- Ты лучше так постой. И ротик, э-э… захлопни, что ли. Я сам по тебе заберусь.
Пасть с хлопком закрылась. За его спиной колонна узников продолжала маршировать по темной камере, как взвод зомби. Резвых с некоторым трудом (больная нога все-таки давала о себе знать) начал взбираться по бугристой, в выступах и наростах, голове.
Потом крепко ухватился за что-то вроде рогов, торчащих позади огромных глаз Гортензии. На один из зрачков Тимофей едва не наступил кроссовкой - темный глаз на фоне темной шкуры был почти не заметен. Он едва успел отдернуть ногу, когда Гортензия моргнула.
В конце концов он сумел оседлать ее шею и скомандовал, стараясь казаться вежливым:
- Подними голову, Гортензия. Пожалуйста.
И пережил легкое ощущение невесомости, когда голова взмыла в небеса. Сглотнув и переждав легкий приступ тошноты и головокружения, Тимофей огляделся.
Прутья решетки поблескивали в полутьме в двух человеческих ростах под ним. Вся тюрьма с высоты драконьей шеи выглядела скопищем разноуровневых крыш. Свет звезд освещал площадки разной величины, притулившиеся друг к другу. Кое-где поблескивали прутья решеток - скорее всего, там находились такие же камеры, как и та, откуда он только что вылез.
Он напряг зрение, пытаясь в полутьме при свете звезд разглядеть то, что лежало за пределами тюрьмы. С той стороны, куда он смотрел, к тюрьме примыкала зубчатая городская стена, убегающая влево и вправо. С правой стороны над стеной возвышались две башенки, окаймляющие городские ворота - он запомнил их силуэты еще с первого посещения города магов. Башенки располагались на расстоянии примерно полукилометра от тюрьмы. Если только, конечно, здешняя перспектива не искривлена и местный воздух, повинуясь своим атмосферным законам, не искажает пропорции…
Тимофей повернул голову. За его спиной тюрьму окружал город. В полутьме веселенькие разноцветные домики города магов выглядели одинаково серыми. От тюремных зданий их отличали только окошки, прорезавшие стены. Без решеток, освещенные изнутри теплым оранжевым светом.
Крыша тюрьмы была совершенно безлюдна. Видимо, никто не считал нужным охранять местные застенки еще и с воздуха. Высоких смотровых башен, забранных колючей проволокой и оснащенных охранником, пулеметом и прожектором, тоже не наблюдалось. Все было настолько не в стиле родимых русских тюрем, что просто сердце радовалось…
Значит, им не придется прорываться с боем, используя живой огнемет. Он похлопал Гортензию между глаз и попросил:
- Давай-ка уберемся с этой решетки, киска. Хочу сойти во-он на той сплошной крыше…
Драконша сделала всего один шаг, грузно перевалившись всем телом с боку на бок. Его ощутимо тряхнуло. Гортензия выбралась на твердое покрытие и осторожно опустила голову вниз. Влюбленный бройлер явно заботился о целости своего бесценного груза…
Тимофей спустился с холки драконши, задействовав здоровую ногу. И похромал к концу крыши, казавшемуся поровнее. Вряд ли его команда отставных диктаторов привычна к бегу по пересеченной местности, так что лучше выбрать дорожку прямохожую.
Гортензия, оставшаяся сзади, тут же мурлыкнула у него в голове:
"А я? Мне тоже идти?"
- Стой, где стоишь, - негромко распорядился Тимофей.
И тут же почти физически ощутил дрожь от печального вздоха драконши, раздавшегося у него в голове. Пришлось пообещать:
- Я скоро вернусь…
Он шел крадучись, стараясь производить по пути как можно меньше шума. Это ему удалось, несмотря на то что распухшая нога гнулась с трудом и отзывалась онемелой болью на каждый шаг. Покрытие под ногами на вид и на ощущения очень напоминало толь, залитый гудроном, - но было при этом невероятно ровным. Он заподозрил, что при постройке тюрьмы не обошлось без магических заклятий. Очень уж гладкой была тюремная крыша под кроссовкой. Даже полированная мраморная плитка не дает такого эффекта - разве что на всю крышу пошел один целый кусок, тщательно вымеренный, выверенный и заполированный с точностью до последней молекулы.
Два раза ему пришлось спускаться вниз, когда крыша перерастала в следующий свой лоскут. Тем не менее до намеченной точки он добрался без помех. По пути Тимофею под ноги попался всего один забранный решеткой проем, который он осторожно обошел по краю. Но посмотреть внутрь он не решился - неизвестно, кто там сидит, а на фоне звездного неба его фигура будет видна достаточно ясно и отчетливо. Так что из двух зол - любопытство и излишняя осторожность - Тимофей после короткого раздумья выбрал именно осторожность.
Последняя тюремная крыша, на которую он спрыгнул, слегка подвернув больную ногу и едва удержавшись при этом от болезненного стона, обрывалась прямо на городскую улицу. С того места, где он стоял, улица казалась длинным темным провалом, на дне которого поблескивали спинки булыжников, устилавших мостовую. Напротив него теснились дома - все на один или два этажа выше, чем тюрьма. И никаких тебе стен с колючей проволокой или бдящих часовых с собаками. Для арестанта это был просто праздник какой-то. День всех сидящих…
В домах напротив светились небольшие окошки, забранные занавесками. Окна выглядели до ужаса по-домашнему. И кто-то за этими тепло светящимися желтыми квадратами наверняка был счастлив, сыт и доволен собой и жизнью.
И здоров.
Тимофей отогнал приступ завистливой тоски и торопливо похромал назад, стараясь не скрипеть зубами от боли. Гортензия терпеливо ждала его возле решетки, застыв темной глыбой на краю сплошной крыши. Он пошлепал ее по прохладной шкуре.
- Я тут.
Шипастая голова стремительно подъехала к нему.
"Да? Значит, настало время для наших совместных вздохов под светом звезд, о Тимоха?" - радостно взвыла Гортензия.
Тимофей поморщился, потому что от телепатического крика между висками возникла волна давящей боли, вольно разлившись по всей голове от левого уха до правого. И обратно.
- Нет, пока не время, - торопливо разуверил он мечтательную драконшу. - Меня надо просто спустить вниз. Тем же способом, каким я поднялся.
Он с некоторым трудом забрался снова на рогатую голову. Гортензия опустила морду в проем.
Строй узников шагал уже совершенно не в ногу. Инопланетяне, почуяв близость свободы, двигались вразнобой, поднимая и ставя ноги как попало. Леха, по-видимому, уставший поддерживать дисциплину в своем разнородном войске, куковал у проплавленного проема.
Тимофей, не слезая с головы, поманил его к себе.
Леха подскочил к нему одним прыжком и прошептал, возбужденно блеснув глазами:
- Ну что? Наконец на волю?
Сэнсэй кивнул, затем поймал радостный и одновременно благодарный взгляд братка и пробормотал:
- Век воли не видать - это не про нас, браток… Предупреди своих каудильо, чтобы вели себя потише.
Подъем всех узников на поверхность крыши занял гораздо больше времени, чем он ожидал. Голове Гортензии опять пришлось послужить лифтом. "Как бы шею не растянула, птичка-телепатичка", - забеспокоился Тимофей. Примерно после десятого узника он подошел поближе и погладил чуть подрагивающее плечо крылатого монстра. Для этого ему пришлось встать на цыпочки и вскинуть руку над головой.
- Ты не устала, Гортензия?
"Это мой подвиг для тебя", - важно заявила драконша.
Тимофей содрогнулся и отскочил. Вот только подвигов ему тут не хватало. Гортензия, ничего не заметив, повернула морду к нему. И улыбнулась во всю ширь своей пасти. На фоне угольно-черной и влажно поблескивающей полости рта сверкнули белые клыки, плотно пригнанные друг к другу.
Подвиг по-драконски. На подвиги, как известно, идут из-за любви. Тимофей вдруг неожиданно с ужасом осознал, что Гортензия считает себя влюбленной в него. Влюбленной женщиной или чем-то вроде. Хотя она дракон, а он мужчина из рода людей. Как она сказала - нельзя мыслить так узко? О майн гот… Нельзя поминать имя Господне всуе, но по немецки, глядишь, и не заметит.
По плечу ли ему такое испытание? Опасно разочаровывать огнедышащую даму…
"О, не беспокойся за меня! - довольно нежно продолжила драконша. - Что такое усталость женщины, если рядом с ней даритель любви?"
Что он выиграет, начав разубеждать драконшу, что она не женщина? А сам Тимофей вовсе не некий даритель любви? Ничего.
Нельзя спорить с огнеметом - это опасно для жизни. Побег еще только начался. Сейчас помощь Гортензии была им жизненно необходима. Поскольку никто другой не рвался помочь узникам с их побегом…
И под давлением всех этих обстоятельств Тимофей малодушно промолчал.
Лexa, шепотом матерясь, строил всех поднимающихся узников в шеренгу по двое. Тимофей приказал делать это, когда увидел, что узники начинают проявлять нетерпение и поглядывать в стороны. Неорганизованное бегство по крыше могло погубить их всех.
Инопланетяне нехотя, но строились. Сутки муштры очень способствуют развитию чувства дисциплины.
Особенно если командир - браток по имени Леха.
На крыше по-прежнему никого не было, кроме них. Не напрасно отставные диктаторы мучились последние сутки, маршируя в строю - тюрьма привыкла к их шуму. И до того момента, пока кто-то из стражников не услышит их шаги прямо у себя над головой, они в относительной безопасности.
Тимофей поманил к себе пальцем свинорылого, когда тот появился на краю крыши. И довольно нахально заявил, глядя ему прямо в лицо, украшенное дырчатым большим пятаком:
- Самое время обсудить некоторые договоренности, не так ли? Если вы сейчас спуститесь с этой крыши и доберетесь до своих денежных кубышек…
- Банк Гергеция, - мгновенно отозвался тот, почтительнейше склоняя голову перед Тимофеем. - Туда каждый из нас переведет по определенной сумме на счет некоего Тимохи. Мы об этом уже договорились. Конечно, по отдельности это не так уж и много, но все вместе составит неплохой капитал. Смею вас заверить, что вы останетесь довольны.
- Пойдет, - равнодушно оборвал его Резвых, вспомнив, что нужно узнать еще кое-что. - Вы здесь давно сидите, почтенный…
- Чарача. - Свинорылый самую чуточку склонил голову, и его лицо вдруг обрело важность и значительность. Доходящие до напыщенности.
И Тимофей увидел, каким прежде был почтенный Чарача. В лице была жестокость, сплавленная с безволием, и некая эпатажность. Словно этот инопланетянин нес себя миру, как лучший подарок…
- Да, я довольно давно здесь сижу.
- Прекрасно. - Он поймал свинорылого за обтрепанный рукав. - Нас было трое, когда нас арестовали. А осталось только двое. Есть здесь покои для особо опасных?
Свинорылый виновато покачал головой. Уши, торчащие на верхушке морды, мотнулись в стороны.
- Извините. Нас никогда не выпускали из камеры. И не с кем было поговорить, не из кого выудить сведения. Вы на моей памяти единственные, кого выводили на время из нашей клоаки, пусть и под конвоем…
Неудача. Резвых вздохнул:
- Ладно. Присоединяйтесь к остальным.
Тимофей отвернулся и стал наблюдать за далеким краем крыши, выходящим на улицу. Главное, чтобы из окошек не заметили их ночного променада.
- Постойте! - сказал вдруг из-за спины Пятачок. - Э-э… Знаете, в среде заключенных всегда ходят слухи…
Слухи? Некоторые слухи бывают достовернее любых сведений - проверено российской действительностью. Тимофей стремительно развернулся:
- И что за слухи?
Бывший диктатор Чарача задумчиво покривил пятак, заменяющий ему нос:
- Говорят, что здесь есть заброшенные камеры, которые маги-оружейники предоставляют своим особым заказчикам. Тем, кто хочет побеседовать с бывшими противниками лично и в особом уединении… вы меня понимаете?
Тимофей кивнул. Действительно, как же в уважающей себя тюрьме без пыточного застенка. Жив ли еще эльф? Если он попал в одно из таких заведений, то с ним могли сделать что угодно.
Он прикусил губу. Неужели маги-оружейники все-таки выдали Вигалу своему заказчику в красном панцире? Надо думать, заплачено было немало. Впрочем, и кусок на кону у инопланетного рака жирный - целая планета. С вожделенными омутами. В таком случае и платят немало, и поступают жестко…
- Некоторые из этих камер оборудованы по требованиям заказчиков. Поскольку у каждой расы свои специфические особенности, то каждый раз разное приходится придумывать. Что болезненно для вас, к примеру, для меня как щекотка…
Ему не хотелось слушать эти подробности, и он перебил Чарачу:
- И где они располагаются?
- Вот уж чего не знаю, того не знаю, - смутился Пятачок. - Но слухи ходят, что если тебя ведут по очень старым коридорам, то жди самого страшного…
- И все?
Пятачок закивал и пошел к строю, не дожидаясь распоряжений. Плечи у бывшего диктатора бессильно обвисли. Видать, укатали бывшую влиятельную персону здешние застенки.
Выгрузка живого груза была наконец закончена. Лexa подбежал к нему, и Тимофей вполголоса распорядился:
- Гортензия, стой где стоишь.
Драконша немедленно отозвалась в голове:
"А ты меня не бросишь здесь? На этой одинокой, печальной крыше… А то я слышала, что все мужчины обманщики!"
Господи, этого-то она откуда нахваталась? Или женские любовные романы докатились уже и сюда?
- Да вернусь я, вернусь! - Он придушенно прорычал эти слова и обернулся к Лexe: - Тихо веди их в этом направлении. - Тимофей ткнул рукой. - По пути попадется одна решетка. К ней не приближайтесь. И не позволяй никому проявлять любопытство и заглядывать туда. Я за вами, замыкающим. Все понятно?
Леха молча кивнул и сорвался с места, бухая ногами по гладкой крыше. Тимофей напомнил ему вслед:
- Двигаться тихо!!
Леха остановился и через плечо кивнул ему со счастливым выражением на лице. А затем запрыгал по крыше на цыпочках. Прямо как балерина из танца мелких лебедей…
Колонна вытянулась и стремительно поползла по лоскутам прилепленных друг к другу крыш. Тимофей пристроился к ним в тыл. Леха, несшийся впереди, задавал темп всем остальным. И задавал его обеими здоровыми ногами - так что Тимофей довольно быстро отстал, начав прихрамывать. Он ковылял позади и молился, чтобы всем стражникам в эту ночь бог основательнейше наступил на ухо - потому что под ногами узников крыша тихо, но грозно гудела.
И вновь все прошло без проблем, к его великому облегчению. Марш-бросок кончился у края тюремной крыши. Все узники столпились у самой границы ровной плиты. Тимофей дохромал до своего отряда и злым шепотом осведомился:
- Чего стоим? Улицы не видели, что ли?
- А как же… - прошепелявил в темноте кто-то. - Тут же высота в два муара! Опасно прыгать…
Тимофей встал здоровой ногой на край здания и заглянул вниз. Выступающий карниз надежно закрывал стену тюрьмы от его взора.
Улица поблескивала метрах в трех от его ноги. Да чтобы наш мужик, сбегая из тюрьмы, затормозил из-за такой малости?
Все-таки бывшие диктаторы - совершенно не подготовленный к жизни народ. Сэнсэй скривился и присел на край крыши. И злым шепотом просветил уставившиеся на него инопланетные морды и лица:
- Показываю…
Он повернулся, перенеся вес тела на руки. Край крыши упирался теперь ему в живот. Кстати, он не осмотрел стену под тем местом, где должны будут спускаться беглецы. Вот сейчас все и выяснится.
Злость, затопившая ум, помешала разумно мыслить. И он не стал предварительно осматривать стену здания, отделявшую его от улицы, а просто соскользнул вниз, повиснув на руках.
И оказался прямо перед окном, прорезавшим стену тюрьмы. На окне не было решеток, оно оказалось открыто - и оттуда прямо на него пучил глазоньки лысый тип в сером камзоле, по виду и по морде - вылитый стражник…
Тип открыл рот и произнес глупейшую фразу:
- А вы чего вышли?
- А погулять захотелось, - выпалил Тимофей.
Время ускорилось - и на размышления его, драгоценного, совершенно не осталось. Он отцепил одну руку, качнулся на оставшейся. Окно подъехало немного поближе - и Тимофей ухватил выкатившего глаза стражника за волосы на затылке, рванул на себя, перегибая податливое от страха тело через подоконник. Тип, не ожидавший нападения, слабо вскрикнул и начал вываливаться за окно. Резвых извернулся и здоровой ногой поддал стражнику под зад, ускоряя падение.
Тело с глухим стуком приземлилось на каменную мостовую. Тимофей дрыгнулся всем телом, возвращая руку на карниз. И торопливо оглядел помещение за окном, открывшееся его взгляду.
Скорее всего, это была каптерка, сиречь бытовое помещение для стражников. Несколько лежанок вдоль стен, в углу поставец, утыканный копьями и еще каким-то оружием, чей внешний вид и предназначение Тимофею были совершенно незнакомы. В центре стоял стол, уставленный кувшинами и чашами. Каптерка как каптерка - только с небольшой поправкой на местный антураж. В российской, без сомнения, вместо кувшинов и чаш стояли бы бутылки и граненые стаканы.
В помещении никого не оказалось. Сэнсэй подтянулся и втащил себя на крышу.
Леха уже стоял рядом на корточках, заглядывая ему в лицо:
- Ну, как там?
Узники толпились за спиной Лехи, молчащие и слегка перепуганные. И все глядели на него.
Тимофей вздохнул, повернулся и сел, подтянув поближе противно занывшую распухшую ногу.
- Объяснять некогда. Там внизу, под карнизом, есть помещение, я переберусь туда. В обе стороны тянутся еще окна, но они не освещены. А вы начинайте уходить. Леха, проследи и организуй. Всем есть куда идти?
Ближайший из узников выдохнул:
- Гостиница Гондолы. Там можно укрыться, она под патронажем магов-пространственников. Кроме того, на улицах города нас уже не имеют права арестовывать. Закон гласит: прошел ворота - и маги-оружейники над тобой не властны…
Тимофей поморщился от приступов усиливающейся боли, самовнушение не действует долго, теперь ему будет становиться все хуже. И постарался произнести мужественным тоном (будущее представлялось туманным и темным из-за начинающейся гангрены, так что пусть хоть запомнят героем):
- На этом мы расстаемся. Раз на улицах вам ничего не угрожает - значит, мои обязательства перед вами выполнены.
И тут его немало удивил почтенный Чарача, который вдруг выступил вперед и заявил:
- За наши деньги вы могли бы и сопроводить нас до гостиницы…
И встал в позу, делавшую честь любому Нерону, - с капризно выставленной вперед ножкой и заложенными за спину руками.
Пока Тимофей размышлял, что бы сказать отставному самодержцу, вмешался Лexa:
- Типа сам доберешься, не маленький! А ну топай, не то сейчас конкретно получишь…
И Лexa продемонстрировал самый неопровержимый довод своей культурной прослойки - туго сжатый кулак, поднесенный к носу свинорылого.
Чарача внял предупреждению и в ускоренном темпе отступил назад.
Тимофей напомнил всей застывшей честной компании:
- Мне пора вниз. А то вдруг кто появится и тоже выглянет в окошко.