Под платанами пожилые французы играли в шахматы. На лужайках выгуливали собак. Дети кидали йо-йо, соревнуясь, кто выбросит дальше чертика на ниточке и кто быстрее загонит его назад. По сторонам дорожек тянулись пышные розовые клумбы. Издалека доносился мягкий стук теннисных мячей о ракетки. Хелен заглянула в путеводитель.
- Здесь танцевала Айседора Дункан, - сообщила она. - Эрнест Хемингуэй приходил сюда стрелять голубей.
- Здорово.
Пройдя мимо восьмиугольного пруда перед дворцом, мы оказались на каштановой аллее. Бегающие трусцой избавлялись здесь от лишних фунтов, набранных из-за пристрастия к фуа-гра, паштету из гусиной печенки; парковые скамейки были оккупированы загорающими и книголюбами. Мы слышали тявканье маленьких собачек и щебет птиц. Жизнь здесь текла размеренно. Казалось, до задымленного центра миллион миль. Над игровой площадкой звенел детский смех. Мы на секунду остановились понаблюдать за малышами на качелях.
- Ты хочешь детей? - спросила я у Хелен. Она передернула плечами:
- Может быть… Не знаю. Только если встречу хорошего парня. Но и тогда года через три-четыре. Я слишком занята, - беззаботно добавила она, и мы повернули к выходу. - И знаешь, Минт, мне нравится быть одной.
- Вот бы и мне так, - вздохнула я и бросила взгляд на часы. Было почти семь. Мы решили зайти куда-нибудь перекусить.
В узком, вымощенном булыжником переулке недалеко от улицы Турнон отыскалось заведение "Шез Марк". Столики с тротуара уже убрали, так что мы зашли внутрь. Удерживая подносы на кончиках пальцев, мимо скользили официанты в белых фартуках, словно ставшие на невидимые коньки. Над стойкой висело облако сигаретного дыма. Слышался громкий стук посуды и резкий, отрывистый мужской смех. Хлопнула, вылетая, пластиковая пробка. У окна четверо молодых людей с азартом резались в настольный футбол. Сгрудившись у игрового поля, они с силой - так что костяшки белели - дергали рукояти и гоняли мяч.
- Раньше я тоже любила играть, - мечтательно сказала я, потягивая пиво. - Когда мы были маленькими и ездили отдыхать с родителями. Я здорово играла.
Любители настольного футбола подбадривали друг друга криками, препирались при каждом пенальти и орали, как сумасшедшие, стоило кому-нибудь забить гол: "…hors-jeu! …c'estnul! …veux-tu?"
- Французы такие симпатичные, - заметила Хелен.
"А-а-а! Putain! Espece de con!"
- Особенно вон тот. Посмотри!
- Это был "банан"! - возмущался парень, ни капли не похожий на француза. - "Бананы" запрещены. Мяч нужно кидать только по прямой. Понял?
- Уф! - ответил его противник. - Alors…
- И только пять секунд, чтобы рассчитать удар! Cinq secondes!
- D'accord, d'accord! По правилам, так по правилам, - недовольно пробурчал второй игрок.
Назначили штрафной. Быстрый поворот кисти - и мяч оказался в воротах.
- Гол! - Хелен захлопала в ладоши, неожиданно для самой себя.
Все повернулись, сияя улыбками. У меня не было сил улыбнуться в ответ. Официант принес наш заказ, пасту. Я съела, сколько смогла. Двое игроков надели куртки, пожали руки противникам и ушли. Англичанин остался сидеть за столиком. Я украдкой взглянула на него. Хелен права: симпатичный, даже очень, и скромный притом. Волосы темные, слишком длинные на мой вкус. Открытое, доброе лицо. На нем были джинсы, довольно выцветшая зеленая рубашка поло, ботинки "Тимберланд". К моему удивлению, он повернулся и посмотрел на нас.
- Vous voulez jouer?
- Простите? - не поняла я.
- Хотите сыграть?
- Нет, спасибо. - Губы сами сложились в горькую усмешку. - В последнее время мне пробили слишком много штрафных.
- Попробуйте! - не отступал он. - Это весело.
- Нет, благодарю, - повторила я.
- Но мне и моему другу нужны соперники, - продолжал настаивать он.
Я покачала головой:
- Извините, в самом деле, не хочется, - и взглянула на Хелен. Подруга смотрела на меня как-то странно.
- Иди, поиграй с ними, - предложила я ей.
- Только если ты пойдешь со мной.
- Ступай! Я посмотрю.
- Нет-нет, пойдем вместе.
- Не хочу, - уперлась я.
- А я хочу, но без тебя не пойду. Давай, Минти!
- Что? - Вот зануда. И чего она ко мне прицепилась?
- Давай! - прошипела она и поднялась из-за стола. - Мы будем играть, - объявила она ждущим ответа игрокам.
Силы небесные! Я не могла сдвинуться с места. Будто приросла к стулу. Англичанин вдруг подошел ко мне и протянул руку:
- Пойдем играть!
Я посмотрела на него. Потом, с большой неохотой, вложила руку в его ладонь.
- Меня зовут Джо, - сказал он, помогая мне встать из-за стола. - А тебя?
- Минти. Минти Мэлоун, - добавила я. - Не Лейн. - Опять в моем голосе появились саркастические нотки.
Думаю, Джо это сбило с толку, потому что во взгляде его промелькнуло недоумение. Хелен уже сидела за столом в компании француза - его звали Пьер.
- Хочешь быть нападающим? - спросил Джо.
- Что?
- Центральным нападающим?
- О нет! Лучше защитником.
- Хорошо. Только не крутить, договорились? - Я в замешательстве уставилась на него. - Не крутить ручки, - пояснил он. - Это нарушение правил. - Я кивнула. - И никаких "бананов".
- А это еще что такое?
- Когда бьешь по мячу с поворотом, и он отклоняется в сторону твоих ворот. Так делать нельзя.
Я посмотрела на фигурки. Двадцать два пластиковых футболиста в красных и желтых свитерах с готовностью уставились в пространство, застыв на металлических тросах. Вид у них был опустошенный и безжизненный, должно быть, как у меня в то мгновение.
Мы схватились за рукояти. Пьер опустил монетку, и появился мяч. Он положил мяч между двумя центровыми, просвистел в свисток, и игра началась. Мяч носился по полю и рикошетил, Пьер и Джо пытались захватить его, и тут мяч попал к моему полузащитнику. Я остановила мяч и передала его Джо. Напряжение стало невыносимым. Джо поддел мяч, поднял рычаг, и… гол! Мяч полетел прямо в ворота.
- Мы отличная команда, Минти, - сказал он. - Здорово!
Я улыбнулась и даже покраснела от гордости. Сама того не ожидая, я воспряла духом. Через две минуты Пьер сравнял счет. Это была моя вина. Я могла бы спасти ворота, но замешкалась и не повернула вратаря вовремя. Теперь понятно, каково было Дэвиду Симену, когда аргентинцы забили сборной Англии пенальти на Кубке мира.
- Мне так жаль, - простонала я покаянно.
- Ничего, - со смехом успокоил Джо. - Мы все равно выиграем.
Джо и Пьер опять схватились в борьбе за мяч, и мое сердце лихорадочно пульсировало. Собраться было невозможно: мяч носился по полю, меня колотило от возбуждения, а Джо не замолкал ни на минуту.
- Чем ты занимаешься, Минти?
- М-м-м… работаю на радио, журналистом, - ответила я, поражаясь, как это можно одновременно играть и разговаривать. - А ты? - Вопрос был задан исключительно из вежливости.
- Я писатель, - сообщил он. - Где ты работаешь?
- На радио "Лондон". Программа новостей "События".
- А, знаю! Текущие новости и репортажи на актуальные темы.
Внезапно полузащитник Хелен так сильно ударил по мячу, что тот резко отскочил от края поля. Пришлось прервать игру на несколько секунд и заняться поисками мяча.
- Мне нравится твоя программа, - сказал Джо. - Все время ее слушаю.
- Значит, ты живешь в Лондоне? - спросила я.
- Когда как. Летом веду курс для начинающих писателей в Париже, но в середине октября вернусь в Лондон. Где ты остановилась?
Интересно, почему он задает так много вопросов? Появилась Хелен с мячом.
- О'кей, передача! - крикнул Пьер.
- Так, где ты остановилась? - повторил Джо, когда мяч снова оказался на поле.
- М-м-м, в отеле "Георг V". - Мне не хотелось объяснять почему.
Он присвистнул и передал мне мяч.
- "Георг V". Ничего себе!
- Мы приехали всего на четыре дня, - пояснила я, двигая вратаря и предотвращая угрозу, исходящую от центрального нападающего Пьера.
- Господи, Минти! - воскликнул Джо. - И когда возвращаетесь?
- Завтра. Завтра утром. - С чего эти расспросы? Мы даже не знакомы. Он ударил по мячу. И забил гол.
- Ура! Два-один! - завопил он и вдруг, ни с того ни с сего, спросил, когда Хелен положила в центр поля новый мяч: - Можно тебе позвонить?
- Что? - оторопела я. Игра возобновилась.
- Можно тебе позвонить? - повторил он. - Когда буду в Лондоне.
Я замялась:
- Не знаю…
- Сразимся в настольный футбол, - предложил он. - В кафе "Кик".
"Как откровенно, - подумала я. - И как удручающе". Он пытался меня подцепить. Очевидно, делал так постоянно. Не успев даже познакомиться толком. Я разозлилась и решила: мне это не нужно. Меня только что бросили у алтаря, боже мой! Не нужны мне никакие звонки. Никогда! Ни разу в жизни! Я не хочу, чтобы мне опять звонил мужчина. Чтобы меня опять унизили. Опять сделали больно.
- Пенальти! - вскричал Пьер.
- Так ты дашь мне свой телефон, Минти? - спросил Джо, передавая мяч.
- Нет.
- Что?
- Нет, - отрезала я, изо всей силы ударив по мячу. И грянул вопль.
- Гол в свои ворота, Минти! - кричали они.
Август
- Хорошо отдохнула, дорогуша? - спросил водитель.
Я поймала такси у вокзала Ватерлоо. Хелен поехала в Холланд-Парк повидаться с родителями.
- Вроде того. Вообще-то, не очень.
- В отпуск ездила?
- Нет, - сказала я. - В свадебное путешествие.
- И где же твой муж?
- У меня нет мужа.
- Нет?
- Нет. Он сбежал.
- Сбежал? - изумился таксист, повернул голову, чтобы рассмотреть меня, и чуть не врезался в столб.
- Да, - подтвердила я. - Прямо из церкви. Так что медовый месяц я провела с подружкой.
- Сбежал из церкви! - Таксист давился смехом и тряс головой. - Чертовщина какая-то! Надеюсь, ты не бросилась вдогонку?
- И не подумала, - буркнула я.
Такси везло меня по пыльным улицам, а я никла, как увядающий цветок. Короткий отпуск подошел к концу. Пора было взглянуть в лицо реальности. Я едва сдержала слезы, когда мы проезжали "Уолдорф". При виде церкви меня чуть не стошнило. С упавшим сердцем я думала о возвращении на работу. Ужас! Как я посмотрю в глаза коллегам? И, ради всего святого, что они скажут? Я стану объектом жалости, мишенью для насмешек. Буду задыхаться от проявлений заботы, корчиться от понимающих взглядов.
Такси свернуло на север и остановилось у дверей моего дома. Взгляд упал на вывеску "Продается". Придется ее убрать: я никуда не переезжаю. И в первый раз я ощутила что-то похожее на облегчение. Мне никогда не хотелось жить в Клапаме. Вот уж о чем не буду жалеть… Невелико удовольствие два раза в неделю тащиться пятнадцать остановок по Северной линии метро. И тут меня кольнуло под ложечкой. Черт, черт! Мне же придется еще забирать свои вещи из его квартиры. Накопилось их там немного. Правду сказать, даже очень мало, хотя мы и были помолвлены. Зубная щетка, старая куртка, несколько книг. Доминик не хотел, чтобы я оставляла у него свои манатки: вдруг Мадж подумает, что мы живем "в грехе". И как же мне забрать свое барахло? Я этого не выдержу. Тут у входной двери я заметила два пухлых пластиковых пакета. К одному из них степлером был прикреплен конверт с надписью "Минти" - знакомый почерк с наклоном в левую сторону. Взяв пакеты, я повернула ключ в замке и оказалась в тиши своей квартиры. Достала нож из кухонного ящика, с бьющимся сердцем вскрыла конверт.
"Минти, я подумал, что тебе так будет легче. Извини, но я знал, что у нас ничего не получится. Без обид?
Всего хорошего, Дом".
Всего хорошего! Всего хорошего? Человек, за которого я еще четыре дня назад собиралась замуж, от которого хотела родить, чьи трусы я стирала - и гладила! - вежливо желает мне "всего хорошего"? Прости, что разочаровываю, Дом, но я обиделась, даже очень обиделась! Если быть честной, обиделась сильнее некуда. Без обид? Да я не прощу тебя до самой смерти! И с какой легкостью он вернул мне вещи! Я еще и вернуться не успела - из медового месяца, - а он уже вышвырнул меня из своей жизни в двух пластиковых пакетиках. Чудовищно! После всего, что он натворил. Утопись я в Сене, ему и то было бы до лампочки!
Ощущая, как внутри просыпается Везувий сдерживаемой ярости, я сорвала куртку, растворила окна и натянула резиновые перчатки. У каждого свой способ побороть стресс: кто-то напивается, кто-то принимает лекарства. Лично я убираю. Тряпку в руки и вперед! Я пропылесосила, вытерла пыль, расставила вещи по полочкам. Вымыла пол, отполировала мебель и постирала белье. В припадке чистоплотности я даже выскребла копоть из духовки и стерла сажу с рам. Три часа гигиенической истерии привели в норму мое кровяное давление.
Теперь я чувствовала, что достаточно спокойна и могу разобраться со свадебными подарками. Папа оставил мне записку, где говорилось, что они в гостиной. Я нарочно избегала даже заглядывать туда, вот, теперь распахнула дверь настежь. Красиво упакованные коробки громоздились шаткими пирамидами па диване, на креслах и почти полностью закрывали пол. Ощущение было такое, будто наступило Рождество, только радости я не испытывала. Подарки были завернуты в сияющую серебристую или жемчужно-белую бумагу, украшены кисточками и бантами. На концах завитых ленточек трепетали крошечные конвертики с исторической надписью "Минти и Дому". Я еще раз заглянула в папину записку. "Все сказали, что ты можешь оставить подарки себе, - сообщал он. - Делай с ними что хочешь". Я уже решила, как с ними поступлю. Разворачивая каждую коробку, я аккуратно записывала, что в ней и от кого подарок. Тостер "Алесси". Доминик хотел такой. От одного из его клиентов. Чудесный тостер. Отправится прямиком к "Голодающим Африки". Этажерка для библиотеки от кузена Питера, как мило… В "Барнадо"! Подставка для компакт-дисков от Пэт и Джо. В магазин Британской ассоциации страдающих сердечными заболеваниями! Роскошные банные халаты от бывшего соседа Доминика пойдут в "Рилейт", решила я с мрачной ухмылкой. Мешок для белья с вышивкой от Уэсли - в "Сью Райдер". Две пары подсвечников - в "Скоуп". Разбирая огромную гору подарков, я мысленно распределяла их между благотворительными магазинами северного Лондона, как делят награбленное между бандитами. Самые дорогие презенты решила отдать маме: пусть продаст их на очередном благотворительном аукционе. Взять, к примеру, картину, которую подарил ее брат, Брайан. Он художник академической школы, и за холст можно выручить немало. Набор чайных ложек из чистого серебра от крестного стоит, по меньшей мере, три сотни. Шесть хрустальных бокалов для виски от Томаса Гуди. Веджвудский чайный сервиз. Мама только обрадуется. В конце концов, это ее подарок, а мне он теперь ни к чему.
Я вообще ничего себе не оставлю. Ничего. Мисс Хэвишем превратила себя в живое свидетельство собственного позора, но я поступлю наоборот. Не оставлю ни единого напоминания о дне свадьбы: ни желтеющего подвенечного платья, ни гниющего свадебного торта. Я избавлюсь от всего, что хоть сколько-нибудь напоминает тот кошмарный, тот адский день. Уничтожу все следы, как преступник уничтожает изобличающие его улики. Я повернулась и еще раз взглянула на свое свадебное платье. Платье, которое мне даже не нравилось. Платье, которое я купила в угоду Дому. Упакованное в плотный пластиковый чехол, оно свисало мешком с двери спальни. А на стуле лежали в коробке атласные туфельки, завернутые в бумагу. Букет примостился на подоконнике; теплый летний воздух уже иссушил его. Стразы с фаты поблескивали и подмигивали мне, ловя лучи закатного солнца.
На прикроватном столике лежала стопка листков с расписанием церемонии. Взяв один, я опустилась на кровать и стала переворачивать страницы. "Церковь Сент-Брайдз, Флит-стрит, Лондон", - сообщали глубоко оттиснутые черные буквы. "Суббота, 28 июля". Внизу, слева, напечатано: "Араминта", справа: "Доминик". Рядом приткнулись две коробочки с конфетти нераспечатанные. При виде них к горлу подкатил комок, но я сдержала слезы. И почему-то стала размышлять о Чарли. Какой он молодчина! Пытался контролировать ситуацию. И должно быть, ужасно переживал. Повезло Эмбер. Чарли никогда бы не поступил как Дом. "Скоро они с Эмбер поженятся", - с завистью подумала я, заворачивая фату в бумагу. Их ждет счастливая свадьба - не мой убийственный, безумный праздник.
В кабинете я нашла три коробочки с благодарственными открытками, на которых было вытиснено мое новое имя. На каждой открытке пришлось зачеркнуть "Лейн" и написать "Мэлоун". "Брошенная невеста Мэлоун", - с горечью подумала я. Мне показалось, что в сложившихся обстоятельствах лучше всего подписать открытки как можно короче. В некоторых я все же упомянула поездку в Париж и чудесный отдых и отеле "Георг V". И написала, как мило было со стороны Хелен отправиться со мной, как нам понравилось путешествие, несмотря ни на что. Правда, я не стала рассыпаться в благодарностях по поводу подаренных мне наборов специй, миксеров и фонарей "молния". Это было бы нечестно. Все равно ничего из подаренного не останется у меня. Наверное, я уже часа два подписывала открытки, когда это случилось. Глаза затуманились от слез, и я не видела, что выводит перо. Меня охватила ярость. Жуткая ярость. Она овладела мной, как физическая боль. Как он только мог? Как он мог причинить мне такие страдания, так унизить меня? А потом оставить у порога мои вещи и написать: "Без обид, о'кей?" Без обид?
И я сделала то, что решила не делать, - взяла телефон. Я поговорю с ним. Выскажу, как на него обиделась. Забросаю его камнями - пусть уворачивается. Сердце стучало как в лихорадке, когда я начала набирать его номер. 01… Выложу все, что о нем думаю… 81… Я была слишком добра с ним… 9… Даже пригласила его… 2… чертовых клиентов на свою… 4… проклятую свадьбу… людей, которых в глаза не видела…. И мой отец заплатил за все это… 5… не сказав ни слова… 2… 3… А он просто выбежал из церкви, будто ему наскучила нудная пьеса. Во мне клокотала испепеляющая ярость, способная сжечь дотла небольшой городок. После того, что он со мной сотворил, я никогда не приму его обратно. Я раскалилась добела. Плевалась огнем. Я… я… Боже! Это еще кто?
Раздался звонок в дверь, потом еще один, и еще. Звонки не прекращались. Я швырнула трубку. Доминик! Это Доминик! Он пришел сказать, что совершил чудовищную ошибку. Пришел умолять о прощении. Готов год ходить в рубище, в мешке из-под картошки и посыпать голову пеплом, только бы я взяла его обратно. Отерев слезы, я рванула вниз по лестнице. Доминик! Доминик! Конечно, я приму тебя! Забудем прошлое, Доминик! У нас все получится. Я распахнула дверь.
- Домин… О!.. Эмбер?!
- Минти! - простонала она, шатаясь, зашла в дом и упала в мои объятия. - О, Минти, - рыдала кузина. - Это было так ужасно.
- Да-да, - подхватила я. - Это был кошмар. Она всхлипывала, уткнувшись мне в плечо:
- Не знаю, как он мог так поступить.
- Понимаю.
- Я была в шоке.
- Мне можешь не рассказывать!