Человек вновь что-то залопотал, умоляюще прижимая руки к груди, а потом подбежал к Анохину и потащил к покойникам, указывая в их сторону и что-то втолковывая капитану. Остановившись у одного из неподвижных тел, он несколько секунд внимательно смотрел на труп, а потом опустился на колени, приложил ладони к холодному лбу мертвеца и что-то пробормотал…
И покойник… зашевелился. Затем жалобно застонал, приподнялся - и ту же вновь замер, недвижим.
Стоявший рядом Джикия вздрогнул, и рука его сделала какое-то движение, как будто он хотел перекреститься.
Но капитан не испугался (или, если уж по-честному, почти не испугался). Наверное, сказывалась усталость и нервное истощение.
- И что? - хмуро спросил он. - Ты любого так можешь оживить?
Темнокожий напряженно вслушивался в его слова, но ничегошеньки не понял. Потряс головой и развел руками.
Тогда уж Анохин взял его за руку и потащил туда, где лежало тело ефрейтора Коркина.
До лекаря, наверное, дошло, чего от него хотят.
Склонившись над мертвецом, он принялся внимательно изучать характер полученных Коркиным повреждений. Дотронулся рукой до развороченной арбалетным болтом нижней челюсти. Затем поднялся на ноги и уныло развел руками. Дескать, медицина тут бессильна.
- Что же ты тут из себя Иисуса Христа корчишь?! - гневно вспыхнул капитан и повернулся к "негру" спиной, показывая, что разговор закончен.
Но местный лекарь, видимо, так не считал. Похлопав Анохина по плечу, указал на группу раненых.
- Хочешь помочь? - догадался Георгий и скептически разрешил: - Ну попробуй.
К счастью, особо серьезных увечий разведчики не получили. Легкие ожоги да царапины. Тут и йодом обойтись можно.
А вот рядового Смагина, кажется, зацепило всерьез.
Он тихо шипел сквозь зубы, не в силах раздвинуть заплывшие красные веки с начисто сгоревшими ресницами. Вся верхняя часть лица приобрела цвет, неприятно напоминающий свежеободранную тушу. Из трещин лопнувшей кожи сочилась белесая сукровица. Кажется, Макеев поторопился сказать, что тяжелых у них нет. Как бы не пришлось отправлять парня на Землю.
- Ну как? - кивнул темнокожему.
Тот скользнул легким взглядом по Смагину и кивнул. Потом присел на корточки рядом с увечным, положил ладони ему на щеки - и багряный, налитый кровью ожог начал бледнеть буквально на глазах.
Все присутствующие с открытыми ртами наблюдали за происходящим.
- Джуна Давиташвили! - только и вымолвил Анохин.
- Электросекс! - восхищенно подхватил стоявший рядом Чуб.
- Кто? - переспросил капитан.
- Электросекс, товарищ командир, - смущенно повторил боец. - Или электросенс? Ну так вроде называют тех, кто может всякую такую… ну кто, в общем, без лекарств лечит. Вроде как лечебный гипноз: человеку внушают, что он здоров, и он выздоравливает. Даже паралитиков так можно на ноги поднять, говорят.
- Что тут у вас? - полюбопытствовал незаметно подошедший Макеев.
- Да вот, цирк бесплатный, - отозвался Георгий. - Местный экстрасенс проводит сеанс исцеления руками.
- Ну-ну, - заинтересовался майор. - И успешно?
- Да вроде как отпала необходимость в нашей медицине.
- Молодец! Чуб, поставь-ка его на довольствие. И сто грамм боевых налей. Не видишь, человек умаялся.
Лекарь и впрямь выглядел нелучшим образом. Весь осунулся. Кожа из темной стала какой-то серой.
Вдруг, растолкав товарищей, вперед пробился Серегин, подсел к эскулапу и протянул ему обе руки. Тот отрицательно покачал головой, отводя мягким движением ладони солдата. Но парень настойчиво протянул их вновь, при этом указав на вполне пришедшего в себя Смагина.
Целитель еще секунду поколебался, но все же взял Артема за запястья и прикрыл глаза.
Через минуту-другую его глаза живо заблестели.
А Серегин, напротив, почти мгновенно побледнел и осунулся, по его телу несколько раз пробежала легкая судорога.
После того как "донора" передернуло в третий раз, местный экстрасенс решительно отпустил ладони Артема, затем несколько раз надавил пальцами на какие-то ведомые одному ему точки на запястьях ефрейтора и пошел к раненым.
- Вот так, подзарядил человека, - хрипло бросил Серегин Макееву.
- И зачем? - бросил тот.
- Надо было, - не по-уставному ответил ефрейтор. - Он нашему помог…
- А ты как узнал? - недоумевающе спросил его Анохин.
- Догадался, - устало бросил Серегин и, опустив веки, замер.
Выглядел он, что называется, краше в гроб кладут.
- Наверное, теперь и врачи будут не нужны, - тихо пробормотал он, расслабленно вытягиваясь на земле.
Глядя на парня, Макеев тяжело вздохнул.
Да, отчего-то ему становилось все тревожнее. Экстрасенсы, способные не только лечить, но и выпить из человека всю силу. Непонятно чем и как уничтоженная бронеединица.
Вообще-то некие догадки насчет последнего у майора уже появились. Но, с одной стороны, выглядели они уж совсем бредово - даже на фоне всего того, что он увидел и узнал в последние дни и часы. А с другой - если они и впрямь имели хоть какое-то отношение к действительности, то не лучше ли им будет быстренько смыться обратно в свой мир и плотно-плотно закрыть за собой двери?
Тут ему в голову пришла мысль совсем уж неуместная: а что, если эти самые двери закрыть уже не получится?..
- Товарищ майор! - Позади Макеева стоял связист с наушниками. - Есть связь с вертолетом!
Вначале комроты ничего не услышал - эфир был девственно чист. Но потом сквозь шорох далеких грозовых разрядов пробился хриплый, надтреснутый звон, который обычно издают скверно налаженные ларингофоны.
- Борт один - ноль на связи, как слышите меня, прием. "Кентавр", ответьте "Стрекозе", как слышите меня?
- Здесь Макеев! - радостно рявкнул в микрофон майор. - Слышу вас хорошо, "Стрекоза".
- Идем точно на двуглавую гору, вас пока не видим. Подожгите дымарь или дайте ракету.
- Лады. Только… "Стрекоза", а вы бы подальше от нас сесть не могли? А то тут у нас полсотни аборигенов, как бы они в штаны не наделали, глядя на вас.
В наушниках несколько секунд слышалось лишь гудение ларингофона и треск помех.
- Ну уж нет, - наконец ответила "Стрекоза". - Воздушный цирк в этих горах я устраивать не буду. А местные пусть привыкают.
Аор наконец понял, что его беспокоило больше всего.
На "зеленых" почти не было оберегов. Кое у кого имелись слабенькие амулеты на шеях, но и только.
С неприятным холодком он подумал, что вполне может усыпить любого из них в пять минут или даже, при удаче, остановить сердце.
Странно… Впрочем, если при войске есть в достаточном числе могучие чародеи, а военачальники не берегут воинов (тем более, кажется, тут в основном необученная молодежь), то такое вполне возможно.
Тем временем один из солдат вытащил из зеленого ящика какую-то палку или жезл и дернул торчавший из него короткий хвостик. Из жезла донеслось короткое рассерженное шипение, словно внутри сидело полдюжины змей, а затем вырвался столб дыма - хотя и не колдовского, но какого-то диковинного.
Пару минут ничего не происходило, а потом из-за гребня горы донесся непонятный стрекот - словно там подала голос большая саранча.
Шум нарастал с каждым ударом сердца. Вот уже в нем слышится грохот железных шривиджайских барабанов и свист воздуха, рассекаемого исполинскими крыльями. Умножаемый эхом, звук этот невольно вызывал желание броситься на камни и распластаться на них, вжаться изо всех сил, чтобы оно не заметило жалкого человечишку.
Но солдаты не проявляли никакого беспокойства, и это заставило замершую было душу Аора немного размякнуть. Кого бы они ни вызвали неведомым колдовством, вряд ли это было опасным для жизни.
Мак Арс даже подумал, что это может быть какая-то нетварь, вроде тех железных черепах, на которых приехали "зелено-пятнистые".
И все равно, когда это показалось, он еле-еле удержался от крика.
В небе над невысокой седловиной появилось исполинское насекомое мутно-зеленого окраса, крылья которого образовывали правильный круг на его спине.
Оно стремительно приблизилось, словно и в самом деле собиралось кого-то из них поймать и унести.
Ветер от его крыльев пригибал редкую траву и сдувал каменную крошку. Испуганно заржали кони, взревел верблюд.
Про себя маг решил, что насекомое и в самом деле приходится родней огненным черепахам. Во всяком случае, цвет его шкуры был такой же, как у них.
Октябрьск.
Четыре дня спустя
- Ну что, товарищи офицеры, успехи есть? - спросил Мезенцев, войдя в комнату, на двери которой, рассохшейся и украшенной грубой резьбой, свежей масляной краской был выведен номер "14". - Как, товарищ подполковник, узнали, что тут за язык и с чем его, так сказать, едят?
- Пока не совсем, товарищ генерал-лейтенант, - доложил начальник лингвистов подполковник Илья Табунов. - Если вкратце, то язык не похож ни на один из ныне существующих на Земле.
- Ну хоть что-то общее улавливается?
- Улавливается… - Табунов хмыкнул. - Капитан Жалынов…
При этих словах непроизвольно встал и вытянулся перед генералом широкоплечий, бронзоволицый крепыш.
- …считает, что есть сходство с тюркскими языками. Майор Антонян находит нечто общее с праиндоевропейским: что-то близкое к скифской или сарматской группе. А вот лейтенант Дубарев уловил определенные элементы языков дравидийской группы. Наш же уважаемый доцент Григорьев… - кивок в сторону штатского в очках, - так вообще полагает, что язык этот происходит от схожих с суахили или фульбе.
- Напомните, это что такое.
- Это языки негров.
- М-да, интересно, нечего сказать, - только и нашелся Антон Карлович, с грехом пополам знавший со времен Великой Отечественной немецкий. - Ну хотя бы узнали, как по-здешнему будет "хенде хох" или "кура-млеко-яйки"?
Присутствующие сдержанно заулыбались.
В этой комнате с облупившейся штукатуркой за канцелярскими столами сидело больше десятка человек в самых разных званиях - от майора до капитан-лейтенанта, представлявшие все рода войск, кроме разве что РВСН.
Это была специальная лингвистическая группа, сформированная буквально позавчера. Десяток военных переводчиков, лучших, каких только смогли найти, спешно собранных по всем военным округам и группам войск и переброшенных сюда, все еще не переваривших известие о том, где им предстоит работать. Двоих отозвали из Западной группы войск в Германии, одного буквально сняли с самолета, на котором он должен был вылететь в Аддис-Абебу. (Кстати, официально он в оной Аддис-Абебе и пребывает, а по месту службы ему идет положенное жалованье с командировочными.)
Все это время дня языковеды работали по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Разбившись на пары, они допрашивали пленных и, скажем так, гостей военной базы.
Два лингафонных комплекса, специально привезенных с Большой земли, буквально раскалились от работы.
Но не могли же они двое суток работать впустую?
- Так что, есть какие-то результаты? - повторил Мезенцев уже более настойчиво, подпустив в голос начальственного металла. - Что мне доложить Юрию Владимировичу?
Упоминание Андропова, как всегда, сработало. В войсках, как и везде по стране, стала усиливаться борьба "за трудовую дисциплину".
- Вот, товарищ генерал, - упитанный майор-пограничник протянул ему толстую пачку рукописных листков. - Это, так сказать, первый том русско-аргуэрлайлского словаря.
- Как? - переспросил Антон Карлович.
- Русско-аргуэрлайлского, - повторил майор.
- Это что, так здешняя страна называется?
- Не совсем, - пояснил пограничник. - Похоже, так по-здешнему именуется весь этот мир. Аргуэрлайл. Вроде как Земля или там Марс.
- Ладно, мне пора к вашим соседям, - важно кивнул Мезенцев. - Немедленно отдайте это в штаб, пусть распечатают и отдают размножать. Скажите, я распорядился. Пусть всякие приказы с циркулярами отложат и начинают штамповать разговорники. Да не забудьте напомнить, чтобы поставили грифы "совершенно секретно" и "для служебного пользования". Ну не мне вас учить. В одном ведомстве служим.
Когда за Мезенцевым и пограничником закрылась дверь, собравшиеся вернулись к прерванному разговору.
- Нет, как хотите, а язык тут довольно странный, - сообщил доцент, уже вполне освоившийся с положением единственного штатского в этой компании - хоть и интеллигентов, но военных. - Ведь вроде бы он один для многих народов, но с такими различиями, что и не сразу поймешь.
- Ничего странного, - вступил в беседу один из лейтенантов-"немцев". - Как в Европе языки от латыни произошли…
- Да нет, тут не совсем так, вернее, совсем не так. А уж письменность… Тут есть, оказывается, три вида графики: слоговое письмо, иероглифы (впрочем, их мало где применяют, только вроде как в священных текстах и в переписке между царями) и еще один алфавит. Даже не алфавит, а что-то типа древнего узелкового письма - знаки-идеограммы, которые используют в торговле там, в ремесле, когда нужно что-то подсчитать… Для житейских нужд. Есть еще какие-то руны, но это что-то вообще древнее, и, похоже, оно только для амулетов и используется.
- Что интересно, - поддержал науку флотский старлей, - тут в слоговом письме в разных странах одни и те же знаки означают другие слоги, хотя алфавит один на всех.
- Подожди, Борис, ты говоришь: слоговое письмо? - вмешался капитан лейтенант.
- Ну да, каждый знак обозначает не букву, а слог - сразу две-три буквы.
- Да знаю я, все-таки в МГУ учился. Как у критян. Но это ж дико неудобно! Сколько их должно быть?
- В местном слоговом письме около полутора тысяч знаков, - сообщил доцент. - Я узнал от Арса, что обучение грамоте тут длится три-четыре года. Только одной грамоте!
- Гениально! - вдруг хлопнул в ладоши капитан Жалынов.
- Что? - недоуменно уставились на него товарищи.
- Да вот это самое! Вы вспомните, во всех таких-сяких древних царствах правители смерть как боялись, чтобы простонародье не стало слишком умным. Казнить грамотеев - это ж было их любимое занятие. Да что говорить, еще в девятнадцатом веке в Америке, в южных штатах, существовал закон, по которому человека, обучившего грамоте раба, могли элементарно повесить. А тут ничего такого и не потребовалось. Зачем запрещать книги и рубить кому-то головы, когда можно создать письменность, которой почти невозможно научиться?!
- Странно, что при такой письменности здешнюю цивилизацию вряд ли можно считать высокотехнологичной, - вздохнул Григорьев. - Рисунки паровоза, автомобиля, завода с дымящейся трубой и ружья оставили Арса равнодушным. "Хвах" - что-то вроде "не знаю" или "не понимаю" - вот и все, что он изрекал по этому поводу. А вот изображение дракона вызывало у него некоторое беспокойство, но с трудом сформулированный вопрос, встречаются ли на Аргуэрлайле такие твари и где они живут, вызывал лишь неопределенный жест рукой куда-то в сторону востока.
- А его постоянные упоминания о магии и каких-то "ковенах"?
- Наверное, атавизмы первобытного строя, - развел руками доцент.
Больше ему на ум ничего не приходило. Не верить же, в самом деле, что в здешнем мире сказки и впрямь стали былью.
В это время в соседнем кабинете, имевшем красноречивый номер "13", шел допрос свидетелей весьма любопытного эпизода.
Вот как все произошло.
Два отделения разведчиков во главе с прапорщиком Вороватым выдвинулись в охранение в район Дальних утесов (так за неимением местного названия обозначили это место).
Шестеро солдат из отделения сержанта Клыкова занялись разведкой местности, в то время как прочие, во главе с прапорщиком, остались на месте возле "урала".
Возвращаясь и, кстати, не обнаружив ничего подозрительного, на подходе к машине они увидели следующую картину.
К их мирно отдыхающим товарищам крадучись, но вроде как и не особо прячась, двигалась цепочка людей с явно нехорошими намерениями, о чем свидетельствовали как обнаженные клинки в руках, так и свернутые сети через плечо. Среди них было двое или трое одетых не так, как остальные, - во все черное. Почему-то Клыков сразу обратил на них внимание, хотя толком и не понял почему.
Солдаты принялись кричать, предупреждая друзей об опасности, но те словно не слышали, а может, крики отнесло ветром… Зато их заметили враги и, не теряя времени, буквально кинулись на ничего не подозревающих бойцов.
Тогда Клыков, отняв у одного из своих пулемет, открыл стрельбу. За ним другие… Только тут безмятежно отдыхающие у "урала" солдаты всполошились и, словно впервые увидев врагов, подошедших уже вплотную, схватились за оружие.
Но было уже поздно.
Нападавшие швырнули в солдат какие-то коробочки, в момент окутавшие место схватки рыжей и густой (как выяснилось, весьма едкой) пылью, и прекрасно тренированные разведчики оказались беспомощными, несмотря на свои автоматы.
Клыкову пришлось прекратить стрельбу очередями, чтобы не задеть своих.
Перешли на одиночный огонь. Но чужаки, которых не остановила пальба из автоматов, тем более не испугались одиноко свистящих пуль.
Затем кто-то из оставшихся у машины начал палить из автомата, и атакующие обратились в бегство, таща с собой кого-то из солдат (как потом оказалось, прапорщика).
При этом один из людей в черном на бегу что-то делал руками, отчего у стрелявших, по их словам, как будто двоилось в глазах и прицел никак не хотел совмещаться с целью. Лишь после того как неизвестный упал, срезанный выпущенной по широкой дуге очередью, ребята Клыкова перещелкали оставшихся в минуту.
Но, увы, несколько человек и вместе с ними прапорщик Вороватый бесследно исчезли.
Спустя какое-то время издалека до них донеслось несколько выстрелов, но гулявшее в здешнем скальном хаосе эхо не позволило определить, где это случилось.
Некоторое время принявший командование Клыков лихорадочно обдумывал ситуацию. Организовать преследование противника возможности не было. Без карт в этой чертовой мешанине камней они скорее бы заблудились, не говоря уже о том, что можно было запросто нарваться на засаду.
Он захотел связаться с Октябрьском, но оказалось, что шальная пуля расколошматила передатчик.
Ничего не оставалось, как собрать убитых, своих и чужих, да раненых (только своих) и отправиться обратно.
Дежуривший в этот день по гарнизону офицер сообщил, что на свой страх и риск послал на прочесывание взвод десантников. Но единственное, что они отыскали, - это обнаруженный в полутора километрах от места этого странного боя сорвавшийся в расщелину труп человека в черном облегающем одеянии, несколько пистолетных гильз и обильные лужи крови на камнях на скальной площадке метрах в десяти выше.
Видимо, тут прапорщик Вороватый принял свой последний бой.
Опрос (или, скорее, уж допрос) тех, кто был вместе с прапорщиком, дал интересную (и очень неприятную) информацию.