Лавки, расположенные на нижних этажах, манили яркими товарами. У Самсона зачесались руки. Он бочком продвинулся к ближайшей витрине. Гуча заметил маневр и показал вору кулак. Тот понял и попыток больше не делал. Репутация честного человека в этом земном раю значила очень много, а воровство в списке грехов стояло на первом месте. Постепенно Рыжий пройдоха проникся общим настроением и даже вздохнул от умиления, увидев трогательную сцену у ворот двухэтажного дома.
Женщина в белоснежном переднике и чепце, румяная и красивая, провожала мужа. За ее юбку держался мальчик лет четырех и вместе с матерью махал рукой вслед уходящему хозяину. Тот оборачивался и улыбался улыбкой счастливого человека. На скамеечке у крыльца древний старец гладил лысого пса и, глядя на них, вспоминал, наверное, свою молодость. Малыш оторвался от материнской юбки, подбежал к деду и уткнулся лицом ему в колени.
Самсон вздохнул и кинулся догонять ушедшую вперед компанию.
Трактир Джулиуса назывался "ВАРЕНЫЙ РАК". Друзья покатились от хохота, а бедолага поклялся сменить название. Оно напоминало о двух годах проведенных на дне реки в обличье популярной закуски к пиву. Не подвернись Джулиусу собачий хвост, кто знает, когда бы он сумел вернуть себе человеческий облик.
Трактирщик подошел к двери и замер, вдыхая забытые ароматы питейного заведения. Многочисленное семейство высыпало на улицу приветствовать долго отсутствовавшего хозяина. Жена - миловидная блондинка с соблазнительной фигурой, плача и причитая, обняла мужа. Трое отпрысков, от пяти до пятнадцати, скакали вокруг. Четвертого - младенца месяцев трех от роду, мать держала на руках.
- Джулиус, ты… - нежно прошептала она, но вдруг отстранилась и отвесила мужу увесистую оплеуху, - …где два года шлялся, скотина?!
- Дык, это…
- Что это, что это?! Я как белка в колесе крутилась, чтобы твой драгоценный трактир сохранить, пропади он пропадом!!! Мальчишки без отца совсем от рук отбились! Дите на руках малое, а он! Посмотрите, люди добрые, на этого обормота!
Женщина сунула младенца объявившемуся родителю, села на ступеньку и зарыдала в голос.
- Басенька, - попытался успокоить ее трактирщик, - я же живой вернулся, здоровый, а дома не был из-за того, что волшебник превратил меня в рака. Я в реке два года сидел. Под корягой.
- А мне-то каково было? Ты об этом подумал?! Ты хоть представляешь, как эту ораву трудно одеть, умыть, накормить? А сколько сил на одни подзатыльники уходит? Нет, ты мне скажи, ты понимаешь, что такое семья?
Трактирщик бочком придвинулся к жене и только теперь заметил копошащегося у него на руках младенца.
- Басенька, а я вроде бы только троих детей оставлял, откуда же этот взялся? - деликатно спросил он.
У Басеньки мигом высохли слезы.
- От тоски по тебе, - вскинулась она, а Джулиус на всякий случай отодвинулся подальше от темпераментной супруги. - Портрет твой у сердца носила, глаз с него не спускала, и вот, пожалуйста, результат!
- Да разве же такое бывает? - изумился трактирщик.
- Значит, в реке два года сидеть - бывает, а ребенка от тоски да любви понести - не бывает?! - Женщина уперла руки в крутые бока и грозно посмотрела на низкорослого мужа. - Значит, в рака превратиться - у нас обычное дело, а ребенка родить - из ряда вон выходящее?! Тебе что, куска хлеба для него жалко, не прокормишь, что ли?!! Да что ты ко мне привязался, да пусть он будет!!!
- Басенька, да разве ж я против? Пусть будет, дети мне в радость. - Джулиус освободил из цепких ручонок малыша свой нос, передал младенца старшему сыну и прижался лицом к груди разъяренной супруги. Та, успокоившись, расцеловала сверкающую лысину мужа.
Марта, наблюдая эту трогательную семейную сценку, всхлипнула. Бенедикт, боясь, что дражайшая невеста от умиления разрыдается, тронул коней. Трактирщик, поглощенный встречей с женой, не заметил их отъезда.
- Вот они, женщины! Все они такие, - философски заметил Гуча. - Дурят нас, как хотят, вертят нами, а стоит пустить слезу и надуть губки - мы тут как тут? Стоим на карачках у их подала и хвостами виляем. Так ведь им этого мало - они норовят на шею сесть. И ведь стоит только чуть-чуть слабину показать, садятся и везти заставляют. И погоняют - не шарфиком легким, а палкой!
- Вот и я говорю, зачем мне жениться? - вставил Самсон. - Себе небось такой судьбы не желаешь?
- Молчи, женоненавистник, как миленький под венец побежишь, не отвертишься!
Телега остановилась у низкой ограды. Дом короля, добротный и основательный, как все в королевстве, гордо возвышался над городом своими пятью этажами.
Из окон выглядывали улыбающиеся служанки и многочисленные родственницы короля. Марта, вдруг заревновав, собственническим жестом притянула к себе Бенедикта. Так и ступили на стерильную дворцовую площадь: впереди - жених и невеста, следом - черт и вор, за ними - старая кляча, еле дотянувшая телегу с золотом до финиша.
Любящий папочка - Евдоким III - уже спешил навстречу. Совершенно лысый и очень толстый, издалека он казался катящимся клубком ниток. Широкая мантия колыхалась из стороны в сторону, подметая и без того чистые плиты двора. Небольшая корона держалась на яйцеголовом правителе с помощью веревочек, завязанных кокетливым бантиком меж толстых складок подбородка.
- Марточка, радость моя, я так волновался так волновался!
- Плохо волновался, - грубовато ответила дочь и, отвернувшись, распорядилась перенести мешки с деньгами в казну. - Если бы ты действительно переживал, то не продешевил бы так!
- Марточка, может быть, тебе у разбойников и виднее было, сколько с них взять, - виновато сказал король, - но я-то здесь в неведении был. Атаман такой худенький, явно недоедает, на коленях умолял снизить цену. Я же, как отец своих подданных, просто был обязан проявить милосердие.
- Ой, да перестаньте, папа! - почему-то возмутилась Марта. - Вы что, не видите - у нас гости.
Король внимательно оглядел спутников принцессы и повернулся к дочери:
- Марточка, а что это ты так крепко держишь молодого человека, он что, должен тебе?
- Должен, - ответила дочь, - пятьдесят лет счастливой жизни должен!
- О, нет! - застонал король. - Неужели опять! Марта, я свое слово сказал, ни сольдика не добавлю! В конце концов, когда я умру, все королевство твое будет!
- Вот об этом мы сейчас с тобой и поговорим! Принцесса мило улыбнулась и приказала: - Устроить дорогих гостей, а мы с папой брачный контракт составим.
Евдоким III и его экономная дочь исчезли в недрах дворца. Друзей окружила стайка хихикающих служанок. Гости и не заметили, как оказались в купальне.
В огромной комнате клубился пар. В центре стояли три большие бадьи, наполненные ароматной водой. По стенам висели пушистые полотенца. На полках лежали разноцветные куски мыла, всевозможные щетки и мочалки, множество баночек и бутылочек с различными составами, нужными для наведения чистоты.
Гуча, видевший и не такие блага цивилизации, спокойно позволил себя раздеть и с удовольствием разлегся в горячей воде, подставляя бока умелым ручкам девушек. Стеснительный Бенедикт быстро вымылся сам, а вот с Самсоном возникли проблемы. Он ни за что не хотел мыться и не позволял себя раздеть, что, впрочем, не помешало ему перещупать всех служанок.
Затем друзей проводили в просто обставленную комнату.
- Ну что за дворец? - разочарованно произнес Самсон, когда их наконец оставили одних. - Ни тебе ковров, ни балдахинов, ни золотых статуэток. Как в крестьянском доме - дубовые кровати, домотканые половики. Я думал, что во дворце полно излишеств, а тут просто, как в казарме.
- Не видел ты казарму, балбес, - проворчал Гуча. - После нее тебе бы этот домик раем показался. А излишества у них в сокровищнице лежат. Страна у них такая, практичная. Дворец, Самсонушка, лишь отражение нравов народа, порой, конечно, не во всем, но отражение.
- Тьфу! - Самсон плюнул на сверкающий паркет.
Тут же открылась дверь, и в комнату вплыла толстая поломойка. Она подтерла плевок и, неодобрительно сверкнув глазами на Рыжего, так же молча вышла.
- Вот это да! - восхитился Бенедикт. - Видимо, к полу подключена сигнализация, реагируют мгновенно!
- Дурак, они нутром чуют грязь и беспорядок, у них это в генах заложено. Шаг вправо, шаг влево от установленных норм - расстрел, если не расстрел, то генеральная уборка как минимум.
- Мудрено говоришь. - Самсон плюнул еще раз. Опять вплыла уборщица, подтерла пол, потом грозно взглянула на Самсона и, взяв стоящий рядом посох Гучи, стукнула его по голове.
- Грязная свинья, - произнесла она и с достоинством удалилась.
- Ну и нравы, - покачал головой почему-то погрустневший ангел.
- Хрю! - донеслось в ответ. Гуча и Бенедикт резко повернулись к Самсону и остолбенели - на его месте сидел очень симпатичный рыженький поросенок с разноцветными глазками и довольно похрюкивал. Бенедикт охнул и упал в обморок.
- Идиотка, посох волшебный, а ты… - прошипел вслед тетеньке черт, лихорадочно соображавший, как исправить ситуацию. Решив действовать от обратного, он схватил посох и, ударив поросенка, прокричал:
- Самсон!
Поросенок увернулся, а кровать, по которой пришелся удар, обросла оранжевыми, как у Самсона, кудрями. Превращенный в свинью принц залез под нее и, глумливо похрюкивая, просунул пятачок между рыжих прядей, свисающих с волосатой постели.
- Придурок, крикну кухарок, зажарят тебя к чертовой матери! - Гуча двинул жезлом как пикой целясь меж разноцветных глаз.
Шустрый представитель семейства хрюшек опять увернулся, а Гуча, по инерции пролетев до кровати, столкнулся нос к носу с собственной мамочкой, особой темпераментной и склочной. Под ласковый звон пощечины он дотронулся по нее жезлом и проорал:
- Приятно было увидеться, мама, иди домой! Матушка исчезла, а Гуча огляделся в поисках строптивого принца. Рыжий хвостик выглядывал из-за спины лежащего в беспамятстве Бенедикта. Черт прыгнул туда, но животное опять опередило его, припустив к двери.
- Дерьмо навозное! - совсем уж нехорошо выругался Гуча, стукнув ни в чем не повинного ангела посохом.
Поросенок, весело поцокивая копытцами, трусил к двери. Гуча, собрав всю свою волю в кулак, сосредоточился и, направив на него посох, выкрикнул:
- Самсон!
С конца деревянной палки сорвалось маленькое солнышко. Гучу отбросило назад. Когда он вылез из-под опрокинутого кресла, его глазам предстала прелестная картина: Самсон, в человеческом уже облике, сидел верхом на онемевшем от такой наглости короле; Марта открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег смотрела на что-то за его спиной. Гуча оглянулся и остолбенел. С пола поднимался пришедший в себя Бенедикт. Его ангельская красота была покрыта навозом, облепившим несчастного жениха с ног до головы. Из бурой, дурно пахнущей массы на принцессу с любовью смотрели два ярко-голубых глаза. Зловоние расползалось по комнате и грозило оккупировать, весь дворец.
- Вымыть все. А это, - невеста показала толстеньким пальчиком в сторону Бенедикта, - это выкинуть из дворца, из города, а еще лучше - из королевства! И подальше! Принцесса выдернула из-под Самсона своего отца Евдокима III.
- Папочка… - она высморкалась и вытерла слезы, - папа, я думала, у нас любовь, а он посмеялся надо мной. Как это жестоко!
Провожать, естественно, их не стали. Предварительно окатив водой с какой-то дезинфицирующей жидкостью, друзей посадили на телегу и, точно выполняя приказ оскорбленной Марты, вывезли за пределы королевства Рубельштадт.
Несостоявшегося жениха и его друзей выгрузили на границе Рубельштадта и Фрезии. Неподалеку протекала мелкая речушка, за что Гуча был особенно благодарен судьбе. Дело в том, что от Бенедикта очень плохо пахло, что нужно было срочно вымыть. Сам он этого сделать не мог, потому что страдал. Он так и не понял, почему Марта его бросила - он ни прямо, ни косвенно не виноват был в истории с навозом. Но наказали почему-то именно его. Не Самсона, плюнувшего на пол, не Гучу, который не смог удержаться от бранных слов, а его - ЛЮБИМОГО!
- Можно было подойти к проблеме с разных сторон! - восклицал он, анализируя ситуацию.
- А я и так с разных сторон подхожу. - Самсон стоял по пояс в воде и отмывал страдальца.
- А где же непредвзятое суждение? Где логика, наконец?! Гуча, объясни, почему нельзя было конструктивно рассмотреть вопрос?
- Потому, ангелок, что женщина и логика - понятия несовместные. Ну что такое логика? Можешь не напрягаться, сам отвечу. Логика - это совесть ума. Это нравственность нашего разума, а женщины - существа бессовестные. Что им удобно - то и логично.
- Так он все эти умные слова о бабах говорил? - сообразил Рыжий, намыливая влюбленному спину. - Вот глупый мужик, они ведь даже не думают, они просто живут - и все! Стоит только отвернуться, и ты - далекое прошлое. Ты неделю думаешь, как помириться, а она за эту неделю успеет замуж выйти. А знаешь почему?
- Почему?
- Потому, что это для нас с тобой неделя пройдет, а для них все было тысячу лет назад.
- Точно, Рыжий. Ты слушай его, ангелок, он дело говорит!
- А потому и говорю, что сам пережил. Прихожу как-то к бывшей подружке мириться, а она так удивилась. Она, видите ли, думала, что я умер.
Железный аргумент! - расхохотался Гуча. Он сидел у костра и втайне радовался, что все так разрешилось. Как ни посмотри на эту историю, рассуждал он, а практичная Марта не пара наивному Бенедикту.
- За что? - всхлипнул ангел. - Неужели чистота важнее любви?
- Для нее - важнее, - ответил Самсон, натирая страдальца песочком. - Да что ты убиваешься? Радоваться надо! Сам посуди - ну что за жизнь с такой, как она? Не жизнь, а сплошная генеральная уборка! Не обижайся, друг, но Марта бесплатно шага не сделает, а здесь целая жизнь. Чем бы с ней рассчитывался?
- Душой?
- Нужна ей твоя душа, в сундук ее не запрешь, за деньги не продашь. Фу, ну и запах! Эх, всегда мне грязная работа достается. Гуча вывозил, а я отмывай!
- Работай, висельник, - подал голос черт. - Нечего было плевать на пол. Работай и еще спасибо скажи.
- Это почему?
- А потому, что в Рубельштадте очень сильно свиные колбаски любят. Хорошо еще, что она тебя свиньей обозвала, а не верблюдом.
- А кто такой верблюд?
- Это такой зверь, плюется не хуже тебя. Шея длинная, морда страшная, а на спине два горба.
- Так бы и сказал, что дракон, зачем обманывать? - почему-то обиделся Самсон.
- Ну, разве что характером схожи. Нрав примерно такой же - мерзопакостный, Если чутье мне не изменяет, то во Фрезии верблюдов как кроликов в Англии.
- Туда мы тоже пойдем? - поинтересовался Самсон.
- Нет, там верблюды не водятся, понятно?
- Нет, - повторил Рыжий и вздохнул. - Интересно, кто такой навоз производит? Столько мыла извел, а запах только усиливается.
- А ты его хвоей потри, может, перебьешь, - посоветовал Гуча.
Самсон пулей выскочил из реки, волоча за собой несчастного Бенедикта.
- Сейчас от запаха и следа не останется! - Он усадил ангела на кочку под елкой и принялся яростно драить, загребая ладонями опавшую хвою.
- Колется, - попробовала протестовать жертва не в меру ретивого банщика.
- Потерпишь, - отмахнулся тот.
- Кусается! - возмущенно закричал ангел.
- Зато не воняет!
- Ой! - Бенедикт шлепнул себя по одному боку, потом по другому. - Ой-ой-ой! Кусается, говорю!
- Терпя, когда болит душа - телесная боль не чувствуется. Ай, мамочка! - Теперь уже Самсон хлопая себя по коленям я ягодицам. - Это ничего, это хвоя свежая!
Гуча, наблюдавший за этой возней с добродушной улыбкой, рассмеялся:
- Муравейник тоже свежий, клоуны, бегите к реке!
Закончив наконец-то водные процедуры, Самсон и Бенедикт подсели к костру.
- Ну что, лучше пахнет? - спросил Рыжий принц.
- Лучше, - ответил Гуча. - Пахнет так, будто кто-то под елкой нагадил! - Физиономия ангела вытянулась, он хотел было вскочить, чтобы снова бежать к реке, но черт остановил его и примирительно сказал: - Не напрягайся, запах сам выветрится. Давайте ужинать и спать, утро вечера мудренее. Парфюмеры!
Поели быстро. Уснули тоже быстро. После тяжелого дня сон пришел мгновенно.
Утром Гуча по праву старшего в отряде растолкал молодежь, и компания отправилась дальше.
Пейзаж менялся с невероятной быстротой. Исчезли елки и осинки. Зеленая сочная трава сменилась сухой степью. Солнце, казалось, задалось целью сжечь всю округу, испепелить все живое, все, что движется, колышется, растет.
Вспотевший Самсон едва передвигал ноги. Ему, привыкшему к прохладе предгорий, было непонятно, как можно жить в таком пекле.
- Гуча, - просипел он, - я здесь не женюсь.
- Это еще почему? - спросил тот и удивленно поднял брови, увидев, как вор достает из кармана волшебный платок. Гуча сунул руку в свой карман - пусто.
- Климат не подходит. Мне бы сейчас бочку ледяной воды… - Самсон отер пот со лба и махнул платком в тщетной надежде организовать ветерок.
Одновременно с этим движением и словами в воздухе материализовалась огромная деревянная бочка. Она плавно опустилась вниз, на обессилевшего принца. Вода, надо сказать, действительно ледяная, выплеснулась на ошарашенных спутников неосторожного воришки. Ангел и черт тупо смотрели на подарок платка-самобранки. Гуча попрыгал на одной ноге, вытрясая воду из уха, а Бенедикт вытер лицо ладонями. Под бочкой величиной с хорошую цистерну тихонько лежал Самсон. Лишь слабое шевеление пальцев оставшейся снаружи руки говорило о том, что он еще жив.
- Ну и как его из-под нее достать? - Бенедикт почесал ангельский затылок.
- А надо ли? - вопросом на вопрос ответил Гуча. - Напишем отчет, мол, погиб смертью храбрых. Утонул в пустыне при наводнении. Всплакнем не много - и забудем. Слышишь, отморозок? - Рука Самсона слегка шевельнулась.
- Слышит, жить-то хочется, а когда говоришь, что воровать нехорошо - он сразу глухим прикидывается.
- Да ладно тебе, Гуча, потом нотацию ему прочтешь. Помоги эту громадину с места сдвинуть. Задохнется ведь, бедненький!
- Этот не задохнется, он найдет и где воздуху украсть! - Возмущенный черт налег на шершавый, плохо обтесанный бок бочки и толкнул. Та не двинулась с места. - Зачем так жадничать, попросил бы ведерко - и душ хороший, и не убьет.
- Он не подумал, - вступился за Рыжего ангел.
- Вот и я про это же говорю, подумать бы не мешало! - Гуча присел на корточки и уставился в одну точку. Этой точкой оказался платок, который все еще сжимала посиневшая рука страдальца. Черт с трудом разжал онемевшие пальцы Самсона и вынул из них волшебный предмет.
- Спасибо за воду, - Гуча встряхнул платок, - но нам нужно было поменьше - ведерко, например, а эту громадину забери.
Трехэтажная емкость для воды исчезла, оставив на песке идеально круглый след с распластанным Самсоном посередине. Сердобольный Бенедикт кинулся к другу. Тот слабо пошевелился, шумно втянул воздух, закашлялся и наконец сел.
- Что это было? - просипел он, выплевывая песок.