- Я была бы последней? - задала она вопрос, все еще глядясь в зеркало.
- Думаю, - ответил я, - безусловно.
- Но, несомненно, некоторые мужчины нашли бы меня привлекательной, - сказала она.
- Конечно, - согласился я.
- Я думаю, за меня бы дали хорошую цену, - повторила она.
- Пожалуй, - подтвердил я.
- Ты не находишь меня непривлекательной, господин? - спросила она, поднимая руки к голове и отбрасывая волосы.
- Ты останешься здесь, - отметил я, - по крайней мере на какое-то время.
- Ты ведь находишь меня привлекательной, не так ли, господин? - спросила она, поворачиваясь лицом ко мне.
- Ты не оскорбляешь моих эстетических чувств, - ответил я.
Она быстро подошла ко мне и опустилась на колени, целуя мои ноги, и затем, подняв голову, посмотрела на меня.
- Это радует меня, мой господин, - сказала она.
Тогда я поднял ее на ноги, но не позволил прижать губы к моим.
- Тебе нравится цепь? - спросил я.
- Да, господин, - сказала она, - она красивая.
- Она не дорогая, - заметил я. - Это обыкновенное украшение для рабынь.
- Подходящее для низкой рабыни, - улыбнулась она.
- В ней также есть определенные свойства, о которых ты можешь не сразу догадаться, - добавил я.
- О! - воскликнула она и попыталась подвигать руками. - Я закована!
- Да, - подтвердил я.
При помощи маленьких зажимов, используемых на подходящих частях цепи, я заковал ее руки за спиной. Да, она может быть закована по рукам и ногам, на талии или за шею, в любой позе.
- Теперь я вижу, почему свободные женщины не носят такие вещи, - улыбнулась она.
Цепь была застегнута особыми защелками, которые обычно великолепно подходят, поскольку девушка, если она закована в цепь, не может достать или расстегнуть их. Однако я также купил набор зажимов с замком, которые удобны в некоторых ситуациях. Скажем, вне дома. Не хочется, чтобы незнакомец мог вставить рабыне кляп, расстегнуть защелки и увести ее с того места, где она была прикована. Цепь для тела, которую я купил, при всей своей эффективности, привлекательности и прочности, не была дорогой. Конечно, некоторые цепи, какие иногда носят высокородные рабыни, бывают очень дорогими, сделанные из золота и украшенные такими камнями, как рубины, сапфиры и алмазы.
Она повернулась ко мне.
- Я хорошенькая в твоей цепи? - спросила она.
Я хотел закричать от удовольствия, маленькая слиниха! Как хорошо эта зверушка знала, что она делает! Какая рабыня она была!
- Я вижу, ты думаешь, что я могу получить хорошую цену, - сказала она.
Я сжал кулаки.
- Знаешь, ты находишь меня вполне привлекательной, - проговорила она.
Я ничего не сказал.
- Хозяевам так трудно скрывать их желания, - засмеялась она.
Я молчал.
- Ты знаешь, я беспомощна, - заявила она, пытаясь развести запястья в стороны.
- Знаю, - подтвердил я.
- Можно мне приблизиться к господину? - спросила она.
- Да, - ответил я.
Она подошла и встала совсем близко от меня, так близко, как рабыня может стоять рядом с хозяином. Ее близость была почти неодолимой. Я оттолкнул ее. Она внимательно смотрела на меня, с приятным удивлением наблюдая, как я пристально изучаю ее обнаженную красоту. Она знала, что она - моя собственность.
- Несомненно, сейчас я должна быть раскована, - сказала она, - чтобы я могла приступить к своим домашним заботам, уборке со стола и прочему. Но, возможно, не по этой причине мой господин заковал меня так крепко. Возможно, у него были другие планы на мой счет. Я знаю, что у него нет нужды раскрывать свои намерения относительно меня, но, естественно, мне любопытно.
- Любопытство не идет рабыне, - заметил я.
- Разумеется, господин, - ответила она, - но ты должен понимать, что в определенных ситуациях, когда женщина оказывается обнаженной и закованной в цепи перед мужчиной, ей простительно интересоваться своей судьбой.
- Я думаю, пришло время бросить тебя в твою конуру, - сказал я. - Там ты можешь поразмышлять о своем уме.
Я сердито схватил ее за руку и потащил, упирающуюся, к ее конуре.
- Нет, господин! - кричала она. - Пожалуйста, нет!
В секунды я втолкнул ее в низкую цементную конуру со стальными решетками. Она встала на колени на одеяло на цементном полу. Руки ее по-прежнему были скованы за спиной. Она посмотрела вперед, в то время как стальная решетка ворот опустилась перед ней. Я видел тень от прутьев на ее лице и теле. Она прижала лицо и свои прелести к решетке.
- Пожалуйста, господин, - молила она, - не запирай меня в конуру!
- Почему? - спросил я.
Она пристально смотрела на меня сквозь решетку, прижав к ней лицо. Она была на коленях. Девушка не может стоять в конуре. Низкий потолок, около четырех футов, не позволяет этого. Она слегка отодвинулась от решетки.
- Конура холодная, - сказала она.
Я отвернулся.
- Господин, - крикнула она, - пожалуйста, не уходи!
Я повернулся к ней.
- Я буду стараться быть хорошей рабыней, - проговорила она, - робкой, послушной, любящей и покорной.
Я снова отвернулся от нее.
- Господин, - закричала она, - разреши мне попросить того, чего я хочу!
Я обернулся.
- Разреши мне просить на животе того, что я хочу! - сказала она, прижав лицо к решетке, со слезами на глазах.
Я подошел к воротам конуры и отпер их, поднял решетку и отступил назад. Тогда рабыня на животе выползла из конуры. Я отступил на пять шагов назад, чтобы она была вынуждена следовать за мной. Она легла передо мной ничком, подчиняясь.
- Ты хотела говорить? - спросил я ее.
Она подняла голову.
- Я молю о твоем прикосновении, господин, - проговорила она.
Я посмотрел на нее. Области эрогенных зон на теле женщины весьма обширны. На самом деле при сексуальном возбуждении все ее тело может стать чувствительным и, так сказать, сексуально уязвимым и легковоспламеняющимся. Ее сексуальным ответом может стать весь ее выгибающийся, отдающийся, переполненный чувствами организм. Когда женщина отдается, все в ней отдается. Ее ответ, конечно, гораздо больше, чем грубая физиологическая реакция. Он составляет психофизиологический экстаз, рапсодию полной отдачи и ощущение своей принадлежности мужчине. Ее сексуальный ответ, таким образом, гораздо более глубокий, чем упрощенная реакция на физические раздражители. И возможно, таким образом, женщина-рабыня, осознавая себя рабыней и собственностью, достигает сексуальных высот и глубин, недоступных ее невежественным сестрам, холодным и подверженным запретам, самодовольным в их гордости и свободе. Девушка-рабыня в сущности является воплощением подлинной женственности, символом ее истинной природы. Именно здесь, на ее собственном месте и в ее мире, и только здесь, она может обрести биологическую судьбу, она может найти полное женское удовлетворение. Свободная, она порабощена, узница запретов, неискренности и условностей; порабощенная, она свободна, открыта для глубочайшего самоудовлетворения своей натуры. Свободная, она порабощена; порабощенная, она свободна. Таков парадокс ошейника.
- Я единственная женщина в доме, господин, - сказала рабыня.
Я молчал.
- Не запирай мои нежности от себя сегодня вечером в конуру, - молила она. - Позволь им быть рядом с тобой.
- У тебя есть сексуальные потребности? - спросил я.
- Да, господин.
- Ты хочешь, чтобы они были удовлетворены? - снова спросил я.
- Да, господин, - ответила она.
- Ты признаешь себя скромной и страстной рабыней?
- Да, господин, - согласилась она. - Я скромная и страстная рабыня.
- Та, которая готова угодить своему господину? - задал я следующий вопрос.
- Да, господин.
Я посмотрел на нее, лежащую на животе, со скованными цепью руками. Страсти женщины-рабыни являются тайной для многих свободных женщин, которые, невозбужденные и сексуально инертные, никогда не бывшие в ошейнике и не принадлежащие никому, даже не могут понять их. Для большинства свободных женщин, конечно, страсти женщины-рабыни не столько тайна, сколько предмет зависти и ярости. Они чувствуют, что эти страсти, глубокие и драгоценные, делающие рабыню такой беспомощной и уязвимой, стоят выше всего, чем они владеют. Иногда, возможно, крутясь на своей кровати ночью в разочаровании, свободная женщина может неясно осознавать, что значит быть возбужденной рабыней, женщиной, полностью находящейся во власти мужчин, такой драгоценной и привлекательной для них. Свободная женщина сжимает кулаки и стонет. Рабыня может кинуться к ногам мужчин и молить разрешить ей удовлетворить свои потребности, в то время как свободная женщина этого не может.
- Господин, господин, - бормотала маленькая рабыня, лежащая передо мной.
Я посмотрел вниз. Ее страсти разгорелись. На это повлияли, несомненно, само ее состояние и мужчины. Она была рабыней.
- Не запирай меня в конуру, господин, - просила она. - Дай мне спать у твоего кольца для рабынь.
Я улыбнулся. Девушка, которую я знал на Земле, моя безымянная рабыня на Горе, умоляла позволить ей спать у моего кольца для рабынь.
- Прикуй меня за шею у ножки твоей кровати, мой господин, - молила она, - как ты мог бы приковать девицу или слиниху. Тебе даже не нужно трогать меня. Мне будет достаточно, если мне просто позволят лежать рядом с тобой.
- На ноги, - скомандовал я.
Она быстро поднялась и встала передо мной. Я посмотрел на нее, и она почтительно нагнула голову.
- Вот теперь ты становишься угождающей, - сообщил я ей.
- Спасибо, господин, - прошептала она.
- Раздень меня!
- Но я закована! - воскликнула она, пытаясь безуспешно разъединить руки.
Я улыбнулся.
- Прости меня, господин, - засмеялась она. - Я - такая глупая рабыня!
Затем она опустилась на колени передо мной и зубами развязала шнурки сандалий и сняла их с моих ног. Потом она встала и, нагнувшись, с беспомощно скованными за спиной руками, кусала и тащила узел на шнурке, подпоясывающем мою тунику. Когда она освободила узел, она зашла мне за спину, сначала за левое плечо, а затем за правое, и при помощи маленьких прекрасных зубов стащила тунику с моего тела.
- Ох! - тихо сказала она. - Господин красивый.
- Я не могу быть красивым, - довольно раздраженно возразил я. - Я - мужчина. Я могу быть приятной внешности, возможно, интересным, но я не могу быть красивым. Но даже и это, я подозреваю, было бы слишком спорно.
- Для меня, - сказала она, - ты стройный, сильный и красивый.
Я сердито посмотрел на нее.
- И ты владеешь мной, - улыбнулась она.
- Хоть это, по крайней мере, неоспоримо, - заметил я.
- Мне идти за господином в спальню, - спросила она, - или он желает, чтобы я шла перед ним?
- Я понесу тебя, - сказал я.
- Как господин желает, - выдохнула она.
Я дотронулся руками до нее.
- О! - сказала она.
Я потер пальцы и понюхал их.
- Рабыням тоже, кажется, - проговорил я, - иногда трудно спрятать свои желания.
- Да, господин, - засмеялась она. - О! - воскликнула она. - Ты собираешься нести меня так, вниз головой перед собою?
- Да, - ответил я, - и пока я буду медленно подниматься по лестнице, ты будешь удовлетворять меня;
- Да, господин, - засмеялась она.
Наверху лестницы я остановился, вздрогнул и закричал от удовольствия.
- Может быть, мне стоило бы вставить кляп господину? - лукаво спросила она.
Я внес ее на плече в спальню и бросил к подножию кровати, под кольцо для рабынь.
21
КОЛЬЦО ДЛЯ РАБЫНИ. ЦЕЛОВАНИЕ КНУТА
ЧЕРНОЕ ВИНО. ЭКСТАЗ
Какой маленькой и податливой и какой красивой она была, лежа в моих руках на мехах любви, у подножия кровати, в мягком свете лампы.
На ее горле, поверх тонкого опознавательного ошейника, был надет тяжелый, толстый железный ошейник с замком, с массивной цепью, ведущей к прочному кольцу для рабынь, около восьми дюймов шириной, вделанному в пол около ножек кровати.
- Я так счастлива, мой господин, - говорила она. - Я так счастлива.
Первый раз я овладел ею на полу спальни, пока она все еще была закована в цепи. Потом я освободил ее от оков.
Я заставил ее расправить меха любви и зажечь лампу восторга. Затем я велел ей встать на колени у ножек кровати и приковал ее за шею к кольцу для рабынь. Я дал ей поцеловать кнут и снова овладел ею.
Перед этим она лежала на спине на мехах, крича от радости, чувствуя тяжелый ошейник на своем горле и вес цепи, которая приковала ее к кольцу для рабынь.
- Я не могу сдвинуть его, - говорила она, пытаясь оторвать ошейник от себя.
- Нет, не можешь, - соглашался я.
- Цепь такая тяжелая! - мурлыкала она.
- Она будет хорошо держать тебя, - отвечал я ей.
Девушка поднялась на руки и на колени. Она дотянулась и прикоснулась к кольцу для рабынь правой рукой, потом подползла к нему и поцеловала его. После этого она обернулась ко мне, стоя на четвереньках, со свисающей с ошейника цепью.
- Мне нравится быть прикованной к твоему кольцу для рабынь, - призналась она.
Я подтянул ее к себе и швырнул на спину.
- Да, господин, - прошептала она, с готовностью разбрасывая ноги врозь.
- Я так счастлива, - шептала она, лежа в моих объятиях. - Я никогда не мечтала быть такой счастливой.
Я снова поднес кнут к ее рту. Нежно, мягко прижимая его к губам, она покрыла его поцелуями.
- Ты наслаждаешься, целуя кнут, не так ли? - спросил я.
- Да, господин, - согласилась она.
- Ты знаешь, что его удар может сделать с твоей нежной плотью, верно? - продолжал я.
- Да, господин, - улыбнулась она.
- И все-таки ты с любовью целуешь его, - сказал я.
- Да, мой господин.
- Почему? - поинтересовался я.
- Я не знаю, - проговорила она. - Возможно, это простой символ моей уязвимой женственности, твоей мужественности, который делает меня такой податливой рабыней. Возможно, это символ твоего господства надо мною.
- Тебе кажется, что ты целуешь символ?
- Возможно, на каком-то уровне это так, - начала она, - но я чувствую несколько по-другому. Видишь ли, это настоящий кнут, который может быть применен ко мне. Мне кажется, что я действительно целую кнут, твой кнут. Сам по себе кнут не символ. Он настоящий кнут. Конечно, он может иметь символическое значение.
- Целование кнута для тебя, - сказал я, - очевидно, является богатым сексуальным и эмоциональным событием.
- Да, господин, - согласилась она. - И даже если бы ты был ненавистным хозяином, для нас, рабынь, это всегда такое событие.
- Даже если хозяин ненавистный? - уточнил я.
- Да, - пояснила она. - Мы можем ненавидеть вставать перед ним на колени и целовать его кнут, но мы бываем возбуждены, когда он заставляет нас делать это. Кнут показывает нам, что мы - женщины. Хозяин, будучи мужчиной, не может до конца понять, что значит для женщины стоять на коленях обнаженной перед мужчиной и быть принуждаемой целовать его кнут. Уверяю тебя, это очень важное событие! Она начинает чувствовать каждый уголок своего тела. На самом деле после целования кнута очень трудно продолжать ненавидеть мужчину, даже если он желает, чтобы так было, наслаждаясь, возможно, унижением и приручением женщины, которая ненавидит его. Рабыни против своей воли начинают думать, что могли бы лучше служить и угождать хозяину.
- Понимаю, - ответил я.
- Все женщины хотят принадлежать мужчине достаточно сильному, способному заставить женщину поцеловать его кнут, - продолжала она. - Какая женщина захочет быть собственностью мужчины другого сорта?
Я ничего не сказал.
- Ты будешь силен со мной, не так ли? - спросила она. - Ты будешь непреклонно заставлять меня исполнять твои желания и прихоти в качестве твоей рабыни, не так ли?
- Да, - пообещал я.
- Тогда я целую твой кнут, - сказала она, - и люблю его.
- Тебе нравится быть рабыней? - спросил я.
- Я рабыня, - ответила она, - и я люблю свою судьбу.
- Ты знаешь, что ты не можешь поменять свое мнение на этот счет, - проговорил я, - и что для тебя нет спасения на Горе.
- Я хорошо знаю это, господин, - ответила она. - В этом мире даже закон, поскольку я рабыня, отдает меня в полную власть тебе.
- В полную власть любого господина, - уточнил я, - кому ты можешь по закону принадлежать.
- Да, господин, - вздрогнула она. - Но вся моя надежда на то, что ты будешь добр ко мне.
- Я посмотрю, будешь ли ты хорошо служить, - сказал я.
- Я буду служить хорошо, - уверила она. - Я думаю, ты обнаружишь, что девушка, которую ты знал на Земле, теперь закованная в ошейник на Горе, сможет показать тебе чудеса службы.
- Покажи это сейчас.
- Немедленно и любым способом, как господин пожелает, - ответила она.
* * *
Она лежала на животе, опершись на локти, рядом со мной. Я лежал на спине, глядя на потолок.
- Несколько ошейников сегодня были сняты, - сказала она, - ошейники Ширли, Лолы и Пегги.
- Чтобы вскорости быть замененными на другие, - заметил я.
- Мой ошейник не был снят, - проговорила она, - ты оставил меня.
- Да.
- Я думаю, что нравлюсь тебе… Ты бы мог отвести меня на рынок и продать. Ты легко мог бы сделать это. Ты - горианский господин. Но ты так не сделал. Я думаю, что, возможно, я нравлюсь тебе.
- Возможно, - ответил я.
- Это не будет подвергать опасности наши отношения, как ты думаешь? - спросила она.
- Не думаю, - отозвался я.
- Ты богатый, не правда ли? - продолжала спрашивать она.
- По горианским меркам, думаю, да, - ответил я.
- Ты мог бы купить много девушек? - снова спросила она.
- Да, - подтвердил я.
- Но я единственная девушка в доме, - многозначительно сказала она.
- В данный момент, - согласился я.
- О! - произнесла она.
Я рассматривал ее, улыбаясь.
- Я постараюсь быть такой, что ты не испытаешь ни нужды, ни желания иметь других, - сказала она.
- Ты думаешь, что сможешь выполнять работу и обеспечивать любовь и службу нескольких рабынь, безымянная рабыня? - спросил я.
- Да, господин, - горячо ответила она, - да, тысячу раз да!
- Я дам тебе возможность доказать это.
- Я больше ни о чем не прошу.
- Тебе нужно обучение, - сказал я.
- Обучи меня! - воскликнула она. - Обучи меня, без жалости, жестко, по твоим стандартам и к твоему удовольствию.
- Я так и сделаю, - спокойно ответил я.
- Да, господин, - сказала она, дрожа.