* * *
Жили они с тёткой на первом этаже страшно запущенного дома, в дальней части кварты Лесонух, неподалёку от реки Вирбир, одноимённой с городом. Дом, как и всё в кварте, был трёхэтажный, серый, в подъезде вечно воняло крысами и мочой, а по старой лестнице и вовсе стало последнее время опасно ходить - того и гляди, развалится. Комната и крошечная кухня, сто лет не мытые окна, крысиная дыра в полу и вонючий донельзя сортир - вот и вся квартира.
Впрочем, Рура Герка совершенно по этому поводу не переживала. Она настолько привыкла к нищете, что считала её едва ли не главным своим достоинством.
- Мы бедные, - втолковывала она Каину - Понимаешь?.. И хорошие. А богатые - все плохие. Понял, нет?
Каин согласно кивал, но по большому счёту слова тётки для него ничего не значили. Ну бедные, да что с того?..
Родителей Каин потерял, когда ему было семь. Случилось это так.
Весенним утром вся семья переходила на другую сторону Вирбира, как водится, по льду. Мать тащила на руках маленького Ави, отец мрачно вышагивал рядом, держа Каина за руку. Родители торопились - нужно было сдать малышню в садок, а самим спешить на работу, за опоздание могли и деньги вычесть, и в выходной заставить выйти.
По правую руку торчали из сереющего под солнцем льда опоры моста, который город строил уже лет двадцать да всё никак не мог достроить. Вокруг неподвижных тёмных быков чернели промоины, в которых было видно ледяную быструю воду.
Ави капризничал, постоянно дёргал мать; Каину стало обидно - почему младшему столько внимания, а ему ничего?
- Мама, - позвал он, - а чего ты всё… а я?
- Отвяжись! - прикрикнула мать, усаживая Ави на руках поудобнее. - Ты уже большой, хоть ты не цепляйся!
- Чего ты ноешь!.. - прикрикнул на него отец. - А ну замолчи!..
- Я тогда убегу, - честно сказал Каин. - Совсем убегу!
- Беги давай! Крысёныш… - раздражённо сказал отец.
И тогда Каин вырвал руку из отцовской ладони. Отбежав на несколько шагов, он повернулся и крикнул:
- Чтоб вы провалились все!!! - и помчался дальше, не разбирая дороги, оскальзываясь на льду и всхлипывая от обиды, к далёкому берегу.
Отбежав шагов на сто, он вдруг услышал за спиной громкий треск ломающегося льда, отчаянный крик матери, визг Ави. Он стремглав бросился обратно - но из быстро расширяющейся полыньи к этому моменту виднелась только голова отца. Тот, вцепившись в кромку льда, собрав все силы, прохрипел сдавленно:
- Беги… Беги, дурак!
Под ноги заползала змейкой тонкая, извилистая трещина. Каин отступил от отца на шаг, потом ещё на шаг - но трещина была быстрее.
И тогда он побежал.
… Их нашли только весной. Каин, которому к тому моменту исполнилось восемь, равнодушно смотрел на три белых неаккуратных тючка - два больших, один маленький. Смотрел отстранённо и равнодушно, некоторые дети быстро всё забывают и свыкаются со всем тоже быстро.
Так и Каин вскоре свыкся. И со статусом "государственного" ребёнка, и с тем, что жить ему теперь определено было у тётки. В квартире тётки было голодно, холодно и неуютно.
Но он просто этого не замечал.
* * *
Потом, четыре года назад, пришла Маджента.
Но ни для Каина, ни для тётки Руры это практически ничего не изменило, разве что в мелочах. Во-первых, в кварте стали чаще раздавать одежду. Во-вторых, кормить "государственных" детей стали два раза в день, а не только вечером, как раньше. В-третьих, наконец-то достроили мост через Вирбир. А в-четвёртых, тётку Руру признали официальным курителем хацтера, и все последствия этого Каин получил сполна.
Вернувшись с пункта, где курителям предлагали лечение, Рура швырнула в угол целлофановый свёрток с какими-то тряпками, плюхнулась на стул и заявила:
- Что Маджента, что Индиго, а для нищих - всё едино. Понял, нет?
Каин кивнул.
- Тёть, а ты полечиться не хочешь? - спросил он.
- Чего?! - возмутилась тётка. - Иди ты, тараканье рыло, в…
И подробно объяснила, куда Каину следует отправиться.
На том и порешили.
* * *
Рура курила хацтер с юности. И теперь искренне недоумевала - почему это вдруг ей кто-то посмел запретить делать то, к чему она за столько лет привыкла? Эти, добрые да умные? Знаю, знаю, куда вас всех…
Последствия не замедлили сказаться. Сначала тётку обрадовали, что теперь она будет получать аж целых пятнадцать сигарет хацтера на месяц. И мальчика, если он сам того пожелает, можно перевести на государстве полностью. Тётка подумала и решила, что сигареты это хорошо, а Каин под боком тоже хорошо. И оставила себе и хацтер, и мальчика.
Потом начались неприятности. Сначала пришли люди из отдела безопасности кварты и сняли в квартире все без исключения замки. Включая крючки в туалете и ванной. Если бы крысиная дыра имела дверь с замком, они сняли бы и его. На окна, несмотря на первый этаж, установили ограничители. Тётка орала, как паромная трубка, но сделать ничего не смогла. Ей подробно объяснили, что она попала в группу риска и теперь все, кто курит хацтер, будут жить только так - это делается исключительно для их же безопасности. Вместо замков люди оставили немного еды и денег - компенсацию. Еду Каин и тётка в тот же вечер съели. Деньги тётка на следующий день превратила в четыре сигареты.
Стоять стало совсем уж холодно. Каин переминался с ноги на ногу, он устал и очень хотел есть. Вроде бы голоса за углом стихли. Напрягши слух, он различил шаги. Они удалялись. Каин подождал для верности ещё пять минут, затем выглянул из-за угла. Ушли.
Он одёрнул куртку, сунул руки поглубже в карманы (в правом образовалась изрядная дыра, но, по счастью, класть в карманы Каину было просто нечего) и быстро зашагал к выходу из двора, к воротам.
Однако за воротами его ждал сюрприз.
Честное слово, нигде никого не было, ничего он не заметил, точно! Вплоть до момента, когда прямо в лоб Каину ударил здоровенный комок земли, аж искры из глаз посыпались, и от неожиданности Каин чуть не грохнулся. Комок, понятное дело, развалился, половина земли сыпанула за шиворот, а когда Каин очухался, к нему медленно, крутя бёдрами - в плавной походочке, подходила Огла. На ней была короткая жёлтая юбка и красивая коричневая курточка, даже на вид тёплая. А за Оглой, словно телохранители, шли Аки и Халд. И уже заходили по сторонам, лишая его последнего шанса драпануть.
- Ой, кто это у нас тако-о-о-ой, - запела Огла, надвигаясь со сладкой улыбкой. Губы у неё были накрашены розовым. - Да ведь это же наш Каин, славненький ма-а-альчик…
Каин отпрянул, прижавшись спиной к забору. Дурак!.. Нет, ну какой дурак! Так глупо попасться.
- Чего тебе надо? - угрюмо спросил он Оглу.
- Мне? - притворно изумилась Огла. - Это тебе что надо в нашем дворе, а? Мальчики, ну что же вы стоите!
Халдова лапа легла Каину на глаза и впечатала затылком в бетон забора. Халд не боялся сопротивления, он был слишком здоровый для Каина, Глаза парня оказались совсем рядом. Мутноватые глаза, причём муть была знакомой. У тётки Руры тоже эта муть в глазах, когда она покурит хацтера…
- Ты чего в нашем дворе делал, ублюдок? - Халд дыхнул Каину прямо в лицо. - Тебе говорили, чтобы ты не смел сюда соваться? Говорили, сучье мясо? Ну?
Он ещё раз треснул Каина затылком о бетон.
- Отпусти… - сдавленно прошипел Каин. - Надо было… уй… Отпусти!
Он дёрнулся, но вырваться из Халдовой лапы не было никакой возможности. Аки вытащил из рукава кусок гибкой проволоки, подошёл неспешно к Каину и хлестнул его проволокой по ноге. Каин снова попробовал вырваться, но ничего не получилось - Халд держал крепко.
Аки примерился было ударить ещё раз, но вдруг спохватился, вытащил сигарету и не торопясь, с наслаждением раскурил. В одной руке прут, в другой сигарета. И выражение блаженства на лице. Два удовольствия сразу.
- Куда тебе надо было через наш двор? - рявкнул Халд ещё раз. - Отвечай, сучье племя, когда спрашивают!
- А я знаю, куда он так спешил, - вдруг сообщил Аки. - В столовку кормиться. Он же вечно голодный, как крыса. Сколько ни корми, всё мало будет.
- Не ври! - отчаянно выкрикнул Каин. Он извернулся, ударил Халда ботинком по голени, отчаяние придало ему сил, но, видать, недостаточно. - Сам ты крыса!
Халд ухватил Каина покрепче.
- Ха-а-а-алд, - окликнула его Огла, на её лице было брезгливое выражение, - ты поосторожнее… чувствуешь, как от него воня-а-а-ает? Он же заразный, наверное… и эти… насекомые. Такие, как он, распространяют в кварте заразные болезни.
Она говорила манерно, растягивая слова. Ей, наверное, казалось, что это красиво или указывает на её, Оглино, особое положение: не какая-нибудь там, а из приличной семьи.
- Да ладно, все знают, что ты ублюдок, - лениво проговорил Аки, стряхивая пепел Каину на куртку. - Неблагодарный государству.
Каин молчал. И продолжал вырываться, что несказанно развеселило Халда. Тот превратил попытки Каина в весёлую игру - вроде бы на секунду ослаблял хватку, давал шевельнуться, а потом неожиданно снова сжимал руку. Каин почувствовал, что ещё несколько минут такой игры - и он разрыдается от бессилия. А этого делать перед тройкой было ни в коем случае нельзя.
- Пусти. - Каин старался говорить ровно, но голос у него предательски срывался. - Пусти меня!
Аки затянулся и поводил сигаретой перед лицом у Каина, словно раздумывая, ткнуть тлеющим кончиком ему в лицо или не ткнуть.
Не ткнул.
- Пустим, пустим, - сказал он. - Кому ты нужен, сявка. Таких десятками давить, никто и не почешется. На вас столько средств уходит, что чем вас меньше, тем государству легче. Ты этот, как там… де… сру… а, во - деструктивный элемент!
И тут Каину стало на какие-то секунды всё равно. Совсем всё равно. Он замер, Халд, поняв, что сопротивления не последует, ослабил хватку. Этим-то Каин и воспользовался - рванулся что было сил вбок, чувствуя, как под пальцами Халда трещит ворот куртки. Огла взвизгнула. Её происходящее развлекало.
- Иди ты в задницу, Аки! - зло крикнул Каин. - Тварюга! - Он знал, что будет потом, но почему-то в тот момент был уверен, что поступает стопроцентно правильно.
От такой наглости Халд опешил. В ту же секунду Аки треснул его по коленям прутом, Каин грохнулся на землю и тут же оказался снова вздёрнутым на ноги.
- Значит, так, слушай сюда, ублюдок, - проговорил Халд, приблизив морду прямо к Каинову лицу. - На этот раз мы тебя прощаем. Но это в последний раз. Ещё появишься здесь - пеняй на себя.
- Наказать его надо как-то, - произнёс Аки задумчиво. - Только вот как? Чтобы было поучительно.
- Ой, мальчики, я придумала, я придумала! - запрыгала вдруг Огла. - Халд, держи его. Аки, Аки, поди сюда, чего скажу!
Она зашептала ему на ухо, показывая на коробку с мусором, которая торчала между старыми ящиками у забора. Всю зиму здесь простояла эта коробка, узкая и высокая, с самой осени, дожди в неё лили, и снег её засыпал, как только не сгнила ещё - из плотного картона, наверное, какая-то старая упаковка. Аки захохотал, с восторгом глядя на Оглу:
- Ну ты даёшь! Класс! Во фантазия!
Он на пару секунд задумался, и вдруг его лицо просияло ещё больше:
- Я ещё лучше знаю! Щас организуем.
Он ловко вытащил коробку наружу, оглянулся на Оглу и, расстегнув ширинку, принялся справлять малую нужду прямо в короб. Закончив, Аки с сияющим видом повернулся к Каину и осторожно приподнял коробку.
- Сейчас мы ему преподадим урок, - в предвкушении проговорил он. - Сейчас мы ему такой урок сделаем, что он очень долго не забудет. Халд, держи его крепче!
И с этими словами он резко нахлобучил Каину на голову, опрокинув, коробку вместе со всем её содержимым.
Каин замер как изваяние. Халд отпустил его и, брезгливо отряхивая руки, отошёл к Огле. Аки, хихикая, ещё раз вытянул Каина по ногам своим прутом, но тот даже не вздрогнул.
Каин стоял, от унижения лишившись, кажется, самой способности двигаться. Потом неуверенно поднял руки, пытаясь нащупать края коробки. Куртка была усыпана мусором, дрянью, на правом плече повис драный в лохмотья бумажный мешок, запачканный землёй. Запах был настолько отвратительным, что Каина замутило.
- Ладно, идёмте, - услышал он голос Халда. - Воняет.
Коробку Каин сумел снять, когда они уже ушли. Кое-как отряхнул куртку. От вони его едва не выворачивало наизнанку. Даже у Руры дома и то пахло куда лучше. Волосы у Каина были мокрыми, и он подумал, что сейчас надо обязательно их вымыть. Горячую воду дадут после захода солнца, но он в тот момент был готов хоть в реку влезть, лишь бы избавиться от удушающей вони. В столовую в таком виде идти было немыслимо. Тем более что они только того и ждут, небось уже сидят неподалёку, чтобы иметь возможность высмеять недавнюю жертву.
Нет уж.
Лучше походить голодным, чем снова увидеть сегодня эти хари.
Каин снял куртку (пусть холодно, но хоть запах поменьше) и быстро зашагал в сторону дома. Смыть с себя эту дрянь. Смыть. Лучше быть голодным, чем вот так.
* * *
Теперь предстояли обычные вечерние два часа с поправкой на отмену посещения столовой. К сожалению, избавиться от этих неприятных часов не представлялось возможным. Сначала надо было вернуться домой и вымыться. А потом…
Тётя Рура пришла, как всегда, около семи. Выгрузила на стол бумажный пакет, затем вынула из кармана пальто алюминиевый портсигар, в котором дожидалась своего часа заветная сигарета хацтера. Каин, не говоря ни слова, подошёл к столу, вытащил из пакета репу и тут же впился в неё зубами.
- А ну положь! - закричала Рура. - Не для тебя дадено!
Каин, давясь, быстро доел репу и вытащил из пакета следующую. Руру он совершенно не боялся - знал, что с недавнего времени она племянника трогать остерегается.
За последний год Каин вытянулся, стал выше Руры на полголовы, да и физически он был крепче вечно обкуренной тётки. Если раньше Рура запросто могла треснуть его, когда была недовольна, то теперь, после одного случая, только орала, но рукоприкладство прекратила. Случай был тривиальным - как-то раз тётка принялась качать права, ударила Каина, за что огребла от озверевшего племянника такую плюху, что потом неделю не могла сидеть.
Каин доел вторую репу, с сожалением покосился на пакет, но ни хлеб, ни рыбу трогать не стал.
- Крыса ты, Каин Герка, - вздохнула тётка. - Помойная крыса.
Каин вышел в коридор, сел на пол около двери. Тётка на кухне гремела немудрящей посудой, вполголоса ругалась. Каину было всё равно. Он сидел неподалёку от крысиной дыры, в круге света, отбрасываемом тусклой лампочкой, и покорно ждал.
Каждый вечер одно и то же.
Сейчас она поест, потом сядет курить. Надо дождаться, когда сигарета догорит до половины, до риски, вынуть хацтер из безвольных тёткиных пальцев, отрезать ножницами уголёк и убрать половинку сигареты в портсигар.
А дальше - свобода.
Дальше он уйдёт.
Каин уже почти год не ночевал дома.
* * *
Если и были у Каина какие-то секреты до того, как он познакомился с Тёмным, то он про них за последний год позабыл, настолько они оказались незначительны в сравнении с тем, что происходило с ним сейчас. Каин отлично помнил, как впервые очутился ночью на кладбище. Тройка - неизменные Огла, Халд и Аки - загнала его на территорию кладбища, расположенного неподалёку от кварты Лесонух, и не давала выйти. Швырялись камнями, орали, издевались. День выдался холодным, Каин озяб, разнервничался. И вместо того чтобы искать лазейку в заборе, пошёл куда-то в глубь кладбища, бездумно и бесцельно. Мысли у него в голове бродили в тот день самый мрачные. "Лучше бы я умер, - думал мальчик, - лучше бы меня не было. Я совсем один, никому не нужен".
В дальней части кладбища, на пригорке, стоял на постаменте большой чёрный шар. Каин, как и все в кварте, знал историю появления этого шара и был, пожалуй, единственным, кто сопереживал человеку, покоящемуся под столь странным надгробием, единственным, кому человек этот был дорог.
Каин помнил, как впервые увидел Ниамири. Ему было восемь лет. Встреча их произошла через два месяца, после того как семья мальчика оставила свои жизни в ледяной воде Вирбира и приобщилась к Вечному Свету. Ниамири Керр в тот раз, казалось, превзошла самоё себя - детям в кварте кроме подарков был устроен настоящий пир, на котором присутствовала и сама устроительница. В нарядном синем платье с блёстками, она появлялась то тут, то там, гладила по голове то одного, то другого ребёнка, улыбалась, смеялась. День устроили светлый и яркий, климатизаторы работали на всю катушку, и над квартой Лесонух весь день сияло солнце.
Весенний праздник, день Воды и Света, в тот раз запомнили не только дети, но и вся кварта. Керр привезла лекарства, одежду, на площади устроили раздачу угощения для пожилых; тем, кто курил хацтер, давали ещё и по сигарете.
А маленькому Каину удалось… поговорить с Ниамири.
И тогда он понял что-то для себя. В душе у него после этого разговора поселилось новое, доселе невиданное чувство. Ниамири была первым на свете человеком, который ничего от Каина не требовал. Ему не надо было даже подарков, больше всего ему хотелось, чтобы она присела рядом на корточки, погладила по голове и спросила, как у него дела.
Даже мама так никогда не делала.
И каждый раз, когда Ниамири бывала в кварте, Каин тянулся к ней как трава к солнцу. Сам того не замечая, он полюбил эмпатку всей душой, так сильно, как был способен.
* * *
Три года продолжалась эта идиллия, а потом посреди ясного неба грянул такой гром, что вся кварта полгода только об этом и разговаривала.
Для начала сменилась зона, но народ в кварте на это не отреагировал. Приехали откуда-то какие-то люди, объяснили, что теперь всё будет так-то и так-то. Народ пожал плечами. Нововведения почти не повлияли на привычный порядок вещей, разве что стало чуть легче совсем уж малообеспеченным.
А потом…
Ниамири, добрую и ласковую Ниамири убили те, кого в сводке назвали Сэфес.
Убили среди бела дня, дома, в кварте.
Она, оказывается, была предательницей, преступницей, она уничтожила почти сотню человек, занималась какими-то интригами, провокациями. Официальные представители Сэфес позже принесли от их имени извинения кварте Лесонух, предупредили о продолжении финансирования проектов Керр.
Самым страшным для Каина оказалось, что люди, которых Керр опекала на протяжении десятилетий, безоговорочно поверили в то, что про неё говорили. "Сизая крыса, сизая-то крыса", - шептался народ по углам.
В дальней части кладбища появилась могила, на которую спустя несколько месяцев, следующей весной, установили рабочую сферу Ниамири - угольно-чёрный шар трёх метров в диаметре. Первый постамент, бетонный, не продержался и до осени, он не выдержал тяжести, треснул, стал проседать. Его заменили на гранитный.
Как ни странно, на могиле почти никто не бывал. Вокруг постамента выросла трава, высокая, почти по пояс Каину. Старые стебли, всю зиму торчавшие из-под снега, сейчас, ранней весной, полегли, потемнели от сырости.
"Странно, - думал Каин, когда в тот раз очутился подле сферы, - неужели на всём свете никто, кроме меня, её не любил? Они брали подарки, еду, они лечились лекарствами и курили хацтер - и не любили её ни капли? Брали и ничего не отдавали взамен?"