- Ах ты… - кинулась в атаку супружница, мгновенно отбросив траурную благочестивость, и наперегонки с ветром стала хлестать, хлестать, хлестать гуляку по щекам, по голове. - Пропил! Пропил ботиночки-то последние!
- Соня, Сонь! Люди ж смотрят… - виновато и глупо улыбаясь, пытался закрыть лицо руками нежданно воскресший.
И пока толпу занимала семейная сцена, Виктор Дмитриевич в сердцах, чиркнув по асфальту подковой, пнул картонку и освободил труп от маскировки.
Тишина навалилась, как насильник в лифте.
Мелко и часто крестясь, старуха попятилась, выронив ведро с мусором, волосы на бородавке встали дыбом.
Первый из джипа с ухмылочкой повернулся было ко второму: глянь, мол, какой у нас в России забавный народ, да так и замер.
Заметив перемену в лице дружка, второй рывком обернулся. Зажмурился. Потряс головой. Открыл глаза и залепетал:
- Слышь, начальник, это не мы Толяна грохнули… Не мы… Нет, отвечаю, было дело, поцапались в бане… С кем не случается по пьяной лавочке… Что правда, то правда - попинали его малость и за дверь вытолкали… Так мы ж потом ему шмотки в окно кинули… - Голос без надежды, что поверят.
Дальше Максим Максимович не слушал, потому что уже сворачивал за угол, кожей ощущая на спине липкий взгляд фээсбэшника.
На Загородном проспекте, не в пример дворику, было светлее. Начинался очередной понедельник. Люди спешили на работу. Не "мерседес", не джип, а, как встарь, служебная "Волга" ждала Максимыча на другой стороне проспекта, возле Витебского вокзала. Правда, пришлось перебегать дорогу перед самым носом у стрекочущего кузнечиком трамвая.
Максимыч дернул на себя незапертую черную дверцу и втиснул тело внутрь салона, на сиденье рядом с шофером, дрыгающим ногой и отмахивающим ладонью такт песни.
- Самба белого мотылька!!! - голосом Леонидова надрывалось "Радио Балтика". Или голосом Меладзе?
Максимыча это не очень-то волновало. Он кивнул шоферу - дескать, двигаем в офис - и переключил приемник на спецволну. В салоне пахло чем-то сладким, похожим на ладан.
- Семенов! - сквозь внезапно нахлынувший шум помех пробился неприятный, какой-то излишне руководящий женский голос. - Бдительные граждане стуканули, что на Витебском вокзале, возле валютника, баки толкают не просто кидалы, а наш родной постовой мент. Совсем оборзел. Проверь-ка.
- Так там же рядом "убойники" торчат - пусть сами проверят.
- Семенов, не наглей, "убойники" своими делами занимаются…
Максимыч лениво оглянулся на удаляющееся в заднем стекле здание метростанции "Пушкинская", закрывающее вид на Витебский вокзал. А мозг переваривал полученную на месте преступления информацию.
- Аникина, - прорвался в эфирные шумы мужской баритон, - спроси у заступающих, как там "Зенит" сыграл?
- Просрал твой "Зенит", - не без мстительности объявила диспетчер. - И вообще, Трюхин, не засоряй эфир.
Думать о трупе почему-то не хотелось. Максимыч, потянувшись, изловил с заднего сиденья портфель, щелкнул замочком и разложил на коленях блокнот. Несмотря на то, что машину слегка потряхивало, он разборчиво вывел на чистом листке:
"Калинин В. Д.: жидковат в коленках". И добавил рядом: "Перебродьков Л. Н.: продолжить работу".
Загородный проспект до самых знаменитых Пяти углов был перекрыт. Пришлось сворачивать на Фонтанку. Грязные облака висели над мертвенно-серой стылой водой.
Один из старейших и солиднейших заказчиков Максимыча - некая пейджинговая контора - искала себе достойного директора по безопасности. "Не старше сорока пяти, с опытом руководящей работы не менее…" Читай - со связями в органах. "Оклад - от полутора тысяч долларов США по договоренности". Поиск кандидатов такого уровня Максимыч старался не передоверять кому-нибудь из подчиненных, а выполнять сам. Чтоб нюх не терять, и вообще…
Наглая "тойота" на мосту подрезала "волгу". Шофер Сашка на это никак не отреагировал. Вышколенный кудрявый сфинкс. От самого проспекта маячившая в зеркальце "копейка" ушла прямо по Гороховой. И слава Богу, а то Максимыч, грешным делом, подумал было, уж не хвост ли?
Калинина Вэ Дэ Максимыч пока из блокнота вычеркивать не стал. Ведь неизвестно, удастся ли уломать Перебродькова покинуть госслужбу и уйти в частный сектор. Вполне возможно, ушлый ментяра успел отклонить не одно подобное предложение. Впрочем, не было особой уверенности, что и Калинин по добру, по здорову оставит отдел. В идеале следовало подготовить два-три (ну, три - это заказчики обойдутся) досье и представить пейджинговому генеральному директору на выбор. И только когда генеральный выберет и заплатит аванс, устроить дело так, чтобы на голову кандидата посыпались шишки на последнем месте работы. И тут появляется обольститель Максимыч весь в белом…
Из приемника диспетчер Аникина, превозмогая помехи, вдруг затребовала:
- Ковалев, отзовитесь!
Спустя две секунды отозвались:
- Дома твой Ковалев. Дрыхнет. Они все выходные Апрашку трясли. Паленую водку конфисковывали…
Аникина возмутилась:
- Никакой он не мой, этот Ковалев. Поступил сигнал. Московское шоссе двадцать пять. Подозрение на кражу со взломом. - И диспетчер обиженно отключилась.
- Принято, - прохрипел эфир мужским басом.
Максимыч, слушая вполуха, сунул блокнот обратно в портфель и достал вместо него синюю папку. "Быстрых Александр Моисеевич".
Завтра эту папку, естественно, дополнив нужными данными, вместе с папками Ильина и Делюкина он вручит главному по кадрам российско-германского СП "Вольшпрунг Инк". Немцы выиграли тендер на реконструкцию нескольких домов на Восстания и спешно набирают персонал. Конечно, Ильин, как главный инженер, будет пошустрее Быстрых, но Ильина Максимычу и так есть кому продать. Посему - было важно так скомпоновать содержимое папки, чтобы немцы клюнули именно на Быстрых, а не на Ильина или Делюкина. От Делюкина гансы через три месяца откажутся, и Максимычу придется в качестве компенсации подыскивать им инженера даром.
Справа проплыл мрачный мавзолей Инженерного замка, оцепленный голыми, будто ощипанными деревьями. Сторожа заверяют, что там и поныне бродит призрак убиенного императора. Какую только нежить не накамлают догматые тленники.
- Сергеев, передай своим, что эксперты на труп на Ильича задерживаются, - сказала Аникина, и Максимыч слегка насторожился. - Они колесо прокололи.
- Черти ленивые, - сердито отозвался Сергеев - очевидно, шофер из милицейского "жигуленка". - Мужики уже в снежных баб превратились.
- А я что могу сделать?..
Уже на подъезде к Дому офицеров шофер, не отводя глаз от дороги, позволил себе спросить:
- Максим Максимович, вам сейчас куда - на службу или на работу?
Максимыч быстренько прикинул задачи на сегодня и принял решение:
- Давай на работу.
"Волга" послушно свернула с Литейного и притормозила у служебного входа Дома офицеров.
- Аникина, - проснулся эфир, - проверили Московское шоссе, двадцать пять. Ложный вызов.
- Принято, - кратко откликнулась диспетчер.
Шофер не увидел заинтересованности в глазах выбирающегося из машины шефа и переключил приемник обратно на "Балтику".
- Она прошла как каравелла по зеленым волнам, - ожило радио голосом Меладзе. Или Леонидова? Максимыча это не очень-то волновало.
Максимыч отпустил упирающуюся дверь, пружина усердно скрипнула и вернула дверь на место. Хрясь!
- Пропуск, - на лязг двери сказал вахтер, но головы не поднял, а чуть погодя вяло кивнул - дескать, проходи.
Разом стало душно. Максимыч привычно кивнул заключенному в пыльный стеклянный куб вахтеру, хотя тот так и не собрался поднять глаза от газеты, и по скользким ступеням затопал наверх. Скользкие ступени - это хорошо. Это значит - много посетителей.
Непонятно почему, но настроение было на нуле.
Лестничные пролеты широкие, ступени мраморные. Перила вытерты ладонями до маслянистой черноты. Третий этаж. Уже близко. Удрученный мученик в зимней шапке на глаза, чуть не задев плечом, проскочил мимо и яростно затараторил подошвами вниз по ступеням. Дружище, а кому сейчас легко?
Вот и родная контора, рекрутинговая фирма "РомЭкс". Дверь с помпезной медной табличкой открылась мягко и бесшумно - в отличие от входной - и с тихим, довольным вздохом захлопнулась за спиной Максимыча, пропустив того в недлинный, отделанный белыми пупыристыми еврообоями коридор. В коридоре стоял неистребимый преловатый запах мокрой верхней одежды. Можно даже сказать - запах безработицы. С солидными заказчиками Максимыч предпочитал встречаться вне офиса.
Нет, не зря велел Максимыч зеркало здесь водрузить. Ну и видок! Нижняя пуговица на плаще оторвалась. Словно по малой нужде сходил и забыл застегнуться. Ладно, расстегнем и остальные, не так заметно будет. Кепчонка убогая, перед людьми стыдно. Надо бы сегодня в магазин завернуть, что-нибудь приличное на голову купить.
Морщины, мешки под глазами - с этим бороться поздно. Да уж, в возрасте Максимыча положено по ночам не шастать, консервы не жрать, а ковыряться на шести сотках с перерывами на здоровый сон четко по инструкции… тьфу! - по распорядку дня.
Пять человек отражалось в зеркале. Пять человек ждало приема. Двое сопели над листами бумаги, периодически поглядывая на вывешенную в рамочке шпаргалку "Как заполнять резюме". Единственная дама сидела, забившись в угол, и мыслями явно находилась далеко. В руке дама держала завернутую в блестящую фольгу надкушенную шоколадную плитку. Скулы меланхолично двигались. Лицо удовольствия не выражало. Даме было душно (Максимыч мельком посочувствовал), но наглухо застегнутое пальто распахнуть она себе не позволила. Возможно, не верила в неотразимость наряда под плащом. Еще двое водили пальцами по вывешенному на стенде перечню вакансий.
Тщательнейшим образом изучив одно за другим отражения посетителей, Максимыч убедился, что с этой стороны судьба ему каверз не приготовила. Тогда почему у него так нехорошо на душе?
Из своего кабинета с чашкой кофе в руке, что-то дожевывая, вышел Николай Викторыч. Максимыч лишь хлестнул нарушителя суровым взглядом, но при посетителях отчитывать не стал. После, после.
Струйка пота потекла за шиворот. Надо бы распорядиться купить и установить кондиционер. Чай, не нищенствуем. Дверная ручка показалась до блаженства холодной. Секретарша Зоенька - кудрявая пампушка о тридцати годах - подхватилась с места:
- Здравствуйте, Максим Максимович. Петр Александрович уже ждет вас.
- Что новенького?
- Приходил один художник с необычным предложением. Образцы показывал. Хорошие, кстати, образцы. Предлагает альбом липовых рекомендательных писем сделать. Вроде как благодарности нам за подобранный персонал от кого захотим, вплоть до губернатора. Кстати, можно и от более важных персон. Даже от Лужкова. Но это дороже.
Пахнуло духами. Правильно прочитав небрежный жест шефа, секретарша умолкла.
Максимыч вошел в свой кабинет. Зацепил кепку за крючок вешалки. Стянул плащ и повесил рядом с плащом Пети. Чего это юношу в такую рань принесло? Хотя - какая рань? Полдевятого утра.
Рабочий стол добросовестно сохранил оставленный в пятницу беспорядок. Крошки от пиццы (позапозавчера засиделся допоздна, ужинал на работе) скукожившуюся дольку лимона в недопитом чае. На факсе красовалось приглашение на заседание Российского Кадрового клуба. Цена в конце меленькими буковками. Отодранный и смятый факс полетел в мусорную корзину.
Захлопнув крышку факса, Максимыч зачем-то выглянул в окно - оно выходило не на Литейный, а во внутренний двор. Потом включил автоответчик и в параллель магнитофон с последними записями переговоров патрульно-постовой службы.
- Максимыч, приветствую, - браво сказал автоответчик, - это Хомяк, по поводу "жезлов силы" в Вырице. Я только что с их мандрагоры. Шишаги обыкновенные, никакие не граальники и не чудилы. Так что беспокоиться не о чем. Приеду, доложу по форме. Все, пока.
Максимыч подступил к зеркалу. Еще раз рассмотрел усталое лицо. Дряблые, но, храни Господь, пока не обвисшие щеки. Безусловно, он вступил в возраст, когда на взгляд могут дать и пятьдесят, и семьдесят лет. Если не умеют узнавать настоящий срок по глазам.
- Найденов, проверь: Шотмана - девять, квартира триста шестнадцать, гулянка, жалоба от соседей… - захрипела магнитофонная запись и сама с собой заспорила другим голосом: - Аллочка, я же сейчас у черта на куличках, пошли другого… Найденов, не надорвешься!.. Ладно, принял, товарищ Аникина… Не выпендривайся… Сама такая…
Максимыч поправил галстук.
- Здравствуйте, господин Храпунов, - с достоинством сказал автоответчик. - Агент "Флюгер", Самуил Яковлевич, на проводе. У меня есть свежие новости для вашего учреждения. Очень интригующие. Хотелось бы встретиться… Пи-пи! Добрый день, - напористо сказал автоответчик другим, женским голосом. - Вас-беспокоит-консультант-по-рекламе-газеты-"Деловая-неделя"-мы-уверены-что-вас-заинтересует-наше-предложение…
Максимыч одернул полы пиджака, но тот продолжал сидеть мешком. Максимыч мазнул расческой по коротко стриженым сединам - скорее из привычки, чем в надежде что-то причесать.
- Семенов, бдительные граждане стуканули, что на Витебском вокзале, возле валютника баки толкают не просто кидалы, а наш родной постовой мент. Совсем оборзел. Проверь-ка.
- Так там же рядом "убойники" торчат - пусть сами проверят.
- Семенов, не наглей, "убойники" своими делами занимаются…
Две кнопки "stop" были нажаты разом. Больше ничего автоответчик не записал. А остальной радиоэфирной болтовней патрульных Максимыч позавтракал по пути. Привычный дежурный взгляд на портрет. Лицо Циолковского выглядело совершенно равнодушным. Но все равно старый служака обошел кабинет по периметру. Почти невидимый волосок на полке между КЗОТом и "Основами маркетинга" торчит, как положено. Пыль на спичечном коробке в наличии. Тюбик с клеем недозавернут на два с половиной оборота - как и было. Откуда ж тогда это гнетущее настроение? Может, проглядел что-нибудь Циолковский?
В редкие минуты начальственного благоволения секретарша все норовит выспросить, почему именно Циолковский. Никогда ей, дурехе, не узнать.
Подойдя к утыканной булавками огромной, во всю стену карте города, хозяин кабинета выдернул булавку с красной головкой из заштрихованного квадрата "дом N 11" по Большому Казачьему переулку (бывш. переулок Ильича) и воткнул в "дом N 18" по Можайской улице: таков был сегодняшний код у потайной двери.
Карта бесшумно поползла вверх, открыв недлинный, скупо освещенный коридор на пять дверей - по две слева и справа и одна торцовая. Максимыч прислушался. Из-за ближайшей доносилось невнятное "бу-бу-бу". Он бесшумно приоткрыл дверь. Довольно просторное помещение без окон. Ничего лишнего, стол, а перед ним стул. Стены, да и потолок облицованы белым кафелем. Кафель ослепительно отражает холодный свет неоновых ламп, словно это не рядовая комнатка, затерянная в переплетении коридоров петербургского Дома Офицеров, а прозекторская.
Справа от стола дверь. С этой стороны - дверь, а с той - встроенный шкаф в кабинете начальника рекламного отдела "РомЭкс". У рекламного отдела свой кабинет, хотя на рекламу фирма тратится скупо: клиентов и без того хватает.
Но не это сейчас главное. За столом, лицом к Максимычу, сидел Петя. Торопливо чиркал одноразовой ручкой показания в протокол, так и не избавившись от детской привычки то и дело облизывать губы.
Зато от чего парню удалось избавиться, так это от того, чтобы вытягиваться по стойке "смирно", завидев начальника. Молодец, даже виду не подал, что узрел вошедшего. И то, что работает одноразовой ручкой - тоже похвально. Набирается опыта помаленьку. Есть такое мнение: будет из парня толк.
- Вообще-то я журналист, - глухо пробубнил "порченый", не догадываясь, что в помещении появился третий.
- Как фамилия, спрашиваю, - прибавил металлу в голосе Петя. Чуть-чуть переигрывая.
- Боборосов.
- Профессия?
- Ну, не то, чтобы журналист… Так, пописываю иногда для "Третьего глаза". Внештатно.
Голос допрашиваемого показался Максимычу смутно знакомым.
- Как вы очутились в чужой квартире? - На Пете был дорогой пиджак. Хороший пиджак, и сидит хорошо. И галстук фасонистый. Понятно, пока ни жены, ни детей - какие у парня расходы?
- Можно, я по порядку, - очень неуверенно предложил задержанный.
- По порядку предлагаешь? - пронзил Петя жертву, как думал он, "рентгеновским" взором. - Ну что ж, давай по порядку.
Задержанный придвинулся ближе, шмыгнул носом.
- Ну, короче, это, один знакомый мужик сказал, что там колдун настоящий живет. Вот я и полез сдуру…
Петя собрался тут же задать какой-то каверзный вопрос, но вспомнил, как Максимыч его намедни отчитывал: "Никогда не мешай подозреваемому выговориться", и промолчал.
- Подумал - это ж какую статью можно забабахать! Бомбу, а не статью, в смысле - для газеты. Вот. Ну, в общем, с крыши по веревке я спустился, окно открыто было. Кактусы, помню, какие-то на подоконнике, чуть вниз не екнул… - Задержанный опять шмыгнул носом. - В общем шуму наделал, конечно. Но все было тихо. Достал, это, фонарик, включил. Огрызок яблока на столе. Вот как сейчас вижу: тараканы от него во все стороны - шасть. - Шмыг-шмыг носом. - Чучело совы со шкафа зенками своими стеклянными на меня таращится… Я эту сову, короче, сфоткал…
Петя вдохнул воздуху что-то спросить, да опять спохватился: нельзя.
А задержанный наклонил к Пете голову и даже руки положил на стол, увлеченный собственным рассказом.
- В общем, я к книжному шкафу, там всякие, это, Шолоховы с Гайдарами, для отвода глаз, значит. Вдруг мне по кедам что-то - шур-шур-шур… Я фонариком посветил и только заползающий под шкаф крысиный хвост поймать успел. Фу, гадость какая… Но я, значит, о крысах враз думать забыл, потому что увидел такое… Как сразу ласты не отбросил, не знаю, потому что… В общем, увидел я, как со всех сторон ко мне сползаются клопы. Сплошной массой. Полчища! Живой ковер!!!
Максим Максимович, стараясь не выдать присутствия нечаянным шорохом, нервно потер ладони. Кажется, он признал задержанного. Характерные "это", "значит", "в общем". Никакой не журналист сидел на стуле перед Петей, а форточник Витька Крюков по прозвищу Альпинист.