Гильда, хоть уже и обедала, вежливо присела с гостями за стол. Вечно голодные бродяги смели все подчистую. Осведомившись, желают ли они еще чего-нибудь, и выслушав благодарный отказ, Гильда увела Плясунью к себе - умыться и отдохнуть.
Мужчины остались одни. Вытянувшись на скамьях, в полудреме или неспешных разговорах провели остаток дня - блаженного дня безделья.
Вечером, когда сквозь цветные стекла не проникало в комнату уже ни капли света, когда весело заплясали в очаге языки пламени, когда хозяин закрыл лавку и присоединился к гостям, а Гильда накрыла стол снова, заговорили о деле. Плясунья извлекла из потайного кармана на платье золотой перстень, и Стрелок посвятил Оружейника в их планы. Гильда присутствовала при разговоре - Стрелок знал, что девушка не болтлива.
Оружейник выслушал, не перебивая. Взвесил на ладони перстень. Сказал, хмурясь:
- Подходящие доспехи я вам добуду.
- Это нас не спасет. - Стрелок задумчиво постукивал пальцами по столу. - Мой конь великолепен, но вчетвером на него не сесть. А на клячах, подобных актерским, королевские посланцы не ездят.
Актеры и Плут растерянно переглянулись. О такой простой и, казалось бы, очевидной вещи они не подумали и теперь вопрошающе посматривали на Стрелка. Оружейник мысленно подсчитывал сбережения.
- Пожалуй, одного коня… - начал он.
Стрелок быстро положил руку ему на плечо:
- Тут можно головы лишиться. Мы переночуем и уйдем в лес, выждем…
- Еще что скажешь? - спросил Оружейник. В голосе прорвались гневные нотки.
- У тебя дочь, - упорствовал Стрелок. - Ты не можешь рисковать.
Гильда, сидевшая на корточках у очага, поднялась и неторопливо подошла к столу.
- Я всегда гордилась отцом, - промолвила она. - Хочу гордиться и впредь.
Оружейник взглянул на дочь почти весело и обратился к Стрелку:
- Нынче времена такие… Как в старых сказках: либо честь спасать, либо голову.
* * *
Утром Плясунья вбежала в трапезную с таким выражением лица, что мужчины, уже принявшиеся за еду, отложили ложки и молча уставились на нее.
- Там кони, - сказала Плясунья.
Актеры переглянулись и снова воззрились на нее.
- Какие кони? Где? - спросил Стрелок.
Плясунья, как истая женщина, взялась объяснять с самого начала, все по порядку:
- Я проснулась рано и решила до завтрака проведать наших лошадей. Пока я умылась и оделась, стало уже не так рано, но я все равно спустилась. А там, в стойле, - два прекрасных скакуна…
- Что ты… - начал Стрелок и, оборвав себя, обернулся к хозяину: - Твоя работа?
Оружейник только беспомощно руками развел: мол, к данному чуду непричастен.
- Взгляните сами, - предложила Плясунья.
Мужчины сбежали по лестнице вслед за Плясуньей. Наверху осталась одна Гильда. Смела со стола крошки, высыпала за окно - птицам. Поправила нарядные покрывала на скамьях. Сложила аккуратной стопкой тарелки и унесла вниз, в кухню, - мыть. Когда она вновь поднялась в трапезную, там стояли гости и, возбужденно размахивая руками, пытались уверить ее отца, будто волшебство совершил он. Оружейник отнекивался, но ему не верили.
- Никто чужой о нашей беде не знал. Лошадей добыл кто-то из домашних, - твердил Стрелок.
- Вспомнила! - воскликнула Плясунья. - Утром меня разбудил стук захлопнувшейся двери. Кто выходил поутру, тот и привел коней.
- Ничего подобного! - горячился Оружейник. - Вечером я сам задвинул засов на входной двери, и, когда поднялся утром, дверь была заперта. Дочка, - хозяин обернулся к Гильде, - ты никому дверей не открывала?
Гильда улыбнулась:
- Открывала.
- Кому? - задохнулся от изумления Оружейник.
- Не скажу.
Она достала горшочки с красками, кисточки, глиняный кувшин - обожженный, но еще не глазурованный - и как ни в чем не бывало уселась к распахнутому окну - расписывать.
Оторопевшие гости с хозяином молча наблюдали за ее приготовлениями. Когда же первая лазоревая волна побежала по узкому горлу кувшина, стало ясно, что большего от Гильды не добиться.
- Кажется, я знаю, чьих это рук дело! - воскликнул вдруг Стрелок, проворно оборачиваясь и хватая за плечо Рыжего Плута, на цыпочках направлявшегося к двери. - Конокрад несчастный! Неужто переселенцев обобрал?
Рыжий Плут оскорбился до крайности.
- Что я, Магистров стервятник? - фыркнул он, пытаясь освободиться и проскользнуть в дверь.
- Значит, не переселенцев. А кого? - Стрелок держал крепко.
- Я никого не грабил. - Рыжий Плут возвысил голос, однако вырываться перестал, поняв тщетность своих усилий.
Стрелок рассердился не на шутку:
- Немедленно отведи коней назад.
- Пожалуйста, - кротко согласился Плут. - Отведу. Господин Магистр будет вам весьма благодарен.
- Магистр? - воскликнули все хором.
- Да. Скакуны из его конюшен.
- Как ты их раздобыл? - не то восхищенно, не то негодующе спросил хозяин.
- Слуги Магистра сами отдали.
- Так мы и поверили!
Плут прикинулся обиженным. По его словам выходило, будто еще затемно ему вздумалось прогуляться. И совершенно случайно ноги принесли его к замку Магистра. Бродя подле замка, Плут встретил слуг, гнавших коней на водопой. Пошел за ними через луг. И на берегу реки, на огромных валунах, они расстелили плащи и затеяли игру в кости.
- Понятно, - сказал Стрелок, а Плясунья засмеялась.
Плут скромно потупил глаза: что поделать, если он такой везучий? Сначала слуги Магистра проиграли все деньги и, поскольку жаждали отыграться, а он в долг поверить не захотел, поставили на кон свою одежду. Постепенно к Плуту перешли два теплых, подбитых куньим мехом плаща, сапоги из прекрасной кожи, со шпорами, правда не золотыми; потом - куртки, а потом и нижняя одежда…
Слугам, понятно, не хотелось возвращаться нагишом, и ставкой сделались два добрых скакуна… Заполучив коней, Плут взглянул в красные от гнева лица незадачливых игроков, готовых схватиться за оружие, благо их ножи давно торчали у него за поясом, и предложил еще партию.
- Зачем? - удивилась Плясунья.
- Надо же было возвратить им одежду. Плащи, впрочем, я оставил - пригодятся.
Теперь уже никто не мог удержаться от смеха, кроме Гильды, продолжавшей невозмутимо расписывать кувшин, - она-то всю историю слышала еще утром.
- Магистр им головы снимет, - проговорил Флейтист безо всякого сочувствия.
- Магистр знать не знает, сколько лошадей в его конюшнях. Главный конюх, конечно, подымет крик, да тем и обойдется, - возразил Рыжий Плут.
- Что ж, - промолвил Оружейник. - Дело за доспехами. Сегодня же подберем…
- Надо еще сочинить приказ, - напомнил Стрелок.
- Вот это задача, - пробормотал Флейтист. - Нам же не только печать, но и королевская подпись потребуется.
Стрелок, отстранив музыкантов, подошел к Гильде, взял её за руку:
- Сумеешь ли ты изобразить королевский росчерк?
Гильда подняла на него безмятежные глаза:
- Сумею, если будет образец.
Стрелок, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Друзья переглянулись и остались на местах, полагая, что следует его дождаться. В самом деле, вскоре послышались шаги - охотник возвращался. Он появился в комнате, на ходу разворачивая какую-то тряпицу. Извлек из нее пергаментный свиток.
- С этим посланием Великий Лорд отправил нас с Драймом к лорду Орвэю. Я сохранил письмо.
Гильда развернула свиток, прижала кувшином. Остальные сгрудились вокруг нее, заглядывая через плечо. Свиток обтрепался по краям, но сама подпись была видна четко. Крупная, округлая заглавная буква и мелкие, угловатые строчные.
Гильда несколько раз провела кистью в воздухе, повторяя росчерк.
- Теперь, конечно, он пишет не "Артур, Великий Лорд", а "Артур, король".
Оружейник уже нес перо и чернильницу.
Гильда взмахнула пером. Поначалу линия вышла чересчур жирной. Затем помешала ворсинка. В следующий раз Гильда плохо обмакнула перо, чернила иссякли на середине слова. Лишь с четвертой попытки, не отрывая руки, она вывела королевское имя как положено, с крупной округлой заглавной буквой и мелкими, угловатыми строчными. Потребовала:
- Сходите в лавку и купите мне хорошее перо.
Оружейник и Стрелок отправились в мастерскую, музыканты - к лошадям, Рыжий Плут - в лавку. Плясунья подошла к Гильде, вновь взявшейся за свой кувшин, присела рядом на скамью. Тихо спросила:
- Ты не боишься?
Гильда аккуратно завершила бирюзовый завиток и только после этого отложила кисточку и повернулась к Плясунье:
- Боюсь.
- Но ты так спокойна…
- Я гоню от себя страхи. Если непрерывно думать о том, что может случиться, - жить некогда будет.
- Я тоже гоню, - жалобно вымолвила Плясунья. - Но они возвращаются.
- Попробуй заняться чем-нибудь, - посоветовала Гильда. - Все равно изменить ничего нельзя. Разве что отступить…
- Отступить? Никогда. Сегодняшней трусостью завтрашнего счастья не купишь, как не принесешь воды в разбитом кувшине.
Гильда кивнула и вновь взялась за кисточку. Побежал, зазмеился причудливый узор.
Плясунья вернулась в отведенную ей комнату, отодвинула к стене скамью и стол и целый день разучивала новый танец. К вечеру у нее отнимались ноги, зато ночью она провалилась в глубокий и ровный сон без сновидений.
* * *
Холод источают каменные стены темницы. Холоден самый воздух ее. Стражник вздрагивает, притопывает, плотнее кутается в плащ. Промозгло. С отвращением взирает на небо. Низкие тучи брызжут мелким дождем. Сырость пронизывает до костей. Стражник шагает по двору темницы, не может согреться. Гулко отдаются шаги его по каменным плитам. Стражник вскидывает голову, отводит капюшон от уха - ему чудится цоканье копыт. Мимо? Нет, похоже, едут через мост. Он подходит к решетке. Сквозь пелену дождя видит три размытых силуэта. Неужто привезли нового узника? Вот бедолага. Стражник гонит мысль о каменных подземельях. Цокот копыт становится все отчетливее, всадники приближаются. Влажно поблескивают бока коней. Плащи всадников забрызганы грязью. Гонцы примчались издалека. Из-под плащей виднеются вороненые доспехи королевских дружинников. Первый всадник подъезжает к решетке вплотную. Два других держатся позади. Один из них ведет в поводу оседланного жеребца. Можно подумать, явились за кем-то из узников.
- Кто такие? - ежась, спрашивает стражник.
Всадник, не отвечая, нагибается, просовывает сквозь прутья решетки свиток, скрепленный печатью. Стражник только взглядывает на печать, отступает, и вот уже гремят цепи, и решетка ползет вверх. Всадники въезжают во двор. Тот, кто показывал свиток, спешивается, откидывает капюшон. Он в шлеме, но забрало поднято. Холодные зеленые глаза ощупывают караульного. Губы под черной полоской усов разжимаются, чтобы бросить одну-единственную фразу.
- Капитана сюда.
Стражник пробует воспротивиться. Капитан греется у очага, и горе тому, кто попытается вытащить его из теплой караульной на дождь и ветер.
- Поднимитесь в башню и поговорите с капитаном, - бурчит он.
Королевский гонец не сердится и не повышает голоса. Зеленые глаза его подергиваются пеленой скуки. Равнодушно, небрежно, будто и не слыша пререканий, он бросает:
- Капитана сюда.
Хлещет дождь. Точно каменные изваяния, сидят верховые. Стражника словно ветром сдувает. Ему хорошо знаком подобный тон: промедли, и тебя собьют с ног, спасибо, если в землю не втопчут. Дерзких, может, потом и накажут, да что толку.
Бранясь, спускается по ступенькам начальник стражи. Хмуро оглядывает гонцов. Его на испуг не возьмешь. Его сам господин Магистр поставил.
- В чем дело? - спрашивает он резко.
Гонец, не снизойдя до ответа, протягивает свиток.
- Ступай в караульную, обожди, - небрежно бросает капитан.
- Дело спешное.
- Я сказал - обожди, - рычит капитан.
Дело, может, и спешное, да он своему времени хозяин. И никому не позволит командовать. Пусть перед ним посланец короля. Зато сам он человек Магистра. И надо еще посмотреть, чей хозяин главнее… А за промедление все равно спросят с гонцов.
Повернувшись на каблуках, капитан направляется к дверям башни. В спину ему ударяет холодное, повелительное:
- Назад!
Таким тоном отдают команды на поле боя. Привычка к повиновению берет свое, капитан оборачивается, подходит. Гонец сдергивает перчатку с правой руки. На безымянном пальце блестит перстень. Королевская печать - маки и меч "Грифон". Капитан бледнеет при мысли, какую ошибку едва не совершил. Можно задержать обычного гонца - и подставить его под удар. Но если задержать посланца, которому доверен королевский перстень, под ударом окажешься сам. Подобных гонцов отряжают лишь в случаях великой необходимости.
Капитан разорвал ленту, скреплявшую послание, развернул свиток, пробежал глазами приказ. И уже через минуту двое стражников спешили к дверям, ведшим в подземелье.
- Навсегда забираете узника? - Капитан попробовал разговорить королевского посланца.
Тот не отозвался.
- Жаль, - продолжал капитан. - Очень уж он потешал моих людей. Жизнь-то у них не слишком веселая. А так порой слышишь - хохочут, узник забавную песню спел. Потом грустную заведет… Мои люди ко всему привычны, стоны их не разжалобят… А песни услышат - слезы в глазах стоят.
- Если они будут слушать мятежника, еще и не так заплачут, - отрезал зеленоглазый.
Капитан прикусил язык.
В это время стражники выволокли во двор Менестреля. Руки узника были связаны за спиной. Стражникам приходилось его поддерживать - сам Менестрель стоять не мог. Он крепко зажмурился и низко опустил голову: после подземелья даже тусклый осенний свет ослеплял. Он был босиком, запекшаяся корка грязи покрывала ноги, одежда висела лохмотьями.
Увидев, как гневно сжались губы королевского гонца, капитан прикрикнул на своих людей, полагая, что их необходимо поторопить.
- Где его лютня? - перебил зеленоглазый.
- Что? - опешил начальник стражи.
- Где его лютня? - Голос громыхнул гневом.
- В подземелье… - начал было один из стражников, но, не договорив, развернулся и ринулся к дверям темницы.
Менестрель же, заслышав голос гонца, поднял голову и попытался рассмотреть говорившего. Глаза слезились, вместо лиц он видел только розовые пятна. Но отчетливо слышал яростный, знакомый голос:
- Посадите его на коня.
Зацокали по каменным плитам копыта. Менестреля усадили в седло и привязали - сам удержаться на коне не сумел бы. Веревки врезались в тело, но это уже было неважно. Кроме грубого прикосновения веревок он чувствовал ласкающую влагу дождя, дыхание ветра, опьяняюще свежее после смрада темницы.
Вернулся стражник, прижимая к груди лютню. Зеленоглазый обернулся к спутникам, один из них нагнулся с коня и взял из рук стражника инструмент. Снова, взвизгнув, пошла вверх решетка. Зеленоглазый натянул перчатку, скрыв королевский перстень, и тронул коня. Они выехали из ворот крепости, миновали мост и направились вниз по улице, ведшей к городской стене. Ворота темницы захлопнулись за ними, и прежняя тишина воцарилась во дворе, вымощенном каменными плитами.
- Потерпи, - тихо сказал Стрелок Менестрелю. - Нам бы только из города выбраться.
Они беспрепятственно продвигались по улицам. Горожане почти не обращали на них внимания: стражники на каждом шагу встречаются. А оборванцев кто ж не видывал - в нынешнее-то время?
Дождь приутих, тучи стали расходиться, желтое, бледное угадывалось на небе солнце.
В воротах их никто не остановил.
* * *
В черном - стражи Магистра, в алом - люди короля. "Правда, под алым может таиться и черное. Беда, если юный паж окажется соглядатаем Магистра", - размышлял Рыжий Плут, поспешая за мальчишкой.
Холодные плиты пола жгли ноги. Каменные своды нависали над головой, стены коридоров, казалось, готовы были сомкнуться и раздавить. Обитатели замка - от латников в воротах до знатных лордов - смотрели угрюмо и неприветливо. Порой доносились взрывы смеха, но даже и смех звучал невесело - так люди смеются не оттого, что им хорошо, а оттого, что другим плохо. Плут незаметно отер пот со лба. Ему уже начало мерещиться, будто из каменного лабиринта нет выхода, когда паж отворил двери в сад. Плут перевел дыхание.
У белой стены, среди пурпура осенних цветов, под пламенеющими кленами сидела королева в окружении свиты. Ее величество совсем недавно получила позволение выходить в сад - по настоянию королевского лекаря. Артур, однако, позаботился о том, чтобы ее повсюду сопровождали придворные дамы. Издалека они казались яркими луговыми бабочками на зеленом склоне. Пестрели одеяния: желтые, голубые, розовые, лиловые. Нежные личики, любопытные взгляды… "А ведь половина из них - доносчицы", - подумал Плут.
Паж опустился на колени перед девушкой в бордовом одеянии:
- Гонец от его величества.
Дамы склонили друг к другу головы, заработали язычками. Плут встретился взглядом с королевой. Мгновение ясные серые глаза изучали его. Затем тень улыбки скользнула по лицу ее величества. Плут подал письмо. Аннабел сломала печать. Плут с тревогой наблюдал за тем, как она разворачивает свиток. Вдруг не совладает с изумлением, выдаст их обоих - жестом, взглядом, возгласом?
Недаром Аннабел родилась королевской дочерью. Недаром двадцать поколений ее предков властвовали в этой стране. Лицо ее не изменилось, лист пергамента не задрожал в руках. Лишь раз повернула она голову - к леди Амелии, пытавшейся украдкой заглянуть в письмо через плечо королевы. Бросила негромко, без гнева, словно отгоняя назойливую муху:
- Вы загораживаете мне свет.
Леди Амелия отошла и больше подступить не решилась. Дочитав, королева свернула письмо и обратилась к Рыжему Плуту:
- Поручал ли мой супруг дождаться ответа?
- Если ваше величество соблаговолит ответить.
- Я напишу.
Королева поднялась и, сделав посланцу знак следовать за ней, без излишней поспешности направилась в башню. Двенадцать придворных дам, шурша длинными подолами по осенним листьям, потянулись следом. Только леди Амелия попыталась ускользнуть.
- Разве я позволила вам удалиться? - спросила Аннабел.
Леди Амелия принужденно поклонилась и осталась при госпоже. Королева вошла в свои покои, повелела леди Амелии развлечь ее музыкой, подсела к столу и взяла в руки перо. Леди Амелия, отступив в угол к арфе, уже не могла слышать разговор королевы с гонцом.
Рыжий Плут с беспокойством поглядывал на Аннабел, опасаясь женской многоречивости. Ему не терпелось выбраться из замка. Аннабел, черкнув несколько строк, растопила воск и запечатала письмо. Подавая его Плуту, снова чуть улыбнулась:
- Вы прекрасно исполнили поручение. Благодарю.
Протянула бархатный кошель. Плут с удовольствием взвесил его на ладони. Затем Аннабел вынула из резного ларца янтарный браслет:
- Передайте пославшему вас.
Рыжий Плут с молчаливым поклоном принял украшение.
- Скажите моему супругу: я с нетерпением жду встречи.