- Русскій человѣкъ! - радостно воскликнулъ Николай Ивановичъ, устремляясь къ нему. - Самъ Богъ васъ намъ посылаетъ. Очень пріятно, очень пріятно встрѣтиться. Это вотъ моя жена. Вообразите, мы, кажется, совсѣмъ не туда попали. Мы ѣдемъ изъ Женевы въ Вѣну, взяли билеты прямого сообщенія по желѣзнымъ дорогамъ, а очутились на пароходѣ. И въ довершеніе несчастія забыли выручить нашъ багажъ изъ поѣзда. По-нѣмецки говоримъ только два слова, спрашиваемъ всѣхъ и каждаго, такъ-ли мы ѣдемъ, и ни насъ никто не понимаетъ, ни мы никого. Вотъ привели для чего то на пароходъ.
- Покажите ваши билегы, - попросилъ старикъ.
Супруги показали. Старикъ разсмотрѣлъ ихъ и сказалъ:
- Нѣтъ, вы ѣдете, какъ слѣдуетъ. Вотъ у васъ въ книжкѣ и билетъ на пароходъ для переѣзда изъ Романсгорна до Линдау по Боденскому озеру.
- Ну, слава Богу, слава Богу, что мы не перепутали! - заговорилъ Николай Ивановичъ. - Скажите, и долго намъ ѣхать еще по этому озеру?
- Часа черезъ два мы переѣдемъ озеро и будемъ въ Линдау. Тамъ вы сядете въ вагонъ и ужъ поѣдете прямо въ Вѣну.
- Но что намъ дѣлать съ багажемъ? Мы нашъ багажъ забыли взять изъ поѣзда.
- А у васъ багажъ какъ отправленъ? Покажите квитанцію, - поинтересовался старикъ и, взглянувъ на квитанцію, сказалъ: - Успокойтесь, вашъ багажъ съ вами вмѣстѣ ѣдетъ, его уже перенесли на пароходъ.
- Ну, какъ гора съ плечъ! Пріѣду домой - молебенъ отслужу, - вздохнулъ Николай Ивановичъ. - Голубчикъ! Ваше имя, отчество? Позвольте познакомиться, - обратился онъ съ старику.
Старикъ назвалъ свое имя и фамилію.
- Михаилъ Матвѣичъ? Чудесно. А я - Николай Иванычъ Ивановъ, а это супруга моя Глафира Семеновна. Бутылочку не позволите-ли съ вами за компанію распить для перваго знакомства? Здѣсь на пароходѣ навѣрное есть буфетъ.
- Буфетъ-то есть, но въ шесть часовъ утра я не могу вино пить. Теперь не время, а за компанію благодарю, - отвѣчалъ старикъ.
- Что за не время! Пилося-бы да ѣлось, да дѣло на умъ не шло.
- Нѣтъ. Ужъ увольте.
- Жаль, жаль. Вы куда ѣхать изволите? Не въ Вѣну-ли? по дорогѣ-ли намъ?
- Нѣтъ, въ Линдау я долженъ остановиться. Здѣсь на озерѣ виды очень замѣчательные и мнѣ хочется нѣсколько разъ проѣхать по озеру. Я художникъ-любитель. Пойдемте на палубу и будемъ любоваться видами. Теперь уже разсвѣло.
LXXXV
Всходило солнце, когда супруги поднялись ѵ на палубу парохода. Пароходъ шелъ вблизи берега и береговые виды были дѣйствительно великолѣпны. На гладкой, какъ стекло, голубой водѣ виднѣлись рыбацкія лодочки, гористый берегъ съ разбросанными на немъ деревушками игралъ оттѣнками краснаго, золотисто-желтаго и фіолетоваго цвѣтовъ. Русскій спутникъ супруговъ тотчасъ приложилъ къ глазамъ бинокль и началъ любоваться картинами природы, но супруговъ картины интересовали мало. Они съ нетерпѣніемъ ждали, чтобы пароходъ поскорѣе присталъ къ берегу, дабы можно было сѣсть въ вагонъ и ѣхать въ Вѣну. Не взирая на увѣреніе русскаго, что они не сбились съ пути, у нихъ все еще было сомнѣніе, туда-ли они ѣдутъ. Неожиданное путешествіе на пароходѣ, для котораго они не брали билетовъ, все еще сбивало съ толку. Впрочемъ, Николай Ивановичъ, выпивъ двѣ рюмки коньяку, нѣсколько повеселѣлъ.
- А ужъ какъ сядемъ на берегу въ вагонъ, такъ прямо до Вѣны безъ пересадки? - спрашивалъ онъ своего русскаго спутника.
- Такъ прямо безъ пересадки и доѣдете, - отвѣчалъ тотъ.
- Да вы сами-то ѣзжали этимъ путемъ?
- Еще-бы. Я мѣсяцъ тому назадъ изъ Вѣны въ Лозану пріѣхалъ и вотъ теперь ѣду обратно. По дорогѣ у васъ будетъ Мюнхенъ. Вотъ въ Мюнхенѣ на станціи не забудьте выпить по кружкѣ пива. Мюнхенское пиво считается лучшимъ въ свѣтѣ.
- Да, да… Про мюнхенское пиво я слыхалъ. А только неужели оно лучше берлинскаго? - улыбнулся Наколай Ивановичъ отъ предвкушаемаго удовольствія выпить самаго лучшаго пива.
- Я въ пивѣ не знатокъ, но говорятъ, что лучше.
- Глаша! Слышишь?
- Ахъ, Богъ съ нимъ, съ этимъ пивомъ! Только-бы скорѣе добраться домой. Мнѣ ужъ и въ Вѣну-то заѣзжать не хочется.
- Ну, на одинъ день заѣдемъ. Пройдемся по городу, да и опять на желѣзную дорогу. Все-таки Вѣна; все-таки въ Петербургѣ лишній разговоръ, что въ Вѣнѣ были.
- Охъ, опять нѣмцы! Опять мнѣ мученіе насчетъ нѣмецкихъ разговоровъ! Еще ежели-бы французы были, а то съ нѣмцами пантомимами разговариваю.
- Въ Вѣнѣ васъ будутъ уже нѣсколько понимать по-русски, не говорить, а понимать. Вѣна славянскій городъ. Прислуга и вообще простой народъ тамъ большею частью славяне, - успокоилъ Глафиру Семеновну русскій спутникъ.
- Да что вы! - радостно воскликнули супруги.
- Да, да… Чехи, кроаты, поляки, русины, сербы. Васъ будутъ понимать. Вы это уже замѣтите, даже подъѣзжая къ Вѣнѣ по желѣзной дорогѣ. Кондуктора изъ славянъ и уже понимаютъ русскія слова.
- Ну, тогда дѣло другое. А то, вѣрите, какъ трудно.
Вотъ и пристань. Супруги распрощались съ русскимъ спутникомъ, носильщикъ схватилъ ихъ подушки и саквояжи и повелъ ихъ сначала въ таможню, гдѣ германскіе досмотрщики налѣпили на ихъ саквояжи билетики, а потомъ усадилъ въ вагонъ.
- Винъ? - все еще съ сомнѣніемъ спрашивала Глафира Семеновна кондуктора, простригавшаго билеты.
- Ja, ja, Madame, direct nach Wien, - отвѣчалъ тотъ.
- Умштейгенъ не надо? Нихтъ умштейгенъ?
- Ohne umsteigen, Madame.
Поѣздъ тронулся. Супруги ждали Мюнхена, дабы выпить тамъ пива. Особенно заботился объ этомъ Николай Ивановичъ, при каждой остановкѣ выглядывая изъ окна и отыскивая на станціи надпись "Мюнхенъ".
Вотъ и Мюнхенъ. Кондукторъ возгласилъ о немъ минутъ за пять до оетановки. Стояли десять минутъ. Супруги успѣли закусить при этомъ горячими сосисками, продававшимися на платформѣ прямо изъ котла, стоящаго на жаровнѣ. Въ мюнхенскомъ пивѣ супруги, однако, ничего особеннаго не нашли.
- Пиво какъ пиво, - сказала Глафира Семеновна, которую Николай Ивановичъ принудилъ выпить стаканъ. - По-моему, берлинское-то вдвое лучше.
За Мюнхеномъ Глафира Семеновна стала испытывать кондукторовъ въ знаніи русскаго языка, задавая имъ разные вопросы по-русски, но кондуктора не понимали. Николай Ивановичъ дѣлалъ тоже самое съ прислугой, разносящей по станціоннымъ платформамъ пиво и закуски, и наконецъ достигъ благопріятнаго результата. - Эй! Пиво! Сюда! - крикнулъ онъ кельнеру.
И кельнеръ, понявъ его, подcкочилъ съ стаканами пива къ окну вагона.
- Глаша! Глаша! Смотри… Начали ужъ понимать! - радостно воскликнулъ Николай Ивановичъ и спросилъ кельнера, принимая отъ него стаканъ. - Братъ славянинъ?
- Nein, gnädiger Herr, - отрицательно покачалъ головой кельнеръ.
Николай Ивановичъ взглянулъ ему въ лицо и тутъ-же убѣдился въ праздности своего вопроса По горбоносому типу лица, крупнымъ краснымъ губамъ и вьющимся волосамъ, самый ненаблюдательный человѣкъ могъ замѣтить, что это былъ жидъ безъ подмѣси.
- Іерусалимскій дворянинъ, іерусалимскій дворянинъ, а я-то его за брата-славянина принялъ, - бормоталъ Николай Ивановичъ.
Супруги ѣхали по Баварін, но вотъ пришлось переѣзжать баварскую границу и въѣзжать въ австрійскія владѣнія. На границѣ таможня и въ ней пришлось просидѣть около часу, пока чиновники осматривали вагоны. Впрочемъ, на станціи былъ отличный буфетъ, гдѣ супруги могли пообѣдать за табльдотомъ.
- Безъ телеграммы дали пообѣдать, хоть и нѣмцы, - замѣтила Глафира Семеновва, вспоминая случай въ Кенигсбергѣ, гдѣ ихъ не пустили за табльдотъ изъ-за того, что они ихъ не увѣдомили телеграммой, что будутъ обѣдать на станціи.
- Еще-бы… Здѣсь совсѣмъ другіе порядки.
Прислуживающій супругамъ кельнеръ оказался полякомъ и дѣйствительно кое-какія русскія слова понималъ, хотя по-русски и не говорилъ. Принимая въ расплату за обѣдъ нѣмецкія марки, онъ перевелъ ихъ на гульдены и, мѣшая въ свою рѣчь польскія слова, кое-какъ объяснилъ супругамъ, чтобы они намѣняли себѣ австрійскихъ денегъ, и привелъ жида-мѣнялу. Хоть и не безъ особеннаго труда, но супруги все-таки поняли въ чемъ дѣло и купили y жида австрійскихъ денегъ. Въ рукахъ ихъ въ первый разъ появились бумажные гульдены. Николай Ивановичъ долго разсматривалъ ихъ недовѣрчиво и сказалъ женѣ:
- Ассигнація ужъ пошли на манеръ русскихъ. Какъ-бы не надулъ жидъ-то… Хорошо-ли? Вѣрныя-ли? - обратился онъ къ кельнеру.
- Добро, добро, панъ, - утвердительно кивнулъ онъ головой.
Жидъ тоже заговорилъ что-то по-нѣмецки и кивалъ головой.
Съ австрійской границы, дѣйствительно, стали появляться желѣзнодорожные служащіе и кельнеры, понимающіе кой-какія русскія слова, но такихъ людей было мало, за-то жиды попадались на каждомъ шагу. Чѣмъ ближе подъѣзжали къ Вѣнѣ, тѣмъ жидовъ становилось все больше и больше.
Вечеромъ супруги пріѣхали въ Вѣну.
LXXXVI
Давка и толкотня царствовали на вокзалѣ, когда супруги пріѣхали въ Вѣну. Изъ оконъ вагона виднѣлась толпящаяся на платформѣ публика, и дивное дѣло, большинство ея было жиды: жиды длиннополые и жиды короткополые, жиды въ цилиндрахъ и шляпахъ котелками и жиды въ картузахъ, жиды съ сильными признаками пейсовъ и жиды съ слабыми признаками пейсовъ.
Даже добрая половина нарядныхъ женщинъ отличалась семитическими горбатыми носами и крупными сочными губами. Поѣздъ еще не остановился и, медленно катясь, шелъ мимо платформы, а ужъ въ купэ второго класса появился тощенькій юркій еврейчикъ въ шляпѣ котелкомъ, съ тощей, щипаной бородкой клиномъ, въ красномъ галстукѣ, въ кольцахъ съ цвѣтными камушками на грязныхъ рукахъ, расшаркивался передъ супругами, кланялся и совалъ въ ихъ руки адресъ гостинницы, приговаривая по-нѣмецки:
- Готель перваго ранга… Въ лучшей части города. Цѣны дешевыя… Завтраки, обѣды и ужины по умѣреннымъ цѣнамъ… Съ извозчикомъ можете не торговаться… Багажъ со станціи получимъ въ двѣ минуты.
Говорилъ онъ безъ умолку, вертѣлся и то и дѣло приподнималъ шляпу.
- Глаша! Что онъ бормочетъ? - спросилъ жену Николай Ивановичъ.
- Да это-жъ его разберетъ, - отвѣчала та. - Кажется, гостинницу предлагаетъ.
Еврейчикъ, заслыша русскую рѣчь и видя, что его не понимаютъ, заговорилъ на ломаномъ французскомъ языкѣ.
- Прочти хоть что на карточкѣ-то стоитъ. Можетъ быть, адресъ и понадобится, - продолжалъ Николай Ивановичъ, принимая отъ еврея карточку и передавая ее женѣ.
- Ну, его… Не желаю я съ жидами возиться.
Еврейчикъ, видя, что и французская его рѣчь остается безъ отвѣта, заговорилъ по-польски.
- Да мы русскіе, русскіе. - отвѣчала наконецъ Глафира Семеновна, улыбаясь. - Руссенъ виръ и ничего намъ не надо.
- Ach hochachtungswolle, Madame! - вздохнулъ еврейчикъ. - Какъ жалко, что я не говорю по-русски! Я говорю по-нѣмецки, по-французски, по-польски, по-венгерски, по-чешски, по-хорватски, по-сербски, но русскаго языка я, въ несчастію, не знаю. Доставьте случай услужить вамъ гостинницей и я представлю вамъ поляка, говорящаго по-русски, - бормоталъ онъ по-нѣмецки.
- Нихтъ, нихтъ… Ничего намъ не требуется, - отмахнулся отъ него Николай Ивановичъ.
Поѣздъ остановился, появился носильщикъ въ сѣрой курткѣ, которому супруги поручили свои подушки и саквояжи, и съ нимъ вмѣстѣ вышли изъ вагона, но еврейчикъ не отставалъ. Онъ уже прыгалъ около носильщика и бормоталъ что-то ему.
- Экипажъ прикажете? - спросилъ супруговъ носильщикъ.
- Я, я, экипажъ, - отвѣчала Глафира Семеновна. - Виръ имъ готель.
У подъѣзда вокзала носильщикъ поманилъ извозчика. Еврейчикъ продолжалъ тереться и около извозчика, даже подсаживалъ супруговъ въ экипажъ.
- Да не надо намъ, ничего не надо, - отпихнулъ его Николай Ивановичъ.
За толчекъ еврейчикъ низко поклонился и заговорилъ что-то извозчику по-нѣмецки.
- Имъ готель, гутъ готель, - сказала Глафира Семеновна извозчику, и тотъ погналъ лошадь, - пробормотавъ что-то по-нѣмецки.
- Въ какую-же гостинницу мы ѣдемъ? - задалъ женѣ вопросъ Николай Ивановичъ.
- Да въ какую извозчикъ привезетъ. Вѣдь намъ все равно. Только-бъ не въ жидовскую.
Сначала ѣхали по плохо освѣщеннымъ улицамъ, но наконецъ въѣхали въ улицы, залитыя газомъ. Извозчикъ сдѣлалъ нѣсколько поворотовъ и остановился передъ подъѣздомъ гостинницы, освѣщенной двумя электрическими фонарями. Изъ подъѣзда выскочили швейцаръ въ шапкѣ съ позументомъ, мальчишка въ красной кэпи и сѣрой курткѣ и принялись высаживать супруговъ изъ экипажа.
- Циммеръ… Циммеръ фюръ цвей… Съ цвей кровати, - сказалъ Николай Ивановичъ.
- Прошу, панъ. Дрей гульденъ… - отвѣчалъ швейцаръ.
Николай Ивановичъ полѣзъ въ карманъ и хотѣлъ разсчитываться съ извозчикомъ, но передъ нимъ какъ изъ земли выросъ тотъ самый еврейчикъ, который къ нимъ приставалъ въ вагонѣ и на станціи, и съ учтивымъ поклономъ отстранилъ его руку.
- Ist nicht nothig zu zahlen… Ist schon bezahlt… Nach her werden Sie zahlen. Il ne faut pas payer… C'est paye déjà,- затрещалъ онъ… - затрещалъ онъ.
- Ужъ сюда поспѣлъ! - воскликнулъ Николай Ивановичъ при видѣ еврейива. - Вамъ чего? - крикнулъ онъ на него. - Глаша! чего онъ хочетъ?
- Говоритъ, что не надо платить извозчику. Должно быть, ужъ здѣсь обычай такой.
Еврейчикъ, между тѣмъ, махнулъ извозчику, и тотъ отъѣхалъ отъ подъѣзда. Николай Ивановичъ недоумѣвалъ.
- Да при чемъ-же тутъ еврюга-то этотъ? Ежели этотъ еврюга здѣшній, то я не желаю останавливаться въ жидовской гостинницѣ,- сказалъ онъ женѣ.
- Да ужъ или, или въ подъѣздъ-то. Гдѣ-же теперь другую гостинницу искать.
- Опуталъ-таки еврюга, опуталъ! Привезъ куда хотѣлъ, - хлопнулъ себя по бедрамъ Николай Ивановичъ и пошелъ въ подъѣздъ.
Гостинница была роскошная, съ великолѣпной лѣстницей. Супруговъ встрѣтилъ на лѣстницѣ цѣлый сонмъ прислуги: тутъ были и кельнеры во фракахъ и бѣлыхъ галстукахъ, и горничныя дѣвушки въ форменныхъ коричневыхъ платьяхъ и бѣлыхъ чепцахъ и передникахъ, мальчики въ сѣрыхъ курткахъ съ зеленой оторочкой. Все это кланялось и повело супруговъ въ корридоръ показывать комнаты. Супруги выбрали большую комнату въ четыре гульдена и остались въ ней. Двѣ горничныя бросились снимать съ Глафиры Семеновны ватерпруфъ, два кельнера стаскивали съ Николая Ивановича пальто… Третій кельнеръ стоялъ въ почтительной позѣ и ждалъ приказанія.
- Я думаю, Глаша, прежде всего чайку и закусить, - началъ Николай Ивановичъ, обращаясь къ женѣ, и, получивъ утвердительный отвѣтъ, хотѣлъ отдать приказъ кельнеру, но тотъ уже, почтительно поклонившись, пятился къ двери и бормоталъ:
- Ich verstehe, mein Herr… Gleich werden Sie kriegen…
- Понимаютъ по-русски-то, но только не говорятъ, - замѣтила Глафира Семеновна, когда кельнеръ исчезъ за дверью.
LXXXVII
Такъ какъ супруги положили остаться въ Вѣнѣ всего однѣ сутки, то умывшись, напившись чаю и закусивъ, они тотчасъ-же отправились осматривать городъ. На этотъ разъ они уже были осторожны, и дабы не разыскивать свою гостинницу на обратномъ пути, какъ они разыскивали въ Парижѣ, запаслись адресомъ гостинницы у швейцара. Когда они брали карточку и адресъ у швейцара, вдругъ передъ ними завертѣлся знакомый уже имъ тоненькій еврейчикъ. Снимая шляпу и раскланиваясь, онъ спрашивалъ, не нуженъ-ли супругамъ экипажъ. Дабы супруги могли его понять, онъ одну и ту-же фразу произносилъ по-французски, по-нѣмецки и по-польски.
- Вотъ навязывается-то! - сказала Глафира Семеновна. - Не надо. Ничего не надо! Нихтсъ Геензи прочь. Мы идемъ гуляхъ, шпациренъ.
И супруги отправились пѣшкомъ. Вскорѣ они вышли на большую улицу, блистательно освѣщенную газомъ. Направо и налѣво сплошь были магазины съ великолѣпными выставками товаровъ и съ обозначеніемъ цѣнъ. Такого сильнаго движенія въ экипажахъ, какъ въ Парижѣ и Берлинѣ, на улицѣ не было, но за то на тротуарахъ была толпа отъ пѣшеходовъ и эта толпа изобиловала евреями всѣхъ мастей и степеней полировки. Прежде всего, что поразило супруговъ, это масса накрашенныхъ женщинъ извѣстнаго сорта, пестро расфранченныхъ, въ высокихъ шляпахъ съ широкими полями, ухорски надѣтыхъ на бокъ и непремѣнно съ громаднымъ бѣлымъ страусовымъ перомъ, развѣвающимся на этихъ шляпкахъ. Женщины дымили папиросками и бросали вызывающіе взгляды на мужчинъ.
- Въ Парижѣ и Берлинѣ такихъ бабьихъ стадъ на улицахъ вѣдь мы не видѣли, - замѣтилъ женѣ Николай Ивановичъ. - Это ужасъ сколько ихъ! И всѣ съ бѣлыми перьями. Форма здѣсь такая, что-ли?
- A ты считай, считай сколько. Для женатаго человѣка это занятіе будетъ самое подходящее, - раздраженно отвѣчала Глафира Семеновна. - Тьфу, противныя! - плюнула она и вдругъ замѣтила еврейчика изъ гостинницы: онъ то забѣгалъ впередъ супруговъ, то равнялся съ ними и шелъ рядомъ. - Смотри, смотри, жидъ опять ужъ около насъ. Вотъ неотвязчивый-то! - указала она мужу.
Они проходили мимо колоссальнаго потемнѣвшаго храма и остановились взглянуть на барельефы. Еврейчикъ подскочилъ къ нимъ и произнесъ, указывая на храмъ:
- Die berühmte Stephanskirche.
Глафира Семеновна улыбнулась на еврейчика и перевела мужу.
- Церковь св. Стефана, онъ говоритъ.
Далѣе Глафира Семеновна стала останавливаться около оконъ магазиновъ. Въ окнахъ было свѣтло такъ, что больно было смотрѣть, до мельчайшихъ деталей виднѣлась вся внутренность магазиновъ и въ нихъ опять-таки носатые и губастые евреи, хоть и одѣтые по послѣдней модѣ.
- Приказчики-то также все изъ іерусалимскихъ. Какъ-же намъ сказано, что Вѣна славянскій городъ. Вотъ тебѣ и славянскій! - замѣтила она мужу.
Жиденькій еврейчикъ не отставалъ отъ супруговъ и при каждой ихъ остановкѣ около оконъ магазиновъ вертѣлся тутъ-же. Глафиру Семеновну поразили своей дешевизной шелковые чулки и перчатки, лежавшіе въ окнѣ на выставкѣ.
- Надо купить. Это ужасно дешево. Въ Петербургѣ чуть не втрое дороже, - произнесла она, лишь только хотѣла взяться за ручку двери магазина, какъ еврейчикъ уже ринулся впередъ и, распахнувъ эту дверь, придерживалъ ее рукой, пропуская супруговъ.
- Дизесъ… Ихъ вейсъ нихтъ ви оуфъ дейчъ, - указала Глафира Семеновна приказчику на чулки.
- Strümpfe… Damenstrümpfe… - отдалъ еврейчикъ приказъ приказчику.
- Фу ты, пропасть! И чего этотъ жидюга трется около насъ! - поморщилась Глафира Семеновна.
- Да это непремѣнно коммиссіонеръ, факторъ. Теперь я ужъ вижу, - отвѣчалъ Николай Ивановичъ.
Чулки и перчатки были куплены и деньги за нихъ заплачены. Продавалъ курчавый еврей съ фальшивыми брилліантовыми запонками въ сорочкѣ. Еврейчикъ-коммиссіонеръ все время перекидывался съ нимъ непонятными для супруговъ словами, и когда тѣ стали уходить, сунулъ приказчику свою карточку.
Супруги шли дальше, и еврейчикъ около нихъ.
- Вотъ надоѣлъ-то! Брысь, окаянный! - крикнулъ на него Николай Ивановичъ и даже махнулъ зонтикомъ.
Еврейчикъ мгновенно приподнялъ шляпу и отскочилъ, но когда супруги оглянулись, онъ шелъ сзади. Они вышли на площадь, на которой виднѣлся театръ, и стали любоваться фасадомъ. Еврейчикъ не утерпѣлъ и крикнулъ по-нѣмецки:
- Оперный театръ!
Противъ театра было нѣсколько ресторановъ и кофейныхъ. Супруги зашли въ одну изъ кофейныхъ и спросили себѣ мороженаго. Еврейчикъ исчезъ. Но когда они доѣдали свои порціи мороженаго, то опять увидали еврейчика. Онъ сидѣлъ въ отдаленіи отъ супруговъ и дѣлалъ видъ, что читаетъ газету, но на самомъ дѣлѣ наблюдалъ за ними, и когда они стали разсчитываться, онъ подошелъ къ нимъ и протянулъ имъ двѣ красненькія бумажки.