Конечно, Дима предпочел бы, как в поговорке, миллион и королеву, но сегодня, видимо, был не лучший день и следовало довольствоваться предложенной суммой и потенциальной Наташей. Наташа правильно прочитала Димин взгляд и равнодушно сложила губки в тонкую линию. Предельно аппетитные, следует подметить, губки. За ней ухлестывали и сам редактор, и один мальчик с Валютной Биржи, и один широко известный белый маг, и помощник депутата, жаль, скоро новые выборы…
- Дмитрий, вот вы где, негодник! - В кабинет вплыла дородная дама, гремя рядами бус, как елка, - вокруг которой пляшут взрослые подвыпившие дяди, - стеклянными шарами. Полные губы поджатыми уголками должны были объяснить журналисту, что неприлично заставлять даму его искать. Отягощенный двумя перстнями короткий палец с облезлым маникюром нацелился Диме в грудь.
В закрываемую дверь проскользнул обрывок коридорного разговора:
- А обещали Конец Света!
- Обещанного три года ждут!
- Галина Алексеевна, мы же с вами на четыре договорились, - скорчил недовольную гримасу попавшийся Дима. Эквилибрист пера и ас слоганов, он нагло позволял себе обходиться с заказчиком на равных. Ведь в конечном счете от его гения зависело, что произойдет с целительницей в следующем номере "Третьего глаза". Вступит ли она в неравную схватку с сектой сатанистов и вызволит из их лап заблудшую многодетную мать; подскажет ли многодетной семье, где в огороде дедушка перед кончиной зарыл акции мясокомбината "Самсон"; спасет ли талантливую пятилетнюю девочку-пианистку от неизлечимой хворобы - младшенькую в многодетной семье.
- Дмитрий, народная медицина ждать не может, - кокетливо родила сквознячок ресницами дама. И этот сквознячок должен был означать, что делу время, а секретаршам - час. Пусть и таким смазливым. Хотя, если присмотреться, ничего особенного.
- Куда?! - возмущенным окриком пришпилила Наташенька к месту намылившегося ускользнуть Толика. - Ты это барахло мне на добрую память оставил? - Она правильно поняла ухмылочку дамы: у женщин свои секреты. Но враждовать с рекламодателями себе дороже.
- Народная медицина в прошлый раз "рыженькую" поленилась доплатить, - недвусмысленно напомнил Дима и отчужденно отвернулся к окну. Взгляд Димы невольно выцепил встречный взгляд из здания напротив. Старый вахтер дожидался, когда редакционные девушки, оставшись одни, начнут переодеваться.
- Я действительно лучше от руки, на желтой бумаге, - вяло махнул ладошкой Толик - дескать, оставьте меня в покое. И забормотал, чтоб не забыть: - Буржуев, Буржуев, Буржуев… - поправлять его не стали - бесполезно. Славился Толик в редакции талантом перевирать фамилии, даты и заголовки. Наивысшим спортивным достижением верстальщика был "День святого Огурея" вместо "Андрея". Молодая корректорша по робости исправлять не рискнула. Потом читатели долго донимали редакцию письмами с наказами поведать о загадочном празднике поподробней и растолковать, можно ли в этот день не поститься.
- Верни ее на место! - Наташа всерьез испугалась, что машинка так на ее столе и останется.
- Дык она ж тяжеленная! - бросил через плечо и искренне развел руки Толик. Ему хотелось уйти просто и достойно. Cлушать препирательства журналиста и клиента ему не хотелось. Потому что "рыженькая" его не касалась. Вот если бы Галина Алексеевна обратилась лично к Толику, например с просьбой сделать ее помоложе на предназначенной для публикации фотографии, или добавить что-то такое демоническое во взгляде…
- Кто старое помянет, тому глаз вон, - Галина Алексеевна постаралась выдохнуть пословицу как можно обольстительнее. Сто рублей для нее были не деньги, но и с не деньгами она не привыкла легко расставаться.
- Никто не забыт, и ничто не забыто, - Дима хитро улыбнулся Галине Алексеевне.
Кровь прилила Наташе к щекам, от чего блондинка стала еще краше. И каждое ее слово наполнилось весом:
- А я вот забуду в ведомость по зарплате твою фамилию включить…Ну-ка, живо!
- Давайте будем считать, что я вам их должна, - предложила народная целительница, покидая центр кабинета, чтобы пропустить Толика к пишущей машинке.
- Ну и язва ты, Наташка! - проворчал верстальщик, в рывке принимая груз на вытянутые руки.
- Бог в помощь, - ангельски улыбнулась секретарша. Как умела улыбаться только она.
Раскрывшаяся дверь впустила свежую порцию коридорного диалога:
- А где народ?
- Народ в биополе.
Следующий посетитель кабинета - жилистая старуха с шустрыми глазенками, проявив живой интерес, посмотрела сначала на ходящий ходуном стул, потом на водружающего машинку на шкаф Толика. Прикинула в уме, безопасно ли будет сейчас пройти мимо шкафа и предпочла сначала позволить завершить процесс водружения.
Стул выдержал и второе посягательство. А когда обиженный тем, что его заставили работать, Толик громко хлопнул дверью, бормоча, чтоб не забыть: "Дружинин, Дружинин, Дружинин…", чутких ушей старухи достигла Димина фраза:
- Я еще сильнее зауважаю народную медицину, если БЕЗ ФОКУСОВ получу причитающееся мне…
- Димка, черт щербатый, - весело окликнула старушка корреспондента, не дав тому закончить речь. - Садись про меня байку мозговать, хватит лоботрясничать!
- Здрасте, Тома Георгиевна!
Обнаружив конкурента, целительница Галина Алексеевна (творческий псевдоним: баба Галя.) приняла боевую стойку: ее могучая грудь поднялась, как главные калибры линкора. Бусы строгими дугами залегли параллельно горизонту. Первый рубеж обороны, второй рубеж, третий… И предприняла разведку боем:
- Очередь надо соблюдать! Дмитрий, призываю вас в свидетели! - в свидетели чего, баба Галя не уточнила, бусы гневно вздымались и опускались.
Дима в столь экстремальной ситуации с удовольствием бы сделал ноги. Он бы даже предпочел сейчас находиться на совещании у шефа и муторно обсуждать Вечный Вопрос - концепцию развития газеты. Но кто ж ему позволит? За окном облака подобно цветочным тлям ползали по небу, и их крылышки невсерьез заслоняли солнце.
В веселых глазках старушенции, по профессии - хорарного астролога, мелькнул сабельный блеск. Начала она елейно:
- Ой, не признала, богатой будете. Подумала, что это ваша старшая сестра, - а далее пальнула от двух бортов в лузу напалмом. - Димка, не мое дело, но чего ты нашел в этой чувырле? И еще, зачем ты этой шлендре накарлякал, будто она по пуговице от рубашки анонимно алкашей заговаривает? Мало того, что нынче мужики поголовно пьяные, так теперь поголовно еще и расхристанные, без пуговиц босякуют. - Сухонькие кулачки воинственно уперлись в бока.
Галина Алексеевна повторила маневр: сначала поприветствовала, как умела, соперницу:
- С такими внешними данными куда лучше "Люди добри, поможите…" исполнять, - и обратилась к корреспонденту. - Дмитрий, может, вам и безразлично, что вашему астрологу статьи еще и Михаил Огородников кропает, но зачем вы придумали, будто ваша сомнительная знакомая… - ох, с какой убийственной интонацией было подчеркнуто "знакомая" -… обещает клиентам защиту Великого Эгрегора?! Она ведь ни ухом, ни рылом, что сие такое! Она до сих пор думает, что аркан - это такая петля, ишаков ловить!
Дима молчал, сцепив зубы, хотя услышать, что Тома Георгиевна изменяет ему с Огородниковым, было действительно обидно. Дима залег на нейтральной полосе и по-страусиному утопил голову в песок, потому что обе представительницы нетрадиционных наук регулярно покупали одинаковую площадь по сто двадцать восемь квадратных сантиметров. И заполнял эти сантиметры мистическими панегириками он. За что инферналки приплачивали поверх законных гонораров. Наташенька зевнула, аккуратно прикрыв холеной ладошкой ротик. Что-то ее белый маг не звонит. Впрочем, не верила она, будто он может сорваться с поводка.
- Ах ты, футы-нуты! Заниматься хорарной астрологией все же лучше, чем мандалотерапией! - в некотором смысле старушка была права. - Я с каждого пациента стригу не меньше сотки баков! Клиент на пиджаках и мобильниках, солидный, штучный. Отечественными хрустальными шарами таких гостей не укатаешь! - и от подаренных кабинету децибел на стене зашаталась эзотерическая живопись. Все работы кисти редакционного художника, искренне рерихнутого.
- А вот остракизма не надо! На генетику тоже гонения были. Инквизиция кострами не выжгла, и вам слабо!!! - Галина Алексеевна тоже была права. Пусть с каждой прихожанки за снятие порчи много не снимешь, сидеть на опте выгоднее, чем на рознице.
На противоположной стене - где не было эзотерической живописи, а висел календарь, не на 1998 год от Рождества Христова, а 7506-й от Сотворения Мира - тоже зашелестело.
- Эй, там, не вопите тут! - сквозь дверь донеслось из коридора, но было оставлено без внимания. И еще на шум в кабинет проник невзрачный гражданин с характерным блеском в очах. Лицо покрывала паутина морщин из-за навсегда распахнутого в улыбке рта. В руках гость сжимал перьевую ручку и расползающийся блокнотик. Впрочем, явление поклонника тоже осталось без внимания cтолкнувшихся стихий.
- Шарлатанка!
- Мракобеска!
Глаза поклонника заискрили совсем уж лучезарно, он признал кумиров по публикуемым в газете фото.
- А я за такое непечатное слово щас тебя, молодка, разложу, юбку задеру, и всыплю по первое число! - Тома Георгиевна действительно могла исполнить обещанное, несмотря на преклонные лета.
Неожиданно поклонник громко и надтреснуто расхохотался. Ему понравилась перепалка. И уж теперь его заметили все.
- А я…А я… - и вдруг у целительницы голос перехватило, полные сочные губы пошли зигзагом и… И брызнули слезы. Такого позора народная медицина не вынесла и мимо победительницы, гремя бусами, как кандалами, зажимая всхлипы носовым платком с вышивкой крестиком, шарахнулась в коридор. Поклонника унесло водоворотом. Не корысти ради, а автографа для.
Хорарный астролог растеряно глянула на Диму и поделилась в оправдание:
- Ничего личного. Это только бизнес. - И пошла за соперницей. То ли утешать, то ли добивать.
Дима посмотрел на захлопнувшуюся дверь, потом на равнодушно полирующую ногти Наташу. И метнулся за клиентками. Мирить.
Наташа очень обворожительно, жаль - никто не видел, - подмигнула отражению в дверном стекле шкафа. Пусть припарковала целительницу и не она. Сняла двумя пальчиками телефонную трубку и по памяти набрала номер. С той стороны откликнулись почти сразу - через полтора гудка.
- Станислав Витальевич? - на всякий случай подстраховалась девушка, в уголках рта неожиданно обнаружились злые складки. - Запишите пожалуйста номерок. Может, сгодится. Старинное колечко, светится в темноте. - Наташа нашла невзначай выведенные карандашиком цифры и продиктовала.
- Спасибо, Наташенька. За мной, как обычно, не пропадет, - сказали на том конце телефонного провода и положили трубку.
Аппарат был самый заурядный, из советского прошлого. Да еще перевитый изолентой, чтоб не распадался на составляющие. Чиркнув фломастером на полях старой газеты подсказанный номерок, Стас с подобающим равнодушием положил телефонную трубку на рычаги. Еще не хватало, чтобы клиент заметил, что у Стаса неказистый аппарат. Перед клиентом форс надо держать.
Когда Стас норовил что-то продать, ему не удавалось усидеть на месте. В идеале следовало вышагивать из угла в угол, размахивать руками, принимать картинные позы. Тогда и речь лилась плавно-плавно, завораживая жертву.
- Я бы все таки хотел обратить ваше внимание, - непринужденно продолжил Стас прерванную беседу, - на эту безделицу. - Стас придвинул к гостю поближе отполированный возрастом деревянный футляр и открыл крышку. - Вещица восемнадцатого века. Янтарь. Внутри оклеена пунцовым бархатом. Замочек и ключик медные. Я уж не говорю о том, что эта штучка, возможно, некогда являлась частью интерьера Янтарной комнаты. Той самой Янтарной комнаты… - многозначительная пауза была коньком Стаса.
Тяжелые шторы скупо, аптекарскими порциями, пропускали внешний день. И несмотря на то, что под потолком пузырилась жирным электрическим фейерверком люстра с матовыми подвесками, освещения как бы не хватало. И все равно по углам кабинета приплясывали распатланные кособокие тени. Ну, родной, смелее, мысленно уговаривал Стас потенциального клиента. Что ж ты, баклажан с бородой, робеешь? Ты носом поведи, на зуб, что ли, попробуй. Иначе как же мне тебя, лоха залетного, напарить?
В футляре покоилась шкатулка. Вроде бы янтарная, цвета успевшего остыть и превратиться в лед свежезаваренного чая; с прожилками, похожими на утонувший в луже опавший кленовый лист. Вроде бы доподлинный осьмнадцатый век. Стас не посчитал нужным уточнять, что это современная копия.
- А отчего это футляр изнутри тряпкой оклеен? - едва не зевнув, спросил развалившийся в кресле для гостей визитер.
- Это, сударь мой, не, как вы изволили выразиться, "тряпка". Это так называемая "турецкая" бумага, - с показной любовью провел двумя пальчиками по товару Стас. И поскольку больше вопросов не последовало, закрыл футляр и отодвинул назад к телефону.
Внутри у Стаса все кипело. Он был готов разорвать на мелкие кусочки заявившегося с визитом болвана. Полчаса Стас разливается соловьем, а проку никакого. Хоть бы разок блеснул в глазах гостя азартный сполох. Вообще-то принимать покупателей Стас предпочитал вне дома. Но этот объявился сам, как снег на голову, правда, с рекомендациями общего знакомого.
- Переходим к следующему экспонату, - заставил себя дружелюбно улыбнуться Стас и, выдвинув очень тугой ящик стола, положил перед гостем ножны с кортиком. Потом не удержался, наклонившись вперед, наполовину вытянул кортик из ножен и снова положил. Попав в сантиметр дневного света, лезвие пронзительно блеснуло. На лезвии обнаружилась сложная гравировка: листики, веточки, травка.
Гость равнодушно сопел.
- Маршальский кортик. Работа златоустовского мастера Берсенева. Сталь, гравировка, синение, травление, золочение. Понятно, не антиквариат, но художественная ценность несомненна. - Стас ждал, что гость хотя бы возьмет кортик в руки. Какому мужику не захочется поиграть с оружием? Но увы.
Гость и к златоустовской диковине остался равнодушен.
- Может, я вам наскучил? - начал терять терпение Стас и, выпятив грудь, с вызовом заложил руки за спину.
Гость посмотрел в глаза Стасу:
- Нормально. Давай дальше. Показывай, что у тебя еще. - Глаза сонные, усищи не шевельнулись. Не человек, а сом со дна Ладожского озера. Такого не удочкой, такого глубинной бомбой надо.
Стас как можно равнодушней пожал плечами, отслюнявил гостю еще одну улыбку. Взял кортик и, с силой вернув в ножны, положил в стол. Тоже мне Илья Муромец, думал хозяин квартиры, будет сиднем сидеть тридцать лет и три года. Чем бы его таким пронять? Может, табакеркой с императорским вензелем? Вряд ли, большие люди любят крупные предметы.
- Может, вас интересуют старинные самовары? - рука Стаса указала на закрепленную по стене вдоль потолка полку из не облагороженных досок, на которой выстроилось в ряд несколько траченных пылью, как грязным снегом, пузатых и стройных, жестяных и медных созданий, словно гигантские шахматные фигуры в предбоевом порядке. - Это, - палец небрежно представил металлический, отсвечивающий мыльно-розовым чайник, - Сбитенник второй половины восемнадцатого века из Нижегородской губернии. Медь, красно-коричневая патинировка. Сбитенники предшествовали самовару. - Стас посмотрел, произвело ли сказанное какое-либо впечатление на гостя. Слушает, и то хорошо. - Далее мы можем видеть, - Стас заметил, что сбился на манеру третьеразрядного экскурсовода, но что-либо менять не стал. Было бы ради кого. - Выполненный из никелированной меди дорожный самовар-куб. Такие самовары делали на протяжении всего девятнадцатого века. Но это так, ширпотреб. А вот следующий экземпляр действительно достоин внимания: желтая медь, приблизительно 1870-й год. Самовар в виде петуха, украшенный орнаментом в подражание резьбе по дереву… - кажется, экскурсовод увлекся.
- Хватит. - Оборвал плавную речь частного торговца антиквариатом гость и встал. Был он никак не меньше двух метров росту при соответствующем телосложении. Этакой дылде для грабежа никакое оружие не требуется, одними пудовыми кулаками сладит. Впрочем, и Стас умел постоять за себя - профессиональный навык. Не зря он не задвинул ящик стола с кортиком.
- Хорошие у тебя штучки-дрючки. Только мне их не надо, - веско сказал гость. - И картины у тебя красивые, - зевнул гость, и где-то далеко за усищами и бородой мелькнули желтые зубы. - Но мне они тоже до лампочки. - Гость с непонятной грустью обвел глазами стены кабинета.
Стас терпеливо ждал. Должна же у визита быть цель. От дальней стены по кабинету поплыл утробный гул: ворчание разбуженного зверя. Визитер не шелохнулся на звук, только широко раздулись ноздри и глаза стали еще колючей. А от стены, где зверь проснулся окончательно, покатилось глухое и дребезжащее: Бум! Бум! Бум!.. И так шесть раз через равные промежутки времени. А затем на старом лаковом корпусе с замогильным скрипом открылась дверца, из нее вынырнула облупленная механическая кукушка и уныло икнула положенное число раз.
- Вот, - сказал гость, припечатав левой рукой к плоскости стола поверх газеты мятую бумажку. - То, что мне нужно. - И нехотя убрал пятерню, словно даже одна бумажка ценилась им неимоверно, а уж за то, что на бумажке нарисовано, и голову отдаст. Кажется, именно бой часов подтолкнул его под руку.
Стас ждал, что еще посчитает нужным сказать гость. Однако визитер только сверлил торговца глазами. Дескать, и так ясно. Взгляд гостя приятностью не отличался, до мурашек неуютно становилось под таким взглядом.
Тогда Стас потянул бумажку по столу к себе. На бумажке не ахти как было изображено твердым карандашным грифелем что-то похожее на подкову - закорючки, покрывавшие нарисованный предмет, старославянскую вязь напоминали очень отдаленно.
- О, у вас чудесный вкус, надеюсь, и доходы соответствующие. Ну? - приправив нехитрой лестью разглядывание рисунка, потребовал объяснений Стас. - Это гривна?
- Гривна, - кивнул гость, потянул рисунок обратно, словно никак не мог решиться расстаться, и бережно левой рукой стал разглаживать бумажку.
- Да вы садитесь, - сказал Стас, чтобы не молчать.
- Это память о прадеде, - в голосе гостя неожиданно прозвучала теплая нота.
- Ну и кто у нас был прадед?
- Столбовой дворянин.
- А фамилия? - ответы приходилось вытягивать, как занозы.
- Зачем тебе фамилия? Ты мне эту штуку сыщи. Не обижу.
Стас зашагал по кабинету, отфутболил с пути ногой под стол заношенные кроссовки, бухнулся в кресло и взъерошил волосы:
- Большевики не церемонились. Могли переплавить, могли в Америку на хлеб сменять, или на "форды", чтобы своих стриженых комиссарш с шиком катать. Такая вещица не один год поисков требует. - Кажется, у него получилась плохая пародия на "Двенадцать стульев". Оставалось надеяться, что визитер причапал без внушительного культурного багажа. Тут некстати Стас заметил, что на грязный, как медвежья шерсть, паркет из покоящейся рядом с сидюшником пожарной каски свисает бежевая бретелька лифчика. Каска обычно использовалась вместо ведерка со льдом для шампанского.