- Билеты въ оперный театръ. Могу вамъ предложить по дешевой пѣнѣ,- сказалъ онъ по-нѣмецки и тотчасъ-же перевелъ по-французски. - Zwei Gulden, nur für zwei Gulden.
- И досадно на него, да и смѣшно, - произнесла Глафира Семеновна. - Билеты въ театръ предлагаетъ по два гульдена.
- Да вѣдь ужъ теперь поздно, - отвѣчалъ Николай Ивановичъ.
- Да все хоть что-нибудь посмотримъ. Ну давай… Гебензи.
Еврейчикъ встрепенулся. Супруги хотѣли заплатить ему деньги за билеты, но онъ замахалъ руками и заговорилъ: Nachher, nacher werden Sie zahlen.
- Не хочетъ брать. Говоритъ, что потомъ… - перевела мужу Глафира Семеновна.
- Да вѣдь это для того, чтобы связать насъ съ собой.
- А ну его! Вѣдь ужъ все равно, онъ отъ насъ не отвяжется.
И супруги побывали въ театрѣ. Въ театрѣ публика оказалась также на половину еврейская. Носастость такъ и выдавала себя. Давали какую-то неизвѣстную супругамъ оперу, которой они уже не застали одного акта, и маленькій балетъ.
- Бьюсь объ закладъ, что и оперу-то поютъ жиды, - проговорилъ Николай Ивановичъ.
- Непремѣнно, - отвѣчалаГлафира Семеновна. - Прислуга, что отъ насъ верхнее платье на храненіе приняла, положительно жиды безъ подмѣси.
Когда супруги вышли изъ театра, еврейчикъ коммиссіонеръ встрѣтилъ ихъ на подъѣздѣ. Приподнимая шляпу, онъ произнесъ по-нѣмецки:
- Прикажете экипажъ? Прикажете показать вамъ лучшій ресторанъ для ужина? Супе, - пояснилъ онъ по-французски и прибавилъ по-нѣмецки:- Я могу указать на такой ресторанъ, гдѣ есть кельнеръ, который понимаетъ по-русски.
Глафира Семеновна перевела мужу предложеніе еврейчика. Тотъ улыбнулся и отвѣчалъ:
- Да ужъ чортъ съ нимъ! Пусть везетъ. Должно быть, ужъ такая судьба наша, чтобы онъ нами завладѣлъ. Ахъ, жиды, жиды! Вотъ въ душу-то къ человѣку мастера влѣзать!
Явился экипажъ. Еврейчикъ посадилъ въ него супруговъ, что-то сказалъ извозчику, вскочилъ самъ рядомъ съ нимъ на козлы и они поѣхали.
LXXXVIII
Еврейчикъ привезъ супруговъ въ прекрасный ресторанъ. Когда они ѣхали по улицамъ, еврейчикъ, прицѣпившійся на козлахъ рядомъ съ извозчикомъ, все оборачивался къ супругамъ и разсказывалъ, какъ называются тѣ улицы, по которымъ они проѣзжали, указывалъ на достопримѣчательныя зданія, попадавшіяся по дорогѣ. Болталъ онъ безъ умолку на четырехъ языкахъ, но супруги понимали его плохо. Ресторанъ, въ который онъ ихъ привезъ, состоялъ изъ громаднаго зала, блестяще освѣщеннаго электричествомъ и уставленнаго маленькими столиками съ мраморными досками. За столиками сидѣло много публики. Прислуга въ ресторанѣ была на половину женская, состоявшая изъ и молодыхъ красивыхъ женщинъ въ черныхъ платьяхъ и бѣлыхъ передникахъ, и очень интимничала съ мужчинами. Нѣкоторыя изъ этихъ женщинъ, подавъ какое-нибудь блюдо или питье посѣтителю, прямо присаживались къ его столу, пригубливали изъ его стакана пиво или вино и весело болтали. Посѣтители, въ свою очередь, не стѣсняясь, хватали ихъ за талію, щипали за пухлыя щеки, трепали по спинѣ. Это не уклонилось отъ взора Глафиры Семеновны.
- Ахъ, халды! Смотри, что онѣ себѣ позволяютъ, эти самыя прислужающія! Вонъ та блондинка съ бѣлыми цвѣтами на груди даже мужскую шляпу себѣ на голову надѣла, - указывала она мужу. - Гляди, гляди, бакенбарды мужчинѣ расправляетъ. Нѣтъ, ужъ это изъ рукъ вонъ! И какъ только это мужчины имъ позволяютъ.
- Холостой народъ. Холостые люди это любятъ… - отвѣчалъ Николай Ивановичъ, косясь на женщинъ.
- Поди ты! Здѣсь, я думаю, на половину женатыхъ.
Супругамъ, однако, прислуживалъ кельнеръ во фракѣ, котораго имъ рекомендовалъ еврейчикъ за понимающаго по-русски.
- Вотъ что, голубчикъ, нельзя-ли намъ что-нибудь а ля рюссъ, по-аппетитнѣе, - сказалъ ему Николай Ивановичъ по-русски. - Понимаешь, что-нибудь повкуснѣе.
- Да, господине, - отвѣчалъ кельнеръ, подвигая ему карту, и оказалось, что кромѣ этихъ двухъ словъ да счета, кельнеръ ничего не знаетъ по-русски
Николай Ивановичъ тотчасъ-же отпихнулъ отъ себя карту.
- Да что ты мнѣ карту-то суешь! Карта нѣмецкая, надо ее читать, и все равно не поймешь, а ты дай намъ четыре порціи чего-нибудь хорошенькаго. Двѣ для мадамъ и двѣ для меня. Первое рыбки, второе мясо. Понялъ?
- Міасо? Да, господине…
- Фишъ и флейшъ, но нихъ кальтъ, - прибавила Глафира Семеновна, тотчасъ-же усумнившаяся въ знаніи кельнеромъ русскаго языка.
Кельнеръ оживился и побѣжалъ исполнять требуемое.
Была подана осетрина, запеченная какъ-то въ молокѣ и яйцахъ съ картофелемъ, былъ поданъ винершницель изъ телятины съ гарниромъ. Порціи были огромныя, приготовлено было вкусно, и супруги остались совсѣмъ довольны.
- Вотъ это я понимаю, вотъ это ѣда и порціи не какъ въ Парижѣ, не на воробьиный аппетитъ, а на человѣчій, - говорилъ Николай Ивановичъ, запивая ужинъ прекраснымъ вѣнскимъ пивомъ. - Ты, Глаша, мороженаго не хочешь-ли?
- Да пожалуй, съѣла-бы…
- Вотъ и отлично. Кушай, кушай… Откармливайся послѣ Парижа-то. Потребуй себѣ грушу съ виноградомъ. Здѣсь не съѣшь, такъ дома, ложась спать, скушаешь.
Глафира Семеновна съѣла и мороженаго, и грушу, и винограду, а вторую грушу отложила, чтобы взять домой про запасъ.
- Главное, что хорошо, такъ это то, что видишь, что ѣшь. Осетрина - ѣда знакомая, - говорила она. - И вѣдь не угораздило его подать къ осетринѣ улитокъ какихъ-нибудь, а подалъ осетрину съ картофелемъ.
- Довольна, стало быть?
- Очень довольна, хоть и жидовскій городъ. И пиво какое прекрасное…
- Ну, вотъ и отлично. Вѣну видѣли, всѣмъ можемъ разсказать, что были въ Вѣнѣ; стало быть, завтра, ежели хочешь, то можемъ отправиться и въ русскія палестины.
- Завтра, завтра. О домѣ я ужъ и такъ стосковалась.
- Да и меня сильно тянетъ. Ну ее, эту заграницу! Какъ пріѣду домой, сейчасъ первымъ дѣломъ въ баню! Шутка-ли, сколько времени не былъ.
Расплатившись за ужинъ и давъ щедро кельнеру на чай, супруги вышли изъ ресторана. Еврейчикъ ждалъ ихъ на подъѣздѣ около экипажа.
- А! явленное чудо! Все еще здѣсь! - воскликнулъ Николай Ивановичъ при видѣ еврейчика, но на этотъ разъ уже безъ неудовольствія, и даже потрепалъ еврейчика по плечу.
Еврейчикъ радостно улыбнулся и сталъ подсаживать супруговъ въ экипажъ.
- Nach Hause? - спросилъ онъ, вскакивая на козлы.
- Да, да… Домой. Въ готель, - отвѣчала Глафира Семеновна.
Домой еврейчикъ везъ ихъ ужъ по другимъ улицамъ и продолжалъ называть тѣ мѣста и зданія, мимо которыхъ они проѣзжали.
Но вотъ и гостинница.
- Комбьянъ? - спросилъ Николай Ивановичъ, выходя изъ экипажа, и хотѣлъ разсчитаться съ извозчикомъ, но еврейчикъ опять не далъ ему этого сдѣлать.
- Nachher, nachher… Après… - заговорилъ онъ и повелъ супруговъ по лѣстницѣ гостинницы, привелъ ихъ къ самой ихъ комнатѣ, отворилъ даже дверь комнаты ключемъ, раскланялся, пожелалъ супругамъ покойной ночи и мгновенно исчезъ.
LXXXIX
На другой день поутру, когда супруги пили кофе и чай, хотя и безъ самовара, но съ достаточнымъ количествомъ запаснаго кипятку въ мельхіоровыхъ кувшинахъ съ крышками, въ комнату ихъ постучался еврейчикъ. Онъ вошелъ, раскланялся и заговорилъ по-нѣмецки:
- Не будетъ-ли какихъ порученій отъ господина и мадамъ? Театральные билеты, модные товары, сигары, вино…
И тутъ онъ мгновенно вытащилъ изъ кармана афиши, адреса магазиновъ и ловко разложилъ все это передъ супругами на столѣ, продолжая бормотать и мѣшая нѣмецкую рѣчь съ французскою и польскою.
- Ничего, братъ, не надо, ничего… Все кончено… - замахалъ руками Николай Ивановичъ. - Сегодня ѣдемъ въ Петербургъ. Подай счетъ, и чтобъ съ тобой больше не знаться.
- Ну партонъ суаръ а Петерсбургъ… - перевела еврейчику Глафира Семеновна.
Еврейчикъ даже выпучилъ глаза.
- Какъ сегодня? Въ такомъ городѣ, какъ Вѣна, и вы не хотите остаться даже на три дня! - воскликнулъ онъ. - Да вы, мадамъ, дѣлаете себѣ убытокъ. Вы можете купить здѣсь много, очень много, хорошихъ товаровъ по самымъ дешевымъ цѣнамъ. Я-бы могъ рекомендовать вамъ такое венгерское вино, за которое вамъ нужно заплатить въ Россіи втрое дороже. Да вотъ не угодно-ли попробовать, всего два гульдена за бутылку.
Еврейчикъ вытащилъ изъ кармана миніатюрную пробную бутылочку, быстро откупорилъ ее случившимся при немъ штопоромъ, вылилъ въ стаканъ и поднесъ его Николаю Ивановичу, говоря: "пробуйте, пробуйте".
- Ничего мнѣ не надо. Баста. Абендъ фаренъ, - отрѣзалъ Николай Ивановичъ, отстраняя отъ себя стаканъ.
Еврейчикъ сталъ доказывать по-нѣмецки, что вечеромъ ѣхать нельзя, что вечеромъ идетъ непріятный тяжелый поѣздъ, что въ немъ прямо до границы безъ пересадки доѣхать нельзя.
- Um Gottes Millen! Зачѣмъ себя безпокоить, лучше останьтесь до завтрашняго утренняго поѣзда. Этотъ поѣздъ скорый, и вы будете видѣть красивые виды по дорогѣ. Madame, il faut rester jusqu'а demain matin, - прибавилъ еврейчикъ по-французски.
- Нѣтъ, нѣтъ… И не проси. Сегодня ѣдемъ. Вишь какой другъ навязался! - отвѣчалъ за жену Николай Ивановичъ.
Попробовать венгерскаго вина еврейчикъ его все-таки упросилъ. Николай Ивановичъ попробовалъ и сказалъ:
- Вино, дѣйствительно, превосходное. Дома можно кого-нибудь попотчевать. Развѣ пару бутылокъ?.. - спросилъ онъ жену, и когда та не возразила, кивнулъ еврейчику:- Ну, гутъ, цвей бутель.
За виномъ началось предложеніе сигаръ. Еврейчикъ подалъ сигару, просилъ его попробовать и до тѣхъ поръ не отсталъ, пока Николай РІвановичъ не заказалъ ему сотню. Послѣ сигаръ еврейчикъ вытащилъ изъ кармана образцы мебельныхъ матерій.
- Довольно, довольно. Маршъ! - раздраженно крякнулъ Николай Ивановичъ и указалъ на дверь.
Еврейчикъ мгновенно скрылся.
Раздался опять стукъ въ дверь. Появился осанистый толстый еврей съ претензіей на франтовство, съ брилліантовымъ перстнемъ на пальцѣ, и солидно кланялся. Въ рукахъ его былъ маленькій франтовской кожаный чемоданчикъ.
- Отъ торговаго дома Мозесъ Мендельсонъ… Готовыя дамскія вещи… Damen-confections… - отрекомендовался еврей по-нѣмецки и сталъ раскрывать чемоданчикъ.
- Глаша! чего ему нужно? - выпучилъ на него глаза Николай Ивановичъ.
- Да тоже хочетъ предложить какіе-то дамскіе товары, - отвѣчала жена.
- Вонъ! вонъ!
Еврей не смутился.
- Пожалуйста, посмотрите. Въ Россіи все это втрое дороже, - продолжалъ онъ и въ одинъ мигъ вытащилъ изъ чемоданчика дамскую пелерину изъ бисера и стекляруса и развернулъ ее. - Только тридцать гульденовъ, тридцать, мадамъ…
Глафира Семеновна не выдержала.
- Ахъ, какая прелесть! Да это въ самомъ дѣлѣ ужасная дешевизна! - воскликнула она и принялась разсматривать.
Кончилось тѣмъ, что у еврея были куплены двѣ пелерины. Уходя, еврей оставилъ нѣсколько адресовъ, иллюстрированный каталогъ товаровъ и просилъ зайти въ ихъ магазинъ.
- Ну, славянскій городъ Вѣна, нечего сказать! Обуяли жиды! - сказалъ послѣ его ухода Николай Ивановичъ.
Вошелъ кельнеръ убирать посуду и спросилъ у супруговъ паспортъ.
- Какой тутъ къ чорту паспортъ, ежели мы сегодня ѣдемъ! - сказалъ Николай Ивановичъ. - Счетъ намъ подавай, рехнунгъ. Сегодня фаренъ въ Петербургъ.
Кельнеръ все-таки стоялъ на своемъ и требовалъ паспортъ хоть на пять минутъ.
- Да дай ему паспортъ-то… Только на пять минутъ проситъ. Должно быть, ужъ надо. Вѣрно здѣсь такіе порядки.
Николай Ивановичъ далъ и сказалъ женѣ:
- Замѣть, какая странность: поятъ и кормятъ здѣсь сытно, основательно, на русскій манеръ, и на русскій манеръ паспортъ требуютъ. Нигдѣ вѣдь отъ насъ заграницей паспорта не требовали, кромѣ Вѣны.
Поѣздъ до границы, оказалось, идетъ не вечеромъ, а въ три часа дня. Объ этомъ сообщилъ кельнеръ, принесшій счетъ и возвратившій супругамъ паспортъ, - и супруги тотчасъ-же стали собираться на желѣзную дорогу. Еврейчикъ терся тутъ-же, помогалъ увязывать вещи и наконецъ предъявилъ свой счетъ за проѣздъ въ экипажахъ, за театральные билеты, за купленныя у него сигары и вино. Послѣ подведенной суммы стояла строчка "Commission" и около нея помѣщался вмѣсто цифры большой вопросительный знакъ (?). Онъ указалъ на этотъ вопросительный знакъ и сказалъ по-нѣмецки:
- Что милостивый государь и милостивая государыня (gnädiger Herr unb gnädige Frau) дадутъ, тѣмъ я и буду доволенъ. Надѣюсь, что они не обидятъ бѣднаго коммиссіонера.
Фраза эта была повторена имъ и на ломаномъ французскомъ языкѣ. Глафира Семеновна перевела все это мужу по-русски.
Еврейчикъ низко кланялся и помогалъ Николаю Ивановичу надѣвать пальто. Николай Ивановичъ за коммиссію далъ ему два гульдена. Еврейчикъ ниже поклонился, поѣхалъ провожать супруговъ на вокзалъ желѣзной дороги, усадилъ ихъ въ вагонъ, сунулъ имъ при прощаньи нѣсколько адресовъ гостинницы и своихъ коммнесіонерскихъ карточекъ, прося рекомендовать ѣдущимъ въ Вѣну русскимъ, и, низко раскланявшись, вышелъ изъ вагона.
Черезъ минуту поѣздъ тронулся.
XC
10 дорогѣ отъ Вѣны до русской границы съ супругами ничего замѣчательнаго не произошло. Жидовъ на станціяхъ, гдѣ они останавливались, было попрежнему много, жиды эти дѣлались все сѣрѣе и сѣрѣе, сюртуки ихъ становились все длиннѣе и грязнѣе, постепенно исчезали на нихъ признаки бѣлья, но вообще супруги чувствовали, что уже пахнетъ славянскимъ духомъ. Вмѣстѣ съ увеличеніемъ числа грязныхъ евреевъ на станціяхъ началъ появляться и славянскій говоръ вперемежку съ нѣмецкой рѣчью и съ жидовскимъ жаргономъ. Слышалась чешская, хорватская, польская рѣчи, малопонятныя для русскаго человѣка, но все-таки родныя для его уха. Даже въ самомъ поѣздѣ, въ которомъ ѣхали супруги, существовало уже то, что имѣется во всѣхъ русскихъ поѣздахъ и чему всѣ иностранныя желѣзныя дороги должны-бы подражать - это существованіе "уборныхъ" въ каждомъ вагонѣ.
Ночь была проведена супругами спокойно въ вагонѣ; спали они относительно хорошо, и утромъ, проснувшись на зарѣ, съ великой своей радости узнали, что до русской границы осталось ѣзды съ небольшимъ часъ. Утро было пасмурное, октябрьское, холодное, неприглядное, навѣвающее при обыкновенныхъ условіяхъ хандру, но лица супруговъ все-таки сіяли отъ удовольствія. Они радовались, что подъѣзжали въ русской границѣ. Николай Ивановичъ, выпивъ натощакъ, вмѣсто утренняго чаю, кружку пива, даже напѣвалъ себѣ подъ носъ:
"Конченъ, конченъ дальній путь,
Вижу край родимый".
- Ты рада, Глаша, что скоро мы будемъ въ русской землѣ? - спросилъ онъ жену.
- Очень рада. То-есть, вѣришь, такъ рада, что и сказать трудно, - отвѣчала та, улыбаясь. - Ужасно надоѣло. Всѣ эти заграничные порядки совсѣмъ мнѣ не понутру.
- А помнишь, какъ ты заграницу-то просилась? Вѣдь покою мнѣ не давала: поѣдемъ да поѣдемъ.
- Ну, и что-же? Ну, и съѣздили, ну, и посмотрѣли, ну и есть что вспомянуть, а все-таки у себя дома лучше.
"Когда постранствуешь, воротишься домой,
И дымъ отечества вамъ сладокъ и пріятенъ".
- Да, да… Эти стихи и я знаю. Это изъ "Горя отъ ума". Какъ только пріѣдемъ на русскую границу, сейчасъ на станціи выпью б-б-большую рюмку простой русской водки… - протянулъ Николай Ивановичъ.
- Ну, вотъ… У тебя только и на умѣ, что водка!
- Душенька, да вѣдь вспомни, сколько времени я съ ней не видался-то! Только въ Женевѣ и удалось попользоваться одинъ разъ, но за то вспомни, сколько содрали-то за нее!
- А я, какъ пріѣду на русскую станцію, сейчасъ чаю себѣ спрошу, - сказала Глафира Семеновна и прибавила:- Знаешь, я о чѣмъ русскомъ заграницей соскучилась? Ты вотъ о водкѣ, а я о баранкахъ. Ужасти какъ баранокъ хочется! Я объ нихъ всюду вспоминала, какъ садилась чай пить, а въ Женевѣ такъ даже во снѣ видѣла.
А мелкій дождь такъ и моросилъ. Плакали оконныя стекла вагоновъ, виды дѣлались все непригляднѣе и непригляднѣе. Прежняя воздѣланность земли постепенно исчезала, вездѣ виднѣлась глина и песокъ, пустыри попадались все чаще и чаще. Пассажиры изъ поѣзда исчезали и ихъ оказалось уже только полтора-два десятка, когда поѣздъ подъѣзжалъ въ послѣдней австрійской станціи. Часу въ восьмомъ кондукторъ отобралъ послѣдніе билеты изъ книжки прямого сообщенія.
- Скоро пріѣдемъ? - спросилъ его Николай Ивановичъ по-русски.
Кондукторъ понялъ вопросъ и отвѣчалъ по-нѣмецки:
- Nach zmölf Minuten.
- Черезъ двѣнадцать минутъ? Ну, слава Богу! А за то, что ты понялъ по-русски - вотъ тебѣ на чай, - и Николай Ивановичъ на радостяхъ отдалъ ему послѣдніе свои пфенниги въ видѣ нѣсколькихъ монетъ.
Но вотъ и поѣздъ сталъ убавлять ходъ. Ѣхали совсѣмъ тихо между цѣлыми рядами вагоновъ, стоявшихъ на запасныхъ путяхъ. Бродили рабочіе по запаснымъ путямъ. Не взирая на дождь, Николай Ивановичъ отворилъ окно и, высунувшись изъ него, съ нетерпѣніемъ смотрѣлъ по направленію къ русской границѣ. Вдругъ какой-то рабочій громко выругался по-русски, упомянувъ крѣпкое слово. Николай Ивановичъ вздрогнулъ.
- Глаша! Русскіе ужъ! Русскіе мужики! По-русски ругаются! - воскликнулъ онъ и торжественно црибавилъ:- Здѣсь русскій духъ, здѣсь Русью пахнетъ.
Еще минута. Послышался скрипъ и стукъ тормазовъ, и поѣздъ остановился.
- Пріѣхали на русскую границу? Ну, слава Богу! - произнесла Глафира Семеновна и перекрестилась.
Перекрестился широкимъ крестомъ и Николай Ивановичъ.
Русскій говоръ уже слышался въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Виднѣлись два столба: одинъ съ австрійскимъ гербомъ, другой съ русскимъ. Вбѣжалъ въ вагонъ носильщикъ и забралъ вещи супруговъ. Супруги вышли изъ вагона и пошли по платформѣ. Вотъ и станціонное зало. У дверей стоялъ бравый русскій жандармъ и отбиралъ паспорты.
- Русскій человѣкъ! Настоящій русскій! Голубчикъ! - воскликнулъ Николай Ивановичъ и отъ полноты чувствъ обнялъ жандарма.
1890
Примечания
1
Позвольте ваши билеты, господинъ.
2
Теперь вы можете до Верье спать спокойно.
3
Простите, пожалуйста, мадамъ, что я васъ потревожилъ. Въ нашемъ купэ ужасно тѣсно.
4
Пожалуйста, пожалуйста… Безъ церемоній…
5
Въ Россіи есть такія утки?
6
Два франка. Торопитесь, мадамъ, торопитесь.
7
О, мадамъ: А мы, мы обожаемъ Россію.
8
Это очень далеко, мадамъ, надо сѣсть въ омнибусъ.
9
Къ которому входу?
10
Вы иностранцы? Не правда-ли?
11
О, теперь я знаю… Я знаю русскихъ… Если вы русскіе вы дадите хорошо на чай. Тогда нужно показать вамъ что-нибудь замѣчательное. Вотъ Опера.
12
О, благодарю васъ. Теперь я вижу, что вы настоящіе русскіе.
13
Берегите ваши карманы.
14
Вы пожелали только лосоcины, мадамъ.
15
Танецъ животомъ. Знаменитый танецъ животомъ.
16
Какъ это жалко, что у насъ ничего нѣтъ, что бы дать вамъ покушать, мадамъ; но вина и хлѣба я вамъ сейчасъ принесу. Одну бутылку?
17
Вотъ все, мадамъ, что у насъ нашлось. Доброй ночи.
18
Вотъ русскій. Вотъ, кто говоритъ по-русски.