* * *
…- Здравствуйте, Герасим Варламович, - проскрипел приветствие вахтер только Передерию, хотя вытряхивающий снежную крупу из бороды Передерий поднялся по ступеням последним - за зябко ежащейся в сиреневой курточке Светланой, тревожно стреляющим глазами Стасом и нетерпеливо пританцовывающим Магниевым.
Вахтер остался стоять, изогнувшись и сложив руки, будто маялся животом. Игорь грудью подтолкнул Стаса в спину. Вряд ли с умыслом, скорее сослепу. Здесь, на служебном входе в Зимний дворец, было довольно темно. Передерий походя что-то буркнул вахтеру, зрение поздних гостей опалил узконаправленный яркий свет из вахтерской будки, и компания заспешила почти не освещенной длинной-предлинной галереей куда-то вправо. Их провожал шепот сквозняков.
- Кольцо нашел? - будто спохватившись, прогудел на ухо Стасу нависающий, плывущий черной горой Герасим Варламович.
Светлана продолжила ступать, как ни в чем не бывало. Кажется, Герасим не проведал об их со Стасом знакомстве. Или?.. Или она никогда не увидит себя в зеркало толстой и старой.
- На месте ждет, - не поворачиваясь и тоже не сбиваясь с шага, как можно беззаботней ответил Стас. Негоже будет, если Герасим Варламович раньше времени догадается, что Стасу доставляет удовольствие произносить вслух "нет".
Несколько томительных секунд Передерий молчал, грозно сопя и, видимо, играя желваками, как культурист бицепсами, потом отделался коротким и загадочным:
- Ладно.
Было так темно, даже не понять, что здесь - тени, кто здесь - люди. Галерея казалась бесконечной, как отражение в зеркале, как ноябрьский вечер, как расстояние от Луны до ее копии в луже. А когда галерея кончилась, и вдруг визитеры оказались в знакомом месте, где другой затемненный зев уводит к сокровищам древних цивилизаций, а широкая лестница в пыльной красной дорожке сулит знакомство с творчеством западноевропейских мэтров, и при игре теней кажется, что ветер на лугу золоченую траву колышет, Передерий бросил Магниеву:
- Проводи на место и глаз не спускай. А я задержусь маленько, сюрпризы кой-кому подготовлю…
Оставшиеся отправились далее в чуть размытый дежурными лампами пещерный сумрак. Миновали известняковые стелы, по числу и характеру рисунков напоминающие не раскрашенные, как контурные карты, русские иконы. Поднялись вверх по десяти ступенькам с бронзовыми фигульками для ковровых зажимов. Прошли между погребальными алтарями в коридор с калейдоскопным полом, огромными полукружьями оконных рам и высокими блистающими каштановым лаком служебными дверями напротив этих полукружий. Звук шагов был неприятно конкретен, этот звук уплывал под потолок, ломался там и возвращался шепелявым эхом…
* * *
…Старик вахтер пыхтел в стену в позе "Попался, падла". Ноги в чесучевых брючках "Были и мы когда-то рысаками" широко расставлены, руки - ладонями на холодный камень.
Зазвонил телефон, родной брат аппарата в их филиале на Фонтанке. Илья приложил трубку к уху. После "волги" окружающее пахло ладаном, даже эта телефонная трубка:
- Вас-беспокоит-консультант-по-рекламе-газеты-"Деловая-неделя"-Мы-уверенны-вас-заинтересует-…
Не дослушав, Илья с пластикой мастера чайной церемонии положил трубку мимо аппарата. Поправил на носу непривычные зеркальные очки. При командире задвинуть их в карман не решился.
- Ты, Шурик, останешься здесь, - обвел рукой Максимыч вахтерскую конуру. - Только сперва этого штымпа куда-то деть надо, - указал Максимыч равнодушно внемлющему шоферу на задравшего руки дедушку. - А вот что, дружище, - пришла Максимычу оригинальная идея. - Уложи-ка алергитического вампира подремать в багажник. Ступайте, дедушка, мы сами за сохранностью ценностей последим, - черная рука на плече Максимыча оттопырила большой палец в позицию "Брависсимо". Максимыч, как перхоть, неловко принялся стряхивать кепкой с плеч и из-под воротника снежную крупу. Отчлененная рука вынуждено ретировалась в карман и вернулась на место, только когда штормить перестало.
Не сказав ни "есть", ни "так точно", шофер индифферентно и без лишнего нажима взял старикашку за шиворот и потолкал на выход. Паша неосторожно громко, забывшись, лузгнул обнаруженную в кармане последнюю жаренную семечку. Рука с бежевого плеча показала Хомяку козу. Максимыч повернул к Паше такое грозное лицо - не лицо, а иллюстрацию к египетской "Книге мертвых" - что опер сделал шаг назад, оставив мокрый четкий след и чуть не въехав задом на вахтерский стол с нехитрым ужином.
- Виноват! Не повторится! - покаянно подтянулся Паша. Ошейник глубоко врезался в красную выпоротую первым снегом кожу. В зеркальных очках рыжий Паша походил не на копа, а на клоуна, притворяющегося копом.
Максим Максимович не испепелил опера взглядом, а заинтересовался оставленным мокрым следом - положение морщин на лбу "Обойдемся без доктора Ватсона" - перевел взгляд себе под ноги, там тоже было натоптано от души. А вот чужих следов в каморке не отмечалось.
- Ладно, - только рукой махнул полковник Внутренней разведки и запричитал в манере "Я не повторяю дважды": - Теперь вперед, вперед, вперед. Ты, Паш, в обход через имперские замашки. Илья - через средние века. Петр - со мной. Подкрасться и наблюдать. Без команды не рыпаться!
И группа захвата - мушкетеры яви, фавориты материализма, санитары ночи - ринулась исполнять. Беззвучные тени, словно порождения белой горячки, безжалостные дракулы Джони Уокера. Только у Пети продолжало наяривать сердечко: "Армагеддон, Армагеддон, Армагеддон..!" Только Паша - Павел Васильевич, последний в конуре - хитро улыбнувшись, прихватил из вахтерской снеди полосатое яблочко…
* * *
…В дрожаще робком альковном свете десятка сувенирных свечей, растыканных по нишам, на приступках пьедесталов, по узорному полу и даже в подходящих щелях на фактурных фигурах скульптур, зал Диониса казался совершенно другим. Больше, величественнее, мрачнее и страшнее.
Соглядатайшу с кладбища Светлана узнала только тогда, когда та оперной певицей подплыла почти вплотную. Узнала по зеленому лаку ногтей и немодной шляпке. Певица была настроена празднично, как работник ЗАГСа. Не сразу девушка признала и двух ассистентов - помощника и помощницу. Этих она видела здесь же при дневном освещении на Герасимовой экскурсии: два высохших до нимфетности существа, только по одежде и догадаешься, кто из них мужчина, кто - женщина. Однако пергаментные лица помощников торжественно лучились. Помощники напоминали парикмахеров заурядного заведения, в которое пожаловала завиваться Мерлин Монро. А губы у обоих были выкрашены в разные цвета помады - верхние в черный, нижние в багряный.
Парикмахеры никак не отреагировали на вновь прибывших, они стояли перед столь похожей на Светлану Венерой, чуть не царапаясь о плавник свернувшегося у ног каменной красотки каменного зубастого дельфина, и поедали глазами бедра скульптуры.
У Стаса даже слюна во рту перестала вырабатываться, настолько сходство оказалось разительным. Словно глотнул кипятку. И даже выражение лица у Венеры Эрмитажной было именно таким, как у Светланы, когда он явился выпытывать про кольцо. И еще этот сладко знакомый жест - кисть руки прикрывает незабудку соска, чтобы одной груди было жарко, а другой холодно.
Одна из свечей - нелепо оранжевая веретенообразная пирамидка горела меж миниатюрных ступней греко-римского шедевра. Другая - новогодний заяц с фитилем из уха - плавилась на подоконнике. Третья - толстый синий цилиндр - светила с пуфика для уставших экскурсантов. Четвертая, пятая, шестая…
Дама с кладбища властно взяла, как берет первый кавалер ночного дансинга, девушку под руку и подвела к мраморному подобию. Стас оглянулся на Магниева, а тот, теребя двумя пальцами прядь над очками, явно маялся в ожидании где-то в закоулках ночного музея замешкавшего шефа. На этом празднике Стас вроде бы оказался лишним.
Пошарив в кармане, антиквар нащупал кольцо и вслепую надел на средний палец. Очень Стерлигову не хотелось расставаться с кольцом. Например, хотя бы потому, что вполне вероятно, именно кольцо защищало его от заклятия серебром. В то, что именно по заклятию Стас угодил в лапы ИСАЯ, он уже не верил.
- Ты знаешь, кто это? - спросила дамочка у Светы голосом, настроенным на исполнение фривольных серенад и жестоких романсов. Оделась солистка по последней моде матрон из Комитета по образованию. Похожий на перевернутый вверх тормашками огромный вопросительный знак бюст не давал складкам плаща скрывать жабо цвета пудры, длинную малахитовую юбку и синие чулки из-под нее.
- По-вашему, я - такая дура, что читать не умею? - попыталась нахамить Светлана. Ей было очень не по себе, будто не по своей воле оказалась здесь, будто зажата пьяным насильником в подворотне между мусорными бачками.
- Нет, ты не знаешь, кто это, - снисходительно констатировала бурно дышащая дама. - А знаешь, зачем ты здесь? Тебе выпали четыре шестерки в правой части раскладки!
Стас решил послать подальше легенду, якобы они со Светой не знакомы. Никакой он не рыцарь, и все такое. Но сейчас назревало что-то разнузданно отвратительное. И если со Светланкой приключится беда, он себе не простит:
- Минуточку! - заставил себя сказать громко Стас, заставил себя сделать решительный шаг вперед и, сбитый подлой подсечкой, вытянулся на полу, обжигающем холодом ладони. Увидел очкарик Магниев кольцо на пальце или нет?
А Магниев, зло хихикнув, объяснил:
- Это - новенький. Не обращайте внимания. Еще не освоился, - и поправил перекосившуюся праздничную бабочку у горла, в которое Стас с удовольствием бы вцепился.
Кровь прилила к голове, словно герою показали женскую точеную ножку в бордельных кружевах. Стас легко поднялся, вжал голову в плечи… И прозевал мощнейший удар в челюсть. Скульптуры голых Дионисов пустились в пляс с вырядившимися в ажурное белье скульптурами муз. И Стерлигов упал на спину где-то далеко от Игоря, скрипящего кожей пальто садомазохистского цвета, чуть ли не под самые ноги мраморному Силену Марсию.
- Мое число - два, мне нравится быть вторым, и я люблю повторять, - прокомментировал положение Стаса Игорь.
И хотя голова гудела колоколом, а рот наполнился соленым, словно слизнул капельку пота с ложбинки на бархатной шее партнерши, Стас снова оказался на ногах.
До Игоря было не меньше двух метров. Игорь, презрительно ухмыляясь, одергивал смокинг под пальто, потирал кулак и прикидывал - стоит или не стоит еще разок врезать не к месту джентельменствующему неофиту. И Стас понял, что ему врежут еще разок. И в подобной ситуации был только один выход.
А Светлана, чувствуя, как хищно в нее вцепилась бандерша этого бардака, посчитала, что момент настал. Свободную руку девушка (она надеялась, незаметно) отправила в сумочку за спасительным конвертом. И, черт побери, все в сумочке вплоть до заколки сохранилось на месте, а вот конверт как сквозь землю…
- Так ведаешь ли, зачем ты здесь? - заиграло мускусным фламенко сопрано дамы, и она то ли подтолкнула Светлану вперед, то ли передала с рук на руки ассистентам.
И теперь уже они справа и слева цепко держали девушку. Но тем не менее не сводили глаз с прелестей скульптуры. Светлана рванулась лебедицей из когтей коршуна, потому что дальше - черта. Потому что инстинкт приказал бежать без оглядки. И тогда дамочка с зелеными ногтями выхватила пистолет и нацелила девушке в лоб. И в маленькую дырочку за пленницей стал подглядывать ангел смерти-вуайерист. Но даже не угроза подкосила Светлану. Увы, она узнала пистолет, это была та самая "беретта", с которой Света ходила на Максима Максимовича и которую потом благоразумно (во всяком случае ей так казалось) зашвырнула в Фонтанку. И здесь глаза Светланы поменяли цвет с карего на ультрамариновый.
Удовлетворившись одолевшим Свету смирением, ассистент отпустил ее руку, кивнул Игорю. И они вдвоем удалились в следующий зал. Все время их отсутствия помощница, держа Свету, не сводила пылких глаз со скульптуры. А дамочка с зелеными ногтями, имея девушку на мушке, подозрительно косилась в сторону Стаса.
Сгинуть от пули экзальтированной особы в Эрмитаже планами Стерлигова не предусматривалось. Сделать ноги пока не светило - за одними дверьми оказавшийся ловким бойцом Игорь, за другими - Герасим. Да и Светку оставить здесь на растерзание психам не казалось гуманным поступком. Вот влип!
Игорь и ассистент вернулись, груженные вещами, которые здесь никак не ожидалось встретить. Высокая, в полчеловека, птичья клетка - внутри хлопали крыльями, ловя равновесие, семь легкомысленных волнистых попугайчиков. Баян в обтертом дерматиновом кожухе и зеброподобная внушительная сумка, задвинутая на молнию.
Игорь принял у дамы пистолет и, заняв позицию по правую руку от статуи, взял Свету и Стаса на мушку. Ассистент расчехлил баян, шаловливо пробежал пальцами по перламутровым кнопкам, как по пуговицам чужой ночной сорочки, выдавливая из инструмента первые зацеловывающие уши хриплые вздохи. И отрепетировано расстегнул мелодию "Прощание славянки". Взгляд он сфокусировал на Афродите, и больше не отводил, и, кажется, даже не мигал. А Стерлигов языком пересчитывал зубы - вроде бы на месте.
Стройная как розга ассистентка передвинула поближе к Венере клетку со жмурящимися на свечку попугайчиками, из сумки подала даме глиняный горшочек с черными крупными ягодами. Их пальцы на мгновение переплелись.
Пергаментные руки помощницы сновали плавно, как в индийском танце. Вернувшись к сумке, она достала вырезанный по окружности метр мятого, как утром простыни, холста, расстелила перед статуей и вынудила Свету на этот холст наступить. Снова вернулась к сумке и опять вернулась к замершей под прицелом Светлане. И накинула на ее плечи пеньюарно шуршащий накрахмаленный медицинский халат, длинный настолько, что полы его сложились в складку, скрыв каблуки.
Человеку свойственно оклематься. Стас неумышленно засмотрелся на влажный изгиб Светиного рта. Белое ей шло до еканья сердца. Стас разглядел пустынное марево в ультрамариновых глазах и отмел случайные плотские мысли. Не о том он сейчас фантазирует.
Светлана от бессилия впала как бы в наркозный сон. Что ей виделось, остальным было неведомо, но покорность девушки действовала на заговорщиков, как кокаин. Далеко запустив в клетку пятерню, дама поймала трепыхающуюся птичку и извлекла наружу. Держала дамочка попугайчика так, чтобы безымянным и большим пальцами направлять лапку с кривым слюдяным коготком. От усердия высунула мокрый кончик языка.
Птичьим коготком дама, прокалывая ягоды, стала выводить черным соком, как тушью, на мраморной груди Венеры некий символ. А закончив, тот же символ изобразила на трепетной крахмальной выпуклости докторского халата.
- Тебе выпал король треф между двумя валетами! - сообщила писательница Светлане и отпустила попугайчика, будто оттолкнула.
Птица порхнула сквозь низко плывущие ноты "славянки" под своды, а матовая ладонь дамы отправилась в клетку за следующим взъерошенным пленником. Тем временем ее помощница стала на карачки и принялась пришивать подол халата к холсту.
Черная нить в цыганской игле взмыла вверх и опустилась вниз. Взмыла вверх - опустилась вниз. Вверх - вниз, как помело без ведьмы. И Стас растеряно отжал челюсть, увидев, что ассистентка пришивает не как-нибудь, ни стежком, ни крестиком, а выводит иголкой узоры славянского узелкового письма.
- Тебе выпал туз пик с тузом червей, и оба остриями вверх! - с подобающим придыханием сообщила птичница Светлане и отпустила следующего попугайчика.
Когда Света, очнувшись, будто бы устав маячить столбом, переступила с ноги на ногу, глаза господина Магниева плотоядно сузились. И Света поняла, что лишних движений не надо, что камер-юнкер получит удовольствие от судороги в указательном пальце. Хотя ведь она просто так переступила с ноги на ногу. Ну, почти просто так. И еще Свету поразило, как истомлены вибрацией ожидания исполнители ритуала. Ненавистную, будто лучшая подруга, даму буквально лихорадило. Извилистые рты слуг стерлись в кровавые мозоли смутой вожделения. Сонные щеки Игоря были белее муки, но при первой же возможности он выстрелил бы, и не потому, что так надо, а просто иначе не умел наслаждаться. И даже Стас, глупый Стасик, был готов пустить березовый сок изо рта. Или в воск свечей добавлен экстракт череды? Или еще хуже?
Баянист играл и играл "Прощание славянки", по второму разу, по третьему, один за другим взмывали волнистые пернатые, все больше пенных узоров объединяло подол медицинского халата и холст, так что скоро Светлане и не ступить свободно. Все больше начертанных соком - это оказалась черноплодная рябина - закарляк украшали плечи и грудь Светы, и грудь и плечи Афродиты. Пятый символ, шестой… А ни Стас, ни Светлана не могли решиться на противодействие.
И тут в зал вошел Герасим Варламович. Он, словно директор оранжереи, огляделся без спешки, удовлетворенно хрюкнул и из зеброподобной сумки достал на десерт две вещи: кухонную мясорубку и книгу.
- Дети мои, - начал он вкрадчиво, - Прекратите почитать смерть за самое страшное зло и займитесь поиском зла внутри самих себя. И найдите там то, что является вашей злейшей бедой, что и после смерти доставит вашим душам уйму терзаний! - долго держать два предмета одной рукой было неловко.
Поэтому, только отправился на волю последний попугайчик, дамочка отняла у Герасима мясорубку, ссыпала в раструб горсть сочащихся раненых ягод и в такт мелодии завертела ручку - шарманщица, да и только. А Герасим вроде наугад раскрыл книгу, протянул руку с книгой шлагбаумом между девушкой и статуей ню и прогудел:
- Здесь собрались те, кто произносит имя "Перун" с ударением на первом слоге! И пришло время открыться. Дети мои, я не Великий магистр госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского, ибо тогда я звал бы вас в странноприимный дом. Я не катар, ибо тогда я веровал бы в то, что Земля сотворена не божеством и отдал бы все силы поиску свитка с тайнами "совершенных". Я не гроссмейстер ордена падающих ниц перед греческой Церерой, или египетской Исидой. Я не учитель кротости визитатор-наместник тамплиеров, ибо тогда я не мечтал бы вознестись выше Храма! И, дети мои, я никогда не возглавлял ни "Братство Сатурна, а также всех планет прилежащих", ни "Великую Северную Ложу", ни "Орден золотого восхода"! Я обманывал вас, как отец дитя, для вашего же блага. Слишком много глаз и ушей охотились за нашей тайной. А вы, дети мои, слабы, ибо слаб человек, - густой мускатный голос Передерия обволакивал как сон.
Заслушались все: и вращающая ручку дама, и Стерлигов, и Светлана. Но прежде чем чернильная кашица селевым потоком сползла на страницы, Светлана успела осознать, что это тот самый, сорок девятого года издания ее собственный путеводитель по Эрмитажу. И что раскрыт он на полиграфически убогой фотографии прежней Венеры Эрмитажной.