- Очень просто. Вспомни, что ты говорилъ давеча насчетъ ресторана? Какую такую ѣду ты хотѣлъ спрашивать въ ресторанѣ?.. Вотъ изъ-за этого и не пойду.
- Ахъ, это насчетъ жареной-то лягушки? Да я сегодня не буду ее требовать. Я передъ отъѣздомъ изъ Парижа ужъ какъ-нибудь понатужусь и съѣмъ жареную лягушиную лапу, и тогда я пойду въ ресторанъ одинъ, безъ тебя.
- Врешь, врешь. Выпьешь лишнее, такъ и сейчасъ спросишь. Я тебя знаю. Ты пьяный какую угодно гадость съѣшь. Видѣла я разъ, какъ ты пьяный въ Петербургѣ у татаръ въ ресторанѣ поспорился съ пріятелями на пари и у живого налима голову отгрызъ.
- Такъ вѣдь тогда всѣ чудили. Пентюковъ выпилъ водки съ уксусомъ, прованскимъ масломъ и съ горчицей, а я потребовалъ живого налима. Нѣтъ, Глаша, я пошутилъ, я не стану сегодня лягушки требовать. Это я когда-нибудь одинъ, безъ тебя.
- Побожись, что не станешь лягушки сегодня требовать, тогда пойду.
- Ну, вотъ ей-Богу, сегодня не стану требовать лягушку.
- Вѣрно?
- Вѣрно.
- Ну, смотри, ты побожился. Тогда пойдемъ.
И супруги направились къ мосту, дабы перйти на другой берегъ Сены.
Черезъ четверть часа они стояли противъ Эйфелевой башни и, закинувъ головы наверхъ смотрѣли какъ ползутъ подъемныя машины на башнѣ, поднимающія публику въ первый, во второй и третій этажи, какъ въ каждомъ этажѣ около перилъ бродятъ люди, кажущіеся такими маленькими, какъ мухи или муравьи.
- Неужто и намъ придется по этой машинѣ подниматься? - съ замираніемъ сердца спросила Глафира Семеновна и, уставъ стоять, сѣла на одинъ изъ стоявшихъ рядами передъ башней садовыхъ стульевъ.
- Да что-жъ тутъ страшнаго-то? Сядешь, какъ въ карету, машина свистнетъ - и пошелъ, - отвѣчалъ Николай Ивановичъ и тоже сѣлъ на стулъ рядомъ съ женой.
- Охъ, страшно на такую высоту! - вздыхала Глафира Семеновна.
- Зато письма съ башни напишемъ и похвастаемся передъ знакомыми, что взбирались въ поднебесье.
- Николя! Башня шатается. Вотъ я и теперь вижу, что она шатается.
- Да нѣтъ-же, нѣтъ.
- Я тебѣ говорю, что шатается. Видишь, видишь… Ты смотри вправо…
Супруги заспорили, но въ это время передъ ними остановилась пожилая женщина въ потертомъ шерстяномъ платьѣ, въ бархатной наколкѣ и съ сумочкой черезъ плечо. Она совала имъ въ руки два желтенькіе билета и бормотала:
- Pour les chaises, monsieur, vingt centimespour le repos.
Николай Ивановичъ вытаращилъ на нее глаза.
- Чего вамъ, мадамъ? Чего такого? Чего вы ввязываетесь? - говорилъ онъ удивленно.
Женщина повторила свою фразу.
- Да что нужно то? Мы промежъ себя разговариваемъ. Се ма фамъ - и больше ничего, - указалъ Николай Ивановичъ на Глафиру Семеновну и прибавилъ, обращаясь къ женщинѣ:- Алле… А то я городового позову.
- Mais, monsieur, vous devez payer pour bs chaises, - совала женщина билеты.
- Билеты? Какіе такіе билеты? Никакихъ намъ билетовъ не нужно. Глаша! Да скажи-же ей по-французски и отгони прочь! Алле!
- Monsieur doit payer pour les chaises, pour le repos… - настаивала женщина, указывая на стулья.
- Она говоритъ, что мы должны заплатить за стулья. - пояснила Глафира Семеновна.
- За какіе стулья?
- Да вотъ на которыхъ мы сидимъ.
- Въ первый разъ слышу. Что-же это за безобразіе! Гдѣ-же это видано, чтобъ за стулья въ саду брать! Вѣдь это-же выставка, вѣдь это не театръ, не представленіе. Скажи ей, чтобъ убиралась къ чорту. Какъ чортъ по-французски? Я самъ скажу.
- Vingt centimes, madame… Seulement vingt centimes. Ici il faut payer partout pour les chaises.
- Требуетъ двадцать сантимовъ. Говоритъ, что здѣсь вездѣ за стулья берутъ, - перевела мужу Глафира Семеновна и прибавила: - Да заплати ей. Ну, стоитъ-ли спорить!
- Это чортъ знаетъ что такое! - вскочилъ со стула Николай Ивановичъ, опуская руку въ карманъ за деньгами. - И какое несчастіе, что я по-французски ни одного ругательнаго слова не знаю, чтобы обругать эту бабу! - бормоталъ онъ и сунулъ женщинѣ деньги.
XXX
- За посидѣнье на садовыхъ стульяхъ брать! Только этого и недоставало! - продолжалъ горячиться Николай Ивановичъ послѣ ухода женщины, взявшей съ него "за отдыхъ". - И не диво-бы, ежели представленіе какое было, а то - ничего. Сѣли люди отдохнуть и разговаривали.
- На Эйфелеву башню смотрѣли - вотъ тебѣ я представленіе, - отвѣчала Глафира Семеновна.
- Да вѣдь за посмотрѣніе Эйфелевой башни ужъ при входѣ взято.
- То взято за посмотрѣніе стоя, а это за посмотрѣніе сидя… Полѣзешь на самую башню опять возьмутъ. За каждый этажъ возьмутъ. Я читала въ газетахъ!
- Такъ тамъ берутъ за подъемную машину, за то, что поднимаешься. Все-таки катаніе, все-таки люди трудятся и поднимаютъ, а тутъ стоитъ стулъ на мѣстѣ,- вотъ и все… Просидѣли мы его, что-ли? Вставай… Не хочу я больше сидѣть, - сказалъ Николай Ивановичъ женѣ, поднимаясь съ мѣста. - Теперь взяли за то, что сидя на Эйфелеву башню смотришь; а вдругъ оглянешься и будешь вонъ на тотъ воздушный шаръ смотрѣть, что на веревкѣ мотается, такъ и за посмотрѣніе шара возьмутъ, зачѣмъ на шаръ, сидя на стулѣ, смотришь.
- Да чего ты сердишься-то? Вѣрно, ужъ здѣсь порядки такіе…
- Порядки! Вѣдь это-же безобразіе! Послѣ этого будутъ брать, зачѣмъ въ кіоски заглядываешь и входишь. А какъ тутъ не заглянуть? На то выставка.
- Да ужъ взяли, и за кіоскъ взяли. Давеча я въ уборную-то ходила… Ты думаешь, даромъ? Двадцать пять сантимовъ взяли.
- Да что ты!
- Вѣрно, вѣрно. По таксѣ взяли. Такса… Горничная мнѣ и на таксу указала.
- Возмутительно. У насъ ужъ ежели гдѣ устроена для дамъ уборная, то или въ нее даромъ, безъ всякой приплаты. Развѣ горничной на чай отъ щедротъ что дашь.
- И здѣсь я на чай дала, дала пуръ буаръ, а за входъ двадцать пять сантимовъ отдѣльно.
- Фу ты, пропасть! Послѣ этого, пожалуй, и за входъ въ ресторанъ возьмутъ. За входъ отдѣльно, за ѣду отдѣльно. Однако, пойдемъ ресторанъ искать. Ѣсть страхъ какъ хочется.
- Да вонъ ресторанъ, - проговорила Глафира Семеновна и указала на вывѣску на столбѣ съ надписью "Restaurant Duval". Стрѣлка показывала направленіе, куда идти.
Супруги отправились и вскорѣ остановились около зданія съ тою-же надписью, что и на столбѣ. У входа въ ресторанъ была толпа. Публика становилась въ хвостъ.
- Батюшки! что народу-то! Да ресторанъ-ли это? - усумнился Николай Ивановичъ.
- Видишь, написано, что ресторанъ, - отвѣчала Глафира Семеновна.
- Ну, торговля! Вотъ торговля, такъ торговля. Въ хвостъ становятся, по очереди ѣсть идутъ! Показать кому-нибудь изъ нашихъ питерскихъ трактирщиковъ такую торговлю, такъ въ кровь расцарапался-бы отъ зависти. Ну, встанемъ въ хвостъ, давай приближаться ко входу. Посмотримъ, какой-такой ресторанъ. Должно быть, на какой-нибудь знаменитый напали.
- Только ты пожалуйста, Николай Иванычъ, жареной лягушки не требуй.
- Да ужъ побожился, такъ чего-жъ тебѣ!
Постепенно приближаясь ко входу, супруги, наконецъ, вошли въ ресторанъ. Большая зала ресторана Дюваля была переполнена публикой. Въ нее впускали черезъ входную дверь только столько посѣтителей, сколько ихъ выходило изъ выходной двери. Въ залѣ сидящій у входныхъ дверей французъ съ эспаньолкой тотчасъ-же протянулъ супругамъ двѣ карточки.
- Какъ, и въ ресторанъ за входъ? И здѣсь билеты!? - воскликнулъ Николай Ивановичъ. - Ну, что, Глаша, не говорилъ-ли я тебѣ?.. - отнесся онъ къ женѣ.
- Да ужъ бери, бери… Въ чужой монастырь съ своимъ уставомъ не ходятъ.
- Комбьенъ? - спросилъ Николай Ивановичъ, вытаскивая изъ кармана на ладонь деньги.
Французъ съ эспаньолкой улыбнулся и отвѣчалъ:
- Vous payerez après, monsieur, après… Prenez seulement deux cartes.
- Послѣ заплатишь. Бери, что подаютъ, - перевела Глафира Семеновна.
- Ну, городъ! Ну, порядки! За входъ въ ресторанъ берутъ! У насъ по зимамъ въ ресторанѣ "Аркадія" музыка играетъ, горлопяты разные поютъ, да и то за входъ не берутъ.
Въ залѣ всѣ столы были заняты, такъ что пришлось отыскивать мѣсто, гдѣ-бы можно было помѣститься. Стучали вилки, ложки и ножи о тарелки. Отъ людского говора стоялъ какой то шумъ на подобіе пчелинаго жужжанія. Супругамъ долго-бы пришлось искать мѣста, если-бы ихъ не окликнулъ лакей въ курточкѣ и бѣломъ передникѣ чуть не до пола, въ свѣжихъ, упирающихся въ гладкобритый подбородокъ, воротничкахъ и съ карандашомъ за ухомъ.
- Vous cherchez une place, monsieur… Voilà la table… Allez avec moi… - обратился онъ къ Николаю Ивановичу, повелъ за собой и, подводя къ маленькому столу съ мраморной доской, указалъ на стулья,
Николай Ивамовичъ колебался, садиться или не садиться.
- A за стулья здѣсь не берется? - спросилъ онъ слугу. - Глаша, спроси.
- Да ужъ садись, садись… Нельзя-же стоя обѣдать.
- Бьюсь объ закладъ, что и здѣсь за стулья возьмутъ, - проговорилъ Николай Ивановичъ, опускаясь на стулъ, похлопалъ по стулу ладонью и задалъ вопросъ слугѣ: - Комбьянъ за эти вещи?
Слуга, разумѣется, не понялъ вопроса, взялъ отъ супруговъ карточки, полученныя имъ при входѣ, положилъ ихъ на столъ, отмѣтилъ что-то карандашомъ, подалъ карточку обѣда и остановился въ почтительномъ ожиданіи заказа.
- Глаша! Мы прямо обѣдъ спросимъ, - сказалъ Николай Ивановичъ женѣ и, обратясь къ слугѣ, сказалъ: - Дине… Де дине…
- Nous n'avons pas de diners, monsieur. Seulement à la carte… Il faut choisir… Prenez la carte.
- Нѣтъ здѣсь обѣдовъ. Надо по картѣ заказывать, говоритъ онъ, - перевела Глафира Семеновна.
- Какъ? Въ томъ ресторанѣ, гдѣ беругъ за входъ, да еще обѣловъ нѣть? Вотъ это штука!
- Да оно и лучше, Николай Иванычъ, - перебила Глафира Семеновна мужа. - A то Богъ знаетъ еще чѣмъ накормили бы… Пожалуй, вь обѣдѣ-то еще лягушку подсунутъ. Съѣшь, a потомъ…
- Что за вздоръ! Лягушку сейчасъ можно увидатъ. Неужто не можешь лягушку отъ чего-либо другого отличить?
- A рубленую подадутъ, такъ какъ ты ее отличишь? Давай выберемъ самыя обыкновенныя блюда.
- Ну, бьенъ… Итакъ, прежде всего водки и закуски. О де ви… О де ви рюссъ и закуска. Какъ закуска-то по-французски?
- Закуска-то? Я не знаю… Про закуску насъ не учили.
- Nous n'avons pas d'eau de vie russe, monsieur, - отвѣтилъ слуга. - Si vous voulez cognac…
- Нѣтъ здѣсь водки, - перевела Глафира Семеновна. - Какая же русская водка въ Парижѣ! Онъ коньяку предлагаетъ.
- Что коньякъ! Кто-же коньякъ пьетъ передъ обѣдомъ! Коньякъ послѣ обѣда… Идолы! За входъ въ ресторанъ берутъ, a не могутъ выписать изъ Россіи водки. Мы-же ихнее французское вино выписываемъ. Коньякъ нонъ… - покачалъ Николай Ивановичъ передъ слугой головой. - Глаша! Да переведи-же ему по-французски, что я сказалъ насчетъ водки…
- Ахъ, Николай Иванычъ, не стоитъ! Ну, что тутъ распространяться… Давай выберемъ скорѣй по картѣ, что заказать.
Она придвинула къ себѣ карту и принялась ее разсматривать. Слуга, соскучившись стоять, сказалъ наконецъ:
- Dites-donc, monsieur, seulement, quel vin désirez-vous: ordinaire, vin de pays?..
- Что онъ спрашиваетъ? - взглянулъ Николай Ивановичъ на жену.
- Про вино спрашиваетъ. Какое вино…
- Ахъ, да… Венъ ружъ… Бутель венъ ружъ… Видишь, Глаша, какъ я по-французски…
- Quel vin rouge, monsieur? Un franc, deux francs, trois francs…
- Понялъ, понялъ… Нѣтъ, братъ, труа франкъ мало… Вѣдь это три четвертака… Дадите кислятину… Давай за рубль, за четыре четвертака… Катръ франкъ… Да и венъ бланъ онъ бутель. Тоже въ катръ франкъ…
Лакей бросился исполнять требуемое.
- Я выбрала, Николай Иванычъ, - сказала Глафира Семеновна. - Бульонъ, сомонъ, то-есть лососина, и бифштексъ. Тутъ ужъ видно, что подаютъ.
- Постой! Постой! Эй, ломъ! - крикнулъ Николай Ивановичъ слугѣ.
- Не ломъ, а гарсонъ. Здѣсь человѣкъ гарсономъ зовется.
- Ахъ, да… Я и забылъ! Гарсонъ!
Но слуги ужъ и слѣдъ простылъ.
XXXI
- Любопытно, что они съ насъ за входъ слупятъ, - говорилъ Николай Ивановичъ женѣ, сидя за столомъ въ ресторанѣ Дюваль и разсматривая врученныя ему при входѣ разсчетныя карты (addition), которыя онъ считалъ за входные билеты.
- Да вотъ ужъ лакей тутъ что-то на картахъ карандашомъ помѣтилъ, - отвѣтила Глафира Семеновна, указывая на карточку. - Палочку поставилъ, Даже двѣ палочки поставилъ. Противъ цифры 10 поставилъ палочку и противъ цифры 15 тоже палочку.
- Неужто по рублю возьмутъ?
- Да нѣтъ-же, нѣтъ. Вѣдь у нихъ счетъ на франки. Вотъ на каждомъ билетѣ двѣ палочки, стало быть, два франка. Не понимаю я только, что печатныя-то цифры обозначаютъ.
- А ничего около печатныхъ цифръ не написано?
- Видишь, что ничего.
- Странные порядки, - покачалъ головой Николай Ивановичъ и прибавилъ: - Но вѣдь и два франка за входъ это очень дорого. Это вѣдь съ каждаго… Съ двоихъ четыре франка, франкъ по четвертаку, за каждый французскій четвертакъ мы заплатили по два двугривенныхъ, стало быть. это составитъ рубль шесть гривенъ. Да на чай прислужающему… Ой, ой, ой! Почти два рубля не пито, не ѣдено отдай… Надсадишься, ежели каждый-то день по три раза - за завтракомъ, за обѣдомъ и за ужиномъ…
- Да вѣдь въ дорогой ресторанъ попали.
- Какой тутъ къ чорту дорогой, когда даже вонъ всѣ безъ скатертей ѣдятъ! Даже столы скатертями не покрыты. Мраморный столъ - и больше ничего.
- Вѣрно, ужъ такое здѣсь обыкновеніе, чтобы безъ скатертей.
Слуга принесъ два стакана и двѣ бутылки, водрузилъ ихъ на столъ и опять бросился бѣжать.
- Гарсонъ, гарсонъ!.. - остановилъ его Николай Ивановичъ и, обратясь къ женѣ, сказалъ:- Странно, что ты не знаешь, какъ по французски закуски потребовать. Передъ обѣдомъ солененькаго-бы отлично… Не знаешь-ли, какъ селедка по-французски?
- Да не учили насъ про селедку.
- Ну, кильку или балыкъ?
- И про балыкъ съ килькой насъ не учили. Вотъ сыръ какъ - я знаю: фромажъ.
- Фромажъ, фромажъ, гарсонъ, - подхватилъ Николай Ивановичъ.
- Quel fromage, monsieur?
- Знамо дѣло, швейцарскій. Глаша! Какъ швейцарскій?
- Ахъ, Боже мой! Да неужто ты не можешь безъ закуски?! Швейцарскій - швейцаръ, должно быть.
- Фромажъ швейцаръ.
- Je ne connais pas, monsieur, un fromage pareil, - отрицательно потрясъ головой слуга.
- Фромажъ швейціръ-то нѣтъ? Странно. Ну, какой нибудь… Просто фромажъ… Фромажъ… Постой, постой… А селедку, Глаша… Растолкуй ему, что это соленая рыба.
- Пуасонъ сале. Dу компрене? Энъ птитъ пуасонъ сале…
- Une sardine? Ah, oui, madame!
- Да не сардинку. Сардинку, впрочемъ, можно само собой. А селедку… - тщетно старался пояснить Николай Ивановичъ. - Фу, ты пропасть! Ничего не понимаетъ! Ну, вуй… Сардинку - вуй, и анкоръ…
- Анкоръ пуасонъ сале. Энъ отръ пуасонъ сале…
- Oui, madame, vous recevez, - отвѣчалъ слуга и исчезъ, явившись черезъ минуту съ двумя чашками супу и глубокими тарелками. - Voilа votre bouillon, madame. Servez-vous, je vous prie.
- Что-жъ ты супъ-то, братецъ, прежде подаешь?! - возмутился Николай Ивановичъ. - Прежде нужно закуску. Сардинъ, фромажъ, селедку…
- C'est après, monsieur… Après le bouillon.
- Какъ апре! Сейчасъ надо. Кто-же ѣстъ соленое послѣ супу! Глаша! Скажи ему…
- А презанъ, а презанъ… - заговорила Глафира Семеновна.
Слуга пожалъ плечами и побѣжалъ за требуемымъ.
- Хорошій ресторанъ, дерутъ даже за входъ, а такихъ слугъ держатъ, которые даже не знаютъ, что послѣ чего подавать слѣдуетъ, - ворчалъ Николай Ивановичъ, не зная французскаго обычая, по которому соленыя закуски слѣдуютъ за супомъ.
Черезъ минуту слуга явился съ маленькими тарелочками, на которыхъ лежали двѣ сардинки, сыръ бри и нѣсколько длинненькихъ маленькихъ морскихъ раковинъ (moules). Глафира Семеновна какъ взглянула на раковины, такъ сейчасъ сморщилась, проговорила: "фу, гадость!" - и закрылась салфеткой. Взглянулъ Николай Ивановичъ и воскликнулъ:
- Что это? Улитки какія-то? Вонъ! Вонъ! Неси назадъ! Неси! - махалъ онъ руками. - Я селедку спрашиваю, а онъ какихъ-то улитокъ тащитъ. Прочь, прочь… Мы и устрицъ-то не ѣдимъ, а онъ улитокъ. Алле, гарсонъ… Ле рюссъ такой ѣды нонъ манже. Съ Богомъ, съ Богомъ… Да ужъ и фромажъ убирай. Я этотъ фромажъ не ѣмъ.
- Пусть и сардинки убираетъ. Вовсе я не желаю такія сардинки ѣсть, которыя рядомъ съ погаными улитками лежали, - прибавила Глафира Ceменовна. - Алле… Иль не фо па. Рьянъ иль не фо па. Селеманъ ле бульонъ. Доне бульонъ. Ужъ ты, Николай Иванычъ, не вѣдь что спрашиваешь. Ѣлъ-бы безъ закусокъ! - напустилась она на мужа, продолжая сидѣть отвернувшись отъ вскрытыхъ раковинъ.
Слуга недоумѣвалъ.
- Mais, madame, c'est ce que vous avez demandé…- бормоталъ онъ.
- Прене… Прене прочь. Ву не манжонъ па се шозъ…
- Oh! Comme il est difficile!.. - вздохнулъ слуга и понесъ закуски обратно.
Супруги принялись за бульонъ.
- Вода, а не бульонъ, - сказала Глафира Семеновна и, хлебнувъ нѣсколько ложекъ, отодвинула отъ себя тарелку. - И это хваленый Парижъ! Хваленая французская кухня!
- Въ ресторанѣ, гдѣ даже за входъ берутъ рубль шесть гривенъ, - прибавилъ Николай Ивановичъ и сказалъ слугѣ:- Ну, пуасонъ. Скорѣй пуасонъ… Да не такой пуасонъ, который давеча подалъ.
- Сомонъ, сомонъ… Пуасонъ сомонъ, - подтвердила Глафира Семеновна.
Подали вареную лососину подъ соусомъ, но безъ гарнира. Порціи были такъ малы, что супруги просто ахнули.
- И это де порсіонъ? Де… Для двоихъ? Нуръ де? - спрашивали они слугу.
- Oui, monsieur.
- Да вѣдь это по разу въ ротъ положить. А гдѣ-же гарниръ? Гдѣ картофель?
- Вуй, вуй… У э помъ де теръ? - бормотала Глафира Семеновна.
- Mais vous avez désiré seulement le saumon, madame .
- Да ужъ помъ де теръ само собой разумѣется.
- Je vous apporterai tout, de suite, madame, - сдѣлалъ движеніе слуга.
- Да ужъ гдѣ тутъ апорте! Когда тутъ принесешь! Гляди. Вотъ твоя порція…
Николай Ивановичъ поддѣлъ на ложку свою порцію лососины и отправилъ ее въ ротъ.
- Анкоръ пуасонъ. Четыре порціи этой пуасонъ. Катръ порсіонъ… - говорилъ онъ, прожевывая лососину.
- И помъ де теръ… - прибавила Глафира Семеновна.
- Quelles pommes désirez-vous, madame? - спрашивалъ слуга.
- Кель помъ! Обыкновенный помъ… Вареный помъ.
Лакей улыбнулся и черезъ пять минутъ принесъ еще четыре порціи лососины и отдѣльно цѣлую гору жаренаго тоненькими палочками картофеля - pommes frites.
- Вотъ дуракъ-то! Жареный картофель къ вареной рыбѣ подаетъ! - воскликнулъ Николай Ивановичъ
- Да ужъ ѣшь. Только-бы наѣсться, - сказала жена. - А только удивительно, какой здѣсь безтолковый народъ въ Парижѣ.
Порціи бифштекса были еще меньше. Супруги ужъ не возражали.
- На смѣхъ, просто на смѣхъ… - пробормоталъ Николай Ивановичъ, забивая себѣ въ ротъ свою порцію бифштекса, сжевалъ ее и принялся пить вино.
- Я голодна, Николай Иванычъ, - жаловалась Глафира Семеновна.