Александр покряхтел чуток, да и взялся за дело с искренним энтузиазмом. Хотя его и предупреждали имеющие аналогичный опыт (по Африке и Азии) товарищи, каково делать из аборигенов солдат.
Но дело оказалось даже сложнее, чем представлялось скептикам.
Основную массу полусотни отобранных добровольцев составили освобожденные сарнагарасахальские рабы.
Уже через пару дней Макеев понял: что-что, а появление своего Спартака местным рабовладельцам, похоже, не грозило.
Бывшие рабы при докладе вжимали голову в плечи и непроизвольно опускали глаза, при этом так и норовя облобызать его руку. Стоило кому-то провиниться, он тут же начинал плакать и падать на колени. Последней каплей стал случай, когда один из новобранцев, у которого заклинило автомат, распластался перед комротой на земле и принялся целовать ему сапоги, умоляя не отправлять в рудники за порчу оружия.
Это не считая того, что несколько раз за этот месяц подчиненные предлагали ему себя в полное распоряжение на ночь, а один даже пообещал, если будет на то желание сардара, привести ему своего младшего брата, который еще не бреет бороду. В тот раз он первый раз в жизни ударил своего подчиненного. И напился до поросячьего визга.
Позже он узнал, что в похожих случаях его земляки из числа офицеров и обычных солдат пускали кулаки в ход куда чаще.
Именно после этого случая майор явился к Мезенцеву и высказал все, что об этом думает.
Как ни странно, его слова возымели действие, и треть его новых подчиненных раскидали по подразделениям в качестве поваров, дневальных-уборщиков, грузчиков. Надо сказать, тут они принесли куда больше пользы - один Сиргин Син, умевший варить кашу пятнадцатью способами и даже из тушенки с гречкой умудрявшийся сделать весьма вкусное блюдо, чего стоил!
Но задание командования надо было выполнять.
Тогда, отказавшись от мысли сделать из них нормальных солдат, Александр предложил создать что-то вроде "дикой дивизии" в миниатюре. "В конце концов, - рассуждал он, - разведке как воздух нужны диверсанты, которые будут в этом мире как у себя дома. А эти будут не "как", а просто дома".
Сейчас в его подчинении было три десятка бывших рабов - тех, кто оказался годен на что-то, включая одного бывшего пленного разбойника. Не считая двух неполных взводов старых, обстрелянных бойцов из землян.
И вот теперь новое пополнение.
Нет, он, конечно, понимал, что девушка - бывалый воин, несмотря на пол и возраст. Аор говорил, что клан Воительниц, к которому она имеет отношение, тут в немалом авторитете.
Но куда ее можно приспособить? Для начала придется обучить стрельбе из автоматического оружия.
А кто за это возьмется? В чье подчинение ее определить?
Местные отпали сразу. Вряд ли кто из них, получив под командование женщину, не попробует воспользоваться своим положением. Стоило же только посмотреть в глаза этой красотки, и становилось ясно, что это вполне может кончиться вспоротым животом.
В конце концов, Макеев вспомнил о младшем лейтенанте Серегине. Пусть парень оттачивает свое мастерство.
Первое, что поразило Дарику, когда она оказалась в казармах, что среди чужинских воинов почти нет зрелых, умудренных опытом людей - тех самых седоусых, покрытых шрамами ратников, на которых и держится любая армия. Не только солдаты, но даже десятники и, страх сказать, сотники и полутысячники были совсем молодыми людьми. Старые солдаты встречались один на сотню, да и те почему-то в основном занимались выдачей штанов и провианта.
Больше того, как она узнала, до появления на Аргуэрлайле по-настоящему воевали только четыре десятка человек из без малого трех тысяч. Причем командующий кавалерией сотник был призван из отставки, потому что конницы в армии землян не было уже почти три десятка лет (что непонятно) и никто не умел водить ее в бой (что в данном случае вполне понятно).
Женщин-воинов не было вовсе. Правда, несколько женщин все же служило в этом войске, но то были лекари, носившие такую же форму, как и обычные солдаты и командиры. Это удивляло Дарику - ведь в бою могут не разобраться, кто перед тобой, и случайно убить целителя!
"Учуяла" Дарика и десятка три воинов, в которых даже ее крошечное магическое чутье определяло людей, отправивших на тот свет немало врагов. Но то были не настоящие солдаты, а мастера тайных убийств, поджогов, скрадывания и ночных атак - молчаливых и беспощадных. Иными словами, кто-то вроде ньинь-ча - вестников смерти, людей, которых любой нормальный человек сторонится, а истинный воин презирает. В глазах их нет-нет да и мелькало то жестокое самодовольство, что отличает подобных людей. А между собой они, как и истинные ньинь-ча, поддерживали отношения темного братства. При этом, как и лекари, носили обычные зелено-желтые одеяния (но с темно-синими метками), и никто тут не возмущался этим. Больше того, настоящие воины даже отдавали им честь.
Всякий раз при виде их Дарика старалась уйти подальше.
Сотня, в которую определили девушку, отчего-то сразу пришлась ей по сердцу. И сардар, как раз один из тех четырех десятков, которым уже довелось побывать в пекле боев, и его помощник. (Как выяснилось потом, оба командира прежде сражались в одной тысяче в каком-то Афгане). Но больше всего, конечно, приглянулся Дарике молоденький сотник, под чье начало отдали девушку.
Ар-тем.
В этом имени слышался стук лошадиных копыт и шум падающей воды, вой ветра и трепетанье полога кибитки - все, что так мило душе каждого истинного степняка.
Тоненький и стройный, как тростинка, желтоволосый, словно цветок багульника.
Когда сардар Мак-кев торжественно вложил руку Дарики в небольшую, но крепкую длань сотника, по телу девушки прошла странная волна. Юная шаманка сперва даже не поверила своим ощущениям. Ибо подобное, как слыхала она от своих наставников, случается либо тогда, когда встречаешь истинного Учителя, либо…
Заставила замолчать затрепетавшее робкой птахой сердце.
Поживем - увидим.
В инструкции сказано: осуществляя власть на присоединенных к СССР территориях, руководствоваться советскими законами и социалистической моралью, при этом в обязательном порядке с уважением относясь к местным традициям, обычаям, хозяйственному укладу и особенно к религиозным чувствам верующих.
В переводе на нормальный язык: зарезать, но небольно.
И как все это прикажете исполнять, задумывался Артем, искоса поглядывая на вверенную его заботам чернявую степнячку с полусотней тоненьких косичек на голове.
Чьи это чувства он должен уважать? Не поклонников ли Шеонакаллу, которые десятками тысяч полегли в битве у Трех скал и в подвалах храмов которого, забитых костями жертв, случалось, падали в обморок даже понюхавшие афганского пороха десантники?
Да и Темная Мать с Гохаттой, которым очень нравится, когда девственницы приносят себя в жертву, бросаясь обнаженной грудью на обсидиановый нож, немногим симпатичнее.
Эта вот молится неким Священной Луне и Вечному Небу. Вроде наших мусульман с их поклонением полумесяцу. Уже легче, раз не станет дырявить себя каменным кинжалом. Но все равно глаз да глаз нужен.
Ладно, с местными богами можно еще договориться или повоевать. Тут люд простой и темный, и когда алтари взорваны, а жрецы перебиты и разогнаны, то абориген, почесав затылок, решает, что боги победителей сильнее, и их нужно уважать.
А вот обычаи с традициями…
Земляне, явившись на Аргуэрлайл и покорив Сарнагарасахал, отменили рабство и долговую кабалу, запретили ростовщичество, стали давать деньги ремесленникам и купцам из казны под маленький процент.
А дальше-то что?
Не дай бог, кому-то наверху придет мысль организовать тут колхозы.
Нет, а в самом деле, что они будут делать дальше?
Едва ли не самая стойкая и популярная традиция здесь - кровная месть, длящаяся иногда веками. И что тут можно сделать, новопроизведенный младший лейтенант совершенно не представлял.
Дарика же проговорилась, что главной причиной, побудившей ее напроситься в войско землян, было желание поквитаться с неким кровником одного из магических ковенов. Откуда только в глухой Степи пронюхали о тайных планах командования ОГВ начать боевые действия против Конгрегации?
Об этом сам Серегин узнал едва ли не позавчера, на следующее утро после обмывки звания. Знакомый Макеева капитан-чеченец Аслан, близкий к самому Мезенцеву, просигналил. Дескать, готовьтесь, парни, кончилось время праздных пьянок-гулянок.
Ишь, мстить она вздумала. С ее-то Силенкой. Бодался теленок с дубом.
Вот не было же печали…
Приграничные земли империи Эуденоскаррианд
У лесного костра сидели двое: худой, поджарый мужчина с короткой неровной бородой и свежим шрамом на скуле и невысокий, сгорбленный старик, чье скуластое лицо от жестких северных ветров, солнца и прожитых лет стало похожим на печеное яблоко.
- Ну вот, скажу тебе, что мне дед мой сказывал, тоан, раз тебя это так волнует, хоть и не понять мне, чего это такого опытного воина, как ты, сказки всякие заботят. Тут не воину, а магу или жрецу надобно разбираться, если по совести… Так вот, рассказывал это мой дед, а ему - дед его двоюродный. А тот мальчишкой был, когда в заречных землях, что у Черного леса, все и стряслось… То есть было это как раз в года, когда Сарнагарасахал на Шем ходил…
Костюк молча внимал обстоятельному рассказу Найарони, уже привыкнув к его многословной крестьянской манере говорить.
- Ну вот, стало быть, жил в лесу парень… Один, совсем один - то есть один-одинешенек. Родители из деревенских отщепенцев, лишившихся имен, да и те умерли. Ну жил он, дрова рубил, уголь жег… Уголь-то наш сухостойный - для золотых дел мастеров да для алхимиков самое оно. Охотился так, по мелочи…
И вот идет как-то этот паренек по лесу. Должно быть, силки проверить аль еще чего.
И вдруг видит - девка. Лежит себе, дерево обняв, глаза закрыты, вся аж синяя от голода, худая, в лохмотьях, видать, заблудилась, ну и все такое.
Ну он к ней шасть. Смотрит: чего-то с девкой не ладно. Словно не такая она какая-то.
Пригляделся… Матерь наша Священная Луна!
Альфарка!
Точь-в-точь как на картинках в храмах да в сказках. С ушами, с глазками узенькими - ну чего говорить: альфарка и альфарка.
Однако чего там, не бросать же душу живую погибать?
Отнес ее домой, вина дал, супчик сварил курячий, потихоньку стал кормить…
Ну одним словом, выходил. А дальше чего? Парень молодой, здоровый, как конь, а баб, почитай, и не пробовал - кто ж за изгоя пойдет? А тут девка в соку, хоть и не людинка.
Стал жить с ней как с женой. Та поначалу ни в какую, но потом уломал он ее. Известное дело, девка по первости всегда кочевряжится, а как откупорят - сразу успокаивается.
Живут себе, она обереги плетет да силки колдовские, он уголь продает. Понятное дело, обитают небогато, но сыто более-менее. Смотрит парнишка, а дело то к прибавлению в семействе идет!
И порешил этот изгой, что пожениться надо им. Честь по чести, как положено - перед алтарем да со жрецом. Вишь как, - улыбнулся рассказчик, - хоть изгой, а правду понимал… Ну достал серебро из захоронки и пошел к жрецу местному. Да только вот не знал, что жрец-то был не простой…
Толмач со значением поднял вверх палец, выдерживая паузу.
- А какой? - спросил уже заинтригованный Алексей.
- А был тот жрец не кто-нибудь, а слуга самого Неназываемого… - заговорщически понизил он голос. - Смекаешь, тоан? Шеонакаллу - не кого-нибудь!
Дослушать легенду-быль разведчику не удалось.
- Скажи, тоан, ты не боишься? - вдруг спросил старик, помешивая кипевший в котелке суп.
- Нет, а чего я должен бояться? - чуть усмехнулся разведчик. - Альфарок твоих или, может, самого Неназываемого?
- Не к ночи будь помянут, - сделал защитный жест проводник. - Я о твоем желании узнать секреты земли нашей. Великая тайна всегда пугает.
Так вот для чего завел свою сказку старый хитрец. Ему надо было обдумать просьбу Алексея поделиться с ним тайнами Аргуэрлайла, которыми, как прихвастнул недавно на прощальной пирушке у сохского цана по пьяни толмач, он якобы владеет.
- А тайна действительно великая? - Костюк скептически покосился на своего спутника.
За время, проведенное в компании Найарони, он уже привык к тому, что старец любит прихвастнуть и, мягко говоря, приукрасить действительность.
Найарони оставил варево и некоторое время смотрел в вечернее, фиолетово-зеленое небо.
- Да, - наконец вымолвил он с необычайной серьезностью. - Это секрет действительно великий…
- Что это за тайна? Это тайна твоего народа?
- У Найарони нет народа, который он бы мог назвать своим, - с глухой печалью ответил старик. - Это тайна иных времен и иных народов. Узнав ее, ты станешь богат и знаменит. Я не поставлю тебе никаких условий и не возьму с тебя никакой платы; единственное - ты не должен будешь ничего спрашивать у меня до того, как мы доберемся до места. Теперь ложись, завтра нас ждет трудная дорога.
И старик сразу ушел в лес, оставив Костюка в крайнем замешательстве.
Весь остаток вечера капитан провел в раздумьях - как ему поступить. Что-то подсказывало Алексею, что старик не лукавит, говоря о великой тайне, и ему ведомо нечто действительно необычайное.
Но что именно?!
Утром, встав и наскоро перекусив, путники свернули палатку и двинулись в дорогу.
Они шли непролазной тайгой, без малейших следов человека. Их окружал мутный полумрак, стоявший под пологом вековечного леса, зеленая мгла без единого проблеска солнца.
Местами ветви елей и лиственниц переплетались между собой так густо, что приходилось едва ли не проползать под ними на четвереньках. Длинные бороды лишайников свисали до самой земли, запах тлена висел в воздухе. Сапоги глубоко увязали во мху и перепревшей хвое.
Глухую тишину нарушали изредка только крики кедровок и перестук дятла.
На их пути оказывались жуткие буреломы, похожие на баррикады из огромных костей. Порой достаточно было сделать одно неверное движение, оступиться - и торчащие во все стороны, подобно рогам мертвых чудовищ, сухие, острые сучья грозили пропороть тело насквозь.
В лесном безветрии мошкара висела густыми облаками - временами казалось, что идет черный снег. Мерзкие насекомые буквально терзали Алексея, накомарник почти не помогал.
Они вброд переходили многочисленные речки с быстрым, валящим с ног течением. Поймы их покрывала трава много выше человеческого роста, перевитая диким хмелем. То были настоящие травяные джунгли.
Поминутно натыкались на глубоко ушедшие в почву замшелые камни, сгнившие стволы, принесенные паводком. Несколько раз Костюк едва не проваливался в глубокие промоины, скрытые густой зеленой стеной, и только внимательность Найарони спасала его.
Удары сердца глухо отдавались в мозгу Алексея, легкие с шумом втягивали тяжелый, застоявшийся воздух, наполненный терпкими испарениями хвои и багульника, жара до предела изнуряла его, пот, пропитавший одежду, горячими струйками стекал в сапоги.
Уже не раз успел он проклясть про себя ту минуту, когда нелегкая понесла его идти с Найарони черт знает куда, за какой-то тайной, вместо того чтобы следовать маршрутом, заданным командованием. (В конце концов, ему поручали разведать месторождения радиоактивных элементов, которые, как доложили маги-перебежчики, имелись на Аргуэрлайле.)
Сам старик, между прочим, несмотря на годы, шел без особых усилий. Его, хотя и участившееся, дыхание оставалось ровным. Именно это обстоятельство и останавливало Алексея, когда мысль потребовать отдыха становилась особо настойчивой. В самом деле, жаловаться на усталость человеку, который раза в полтора старше тебя? И кому - ему, когда-то ходившему по джунглям и почти непроходимым горам? Ну уж нет…
Перед глазами Алексея уже начали вспыхивать красные круги, когда его спутник объявил привал.
Разведчик плюхнулся на пятую точку, но тут же вскочил, едва не усевшись на кучу костей.
Тут лежали два скелета. Скелет человека и скелет какого-то животного. При жизни, должно быть, величиной это создание превосходило любую лошадь. На шейных позвонках лежало что-то вроде деревянного ярма, с которого еще свисали истлевшие кожаные лоскутья с бронзовыми пластинами, защищавшими грудь этого странного скакуна. Заржавленная тонкая цепь соединяла ярмо с обломком копейного древка. Обрывки сбруи и седла, еще хранившие следы зубов пожирателей падали, застряли меж ребер.
Метрах в десяти в высокой траве Костюк нашел рогатый череп, должно быть утащенный стервятниками. Если и были какие-то сомнения в том, что это боевой скакун, то теперь они рассеялись окончательно. На рогах с помощью бронзовых колец крепились длинные, изогнутые древки из черного дерева, оканчивающиеся острыми коническими лезвиями. Морду прикрывал треугольный железный налобник. Неподалеку Алексей поднял из травы странное оружие. Отлитое из бронзы стилизованное изображение рыбы, из которого торчали в разные стороны толстые шипы. Рыба крепилась на бронзовой же цепи, длиной с полметра, к которой был привязан обрывок волосяного аркана. Похоже, то был местный кистень.
- Что, интересно, это за скотинка такая, на которой тут ездят, - пробурчал разведчик, пнув сапогом череп.
- Это корова, - бросил Найарони. - Или, вернее, бык.
- Ты уверен?
- Я это точно знаю. Бычий череп. Выходит, мы почти в Эуденоскаррианде. Как раз там в войске используют боевых быков.
Оставалось довериться его мнению.
После краткого отдыха с едой всухомятку продолжили путь.
Так в дороге, перемежаемой небольшими остановками, прошел день. За это время они не перемолвились и тремя десятками слов.
Уже на закате Найарони свернул к высокому холму в центре обширной поляны.
- Тут переночуем, - коротко бросил он.
Стряхнув с плеч мешок и арбалет, Костюк принялся остервенело ломать хворост для костра, пока Найарони ставил палатку и вытаскивал еду.
В той стороне, откуда надвигалась ночь, горизонт заслонили уже недалекие, голубеющие в вечернем сумраке горы. Разведчик смутно догадывался, что они идут именно к ним.
Ужинали в молчании. Промозглый ветер шевелил углы костра.
Поев, Алексей забрался в спальный мешок и тут же погрузился в глубокий сон без сновидений.
Октябрьск