* * *
Я держал ее в своих руках, глядя ей в глаза. Она с любовью смотрела на меня.
- Мне не нужно ни о чем беспокоиться в течение пяти дней, - сообщил я ей. - Я думаю, это дает нам время познакомиться поближе.
- Мне казалось, что мы уже довольно хорошо знакомы, господин, - улыбнулась она, - и близко.
- Я даже не знаю твоего имени, - заметил я.
- Ты еще не дал мне имени, - рассмеялась она.
- Я хочу знать миллионы вещей о тебе, - проговорил я.
- Я твоя закованная в цепи рабыня, - сказала она. - Что еще тебе надо знать?
- Все, - сказал я.
- Способности моего языка и пальцев? - спросила она.
- Все, - повторил я, - даже твои мельчайшие движения и самые простые вещи.
- Ты хочешь владеть всей мной, не так ли? - снова спросила она.
- Я и так владею всей тобой, - ответил я. - Только теперь мне становится любопытно узнать, чем я владею.
- Ты желаешь исследовать природу твоей собственности? - спросила она.
- Да, - подтвердил я.
- Я - девушка и рабыня, и я люблю тебя, - сказала она.
Я поцеловал ее.
- Я могу сообщить тебе мои размеры, - продолжала она, - и размер моего ошейника, и размеры моих браслетов для запястий и лодыжек, которые будут мне впору. Меня заставили запомнить эти вещи перед моей первой продажей.
- Я испытываю искушение увлечься тобой, - произнес я.
- Рабыней? - спросила она.
- Несомненно, - сказал я, - мысль, конечно, глупая.
Она внезапно вытянула губы и поцеловала меня сильно и нежно, довольно бестолково, почти в отчаянии.
- Я почти таю от любви к тебе, мой господин, - проговорила она. - Я знаю, что моя воля ничего не значит, но я прошу овладеть мной.
Тогда я снова, на этот раз нежно и не спеша, овладел ею.
* * *
Я посмотрел на спящую девушку, свернувшуюся на мехах любви, такую маленькую и соблазнительную, в тяжелом ошейнике, прикованную к кольцу для рабынь.
В комнату просачивался свет утра, пробиваясь сквозь ставни. Снаружи было тепло и ярко. Мы допоздна спали. Я спускался вниз за едой. Я мог слышать птиц в саду.
Я толкнул ее в бок.
- Просыпайся!
- Ой! - сказала она, гремя цепью.
- Поза! - приказал я.
Она быстро приняла позу угождающей рабыни на мехах любви, подняв голову вверх, с прямой спиной, сидя на пятках, руки на бедрах.
- Ты ударил меня, - сказала она.
Я надел на нее наручники, заведя руки за спину, ударом свалив ее на бок на меха любви. Она посмотрела на меня с мехов, широко открыв глаза, с окровавленным ртом. Затем снова приняла позу угождающей рабыни.
- Прошлая ночь, - проговорила она, - ничего не значила? Конечно, ты любишь меня.
- Молчи, рабыня, - приказал я.
Я поднял кнут.
- Меня накажут кнутом? - спросила она.
- Если мне захочется, - ответил я.
- Да, господин, - сказала она.
Я протянул ей кнут со сложенными кистями. Она поцеловала его, содрогнувшись, и я положил его на Кровать.
Я пододвинул к ней бронзовый горшок. Дойдя до конца своей цепи, она могла достать его.
- Оправься, - велел я ей, - лицом ко мне.
- Да, господин, - сказала она и, пятясь к горшку и присев над ним, сделала свои дела.
Я наслаждался, что заставил ее совершить этот простой, обыденный акт в моем присутствии.
- Я - рабыня, не так ли?
- Да, - ответил я.
Затем я отодвинул горшок в сторону и дал ей миску воды и тряпку, чтобы она могла освежиться. Когда она сделала это, я убрал миску и тряпку в сторону. Тогда она снова встала на колени в позу угождающей рабыни. Тяжелая цепь свисала у нее между грудей.
- Доброе утро, - сказал я ей.
- Доброе утро, господин!
Я покормил ее с рук фруктами, которые принес из кухни.
- Ты ударил меня, - проговорила она.
- Есть возражения? - поинтересовался я.
- Нет, господин, - ответила она. - Ты можешь делать со мной что пожелаешь.
Я протянул ей финик, и она нагнулась вперед, вытягивая закованную в цепь шею, пытаясь достать его, но я отодвинул руку. Тогда она снова встала на колени, выпрямив спину. Получит она финик или нет, зависело от меня. Потом я положил его ей в рот.
- Мой господин кормит меня, - прошептала она. - Рабыня благодарна.
Я поставил неглубокую фарфоровую тарелку с водой на пол и указал на нее.
Она попила из нее, опираясь на руки и колени, лакая как слиниха.
- Мой господин поит меня, - сказала она, стоя на четвереньках и глядя на меня. - Рабыня благодарна.
В такой простой горианской манере, кормлением с рук и подачей воды на пол, без разрешения использовать руки, я продемонстрировал ей, что ее еда и питье, такие естественные вещи, все - под моим контролем.
- Теперь ты можешь сесть, прислонившись к ножке кровати, - разрешил ей я.
- Да, господин, - сказала она.
Я присоединился к ней. Затем мы поели, беря с подноса финики, и кусочки ларма, и пирожные. Мы завтракали и болтали.
Приятно завтракать в постели, так сказать, с обнаженной молодой дамой, особенно если она прикована цепью за шею к твоему кольцу для рабынь.
Мы болтали о многих вещах, включая нашу прошлую жизнь на Земле и наши впечатления об университете. Она была говорлива и оживленна.
- У меня есть сюрприз, - сказал я ей.
Я принес из кухни сосуд с черным вином, с подогретым сахаром и чашками с ложками. Я также принес маленькую миску с сухим молоком боска. Сливки у нас закончились накануне, и, так или иначе, они бы не сохранились до утра. Если бы я захотел сливок, мне бы пришлось идти на рынок. Кстати, в моем доме, как в большинстве горианских домов, нет сундука со льдом. На Горе мало холодильников. Обычно пища сохраняется либо в сушеном виде, либо засоленной. Некоторые холодильники, конечно, все же существуют. Лед нарубается с прудов зимой и затем сохраняется в ледниках, под опилками. Можно сходить в ледник или заказать доставку льда в специальных вагонах. Большинство горианцев, конечно, не могут себе позволить роскошь использовать лед летом.
Девушка приготовилась прислуживать мне.
- Я полагаю, господин предпочитает черное вино "вторая рабыня", - проговорила она.
- Да, - сказал я.
Я наблюдал за тем, как она наливает напиток. Она делала это так аккуратно, почтительно, стараясь не пролить ни капли. Я заметил, как выступают ее груди. Как прекрасно, когда тебе прислуживает красивая женщина.
- Здесь две чашки, - прошептала она.
- Одна для тебя.
- Черное вино дорого.
- Налей себе, - велел я.
- Даже несмотря на то что я - рабыня? - спросила она.
- Да!
- Я рабыня высокого ранга? - задала она вопрос.
- Ты желаешь, чтобы я откинул твою голову назад, запустив руку в волосы, почти ломая тебе спину, и воткнул горлышко сосуда между зубов, наливая его, как есть черным и обжигающим, прямо в горло? - поинтересовался я.
- Нет, господин! - воскликнула она.
- У тебя красивое клеймо, - заметил я.
- Спасибо, господин, - сказала она.
- Ты не рабыня высокого ранга, - продолжал я. - Ты низкая рабыня. Ты самая низкая из низких рабынь.
- Да, господин!
- И не забывай об этом, - добавил я.
- Слушаюсь, господин.
- Теперь налей себе чашку вина, - приказал я.
- Да, господин, - послушалась она. - Можно, я разбавлю свой напиток?
- Да, - разрешил я.
Я смотрел, как она смешивает большую порцию сухого молока боска и два кусочка сахара в чашке. Затем она поставила маленькую круглую металлическую чашку на поднос.
- Почему ты не пьешь? - спросил я.
- Девушка не пьет раньше хозяина.
- Я вижу, что ты не совсем глупая.
- Спасибо, господин, - отозвалась она.
Я отхлебнул черного вина. Тогда она тоже поднесла свою чашку к губам.
- Ты можешь пить, рабыня, - сказал я.
Тогда она, опустив голову, держа маленькую чашку за две крохотные ручки, сделала маленький глоток.
Мы пили черное вино в молчании, прихлебывая его и глядя друг на друга.
Как она была красива, и я владел ею!
- Мне очень нравится принадлежать тебе, господин, - шепнула она.
- Заканчивай с вином, - откликнулся я.
- Да, господин, - сказала она.
Я поставил свою чашку на поднос.
Я рассматривал ее, начиная с ее маленьких ног, лодыжек и икр; ее красивые бедра, ее прелестный живот, ее талию и прекрасные груди, ее плечи, и руки, и ладони, ее белую шею, обмотанную цепью, ее очаровательные губы, ее чувственные и аккуратные черты, ее глубокие, волнующие глаза и прекрасные, здоровые темные волосы, каскадом спускающиеся на плечи, ни разу не стриженные, наверное, с тех пор, как ее привезли на Гор.
Она робко поставила свою чашку на поднос.
- Господин желает меня, - сказала она.
Я отодвинул поднос в сторону, достаточно далеко от мехов. Она присела у дальнего угла большой кровати. Я видел, что она была испугана.
- Ты иногда боишься желаний твоего господина? - спросил я.
- Иногда, - согласилась она. - Твоих глаз.
- Что такого ты видишь в моих глазах?
- Горианское вожделение, - объяснила она, - и я, закованная рабыня, ощущаю себя беспомощным сосудом, в который оно изольется.
Я щелкнул пальцами. Она, хотя и напуганная, должна прийти ко мне в руки.
Я перебросил цепь назад через ее плечо и обнял ее. Она слегка попыталась отпрянуть, испуганная.
- Как ты можешь чувствовать такое желание к той, которая является просто рабыней? - спросила она.
- Как мог кто-то испытывать такое желание, - засмеялся я, - к той, которая не была рабыней?
Она вздрогнула. Было приятно чувствовать, как трепещет она в моих руках.
- Безусловно, - проговорил я, - ты всего лишь безымянная рабыня.
- Господин уже подобрал мне имя?
- Вниз! - приказал я. - На руки и на колени на меха, голова дотрагивается до мехов!
Быстро и испуганно она выполнила приказ. Я шлепнул ее.
- Ой! - вскрикнула она.
- Я могу подумать об имени для тебя, - обратился я к ней.
- Пожалуйста, нет, господин! - кричала она.
Я положил свою руку на нее. Она поежилась.
- Кажется, ты хорошо информирована насчет желаний господ, - сказал я. - Я уверен, что ты так же хорошо знаешь желания рабынь.
Она тихонько заплакала.
- Я могу подумать о другом имени для тебя, - проговорил я.
- Пожалуйста, нет, господин, - сказала она.
- Но тогда зачем бы я стал так откровенно сообщать о темпераменте своей маленькой рабыни? - спросил я.
Она всхлипывала.
- Я могу назвать тебя любым именем, как ты знаешь, - сказал я.
- Да, господин!
- Сейчас на четвереньки, руки выпрямить, голову вверх! - приказал я.
Она немедленно приняла эту позу.
- Пожалуйста, не подвергай меня рабству четвероногого животного, господин, - просила она.
- Я сделаю это и буду держать тебя так, если захочу, - сообщил я ей.
- Да, господин, - ответила она.
- Возможно, я стал бы звать тебя Принцесса или Трикси, - сказал я.
Я употребил английский, произнося эти имена, так как в горианском нет точного эквивалента для них.
- Господин может делать как пожелает, - проговорила она.
- Но такие имена, возможно, лучше оставить для нашего секс-спорта, - размышлял я. - К тому же они будут мало понятны нашим горианским друзьям.
Я обошел вокруг нее.
- Из тебя выйдет чудесный пудель, - сообщил я.
Я употребил английское слово "пудель", конечно, так как такое животное неизвестно на Горе.
- Спасибо, господин, - сказала она.
- Ты бы могла быть интересной в роли пуделя, - продолжал я.
- Несомненно, я буду служить для господина разными способами, - согласилась она.
- И будешь! - сказал я.
- Да, господин, - ответила она.
Тогда я взял ее за волосы и крутанул так, что она легла на бок. Я присел рядом с ней.
- Но, в общем, - заговорил я, - я думаю, я буду содержать тебя как порабощенную женскую особь, потому что именно ею ты и являешься.
- Да, господин, - сказала она, сморщившись.
- Я мог бы дать тебе имя горианской девушки, - продолжал я, - но, поскольку ты земного происхождения и низкая рабыня, кажется более подходящим, чтобы тебе было дано имя земной девушки.
Затем я повалил ее на спину, раскинул ее ноги и овладел ею.
- Ох! - всхлипнула она тихо.
- Ты горячая рабыня, - заметил я.
- Ты собираешься назвать меня, занимаясь со мной любовью, не так ли? - в ответ спросила она.
- Возможно, - ответил я.
- И ты дашь мне имя земной девушки, не правда ли?
- Возможно.
- Даже зная, что такое имя сделает с моим рабством, превращая его в рабство земной девушки на Горе?
- Конечно, - подтвердил я.
- Жестокий господин, - произнесла она.
- Мне очень нравятся имена земных девушек для рабынь, - признался я.
- И так же горианцам, грубиянам, - добавила она.
- Земные девушки обычно ценятся на Горе как самые желанные рабыни, - сказал я.
- По крайней мере, среди самых низших и самых беспомощных, - проговорила она.
- Верно, - согласился я.
- Я скажу тебе по секрету, господин, - сказала она. - Такая рабыня, как я, не жаждет носить никакого иного имени.
- Я знаю.
Она вцепилась в меня. Я видел, что она на грани оргазма.
- Не двигайся совсем, рабыня, - велел я ей.
- Пожалуйста, господин, - проговорила она.
- Нет.
- Да, господин.
- Существует много прекрасных имен земных девушек, - заметил я.
- Пожалуйста, господин, - произнесла она.
- Филлис - очаровательное имя, - продолжал я.
- Назови меня, - просила она. - Назови меня!
- Трейси и Стефани - тоже, - говорил я, - прелестные имена.
- Любое, - сказала она хрипло, - любое! Назови меня, я прошу тебя. Я не могу терпеть! Я должна любить! Я умоляю об имени!
Я почувствовал, как ее ногти впились в мое тело. Ее глаза были безумными.
- Назови меня, мой господин, - шептала она, умоляя, - назови меня, назови меня, пожалуйста, назови меня!
- Очень хорошо, - сказал я и начал двигаться внутри нее.
Она немедленно вцепилась в меня и содрогнулась. Она посмотрела на меня неистово. Затем беспомощно откинула голову назад.
- Я называю тебя Беверли, - произнес я.
- Я - Беверли! - закричала она. - Я - Беверли!
И тут, в считанные мгновения, она уже рыдала и хваталась за меня.
- Я - Беверли! - всхлипывала она. - Я - Беверли!
Затем, спустя какое-то время, все еще прижимаясь ко мне, она лежала, дрожа, в моих руках.
- Я - Беверли, - прошептала она.
Потом, спустя еще несколько мгновений, она откинулась на мехах, отвернувшись от меня, вытянув колени.
- Мой господин назвал меня, - проговорила она. - Я - Беверли.
Я встал и посмотрел на нее сверху вниз. Она перекатилась на спину и подняла на меня глаза.
- Как твое имя? - спросил я.
- Беверли!
- Я не думаю, что ты забудешь свое имя, - проговорил я.
- Нет, господин, - улыбнулась она.
- Не забывай также, - сказал я, - что ты носишь его сейчас как простое имя рабыни.
- Да, господин, - согласилась она, - я не забуду.
Она знала, что у рабыни не больше прав на имя, чем у тарска, или слина, или любого другого вида домашних животных. Беверли перевернулась на живот и начала целовать мои ноги. Затем она поднялась на колени, продолжая целовать мои ноги, и стала осыпать поцелуями лодыжки и икры.
- Я люблю тебя, господин, - шептала она.
Когда она подняла голову, со слезами на глазах, она казалась испуганной, встревоженной. Она положила ладонь на мою левую руку.
- Господин, - сказала Беверли, - прости меня! Я причинила боль господину!
На моих руках была кровь от ее ногтей, на левом плече остался след от укуса.
- Это ничего, - успокоил я ее.
Она поднялась на ноги, целуя раны.
- Меня следует наказать, господин? - спросила она.
- Нет, - ответил я.
Хозяева обычно снисходительны к неконтролируемым судорогам своих женщин-рабынь.
- Спасибо, господин, - сказала она.
Я взял ее за плечи. Она была такой красивой!
- Наверное, меня нужно отвязать от кольца для рабынь, - проговорила она, - чтобы я могла приступить к своей работе.
- Ой! - вскрикнула она, грубо отброшенная мною на меха. Беверли смотрела на меня испуганно.
- Это я решаю, - сказал я, - не ты!
- Да, господин.
- Ты слышишь?
- Да, господин!
- Кто слышит? - прозвучал мой следующий вопрос.
- Беверли! - откликнулась она.
- Кого слышит Беверли? - снова спросил я.
- Беверли слышит господина, - прозвучал ее ответ.
Тогда я присел рядом и обнял ее.
- Да, господин, - произнесла она.
Было приятно держать ее в руках как отдающуюся рабыню.