Уворачиваться, когда Пеко сначала прутом, а потом и палкой пытается ударить меня по плечу, по руке, по ноге, по голове. Уворачиваться с завязанными глазами (сколько на мне бывало поначалу синяков!) Перекатываться. Бить из положения лёжа - двумя ногами. Танцевать.
Да, танцевать я тоже училась в лесу. Не потому, что это было такой же тайной, как наши "волчьи" уроки (в которых я тогда ещё не видела смысла, но которые мне нравились всё равно за секретность и за то, что происходили в нашем параллельном измерении), а просто из-за отсутствия другого места. Поразительно, сколько знал Пеко о думба! Некоторые приёмы не были известны ни одной прёмзельской цыганке. Брат знал не менее восьмидесяти разных движений, столько же связок, показывал, как работать на большом пространстве и как - на крохотном пятачке. Как танцевать с шалью, покровом, платками, ножами, тростью, цепью, кувшином, цветочной корзиной, бубном, веером, кубками, на стёклах, на углях, на скользкой мокрой траве. Как использовать браслеты, кастаньеты, оборки одежды, волосы. Как повернуть голову, "поймать" внимание зрителя и удержать его. Как вертеться без опоры для взгляда и не впадать в вертиго. Его исчерченное пепельными шрамами тело было сильно и гибко, как у "волка", а знания - поистине неисчерпаемы. Пеко знал не просто основы - тысячи и тысячи мелких хитростей и важных секретов. Если бы он только захотел, он стал бы знаменитейшим из исполнителей думба в Галиции, поскольку мужскую версию танца он тоже знал в совершенстве и иногда демонстрировал мне. Но ему просто надо было обеспечить мне будущее - он очень хорошо рассчитал, что с этой профессией я не пропаду. Она не требует дипломов, только мастерства. Она хорошо объясняет ночной образ жизни - большинство выступлений проходят от восьми часов вечера до трёх часов ночи. Наконец, природные достоинства "волка", такие, как большая гибкость и быстрота движений, в танце дают огромное преимущество.
С тех пор для меня нет места для танца лучше, чем лесная поляна. Особенно - залитая светом луны, когда трава блестит серебром, а деревья и тени черны.
Когда я просыпаюсь, день уже клонится к вечеру - часов около шести. Кристо куда-то исчез. Я, впрочем, догадываюсь, куда он мог исчезнуть, и потому спокойно пью свою колу.
В мягком солнечном свете наша полянка выглядит поразительно мирно. Стрекочут в высокой траве кузнечики - я улыбаюсь им.
Когда кузен возвращается, я уже бодра, весела и танцую, наслаждаясь послушливой силой мышц. Трава стёрла с моих ног дорожную пыль - свернув с шоссе, я сняла кеды и пошла босиком, радуясь этому чисто летнему ощущению. Зелёные стебли немного цепляются за джинсы, но тут же отпускают. Танец, тишина и летнее солнце приводят меня в умиротворение, и я улыбаюсь, завидев Кристо. Делаю специально для него несколько движений руками и бёдрами, и он тоже улыбается. В руках у него узелок из его же косынки.
- Что там у тебя?
Кристо чуть разводит края узелка, показывая мне. Я сначала не могу понять, что это за серый клубок, но потом меня озаряет:
- Ой! Ёжик!
- Ага. Сейчас разведём костерок. Запечь интересней, но пожарить быстрее будет, да?
- Чего?! Кого?! Ежа, что ли?!
- Да.
- Кристо, ты дурак?!
- Да что такое-то на этот раз?! - его голос даже звенит от обиды.
- Да ничего! Отпусти ежа немедленно, не мучь животное!
- Но я же его поймал!
- Вот именно, ты поймал, ты и отпусти!
- Да чтоб у тебя на могиле черти плясали! - кузен в сердцах запускает косынку с ежом куда-то в заросли.
- Что ты сейчас сказал?!
- Ничего. Извини.
Кристо словно весь затухает. Усаживается по-цыгански под дерево, приваливается к стволу.
- Косынку, дурак, подбери.
Вскакивает, уходит в чащобу. Долго там бродит, шуршит-трещит. Даже как-то очень долго. Возвращается: в одной руке косынка, в другой - ежиные лапы. Неожиданно длинное ежиное тельце беспомощно развернулось.
- Наткнулся, пока косынку искал. Он, когда летел, о дерево хряпнулся. Даже потроха вылетели, - объясняет хмуро кузен. - Будем хоронить?
- Святая ж Мать… Ладно, разводи давай костёр. Только дёрн под него срежь. А то устроишь пожар на радостях…
На вкус ежиные ломтики на прутах мало отличаются от жареного в тех же условиях мяса, скажем, козлёнка. Мясо и мясо. Жалко ёжика…
Вечер мы посвящаем тренировке, а ночью потихоньку идём параллельно дороге на Цеглед. Я не обуваюсь даже в крохотных городках, которые мы пересекаем насквозь - всё равно никто нас не видит, а вот непривычный к асфальту Кристо каждый раз устраивает церемонии сначала с натягиванием носков и кедов, а потом с разоблачением.
- Да ты бы не разувался, что ли, - говорю я.
- Мне хочется… мы же не спешим?
Мы не спешим. Нам надо растянуть путь до Сегеда на неделю.
На рассвете мы умываемся на подвернувшейся колонке. Я отбираю косынку у Кристо, чтобы перевязать мокрые волосы, иначе ветровка и майка на спине насквозь промокнут.
Часов в девять заходим в Альбертиршу. Договариваемся со сторожем общинного сада на окраине, чтобы он пустил нас в сторожку поспать часов до двух дня. Кровать у него одна, и я безжалостно изгоняю Кристо на пол. Поворочавшись на жёстких досках, он уходит спать во двор, на травку под кустом жасмина. И в результате просыпается раньше меня: около полудня заряжает ливень.
В воскресенье в полдвенадцатого я привожу Кристо позавтракать в кафе "Матусалем" на площади Сечень - главной площади Сегеда. Заказываю фасолевый гуляш по-сегедски - единственное блюдо с представителями бобовых, которое я признаю, кроме фасоли по-цыгански. Оно мне приглянулось ещё во время поездки с Батори и Язмин. Кристо держится немного настороженно, не без оснований подозревая, что я просто хочу встретиться с одним из вампиров Батори, вместо того, чтобы нормально поохотиться. Поэтому, когда к нашему столику подходит с приветствием Эльза, он напрягается - но тут же расслабляется, поняв, что это обычный человек. Насколько, конечно, может быть обычной Эльза.
- Перекусишь с нами? - предлагаю я.
- Только чашечку кофе.
Эльза заплела волосы в мужскую косицу и в романтически-свободной чёрной рубашке выглядит, как мальчик с портретов начала прошлого века. Я представляю их с Кристо друг другу:
- Мой кузен, Кристо Коварж. Мой хороший друг… Вертер. Если что, с ним мы тоже не любовники.
"Вертер" выгибает кошачьими спинками светлые брови, но сдержанно говорит:
- Приятно познакомиться. Наслышан.
Кристо бормочет в ответ нечто столь же любезное.
- Нам бы помыться да поспать. Можно к тебе с этим делом? - спрашиваю я Эльзу.
- Конечно.
Когда мы идём по улице вслед за ней, Кристо наклоняется к моему уху:
- Лилян… Знаешь, мне чего-то кажется… Этот твой Вертер… Он, ну, как бы девчонка… Похож на девчонку.
- Кристо, ты дурак?
Кузен смущается:
- Нет… на минутку показалось. Будто девчонкой пахнуло.
- Мы тут на улице не одни. Девчонкой могло пахнуть от любой девчонки.
- Ну, в общем, да. Ладно… да.
Кристо опять просыпается раньше меня. Когда я спускаюсь в гостиную, он сидит на диване нахохленный, покрасневший и очень мрачный.
Увидев меня, вскакивает:
- Ты! Я думал, у тебя немножко ума появилось - но ты смотришь в рот этому Батори и водишь меня по его гомосекам!
- Что ты, Кристо. Вертер не такой ни разу, - невинно откликаюсь я.
- Я думаю, ваш кузен сейчас говорит про меня, - раздаётся голос Ференца. Оказывается, он сидит в дальнем углу с книгой. - Прошу прощения, я услышал слово "гомосек" и подумал, что в цыганском оно значит то же, что в остальных языках Империи.
Я смущаюсь:
- Простите. Мой кузен…
- Да, Леманн мне рассказывал.
- Но лично я очень рада вас видеть.
- А я вас. Отлично выглядите, - Ференц откладывает книгу и подходит ко мне. - Вижу танцовщицу Лилиану Хорват уже в третий раз… может быть, наконец, увижу её знаменитый танец?
Он целует мне руку. Я улыбаюсь:
- Если вы готовы заплатить за него кровью.
После ужина мы с Ференцем по очереди берём в руки гитару, исполняя то цыганские, то венгерские песни. "Вертер"-Эльза погромыхивает на кухне посудой. Кристо сидит, забившись в дальнее кресло, и смотрит исподлобья. Мы стараемся не обращать на него внимания.
- Лилиана, не томите! - восклицает, наконец, Ференц. - Я жду вашего думба!
- Думба, мой любезный друг, - наставительно произношу я, - исполняется исключительно под открытым небом. Это - обычай, освящённый веками. Для помещений есть особая версия танца, пашдум.
- Это турецкое слово?
- Нет, цыганское.
- А звучит как турецкое… В цыганском много турецких слов?
- Ни одного не знаю. Мы танец будем смотреть или обсуждать лингвистические заморочки?
- Конечно, танец! Дружочек! - Ференц возвышает голос. - Включи нам что-нибудь цыганское.
Эльза появляется в своём обычном фартуке, с распущенными волосами. Кристо косится на неё подозрительно.
- Цыганское словацкое, цыганское венгерское или цыганское югославское? - уточняет Эльза, изучая стойки с дисками.
- Не говорите! - вскидывает узкую ладонь Ференц. - Я угадаю. Цыганское югославское!
Ага, очень сложная была загадка. Какой цыганской культуры девушка по фамилии Хорват? Вдруг прусской, а?
Я стараюсь не допустить и грамма сарказма в свою улыбку, когда киваю вампиру. В доме у Ференца мы ходим, по примеру хозяина, обутые, и я выхожу в середину комнаты на дробях. Плавно и небрежно взмахиваю кистями. Кокетливо потряхиваю плечиками. И - начинаю плести ногами "фигуры". Хорошая танцовщица должна знать их не меньше двадцати. Я знаю уже штук сорок-пятьдесят - заинтересовалась после первого посещения Кутной Г оры, а всё, связанное с танцем, мне даётся очень легко. Песня очень озорная, задорная, и я мгновенно вхожу в кураж.
Когда она заканчивается, Ференц всплескивает руками:
- Это же чудесно! Изумительно! Вы замечательная танцовщица, Лили! А ещё один танец можете?
- Да хоть десять.
- Дружочек! - Ференц обращает молящие глаза на Эльзу, и та включает следующую песню. Я делаю проходку по кругу, расхаживаясь, и только вступаю в центр, как передо мной оказывается Кристо. Я невольно отшатываюсь: лицо у него - будто зарезать меня хочет. Глаза просто сверкают. Но вместо нападения он прищёлкивает пальцами и, глядя мне в глаза, начинает танец. Ноги его двигаются с такой скоростью, что, кажется, сейчас косой заплетутся. Кеды щёлкают немногим хуже ботинок
- у меня звук получается и тише, и глуше. Мне кажется, что уголки рта у Кристо чуть приподняты, словно в насмешке, и я встаю напротив, подхватывая его движения. Мы двигаемся по окружности, вокруг невидимой оси, кружим, как два волка перед боем. Иногда "фигура" мне незнакома, и тогда я делаю другую. Иногда движение начинается так же, как другое, и я ошибаюсь. Тогда уголки рта у Кристо снова подрагивают, но я с вызовом гляжу на него и довожу свою "фигуру" до конца. Мы кружим, щёлкая кедами по паркету, сменяя одно стремительное и сложное па другим. Я чувствую, как взмокла на мне чистая майка: для меня этот танец всё ещё непривычен, слишком быстр, слишком сложен. Резко болят икры, но чёрт спляши на моей могиле, если я дам этому сопляку обставить меня в моём ремесле! И я держу темп, держу рисунок, держу взгляд!
Пока, наконец, Кристо не даёт финальную дробь, вскинув руки птичьими крыльями, и мы не останавливаемся друг напротив друга.
Музыка, кажется, давно смолкла; в тишине отлично слышно, как тяжело мы оба дышим. Кристо улыбается - широко, белозубо, по-мальчишески солнечно. Он усаживается - почти валится - прямо на пол, и я валюсь тоже. Мы не в состоянии сейчас куда-либо идти. Даже до ближайших кресел. Кажется, я тоже улыбаюсь.
- Невероятно! - восклицает наконец Ференц. - Бесподобно! Немыслимо! Никогда не видел ничего похожего! Кристо, Лилиана, милые мои, вы сами не понимаете, что вы такое! Могу поклясться всем святым для меня, за всю свою жизнь не видел пары прекрасней, танца пламенней и виртуозней! Смотрите: я плачу! Я не могу сдержать слёз! Браво, мои милые, браво!
Кристо, обернувшись в его сторону, изображает рукой что-то вроде молодцеватого взмаха шляпой.
- Дружочек, - стенаю я в сторону Эльзы. - Я хочу на кресло. Помоги мне, а?
Я бы с удовольствием провела у Ференца неделю-другую. Но он настаивает, что для нашей безопасности лучше не оставаться дальше в Венгрии.
- В пятнадцати километрах к югу начинается Королевство Югославия. Наши оппоненты, похоже, уверены, что Батори старается держать вас поближе к себе. Пока он в Венгрии, их силы тоже сконцентрированы здесь. А в Королевстве послевоенный беспорядок, вы легко затеряетесь, Лилиана!
Во вторник днём мы выходим из Сегеда вдоль берега Тисы, снова налегке. На Кристо теперь шляпа по цыганской моде, на мне - длинная широкая юбка и три ряда бус: в Королевстве Югославия столько цыган, что одеться по-цыгански - лучший способ замаскироваться. Уже через четыре часа мы шагаем по территории Сербии. Тиса привела нас в посёлок под названием Мартонош (название города написано кириллическими буквами, из которых мы, как оказывается, свободно опознаём только М, А, Т и О, но кто-то приписал на знаке маркером по-венгерски: Майопоз). Улицы вместо асфальта покрыты широкими бетонными плитами; названия улиц на табличках написаны тоже кириллическим алфавитом - и опять продублированы маркерами на венгерском.
- Как думаешь, упыри знают, что здесь уже Сербия, а не Банат? Жители-то, похоже, нет, - замечаю я, обращаясь к Кристо. Кузен пожимает плечами. Я вижу у одной из калиток женщину в белом платке и подхожу к ней.
- Скажите, пожалуйста, где у вас в посёлке магазин? - спрашиваю я. Она внимательно смотрит на меня, кивает и… уходит в дом.
Я не знаю, ждать ли мне или идти дальше. А если ждать, то чего? Может быть, эта женщина решила нарисовать нам план и пошла за ручкой и бумагой?
Но она возвращается с пакетом. Когда я заглядываю в него, обнаруживаю там старые вещи.
- Похоже, здесь не понимают по-немецки, а, Кристо? Кёсёнём, сеп, - говорю я венгерке, принимая пакет. По-видимости, местные цыгане промышляют сбором и перепродажей старья. Не стоит выделяться. - Адь кеньерет, эдёш.
- Ха танцольни велем, - женщина игриво подмигивает моему кузену. Тот неуверенно улыбается в ответ.
- Помотай головой, - не оборачиваясь, говорю я. Ещё раз благодарю женщину, и мы отходим от её калитки.
- А что она сказала?
- Что даст еды, если ты с ней потанцуешь.
- Так я бы потанцевал. Есть уже хочется.
- О-о-о, знала я, что ты у нас слаб по женской части, но чтоб настолько! Она же тебе в матери годится!
- Ну и что? Какая разница, один танец…
Я даже останавливаюсь.
- Ты что, совсем ничего не понял?
- Не понял чего?
- Ладно. Проехали. Но на будущее рекомендую - за еду не танцевать. С твоей внешностью можно сразу хорошие деньги просить. Молодой, стройный, синеглазый… бабы даже торговаться не будут. А будут - так не поддавайся. Стой на своём. Проси триста динаров, и баста.
- Что?! Что?!
Никогда не видела таких круглых глаз.
- Она… ты… я не… Лиляна, ты серьёзно, она мне это предлагала?
- Это самое. Если жалеешь, что упустил - беги назад, она небось ещё вслед глядит. Но проси деньгами тогда.
- Что ты за… гадости говоришь! Я никуда не побегу, ни за какие динары! Я ни в жизни…
- Что ни в жизни, с женщинами не спал? Вот уж этого не надо. Ты у нас такой живчик, что впору мне бояться с тобой из одной кружки пить - от тебя сифилисом заразиться вернее, чем от Леманна с Ференцем, вместе взятых.
Кристо даже отступает на шаг:
- Я не… я не давал тебе повода… так говорить обо мне!
- А как мне о тебе говорить и думать? Ты же переспал с Язмин. Чёрт бы с ней, но ты это сделал в доме её мужчины, пользуясь его кровом и защитой. Тебе самому-то не стыдно?
- Да она сама на меня прыгнула!
- Конечно, конечно! А перед этим ещё избила и связала, чтоб ты сопротивляться не мог! Взяла и, понимаешь, силой заставила нарушить все человеческие законы благодарности, ага!
Кристо мучительно, длинной волной от шеи, краснеет - даже слёзы на глазах выступили. Кадык ходуном ходит, но сам кузен молчит.
- Всё. Кончай эти свои обиды тут изображать, идём магазин искать. Хочешь принести пользу, попробуй вспомнить, как он по-венгерски называется.
Я иду по улице. Мне не надо оглядываться, я слышу: кузен идёт сзади.
Магазин мы обнаруживаем в том месте, где поселковая улица переходит в покрытую асфальтом дорогу. Покрытие, надо сказать, в ужасном состоянии. По пути к магазину нас несколько раз подзывали женщины: совали в руки тряпки и пытались перешучиваться с Кристо. Тот смотрел на них волком, в каждой подозревая потенциальную совратительницу. К магазину мы подходим навьюченные четырьмя пакетами со шмотками. Если бы я действительно этим зарабатывала, мне на кузена молиться бы надо было: он вызывает у венгерок приступы щедрости.
За прилавком опять женщина. Увидев Кристо, она расплывается в улыбке. Тот отворачивается. Я мучительно вспоминаю венгерские слова:
- Адь кет кола… кет калача… эту, чёрт, как её… кет баб давай… и кольбас, вон ту, фекете, тёмненькую, ага… кет фогкефе, и эту тоже… умница, да, зубную пасту тоже нам, ага. И кет канал. И таска.
Продавщица показывает мне чек, и я расплачиваюсь - деньги нам ещё в Сегеде обменяла Эльза.
Подходящий лесок мы обнаруживаем в пригороде Старой Канижи. Кристо нетерпеливо расчищает место под костёр, и вскоре мы прямо в банках разогреваем фасоль по-цыгански, а куски колбасы обжариваем на прутиках. Кузен уже забыл о развратных коварных венгерках и жуёт с очень довольным лицом.
- Ну вот, поели, теперь можно и попить, - бормочу я, вытирая руки о траву. - Подай мне колы, братец.
Кристо протягивает уже вскрытую бутылку.
- Дай другую. Новую.
- Лиляна… Ну… ты чего, какой у меня сифилис?
- Никакого у тебя нет сифилиса. Дай мне другую бутылку, пожалуйста.
Кузен подаёт мне вторую бутылку. Я стараюсь не жадничать - надо оставить половину на вечер. Мы спим днём, когда в лесу тепло, и передвигаемся ночью.
- Я же просто растерялся с этой Язмин. Она вроде только разговаривала, а потом вдруг стала, ну… целоваться, трогать.
- Избавь меня от подробностей.