- А то, - ответил Гаврила. - К тебе. Ты ведь Гольш?
- А что я с тобой прямо сейчас сделать могу? - ласково спросил волшебник, ни сказав ни да ни нет. - Представляешь?
- А то, - ответил Масленников. Фонтан продолжал буравить воду вокруг него всеми тремя струями. Гаврила набрал воды и плеснул в лицо.
- И что, не страшно тебе?
Гаврила пожал плечами. От этого движения по воде пошли круги
- Страшно, конечно… Только я не просто так. Я по делу… Заклятье на мне.
- Заклятье, - повторил за ним Гольш. - Ну, ну…
Он щелкнул пальцами, и журчание прекратилось. Гаврила повернул голову. Струи воды, только что барабанившие по воде застыли в воздухе, словно превратились в лед.
- Вылезай, - сказал хозяин. - Что нам так беседовать? Я сегодня добрый…
Он посмотрел на мокрого гостя и рассмеялся.
- А то сидишь, как червяк в яблоке.
Гаврила уже понявший, что сразу его волшебник не изничтожит, ответил, боясь своего страха.
- Так я и говорю. Не могу. Вылезу - плохо всем будет.
- Да ладно тебе, - сказал Гольш. - Вылезай. Нечего кочевряжиться. Я не вредный. Честью прошу. Что бы ты обо мне не думал, надеюсь, обойдется. Не к купцу все ж пришел, к волшебнику…
Гаврила отрицательно покачал головой. Сейчас он боялся не Гольша. Что его бояться? Вон какой славный старик. И груша вон у него…
Он боялся своего страха. Гольш не стал его уламывать дальше. Он просто шлепнул ладошкой о подоконник, и Гаврилу вынесло из фонтана и уронило рядом с волшебником.
- О-о-о-о-х, - сказал Масленников. Жестко было.
Сидеть мокрым было не удобно, но у него и в мыслях не было раздеться и обсохнуть. Кто знает, как себя старик поведет, если посчитает, что Гаврила у него в доме помывочную устроил. А старик-то и впрямь оказался не вредным. Потрогав волчевку, от которой несло уже не только псиной и уксусом, но и чем-то еще, спросил:
- С самого Киева, значит?
Гаврила осторожно кивнул.
- Ну, я ваши обычаи знаю, - сказал Гольш. - Сперва мыться, потом вино пить и закусывать…
Он поднял руки, явно собираясь что-то сделать, но не успел Гаврила отпрянуть и зажмуриться, как волшебник опустил их, так ничего и не сотворив.
- Будем считать, что ты уже помылся и пришел черед вино пить.
Он легонько прищелкнул пальцами и пробормотал что-то. Воздух перед Гаврилой огруз, прогнулся и оттуда, словно через дыру в мешке, вывалился столик на резных ножках. Едва они коснулись пола, как на полированную розовую гладь столешницы упал кувшин. Гаврила попытался отпрянуть еще дальше, но не удалось - спина и так уже упиралась в стену. Гольш посмотрел на него с недоумением.
- Ты точно из Киева? Славянин?
На каждый вопрос Гаврила истово кивал головой.
- И вина не пьешь?
- Почему это? - хрипло сказал Гаврила. - Почему это не пью? Пью, когда налито…
Чтоб не сердить волшебника (Кто знает, что у того на уме. Добрый-то он добрый, а вот как начнет…) он поднял кувшин и выхлебнул немалый глоток.
Внутри стало тепло и легко. Страх, что червем ползал где-то в брюхе, смыло вниз, и он пропал там.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал волшебник, радуясь, что привычная картина мира не изменилась, и славяне оказались точно такими же, какими он себе их и представлял. - А ты боялся…
- Если б я тебя боялся, тут все по-другому было, - воспользовался поворотом разговора журавлевец. - Я ведь к тебе с тем и пришел…
- Ну и что тебе от меня нужно? - спросил Гольш. - Золота? Царевну? Давай, проси. Я сегодня добрый…
Брови Гавриловы поползли вверх, но тут волшебник притушил вспыхнувшую в Гавриловой груди радость.
- Просить можешь, а вот получишь или нет… Это еще посмотреть нужно.
- Мне бы, - вскинулся Гаврила, но Гольш сказал. - Да ладно, я сам разберусь…
- Разберись, разберись, - пробормотал Гаврила, подумавший, что волшебник-то он волшебник, да вот разбирается ли он с тенями… Пусть-ка попробует. - Получше посмотри. Как умеешь.
Гольш почувствовал вызов в словах и прищурился.
Несколько мгновений он смотрел словно сквозь гостя. Гаврила почувствовал, что взгляд проникает под волчевку, под кожу, забирается глубже. Он заерзал и запахнул полы своей шкуры. Кода он решился посмотреть в глаза волшебнику, то тот уже смотрел на него нормальными глазами.
- Ну, - спросил Гаврила. - Видал такое?
- Такое… - медленно повторил Гольш, задумавшись, и Масленников немедленно возгордился.
- Такое я видал раз триста… - неожиданно окончил волшебник. - Чем удивить хотел. Заклятье в тебе на запах, тень потерял, а вот что с рукой не пойму…
- С руками? - переспросил Гаврила.
- С рукой… А все остальное в тебе - прах, тлен и паутина. Это тебе, может, в диковину, а я…
От избытка сил, а может от озорства, он взмахнул руками.
- Я такого навидался, что ты и представить себе не сможешь. Ну, хочешь, с тебя в зайца превращу?
Гаврила слегка отодвинулся. Так. На всякий случай.
- Если тебе силу девать некуда ты бы меня лучше в нормального человека превратил.
Кувшин сам собой взлетел в воздух, и пенная струя ударила в дно невесть откуда появившейся чаши. Смакуя вино, Гольш возразил.
- А чем тебе сейчас-то плохо? Руки-ноги целы…
Конечно волшебник - он не от мира сего. Все, что и так понятно ему требуется объяснить и показать.
Гаврила ткнул пальцем в пол, где темнела тень волшебника, а потом в сторону, где так же вольготно распласталась тень от столика.
- У тебя тень есть, у него есть… У любой собаки тень имеется, а я что, хуже?
Гольш посмотрел на свою тень и та вдруг стала сперва синей, потом зеленой, потом желтой…
- Красиво, конечно, - признал Гаврила. - Только что это мне на твою красоту любоваться буду, если своей нет. Может ты мне тень вернуть? Ну хотя бы оранжевую, если черной не получится? А?
Гольш задумался. Провел рукой над Масленниковской головой и, подумав, ответил:
- Да, пожалуй, что и нет…
Гаврила просто не поверил.
- Почему? Ты ж сильнее других. - Он кивнул на застывшие в фонтане водяные струи. - Я уж и не знаю кто так вот еще может…
- А ты много чего не знаешь, - не купившись на лесть, спокойно ответил волшебник. - Между прочим есть такие заклятья, что только тот и снять может, кто положил.
- Да ну…, - махнул рукой Гаврила. - Митридан-то про тебя с придыханием рассказывал, а ты…
У Гольша что-то случилось с лицом - то ли зубы заболели, то ли смеяться его потянуло. Он шевельнул бровями и Гаврила враз потерял дар речи.
- Колдовство - это совсем не то, что ты думаешь.
Гаврила попытался разомкнуть губы, но не тут-то было. Магия держала губы не хуже доброго клея. Он попробовал расковырять их пальцем, но не получилось. Присмирев, руками показал, что в речах слегка погорячился. Гольш щелкнул пальцами, возвращая ему дар речи.
- Я к тебе со всем уважением, - снова заговорил Гаврила. - Ты, конечно волшебник и вообще… Но откуда тебе знать чего я думаю? Может, ты мои мысли читаешь?
- Конечно читаю. Тут и волшебником быть не нужно. У тебя все мысли на лице.
Гаврила провел по щекам.
- Да не три ты рожу-то. Просто есть вещи, которые в каждой человечьей башке сидят, и ничем их оттуда не выбьешь.
- Да, - согласился Гаврила, - башка у меня крепкая.
- Ну так и уложи в нее, что на тебе такие заклятья лежат, что снять их может только тот, кто положил.
Гаврила замолчал. Он так рассчитывал на помощь волшебника, что и думать не хотел об отказе. Он смотрел на мага, словно ждал, что тот одумается и возьмет сказанные слова назад.
Не взял.
- Зря, выходит, мне знающие люди говорили, что ты совет можешь дельный дать, а то и помочь…
- Знающие люди ничего зря не говорят. А вот на счет помощи… Тут только ты сам себе помочь можешь…
- Это как так? - опешил Гаврила.
- А так. Твое зло в тебе самом сидит. Лень и страх называются. Хочешь тень найти - так и найди ее, не обращая внимания на лень и страх. Ну, а если слабо - то найти волшебника, который ее у тебя ее отнял.
- Да где ж я его найду? - перебил волшебника Гаврила. - Если я даже не знаю кто это? Как узнать?
Гольш посмотрел на него с веселым недоумением, всплеснул руками. Ай, да славянин! Ай, да простота!
- А ты, никак думаешь, все волшебники со всего света только и делают, что за твоей тенью и охотятся? Ночей не спят? - После каждого вопроса он задорно подмигивал, словно приглашал Гаврилу вместе с ним посмеяться над собой. - Умных книг не читают, а рассуждают все, как ее украсть половчее?
Он умолк, ожидая если не ответа, то хотя бы понимающей усмешки, но и Гаврила молчал, примеривая на себя слова Гольша. Центром всего света, вокруг которого бушуют волшебные силы, он себя больше не чувствовал, хотя вон, сколько удивительного по дороге в Экзампай случилось. И зайцы, и разбойники… И не повесился едва…
Помолчав, на всякий случай спросил:
- А что, это так и на самом деле обстоит?
Гольш засмеялся.
- Ох, что ты за простота… Как вы там в Киеве живете только… Из тебя и дерева-то приличного не получится. Так. Трава… Заячья капуста… Твоя тень только тебе интересна, да тому колдуну, который ее у тебя украл.
- Так и скажи кто! - обрадовался Гаврила. - Я ж за этим и пришел!
- Да откуда мне-то знать? - удивился Гольш. - Одно могу сказать - кто-то из твоих знакомых колдунов это сделал. А вот кто - сам решай. Не так уж у тебя много, я думаю знакомых среди волшебников, а?
- Подожди, подожди… Я не понял что-то… - Гаврила с трудом пробирался сквозь слова Гольша. - Значит, тень мне вернуть может только тот, кто ее у меня украл?
- Верно.
- А кто эта сволочь, ты сказать не можешь? - полувопросительно, полуутвердительно спросил Гаврила. На всякий случай он даже привстал, готовый бежать туда, куда укажет волшебник. Гольш кивнул.
- Кто он - ты и сам догадаешься. Только он тебе тень твою и вернет…
Гаврила коснулся мокрого затылка.
- Догадаешься… Да трех-то всего и знаю… Хайкина, Митридана да колдуна Игнациуса. Ну и тебя, конечно, четвертого.
- Ну, вот один из троих тебе и удружил.
Гаврила помозговал.
- Из двоих. Один тут точно не причем. Последнего я встретил, когда уже без тени был.
Старик выставил перед собой сухие чистые ладошки, за которыми чувствовалась неодолимая сила. Гаврила молчал, обдумывая свое положение. С какой стороны не посмотришь - радоваться было нечему.
- Получается, что вроде либо Хайкин, либо Митридан?
- Ну я ведь говорю, что тебе лучше знать.
Гаврила выбирал одного из двух и никак не мог определиться, а Гольш, поглядывая на него, уплетал ягодку за ягодкой. Он отщипывал одну, а на ее месте тут же появлялась другая.
- Так что ж делать-то? - спросил Гаврила тоскливо. - Кого просить?
- Иди сперва к одному, потом к другому… В ногах валяйся…
Гавриловы кулаки сами сжались от таких слов и, заметив это, Гольш поправился.
- Или по другому как-нибудь разузнай кто из них тебе враг, а кто - друг.
Гаврила в волнении встал и прошелся перед волшебником. Он представил, как возвращается назад, в Журавлевское княжество и его хватают княжеские воины…
- Нет, Не получится у меня, - сказал он. - Нет…
- А что так?
- К Хайкину мне ходу нет. Князь у нас больно лютый. Не дойду.
Спорить с ним волшебник не стал.
- А второй?
- А второй вообще потерялся. Это тот самый, который меня к тебе направил…
- Потерялся? Что ж он - иголка?
Хотел бы Гаврила и сам это знать!
- Ну, иголка - не иголка, а пропал. Обещал меня к тебе проводить - и сгинул.
- Да… - думая о чем-то своем, протянул Гольш.
- Ну и что мне делать?
- Делать-то что? - в задумчивости продолжил Гольш. - Делать, говоришь…
Он посмотрел вдруг на Гаврилу внимательно, строго посмотрел. Посмотрел так, что внутри у Масленникова что-то напряглось.
- Есть, правда и другой путь…
Гаврила поднял голову.
- Есть?
- Есть. Найти тень самому, никого не дожидаясь.
Гольш говорил негромко, словно сам с собой.
- Тебе-то все равно, наверное кого искать… Что колдуна своего знакомого, что тень. С тенью даже проще получится… Где она почти точно сказать можно.
Гаврилово лицо просветлело, в глазах зажглась надежда.
- Где?
Гольш посмотрел поверх головы и Гаврила понял, что волшебник прикидывает, получится ли у него, Гаврилы, сделать то, что нужно. Ему так захотелось вернуть тень, что он, чтоб помочь волшебнику решиться, даже плечи расправил. Кажется помогло. Взгляд у старика стал мечтательным
- Есть такое место на земле, - начал Гольш. - Замок Ко называется. Место это гнилое, темное, мало о нем кто знает. Видели там Шерстяного Вепря и Паутинщика…
Глаза у Гаврилы расширились. Колдун глянул на него, постучал пальцами по подоконнику, и, спохватившись, поправился.
- И тебе об этом знать незачем. Ты главное запомни. Помимо прочих загадок славится замок тем, что собираются в замке потерявшиеся тени и привидения…
- Привидения?
Гаврилову спину будто холодом осыпало, волосы шевельнулись. Он почувствовал приближение ужаса и, ни слова не говоря, бросился прямо в фонтан.
Когда он вынырнул, Гольш смотрел на него без страха, но с удивлением. Пришлось объяснить.
- Я приведений с детства боюсь. Как увижу - озноб по коже… Хуже тараканов.
Волшебник чисто по-человечески поскреб затылок, представив, что ждет его гостя в замке.
- Да… Тяжко тебе будет.
Он отщипнул виноградину и бросил ее в Гаврилу. Гаврила хотел сказать, что, мол, ничего, уж как-нибудь, но не успел. В полете ягода преобразилась и превратилось в яблоко, что само собой залетело в рот, не дав вырваться оттуда опрометчивому обещанию. Гаврила сочно хрустнул. Половинка осталось на языке, а другая упала в фонтан. Едва коснувшись воды, огрызок превратился в воробья и упорхнул в окно. Гаврила поглядел на диво краем глаза - не до него было, какие дела тут творились.
- Тогда придется тебе душу закалить…
Ему показалось, что он ослышался, и он наклонил голову, что услышать слова еще раз.
- Душу закалить, - повторил волшебник чуть громче. - Убить страх в себе… Страх меча и копья, стрелы и кинжала, высоты и тайны… И дикого зверя.
С каждым новым словом Гольш вскидывал руку вверх и в ней появлялись то меч, то копье… Каждый раз, когда звучало новое слово Гаврила втягивал голову.
Замолчав, волшебник посмотрел на него по особенному, как смотрел в первые мгновения встречи, словно прицелился. Гаврила ощутил, что каждая частичка, каждая жилочка волшебником взвешена и оценена. Не успев испытать гордость, он ощутил стыд, поняв, что оценил его Гольш не высоко.
- А будет совсем плохо - в ладоши хлопай, - сказал тот. - Говорят, таким как ты помогает. Ну а теперь белым лебедем…
Показывая, что разговор закончен, Гольш ткнул пальцем в ту сторону, откуда Гаврила совсем недавно появился. Масленников не шелохнулся. Громадность того, что ему предстояло сделать, настолько ошеломила его, что он забыл обо всем. Не о Гольше он сейчас думал (подумаешь, колдуном больше, колдуном меньше), а о себе, о том, кем предстояло стать и что предстало сделать.
- Не хочешь лебедем, тогда навозной мухой…
Волшебник проворчал что-то, и неведомая сила, уже однажды показавшая журавлевцу свою власть над ним, подхватила страдальца и через окно вынесла наружу. В одно мгновение вместо надежного камня под ним ни оказалось ничего. Гаврила взревел и тут же обезумел от страха. На его счастье Гольш не бросил его, уподобив настоящей мухе, а довольно аккуратно опустил на землю среди розовых кустов, только не вовремя. К этому моменту в Гавриле не осталось ничего человеческого. Страх бушевал в нем, требовал действий. Он рвался наружу, и Гаврила бросился очертя голову сквозь сплетения кустов, выворачивая и сбивая деревья. Несколько мгновений спустя он стал похож на лешего - в ветках, цветах, траве.
Гольш озадаченно смотрел на растоптанные розовые кусты, на содранный дерн, на сломанные деревья. Гаврила лежал посреди всего этого разгрома и едва-едва шевелился.
- Страх высоты тебе тоже истребить надо, а то вдруг придется на стену лезть…
Глава 20
Как не бурчал внутренний голос, как не предостерегал, а началась Гаврилова служба у Марка с приятностей.
Вдобавок к знаменитому мечу, получил он короткое копье и кожаную куртку с нашитыми сверху стальными пластинами, чтоб от стрел беречься. Ходить стало тяжеловато, но зато сейчас он ничем не отличался от телохранителей Марка. Только внешне, конечно, - умения-то воинского у него как не было так и не появилось. О том, что именно он убил Могуля бен Зейду никто из новых товарищей в открытую не говорил, но за спиной шептались и от этого шепота распрямлялись Гавриловы плечи.
Ему, правда, хватало ума понимать всю ненадежность этой славы. Ведь если дойдет до дела, то никакая слава не поможет. Слава железу не помеха, и теперь он ловил каждую возможность посмотреть и научиться тому, что уже умели бывалые стражи. Пока обоз шел степью, было не до этого. Слава Богам драться не пришлось, зато смотреть приходилось в оба глаза - Марк держал Гаврилу при себе. После Экзампая появилась в нем какая-то почтительность к Масленникову - разговаривал с ним, совета спрашивал.
Но зато когда товар погрузили на корабли и свободного времени стало побольше Масленников ходил по палубе, присматриваясь к тому, как, кто от скуки, а кто от избытка сил - рубились его новые товарищи. Глядя на них, на быстро порхающие вокруг голов мечи Гаврила вздыхал и вспоминал оставленную в поле соху - жалко было.
Зависть к умельцам мечевого боя при этом как-то странно мешалась в нем с чувством превосходства и уверенностью, что если он, не дай Светлые Боги, как-то некстати вспотеет, то все их искусство пользы им не принесет. Все одно поубивает он всех, кто не догадается в первый момент с корабля спрыгнуть…
Это наполняло его мрачной гордостью и делало улыбку такой, что даже бывалые воины смущались и отводили глаза, догадываясь, что за ним стоит не только сила - стоит колдовство.
Так что хотя славы у него еще не было, однако репутация опасного человека, что зарежет и глазом не моргнет, уже появилась. Что не говори, а приятно было осознавать себя опасным человеком.
Глядя на степь вокруг себя, Гаврила то и дело вздыхал. Вокруг кипела жизнь. Она пахла свежевспаханной землей, зеленью, водой. Тут, на корабле воздух пах кожей, неживым, сухим деревом, а там, на берегу, воздух был медовый, звенел пчелиным звоном и кузнечиковым стрекотом. Там летали птицы, там светило солнце, там гулял ветер. Конечно, все это было и на реке - и ветер, и птицы, во всяком случае, но куда им было сравниться с тем ветром и птицами, что были на берегу!
- Что там?
Гаврила вздрогнул, обернулся. Марк подошел неслышно.
- Птицы, - сказал Гаврила. Марк серьезно посмотрел на небо. Гаврила молчал, не желая отрывать взгляд от зелени.