, эту вражду пора прекратить.
- Даная, - не оборачиваясь, окликнул Маркой жену, - не пошлешь ли кого-нибудь за Теннером?
- Конечно, дорогой.
Она махнула рукой мальчику-пажу, ожидавшему у входа в покои, что-то тихо ему сказала, и тот чуть ли не бегом бросился на поиски Теннера, личного врача и ближайшего советника принца Маркона.
Подойдя к мужу, все еще стоявшему у окна, Даная обняла его сзади, сцепив пальцы у него на груди и прижавшись щекой к лопаткам супруга. Маркой все еще был в отличной форме, хоть и прожил уже почти четыреста двадцать пять двоелуний; его грудь и плечи были сильны и мускулисты благодаря верховой езде и физическим упражнениям, хотя в талии он, пожалуй, несколько и раздался. Даная игриво ущипнула его за бок.
- Я уже совсем не тот, за кого ты когда-то выходила замуж, - тихо сказал он ей. - Как по-твоему, что сталось с тем Марконом?
- По-моему, он просто немного повзрослел и стал значительно мудрее, а еще... Еще он вот-вот принесет в наши края долгожданный мир.
И Даная еще крепче обняла мужа. Маркой улыбался, слушая ее.
- Надеюсь, дорогая, так оно и будет, - сказал он и слегка вздохнул.
- И я очень надеюсь, дорогая, что это будет именно так, - услышали они чей-то голос.
Да, это был, конечно, Теннер Уинн, единственный человек в Роне, который осмеливался входить в королевские покои когда угодно и без предупреждения.
- Хотя вы столько раз ошибались. Впрочем, вряд ли вас можно в этом винить: все ваши неудачи начались с того, что вы выбрали себе в мужья совсем не того, кого следовало бы!
Теннер был довольно близким родственником принца Маркона. Будучи старшим сыном Ремонда II Фалканского, он отказался от короны, уступив ее своей сестре Анарии, сославшись на то, что слишком увлечен медициной, и утверждая, что политик из него наверняка получится весьма посредственный, а вот врач - превосходный.
С тех пор прошло немало двоелуний, и предвидение Теннера полностью сбылось: именно он выучил и выпустил в жизнь большую часть врачей, практикующих в Роне.
Дружба Теннера с Марконом зародилась, когда они оба были еще детьми, и со временем становилась все крепче, ибо Теннер так и остался в столице Роны, преподавая медицину в здешнем университете. Он стал поистине блестящим хирургом и диагностом, но в народе его чрезвычайно уважали не только за это, но и как наипервейшего советника короля.
- Теннер, я совершенно уверен: твои родители зачали тебя в законном браке, - усмехнулся Маркой. - Или, может, ты уже настолько впал в старческий маразм, что забыл, как стучать в дверь, прежде чем ее отворить?
- Осмелюсь напомнить, мой государь, что вы даже немного старше меня, а дверь, кстати, была открыта. - Теннер картинно поклонился. - Скорее уж, это вам обоим пора научиться сдерживать на людях свои чувства.
- Ха! Ты просто ревнуешь. - Маркой повернулся к окну спиной и, опершись о подоконник, спросил: - Ну и где он?
- Если ты имеешь в виду своего сына, - не моргнув глазом, отвечал Теннер, - то он, по-моему, охотится в южных лесах. И вернется сегодня к вечеру.
- Но ему следовало бы находиться здесь! - встревожилась Даная, опасаясь очередной ссоры между мужем и сыном.
Мальчик стал совсем взрослым, ему исполнилось сто семьдесят три двоелуния, и он ведет себя весьма независимо, а Маркой многие решения сына считает совершенно недопустимыми и сердится.
- О, он непременно скоро будет здесь! - воскликнул Теннер. - Мальчик прекрасно понимает, насколько все это важно. Кстати, по-моему, сегодня он намерен продемонстрировать себя во всей красе - ведь во дворце собралось так много молодых и привлекательных дам.
- Да-да, - задумчиво произнес Маркой. - Но я заметил, что еще не прибыл никто с острова Ларион. А от наших друзей из Горска были какие-нибудь вести?
- Никаких, но, если хочешь, я могу послать туда верхового по Торговой дороге - пусть выяснит, почему их посланцы запаздывают.
Теннер не стал даже говорить о том, что и его это тоже весьма тревожит, тем более что гостей из этой северной страны ожидали в Роне еще два дня назад. Правда, корабли, на которых плыла из Праги принцесса Детрия со своим эскортом и родственниками, тоже немного задержались в пути из-за того, что в Равенском море на них напали пираты. Однако Теннер не имел ни малейших представлений о том, что, например, могло задержать сенаторов острова Ларион, мирных ученых, которые, кстати, обычно путешествуют либо совсем без денег, либо имея в кармане крайне незначительную сумму. Орудующие в горах бандиты неизменно пропускали караваны посланцев Лариона, поджидая более "жирную" добычу.
А Маркона вновь охватила уже знакомая усталость: все идет совсем не так, как было задумано. И он весьма опасался тех новостей, которые могут привезти посланные Теннером гонцы, но все же был с ним согласен: разведать, что там происходит, просто необходимо.
- Да, будь добр, пошли туда кого-нибудь, - попросил он своего лучшего друга и советника. - Надеюсь, мы с тобой увидимся сегодня за обедом?
- Разумеется! Как же я могу пропустить один из самых важных вечеров за последние шестьсот двоелуний? Мир, восстановленный еще при нашей жизни, и все такое... - Теннер куда сильнее верил в Маркона, чем сам Маркой верил в себя. - Я думаю, для любого это совершенно исключительная возможность осознать, что мы стоим на пороге новой, лучшей эпохи! - Даная улыбалась, согласно кивая. А Теннер продолжал: - Мы так много времени тратим, пытаясь заглянуть вперед или задумываясь о прошлом. Сегодня же мы, безусловно, должны сосредоточиться на настоящем и признать, что именно сейчас совершается самое важное в нашей жизни.
- Поверь, сам-то я только об этом и думаю. - Маркой хлопнул Теннера по плечу и крепко стиснул его руку. - Я рад, что ты будешь там вместе с нами, со мной и Данаей. Пошлешь кого-нибудь сообщить нам, когда вернется наш сын?
- Конечно, - пообещал Теннер и пошел прочь, оставив супругов наедине.
* * *
Наследник ронского трона Данмарк Грейслип привязал лошадь к низко растущей ветке дерева и осторожно отцепил от седла охотничий лук. Он был высок ростом и весьма крепок. Ловко стянув на затылке свои длинные, до плеч, волосы кожаным ремешком, он сунул их за воротник, чтоб не мешали, и огляделся, выискивая в лесу следы дичи: свежие отпечатки лап, сломанные ветки, сбитые на землю листья. Данмарк догадывался, что к этому глубокому омуту, которым была отмечена последняя излучина извилистой реки Эстрад на ее пути к морю, непременно должны приходить кролики, ганзели, а может, даже и дикие кабаны.
Осторожно подойдя к самому краю отвесного обрыва над рекой, Данмарк осматривал весь ее красивый извив, отлично видимый с того места, где он стоял. Грейслип не ошибся: несколько диких кабанов копались у подножия обрыва под старым корявым кленом в поисках трюфелей. Данмарк сразу решил: хорошо бы добыть для пира по случаю воссоединения свежей кабанятины. Он осторожно, на животе, отполз с открытого места и стал спускаться с обрыва.
"Пожалуй, можно будет подстрелить даже двух кабанов, - думал он, - если только они сразу не разбегутся".
Возбужденный тем, что ему так быстро удалось найти довольно легкую добычу, молодой принц уже предвкушал, как победоносно проедет через весь Эстрад с одной или даже двумя кабаньими тушами, притороченными к седлу. Ведь сейчас в столице собрались сотни гостей, тысячи различных торговцев и просто любопытствующих, которые только и мечтают услышать о планах его отца по восстановлению мира в Элдарне. И он, Данмарк, поедет неторопливо, с достоинством - пусть все смотрят, как он возвращается с удачной охоты. Среди представительниц женского пола принц мог выбрать любую: большинство молодых женщин Роны только и мечтали о том, чтобы выйти за него замуж, и отнюдь не только потому, что он был наследником престола, - этого юношу с оливковой кожей и темными глазами все единодушно считали настоящим красавцем.
Что ж, триумфальный проезд с дичью для предстоящего пира даст ему лишнюю возможность выбрать себе спутницу на этот вечер. Хотя бы из тех многочисленных хорошеньких иностранок, что гостят в Речном дворце. Данмарку эта идея показалась весьма удачной. Он уже представлял себе, как весело проведет время, и ему пришлось даже сдерживать себя, чтобы не испортить охоту излишней торопливостью.
Вдруг Данмарк так и замер: один из кабанов перестал рыться в земле, повернулся, посмотрел прямо на него и стал карабкаться вверх по склону ему навстречу. Вот это удача! Улыбаясь, принц заранее репетировал в уме, как будет рассказывать всем об охоте на свирепого кабана, которого ему удалось убить с помощью одного лишь охотничьего ножа.
Он постарался выбросить из головы все эти пока неуместные, хотя и сладостные мысли и снова посмотрел на кабана; зверь по-прежнему не сводил с него глаз и медленно, но упорно карабкался вверх. Данмарк решил не рисковать и, вложив в лук стрелу, опустился на колено, готовясь выстрелить, поскольку кабан был явно настроен весьма решительно. И тут случилось нечто странное: кабан остановился, злобно посмотрел на молодого принца и вдруг замертво рухнул на землю. Теперь он больше всего был похож на игрушечную свинку, набитую опилками, которую случайно потерял в лесу какой-то ребенок.
Данмарк некоторое время наблюдал за ним, потом разочарованно пожал плечами и приготовился выстрелить в одного из более крупных кабанов, все еще копавшихся под деревом в поисках трюфелей.
Та странная боль в левом запястье началась как некое слабое жжение, и сперва принц решил не обращать на нее внимания. Но когда он выпустил стрелу, боль стала почти нестерпимой, пронзая руку от запястья до плеча. Данмарк бросил лук, успев заметить, что выпущенная стрела, не причинив никому вреда, сверкнула в воздухе и, ударившись о соседнее дерево, упала в реку. Сорвав с левой руки перчатку, принц обнаружил на внешней стороне запястья открытую рану, которая странным образом становилась все шире и шире, похожая на безобразную язву. Из раны сочились темная кровь и дурно пахнущий гной.
- Клянусь богами всех Восточных земель... Закончить фразу Данмарк не сумел: ему показалось, что он слепнет - краски леса меркли, тускнели, из золотых и зеленых мгновенно превращаясь в серые и черные. Прикрыв глаза рукой, принц изумленно вскрикнул и попытался встать на ноги.
Но, поднявшись с земли, понял, что ничего уже не может разглядеть перед собой. Кроме того, у него начинал слабеть и слух.
- Да что же это за проклятая напасть? - вырвалось у него, но даже свой собственный крик он толком не смог расслышать. И все тер и тер глаза ладонями, словно надеясь таким способом вернуть себе зрение.
Чувствуя, как его со всех сторон обступает темнота, Данмарк попытался вернуться к тому месту, где привязал своего коня, рассчитывая, что умное животное само сумеет найти дорогу в конюшню Речного дворца или хотя бы в деревню. Голова у юноши кружилась; он понимал, что это происходит из-за быстро усиливавшейся глухоты. Сделав еще шаг, он потерял равновесие, громко вскрикнул, упал с обрыва навзничь и покатился вниз, стукаясь о камни и стволы деревьев. Ужас охватил его душу; он пытался звать на помощь, но не мог расслышать даже собственный голос и не был уверен, что вообще издает хоть какие-то звуки.
Сердце его бешено колотилось: он чувствовал, что умирает. Та жгучая боль и мгновенно последовавшие за ней слепота и глухота... Нет, разумеется, это сама смерть пришла за ним...
И вдруг все прекратилось; исчезла боль и неприятные ощущения. Перед глазами Данмарка была полуночная тьма, в которой проплывали какие-то яркие видения - странные фигуры, то совершенно бесформенные, то очень четкие, игриво и весело, точно играя, сменяли друг друга.
На какое-то время он даже забыл о потере зрения и слуха; его отвлекла эта притягательно прекрасная игра цветов и форм. К тому же оказалось, что он может по своему желанию заставлять эти цветные фигуры петь или играть на неведомых музыкальных инструментах; он чувствовал, как звучит исполняемая ими музыка, несмотря на усиливавшуюся глухоту и слепоту, и даже засмеялся от радости.
Он протянул правую, здоровую руку, чтобы потрогать эти поющие фигуры, и обнаружил, что они меняются, подчиняясь его прикосновениям, и тут же принялся создавать новые формы и оттенки, превращая непонятные фигуры в целые живые картины, которые отлично видел, несмотря на слепоту. Созданные им существа взывали к нему, и он отвечал им - на языке, которого никогда прежде не знал и даже предположить не мог, что сумеет не только понимать его, но и совершенно свободно на нем изъясняться.
А наверху, над обрывом, конь принца Данмарка так и стоял, привязанный к дереву, и смотрел, как его хозяин, сидя на берегу реки Эстрад, размахивает над головой правой рукой и лениво болтает ногами в воде. Принц то бурчал себе под нос что-то невразумительное, то громко вскрикивал, то смеялся, но так и не сделал ни шагу наверх, туда, откуда столь странным образом недавно свалился.