Беспокойство вызывало только то, что часть дороги, идущей по карнизу вблизи крепости, могла обвалиться. Обошлось.
Когда взрыв, обрушивший с края ущелья на крепость настоящий камнепад, утих, и пыль, заволокшая ущелье по всей ширине, немного развеялась, вперед пошли егеря фер Энстуа.
По сути, штурма крепости и не было, слишком уж ошеломлены были оставшиеся в живых ее защитники. Да и сама крепость представляла собой жалкое зрелище, со сметенной огромными валунами частью стены и обрушившейся почти до основания одной из двух башен.
Дорога не пострадала, и лишь в нескольких местах пришлось освободить ее от мешающих проезду камни. Один из них убрать не получилось, настолько он оказался велик, но преодолеть это участок нам все же удалось. Правда, пришлось выпрячь лошадей из упряжек гатлингов, а сами пулеметы, и повозки, на которых они транспортировались при марше, переносить на руках.
- Отличный прощальный подарок его величеству королю Готому, - заметил граф фер Дисса, бросая на развалины крепости прощальный взгляд, перед тем как они скрылись за поворотом дороги.
При выходе из ущелья наши с Тотайшаном пути разошлись. Он, как и было условлено, отправился на север, а я со своими людьми взял направление на Трондент, один из крупнейших городов Империи на ее западной окраине.
В Тронденте меня ждали две новости. Новости оказались такими, какими им и положено быть: одна хорошая и одна плохая. И я очень порадовался бы первой, если бы не вторая.
В первом письме от Анри Коллайна, переданном мне начальником гарнизона Трондента, было сообщение о применении морских мин против флота Абдальяра. Очень удачном применении, в результате чего вражеский флот понес чувствительные потери, лишившись даже одного из своих флагманов - восьмидесятисеми пушечного линейного корабля, переломившегося пополам и затонувшего. И это еще помимо трех фрегатов, два из которых уже точно не смогут принять участие в дальнейшей войне. Подробностей операции в письме не было, разве что Анри сообщил, что с нашей стороны потерь нет.
Все еще радуясь, и даже приняв решение задержаться на день в Тронденте, чтобы отпраздновать это событие, я вскрыл второе письмо.
Прочитав первые его строки, почувствовал, как почти праздничное настроение стремительно рухнуло вниз. Во втором донесении все тот же Коллайн писал, что барон Эрих Горднер попал в плен.
Как мы не торопились, дорога в Сверендер заняла почти неделю. Отставших не ждали, дорог был каждый час. И дело было даже не в том, что Горднер слишком много знал для того, чтобы попасться в руки врага. Эрих был мне очень дорог как человек. Именно его я всегда считал своим наставником, он был человеком, давшим мне так много, и чьим мнением я так дорожил. Дорожил настолько, что в иных ситуациях даже думал о том, как бы он сам поступил на моем месте.
Кроме того, зная его характер, я мог предположить, что он предпочтет уйти из жизни добровольно, чем открыть все то, что ему известно.
Оставалась слабая надежда на то, что он попался не как Эрих Горднер, а как простой исполнитель. В Сверендере она развеялась полностью - его взяли именно как барона Горднера.
Теперь даже поздравления с блестящей морской операции, произошедшей в бухте Триниаль, сыпавшиеся на меня со всех сторон в ставке герцога Ониойского, не вызывали ничего, кроме вымученной улыбки.
- Артуа, - убеждал себя я. - Ведь идет война, и потери неизбежны. В войне потери даже запланированы. Так что же тебя так гнетет?
По большому счету, я никогда не считал Горднера другом. Таким, например, как Анри Коллайна или Фреда фер Груенуа, слишком уж мы были разными.
Да, Эрих очень мне когда-то помог, еще в самом начале моего появления в этом мире, многому научил, на многое открыл глаза. И то, кем я сейчас стал, тоже во многом благодаря ему. Я до сих пор помню слова Горднера, сказанные им однажды:
- Артуа, есть люди, ищущие опасность в каждой возможности, и есть люди, ищущие возможность в каждой опасности. И ты должен решить сам, каким именно ты будешь. Потому что выбор: или-или.
И дело даже не в моем освобождении после того, как меня пленили в Варентере. А ведь тогда я уже свыкся с мыслью о том, что не стану разменной фигурой в руках короля Готома или великолепным источником информации, и избежать этого можно было только одним способом. Тем, который сейчас мог
применить сам Эрих. Если уже не применил.
Тогда операция по моему освобождению была проведена им блестяще.
Горднер со своими людьми сумел опередить конвой и ждал его, устроив засаду в подходящем для этого местечке: мосток, перекинутый через неширокую, но с крутыми берегами речку, и чуть ли не сразу за ним резкий поворот дороги с подходящим к самой обочине густым лесом.
- Сложность была только в одном, - рассказывал после Горднер, - чтобы вытащить тебя из кареты до того момента, как твои конвоиры, услышав звуки нападения на конвой, исполнили бы приказ короля Готома.
В этом мы с ним сошлись единодушно: такой приказ был. И хвала создателю, что у Эриха все получилось. Подумаешь, пару дней после своего освобождения я ловил мультики в глазах, как будто бы на сварку насмотрелся, и переспрашивал вопрос каждый раз, когда мне его задавали.
Все события, по рассказу самого Горднера происходили следующим образом.
После того как меня извлекли из кареты, последовал взрыв моста, отрезая большую часть конвоя, следовавшего позади. Передняя часть, скрывшаяся к тому времени за поворотом дороги, получила свое с помощью динамита, когда попыталась отреагировать на происходящее.
Ну а потом была бешеная скачка по лесу, когда я прижал голову к холке лошади, потому что некоторое время не мог видеть вообще ничего, и у меня не получилось бы ее уберечь от ветки или сучка дерева…
Дом, расположенный почти на самой окраине Сверендера, где находилась база парней из Доренса, представлял собой двухэтажный каменный особняк, к слову, ужасно запущенный. Что немудрено, женщин там не было ни одной. Но располагался он удобно, подъезды к нему были скрытными, а невдалеке протекала впадающая в Сверен небольшая речушка Тоза.
Я прибыл туда в сопровождении нескольких своих людей, среди которых не оказалось ни Проухва, ни Шлона. Иначе к чему мне было облачаться в одежду присущую торговцу средней руки, если таких габаритных людей как они, в Империи чуть ли не считанные единицы.
В доме меня поджидал Анри Коллайн, прибывший еще накануне.
О подробностях пленения Горднера я уже знал. Его с несколькими его людьми взяли на каком-то захудалом постоялом дворе посреди ночи.
- Господин барон непременно ушел бы, если бы не сломал ногу, выпрыгивая из окна, - рассказывал один из спасшихся, которому, кстати, сам барон и приказал бежать, чтобы доложить о случившемся. Остальные остались с Горднером, но спасти его так и не смогли, слишком уж много людей участвовало в захвате.
Это была именно операция по его захвату, в этом можно даже не сомневаться. А вот как их выследили, до сих пор оставалось тайной.
Человек, принесший эту весть, выглядел виноватым. Вероятно, он полагал: все считают, он бросил барона, спасаясь сам, а теперь нашел предлог для оправдания своей трусости. Вполне возможно, что это и так, хотя сомневаясь, уж очень Горднера любили его питомцы из Доренса, чуть ли не боготворили. Но теперь всю правду можно узнать только от самого барона, и как это возможно?
Все присутствующие в доме уселись за длинным столом. Стол был почти пуст, торжественный ужин не намечался, а вот говорить всем нам придется много.
- Господина барона держат в Чуинстоке. - Рассказывал один из сидящих за столом, человек, известный для всех как Угорь. Клички в Доренсе имели все, там вообще не пользовались именами, данными им от рождения.
- Чуинсток - замок, расположенный на острове посреди озера, даже на вид очень мрачный, - продолжал рассказывать он. - К нему ведет единственный разводной мост. Охраняется замок тщательно, стены очень высоки.
Помолчав, он добавил:
- Не представляю даже, как можно туда попасть незамеченным.
Угорь - человек, подающий большие надежды, я давно его держал на примете. Нужно будет обязательно поинтересоваться, как он узнал местонахождение Горднера, наверняка это большой секрет.
Когда закончится война, заберу его к себе. Любитель я, лучших вокруг себя держать. Может быть потому, что в каждом из них есть то, чего мне самому не хватает.
Я по очереди оглядел всех сидящих за столом людей. Возможно, утечка пошла от одного из этих людей. Маловероятно, но в такой ситуации любая мысль допустима. Что ж, пусть голова об этом болит у Анри Коллайна, именно для этого он сюда и прибыл. Но у нас совсем нет времени на то, чтобы раскрыть крота, если конечно он имеется, и потому придется рискнуть.
Есть у меня одна мысль, на мой взгляд, не такая уж и бредовая. При удаче и Горднера освободим, да и сам я кое-какой должок сумею оплатить вместе с набежавшими процентами.
Я поднялся на ноги, привлекая к себе внимание. Еще раз прошелся по всем взглядом:
- Итак, господа. Коль скоро барона Горднера нельзя освободить, придется его обменять. Думаю, его королевское величество Готом не будет иметь ничего против, если мы обменяем господина барона Горднера именно на него. Но для этого сначала нужно его захватить.
Глава 15
Голову за голову
Мысль действительно была не такая уж и бредовая, каковой она покажется на первый взгляд.
Начнем с главного: Готому известно о моем отношении к барону.
Тысячу раз успел уже убедиться в том, что люди, что меня окружают, нисколько не глупее тех, что будут жить лет через двести-триста. И пусть они не знают или заблуждаются во многих вещах, и нет у них многих предметов, что так будут помогать в работе, но ума у них нисколько не меньше. А, возможно, и больше, потому что им и надеяться больше то не на что, только на собственную голову.
Так вот, Готом знает, обязательно должен знать о моем отношении к Горднеру. И мало того, что он попытается вытянуть все имеющиеся знания, а у Эриха их немало, он еще попытается использовать Горднера как приманку, чтобы поймать меня или моих людей.
Барон Артил Гиром, человек, возглавляющий Тайную стражу Трабона, давно уже и без всяких компьютеров просчитал все варианты моей реакции на поимку Эриха. Потому что он отлично знает, какая она будет - моя реакция. Выучили они меня, знают все мои привычки, пристрастия и предпочтения.
Как знаю, например я, что сам барон Гиром, коллега графа Кенгрива Стока, обожает амонтильядо к мясу барашка, любит карточные игры, в которых никогда не идет на рискованные ставки и считается отличным семьянином.
Для всех считается, но не для меня и немногих других посвященных.
Нам известно, что его любовнице нравится играть в постели в невинную девочку, обожает розовый жемчуг и встречается еще с одним мужчиной, молодым художником, о чем Артил Гиром, естественно, не знает. Ситуация несколько забавная, барон, при всем своем могуществе, даже не подозревает, что творится у него под носом. Но разговор сейчас не об этом.
Кстати, искусство в Трабоне отнюдь не в фаворе. Кроме, разве что, художников-баталистов, да композиторов, пишущих бравурные марши, которые очень нравятся королю Готому. Но разговор сейчас и не об этом тоже.
Разговор идет о другом - они наверняка знают, что я попытаюсь освободить Горднера. Кроме того, нисколько не сомневаюсь, что в Сверендере полно глаз и ушей короля Готома, так что Артил Гиром сразу же узнает, как только я убуду из Сверендера. Он будет ждать меня либо же моих людей где-нибудь в окрестностях Чуинстока. Чуинсток - подобие Нойзейседа, имперской тюрьмы для особо важных преступников. Тюрьмы даже похожи - обе они окружены со всех сторон водой. В общем, у Чуинстока ждут меня люди барона Гирома. Возможно, что и он сам.
А мы в Чуинсток и не пойдем. По единственной причине: где гарантия, что Горднер действительно находится именно там? Ведь и тюремщики Чуинстока могут не подозревать о том, что томящийся у них человек вовсе не настоящий Эрих Горднер. Сидит себе в камере человек, возможно, даже на него похожий, нанятый за золото, или совсем уж отрабатывая какую-нибудь провинность. Что-то слишком легко удалось узнать, где находится барон. И уж не часть ли это игры Артила Гирома?
Так что моя цель - король Готом. И узнать о том, где он находится, будет легко, слишком уж король публичная личность. Это во-первых. Второе и самое главное - никто меня ждать там не будет. Да им даже в голову не придет, что я решусь на такое. Почему я не попытался захватить Готома раньше? Да потому что риск велик, очень велик. И причина, чтобы на него пойти, должна была быть очень весомая, по крайней мере, для меня лично. Теперь она у меня есть.
То, что я должен был отправиться вместе со своими людьми, тоже легко объяснимо. Этот мир еще очень далек от всяких там демократий. Готом - король, а люди, сидящие передо мной, за исключением Анри Коллайна, пусть это слово не прозвучит ругательным - простолюдины. И они вместе с молоком матери впитали почтение ко всяким царствующим особам.
Это мне намного проще, я вырос в совершенно другом мире, где короли имеются и на эстраде, и в спорте, а иногда слово 'король' может даже прозвучать как ругательное. Это я гадить хотел на то обстоятельство, что Готом знает своих предков аж до сто восемнадцатого колена, что он король, и папа у него был королем, и мама королевой. И людям будет действовать значительно проще, если они будут знать, что за их спиной стою я. Причем стою не где-то там очень далеко, а вот здесь, буквально в двух шагах за их спиной.
Так что мне придется идти вместе с ними, хочу я того, или не очень. Хотя чего уж там, совсем не хочу, до нервной дрожи не хочу. Больше всего сейчас я хочу оказаться в Дрондере, я так давно любимую не видел. Да и мало от меня будет проку в предстоящем деле, скорее, стану даже обузой, но идти надо.
Обо всем этом я думал, глядя на людей, замерших от изумления за столом. Лишь Коллайн печально покачал головой: мол, что-то типа того я и предполагал услышать.
' Очень разумным решением, - размышлял я, - было бы послать еще один отряд, к Чуинстоку, чтобы отвлечь внимание от основного. Послать, конечно же, тех, кто отсутствует здесь, чтобы при их поимке, а такое вполне можно допустить, они не смогли рассказать ничего, кроме задачи, поставленной перед ними. Такие люди у меня есть, и ситуация вполне склоняет к тому, чтобы ими пожертвовать. И все же я не смогу так поступить, никак не смогу. Понадобится, и я пошлю их в самое пекло, где они непременно погибнут, но вот так подставить… нет. Черт бы меня побрал вместе с моими убеждениями, как они иногда мне самому мешают. Ладно, горбатого могила исправит, теперь о деле'…
Король Готом держался достойно, даже немного величаво. Плавные жесты, взгляд человека, привыкшего повелевать… Словом, он выглядел так же, как и при прежней нашей встрече, когда в плену у него был я. Разве что его больший, почти огромный нос заострился от тягот пути, перенесенных им по дороге в Сверендер. И все же выдержка ему изменила, когда я заявил ему о своем намерении обменять его на барона Горднера.
За время своего пленения у него было время подумать, на что он может пойти, в случае, если мы потребуем за его освобождение какие-то крупные уступки со стороны Трабона. Что он может себе позволить, а что пойдет вразрез с его представлениями о чести. Вероятно, он даже допустил мысль, что ему придется пробыть в плену до окончания дойны, как бы она не закончилась. Возможно, он успел смириться с тем, что его попросту умертвят, обставив дело таким образом, как будто бы у него непереносимость какого-либо продукта, приведшая к летальному исходу.
Но когда я объявил ему о своем намерении, то всерьез опасался того, что у него случится инсульт, до того лицо его налилось кровью. Или как у нас говорили примерно в эти же времена - апоплексический удар. Пришлось даже вызвать колокольчиком дежурившего на всякий случай в соседнем помещении лекаря.
Королям не принято наносить пощечины, здесь же присутствовала целая оплеуха, причем публичная, еще и с последующим маканием головы в неопорожнённую ночную вазу.
Трабонский король впился в меня взглядом, тщетно пытаясь убедиться в том, что я очень неудачно пошутил. Да как бы ни так, Готом, как бы ни так, никаких шуток не будет. Я обменяю тебя на барона Горднера. И, даже если ты сам на это не пойдешь, то пойдут твои люди. Но и у них ситуация - не позавидуешь. Обменять своего собственного короля на какого-то барона, и всё! Никаких других требований, вообще ничего, только голову за голову.
Великий полководец, непобедимый король Трабона Готом IV обменян на безвестного барона, к тому же бывшего преступника, чудом избежавшего петли имперского палача!
Когда Готом понял, что я не шучу, он сник на глазах и начал выглядеть уставшим человеком слегка за сорок, у которого уже начали проявляться хронические болячки, а по утрам частенько кружится голова.
Я усмехнулся, представив себе, какова будет реакция высокопоставленных людей по всей Империи, того же герцога Ониойского.
О пленении короля Трабона знали все. Готом даже успел получить приглашение от герцога посетить его резиденцию. Я от имени Готома приглашение отклонил, сославшись на недомогание короля, даже не поставив последнего в известность.
Ничего, каким бы ни было мое решение, все они пережуют и проглотят. Понимаю, что так не делается, так ведь и весь грех на мне. Вся операция и задумывалось только ради того, чтобы обменять Горднера. Иначе проще было бы убить трабонского короля, и хлопот было бы значительно меньше. Ведь теперь в его лице, я приобрету такого врага, что и злейшему врагу не пожелаешь, если можно так выразиться.
Коллайн всячески пытался меня образумить, приведя множество доводов против такого обмена, все как один веские, проявляя при этом чудеса красноречия. Наконец он заявил:
- Хорошо, мне тебя не переубедить. Но ведь есть яды, надежные яды, которые действуют не сразу, а через несколько недель. Трудно будет связать нас со смертью короля Готома после такого срока.
- Нет, - покачал я головой. - Нам вообще следует молиться о том, чтобы он даже не чихнул в ближайшие пару месяцев.
Коллайн угомонился только после моего вопроса:
- Анри, а что, если бы на месте Горднера был ты?
Да пойми же ты, наконец, что, поступая таким образом, мы больше выиграем, нежели проиграем, и дело даже не в Горднере.
Хотя сам бы я с огромным удовольствием собственноручно пристрелил Готома за тех пятерых парней, что погибли при его захвате…
…Ворона пришлось оставить в Сверендере. Что это за маскировка, одень ты хоть что, если едешь на лошади аргхальской породы? Их на всю Империю десятка два всего то и наберется. Знаю, что и в Трабоне аргхалов можно по пальцам перечесть.