Почти три недели ушло на подготовку. И большая часть времени на то, чтобы узнать, где находится трабонский король. Нет, люди, работающие в Трабоне, узнали о его местонахождении довольно быстро, но есть в этом мире одно дело, которое мне совсем не нравится - связь. Все здесь хорошо, и пища натуральная, и воздух чистый, и без многих привычных по прежнему миру вещей я свободно обхожусь, но как только дело доходит до связи, хоть зубами скрежещи.
Нам повезло, Готом оказался не в столице королевства, а отправился с инспекторской поездкой на юг Трабона, причем на восточную его часть, в морской порт Тресит. Случись по-другому, я бы еще трижды подумал, начиная операцию, слишком уж мало времени было на ее подготовку. Пробираться через весь Трабон группой почти в сорок человек, пусть и разделенной на две неравные части - риск неоправданный. То, что такая инспекция Готомом была запланирована, Коллайн сообщил мне сразу же по прибытию в Сверендер. Правда, он и не подозревал, во что именно выльется новость, сообщенная им.
Тресит же меня вполне устраивал, это в центральных районах страны трудно выдавать себя за кого угодно, а порт, он и есть порт. Там всегда много и своих купцов, и иностранных, моряков, прибывших со всего мира, да и вообще полно всякого сброда, так что выдать себя за кого угодно значительно проще.
Замок, где находился Готом, расположен был на вершине скалы.
'Настоящее орлиное гнездо', - думал я, глядя на него, не забывая при этом скептически ухмыляться.
К замку вела единственная дорога, конечно же, тщательно охраняемая, так что попасть по ней в замок было нереально. Как нереально и со стороны моря, там высокая отвесная стена скал, еще и с отрицательным уклоном на самом верху.
Впрочем, и других сторон попасть в него тоже было проблематично.
Лишь в одном месте откос оказался не слишком велик, метров тридцать, не больше. Какая чепуха, если следует учесть, что преодолеть его придется в полной мгле и без всякой подготовки, причем бесшумно. Поначалу была мысль: подкупить кого-нибудь из обитателей замка, принадлежавшему одному из родственников Готома по линии его супруги, давно уже усопшей Стиаллы, чтобы он спустил верёвку, но я от нее отказался. Искать долго, не факт, что такого человека мы найдем, а наши поиски могут насторожить.
Кстати, ходили далеко не беспочвенные слухи о том, что сам Готом и помог Стиалле оказаться на том свете, но к затеянному мною делу они не относились.
Что собой представляет замок изнутри, мы знали. Расположение всех его зал, комнат, караульных помещений, словом все, что могло понадобиться. Все эти сведения с огромным прилежанием нам поторопился выложить один из слуг, которого диверы взяли накануне вечером перед попыткой проникновения в замок в обмен на обещание, что мы оставим его в живых.
До утра его не хватятся, но откладывать на более поздний срок операцию нельзя было еще и по той причине, что Готом в Тресите надолго не задержится. Возможно, он покинет замок уже завтра, а нападать на него по дороге в столицу Трабона, было бы откровенным суицидом, слишком уж велико его сопровождение: чуть ли не полк конной гвардии, и это помимо многочисленной свиты. В замке столько народу нет, слишком уж он мал размерами, и, по сути, это наш был единственный шанс.
- Если сегодня ночью дело сорвется, мы попросту отступим и вернемся к своим, - решил я.
Может быть, по дороге немного пощиплем трабонцев, чтобы наш рейд не выглядел совсем уж опасной прогулкой по тылу врага. Или здесь же, в порту, взорвем один из тех трабонских фрегатов, что находятся на ремонте в Тресите.
Я стоял, вглядываясь в ночную мглу, и нервы были напряжены до предела.
Почти отвесная стена скалы едва проглядывалась. Где-то по ней карабкались два дивера, лучшие из скалолазов, что у нас имелись. Скалолазание тоже входило в подготовки бойцов из Доренса, но слишком уж тяжелый и опасный путь им предстоял. Малейшая оплошность, короткий вскрик, звук упавшего на камни и тела и все, можно отходить в небольшую рощицу, росшую неподалеку. Там находились наши лошади, с обмотанными лоскутами овечьей шкуры чуть ли не по баки ногами, и с торбами на мордах, чтобы не храпели. Будто у конокрадов.
Стояла тишина, и только громко стрекотали цикады, да раздавались трели ночных птиц. Справа от меня открывался фантастический вид на абсолютно спокойное море, в котором отражались яркое звездное небо. В любом другом случае я бы обязательно полюбовался бы этим фантастическим видом, но сейчас было абсолютно не до этого.
Как бы не помешал сейчас свежий ветерок, чьи звуки скрадывали бы все шорохи, издаваемые поднимающимися по скале людьми. А еще лучше шторм, дождь, порывистый ветер, да что угодно, кроме этой тишины, которую так и хотелось назвать гнетущей. Откуда сверху, над головой, раздалось легкое металлическое звяканье и сердце забилось так часто, что стук его отдавался даже в ушах.
Наконец, сверху с легким шуршанием упали две веревки. Так, первый этап благополучно закончен. Теперь, согласно второму, наверх должны отправиться еще пятеро, лучших из тех, что вышли из стен Доренса. Все. Остальные будут дожидаться внизу. Отправлять больше - смысла нет. Как и нет смысла карабкаться мне самому - лишняя обуза, без которой свободно можно обойтись.
Темные тени на фоне скалы исчезли из виду почти мгновенно, и снова томительные минуты ожидания, кажущиеся часами. Где-то там, в одной из комнат замка, спокойно спит король Готом. Он вообще рано ложится, зато и поднимается чуть свет, привычка у него такая. Еще он терпеть не может решеток на стеклах, уж не знаю, откуда у него это. Вообще, есть у него и некоторые другие странности. А куда ж без них, у всех великих людей они были. Есть и у меня, но не потому, что я велик, просто кое-что из привычек осталось еще из прежнего мира, и не все они вписываются в местные обычаи и уклады. Хорошо одно лишь то, что они вполне безобидны.
Сверху раздался уханье козодоя - уик, уик, уик. Это условленный сигнал.
'Хорошо, не ук-ук', - не удержался я от улыбки, наблюдая за тем, как на веревке спускается дергающееся тело туго спеленатого трабонского короля.
Не самый подходящий момент, но почему-то вспомнился анекдот о человеке, который на свой вопрос кукушке - сколько мне жить осталось? - в ответ и услышал 'ук-ук' - мол, ты и так уже на этом свете два лишних года задержался.
Ну слава те господи, у нас получилось. Теперь нужно принять Готома, и бесследно исчезнуть в относительной тьме ночи.
Короля на руках уже унесли к лошадям, а по веревкам скользнули двое первых диверов, когда наверху, на крепостной стене, раздался встревоженный громкий голос. Даже отсюда, снизу, было слышно, как невидимый человек внезапно забулькал горлом на середине следующий фразы, после чего в воздухе мелькнула серая тень, и вслед за тем раздался звук падения человеческого тела о камни.
Дальше началось совсем уж нехорошее. Крики людей, отблески множества факелов, наконец, звук выстрела, следом за ним второй, потом еще и еще…
Послышались хлопки револьверных выстрелов, звон стали, чей-то предсмертный вскрик.
Я стоял, сжимая в руках карабин, тщетно дожидаясь, что вот сейчас, по верёвкам скользнут тени возвращающихся людей, напрасно пытаясь разглядеть что-нибудь наверху. Потом меня с обеих сторон подхватили могучие руки Шлона и Проухва и потащили в ту сторону, куда недавно унесли Готома.
Следующие несколько дней прошли в бешеной скачке с редкими привалами, когда я неоднократно жалел о том, что не родился жирафом. Ведь только они могут полностью выспаться за час, еще и стоя. Первой лошадью ожидаемо пало бедное животное под Шлоном.
Это послужило предупреждением остальным: лошади не вынесут такого издевательства, после чего темп пришлось несколько снизить.
Наконец, Нектор, едущий первым, притормозил лошадь, дожидаясь остальных:
- Все, отсюда начинается провинция Тосвер. До реки Сверен осталось три дня пути.
К берегу Сверена мы подъезжали в предрассветной полумгле. Где-то здесь нас должны были ждать егеря фер Энстуа, а на противоположном берегу реки и кавалеристы фер Дисса. Это шаг был сделан на случай погони, которою мы могли приволочь за собой. Так, вот он и остров посередине реки, с клочками тумана, прицепившимися за вершины росших на нем деревьев.
Амин несколько раз ударил кремнем по кресалу. Искр немного, но на реке они видны издалека. Ответные проблески с острова, и нам навстречу отправились несколько лодок, то ли три, то ли все четыре.
'Не время еще расслабляться, - подумал я, оглядываясь по сторонам. - Кто его знает, кто нас здесь будет встречать'.
Да и полной уверенности, что это именно тот остров, что нам и нужен, не было.
Но нет, никто даже и не думал этого делать. Все держали оружие наготове, прикрывшись от приближающихся лодок за лошадьми.
Наконец, с первой достигнувшей земли, уткнувшейся носом в берег лодки, спрыгнули два человека. Ими были барон фер Энстуа и граф фер Дисса.
'Ну-ну, - подумал я, увидев в их руках по паре револьверов у каждого. - Вы то какого черта первыми на рожон прете, послать больше некого?'.
Антонио Фер Дисса озирая наши изможденные напряжением последних дней лица, наконец, обратил внимание и на спеленатого трабонского короля.
- Кто это?
Да и откуда ему было знать о цели нашей миссии, даже он такой чести не удостоился.
- Его величество король Готом, - как можно небрежнее заявил я.
Возможно, граф принял бы мои слова за шутку, но трабонский король при моих словах попытался принять подобающий вид, удачно обратив в профиль свой характерный нос.
Да уж, господин фер Дисса, только лишь из-за одного вашего взгляда стоило пускаться в такую авантюру, он того стоит.
Мне пришлось покровительственно похлопать его по плечу:
- Это вам не фишки по доске пальцем двигать, господин граф, - заявил я, глядя на ошеломленное лицо Антонио.
Я имел в виду игру тримсбок, которую Фред фер Груенуа привез в Империю из своих дальних странствий, и что удивительно быстро в ней прижилась, обретя популярность среди всех слоев общества. Соль сей фразы была в том, что мне ни единожды не удалось выиграть в нее графа, а он, негодяй и подлец, ни разу не догадался мне поддаться…
Бледность лица барона Эриха Горднера хорошо была заметна даже в полумраке гостиной императорского дворца. Он шел мне навстречу, всем телом опираясь на трость, и сильно припадая на правую ногу. Боюсь, что хромота останется у него на всю оставшуюся жизнь, ведь с того момента, когда он сломал ногу, прошло уже почти три месяцев. Возможно, кости срослись неправильно, возможно, что-то еще. Ничего, с этим жить можно. Отдохнешь, поправишься, затем поедешь в Доренс. Там, насколько я помню, такие симпатичные девушки подобраны в обслуге, ты не то, что хромать перестанешь, орлом взлетишь. Хорошо, Янианна в Доренсе не бывала. Хотела, однажды, его посетить, но я отговорил ее, сказав что-то вроде того - обычай там такой сложился, женщинам нет места. Иначе трудно было бы ей объяснить свой горячий интерес к Доренсу. Попробуй, докажи ей тогда, что даже в мыслях никого больше не держишь.
Мы прошли с Горднером в кабинет, уселись в кресла перед пылающим камином, помолчали. По Эриху было видно, что он хочет что-то сказать, но никак не соберется с духом. Я тоже молчал. А о чем спрашивать: очень было больно, когда пытали? Наконец, Эрих решился:
- Знаешь, Артуа, я не…
Я успел вскинуть руку ладонью вперед: молчи, ни слова! Ты жив, и надо ли объяснять что-либо еще? Все мы обычные люди в большей степени, чем сами об этом думаем, так что лучше промолчи. Пусть все останется как есть.
Я вот что тут было успел подумать - Доренсу нужна легенда.
Не знаю, как сложится дальнейшая судьба у Доренса. Возможно, когда-нибудь его попросту не станет. Кому-нибудь из будущих правителей взбредет в голову, что он представляет опасность для его жизни или его власти, кто знает? Но останется легенда, легенда о питомцах Доренса - великих воинах диверах, и об их первом наставнике. Который смог выдержать все пытки, а затем его выручили ученики, обменявшие не на кого-нибудь, а на самого короля Готома Великого. А что, на мой взгляд, очень красивая легенда.
Глава 16
Изощренное женское коварство
На Земле я никак не мог понять: почему человечество постоянно между собой воюет? В конце концов, существует множество способов, с помощью которых можно решить любые проблемы, не истребляя друг друга, прикрываясь при этом всевозможными лозунгами, идеями и убеждениями.
В этом мире все было предельно ясно: войны здесь происходят для того, чтобы я не мог проводить с Янианной столько времени, сколько захочу.
Ну что такое две недели? Один миг! Затем снова дела, дела, дела и все они связаны именно с войной.
Готовилось решительное наступление на западе, целью которого являлось освобождение захваченной Трабоном провинции Тосвер. От дормона вардов Тотонхорна пришло послание, в котором говорилось, что он готов выступить на нашей стороне, ударив по королевству с севера.
Оба этих события оттягивал сезон дождей, к тому времени почти закончившийся, но требовавший отсрочки еще примерно на месяц, чтобы дороги полностью пришли в себя после почти полуторамесячного обилия влаги, постоянно сыпавшегося с небес. На юге объединенный флот Абдальяра и Трабона в последнее время действовал все более решительно, и явно им что-то затевалось. И уж совсем плохие вести пришли с западных границ Империи: королевство Монтарно, очевидно при поддержке того же Абдальяра, либо по его указанию, объявило войну герцогству Эйсен-Гермсайндр.
Великого герцога Эйсен-Гермсайндра Жюстина II я знал неплохо. Однажды Жюстину довольно долго пришлось путешествовать в моем обществе, мною же ему и навязанным.
После этого наши отношения всегда были на высоте, а после того, как я занял то место, что занимаю и поныне, к дружеским добавились еще и деловые.
Герцогство издревле являлось верным союзником Империи. Небольшая горная страна, славящаяся источниками полезных ископаемых и довольно развитыми технологиями, обладала еще и неплохой армией, помогавшей ей отстоять свою независимость на протяжении последних нескольких веков. Ну а в тяжелые моменты Империя всегда протягивала ей свою руку помощи. Теперь такой помощи мы ждали от Жюстина, и вдруг на тебе, им самим бы справиться с угрозой оккупации. Словом, хоть на четыре части разорвись, по числу сторон света, куда мне необходимо было отправиться.
Когда после обмена Готома на Горднера я возвратился в Дрондер, Янианна встретила меня на удивление хорошо. Она даже не стала пенять мне за то, что я опять влез в очередную авантюру, которая могла закончиться весьма плачевно, и лишь вздохнула, посмотрев с укоризной.
Едва я успел при нашей встрече пару раз утонуть в ее глазах, как меня шумной толпой ворвавшиеся в гостиную окружили дети. Надо же, их всего трое (кто бы знал, как мы с Яной старались, чтобы в семействе было прибавление, пока, правда, безуспешно), а шуму от них действительно как от целой толпы.
Помимо радости от встречи с любимым отцом был у детей и легкий меркантильный интерес, поскольку ни разу они не оставались без подарков. Вот и на этот раз без них не обошлось. Я усмехнулся, вспомнив мысль, посетившую меня в Сверендере - 'взять, что ли у короля Готома автограф для маленького Конрада?'. Как бы там ни было, король Трабона - полководец незаурядный, а Конрад спит и видит себя во главе огромной армии, побеждающей все и вся на своем пути.
Затем решил, что модель боевого корабля, выполненного с удивительной реалистичностью, ему понравится больше.
Для Янианны я сам как подарок, но сюрприз нашелся и для нее, причем какой!
Его даже не пришлось тащить через пол-Империи, он был изготовлен в дне пути от Дрондера, в Стенборо. Там, наконец-то, удалось изготовить действующую модель граммофона. Вернее, изготовить то его удалось относительно дано, но на то, чтобы добиться от него удовлетворяющего меня звучания, понадобился чуть ли не трехлетний срок.
Наконец, я решил, что сделать звук лучше уже не удастся, и, заставив его создателей поклясться самой страшной клятвой о не разглашении, отложил его демонстрацию на тот случай, когда придется серьезно оправдываться перед женой. В принципе, ничего сложного в его конструкции нет, и даже удивительно, что в моем мире граммофон появился не на пару веков раньше, как произошло это здесь. Отличие граммофона от патефона заключается в том, что в последнем случае раструб спрятан внутрь корпуса. Я решил этого не делать, тем более, когда под рукой есть такой замечательный человек, как Альбрехт Гростар. Я тайком продемонстрировал Альбрехту чудесный механизм, в очередной раз поразив его до самой глубины души, пообещал следующий экземпляр изготовить для него лично, тоже взял с него слово о сохранении строжайшей тайны и поручил сделать раструб достойным того, что выходит из его рук. В общем, расписать его красиво.
Так и лежал граммофон в ожидании того, что ему придется загладить очередную мою вину перед любимой. Как оказалось, после возвращения из Сверендера вины за мной не нашлось, но и терпения на большее у меня уже не хватило.
Яна была поражена не меньше Гростара. Еще бы, не какая-нибудь тривиальная музыкальная шкатулка, а устройство, из раструба которого помимо музыки доносится еще и человеческий голос. Это меня звучание до сих пор заставляло недовольно морщиться, но ведь мне и было с чем его сравнивать.
Поначалу я хотел записать какую-нибудь песенку в своем исполнении, но вспомнив, как однажды Янианна обмолвилась о том, что после одного случая мои песенки не слишком-то ей уже и нравятся, отказался. Взамен этого записали тенора из оперного театра в аккомпанементе скрипача Эрариа.
Затем мне пришла в голову поистине гениальная идея, такое иногда бывает даже со мной: отправить от Янианны Готому звуковое письмо.
Я сидел в кресле, глядя на то, как Яна что-то наговаривает в рекордер на незнакомом мне языке, и старательно прятал в себе улыбку, которая так и пыталась вырваться наружу.
'Милая, это же не видео, - думал я, глядя на принаряженную будто бы к особому случаю Янианну. - Король Готом все равно не увидит, в чем ты была одета, и как к лицу тебе это новое платье и эта прическа'.
Язык, на котором она наговаривала письмо, был совершенно мне не знаком, и я уж было подумал, что он какой-то особый королевский, когда промелькнувшее знакомое слово позволило мне предположить, что он тилоский.
Существует такой, мертвый, как и наша латынь, и мне из него было знакомо лишь парочка выражений. Я пожалел, что не знаю его, уж больно был у Янианны язвительный тон, и отошла она от рекордера весьма собой довольная. Не забыв, впрочем, посмотреться в зеркало: как она выглядела при записи?
Дальше все оказалось просто: имелся у нас один из разоблаченных шпионов Готома, вот ему то и поручили в обмен на свободу передать звуковое письмо своему королю, научив пользоваться граммофоном. Рисковать своими людьми не хотелось, неизвестно как отреагирует Готом, да и толку с этого человека было ноль, даже если заставить его трудиться на благо Империи. Не приучен он к труду, какому бы то ни было.
Хотя, если вспомнить любимую поговорку одного из моих преподавателей в прежнем мире: 'Как говорил Антон Павлович Чехов - ежели зайца бить, так он и спички научится зажигать', возможно, стоило и попробовать. Яркая была личность, чего уж там, это я о преподавателе.